– Поля… Может, уехать тебе?
– Куда, мама, и на что?
– В город уедешь, учиться – воодушевилась мать – я деньгами помогу. Переживём это время. Люди посудачат и забудут… А там, захочешь вернуться – возвращайся и здесь работай… Захочешь в городе остаться – оставайся… Образование получишь, жить по-человечески станешь. Только у меня условие… Я помогу, если ребёнка в роддоме оставишь. Напиши отказную, дочь…Ни к чему нам этот ребёнок, постоянно он тебе будет Самсонова этого напоминать, постоянно о позоре своём и нашем, ты помнить будешь…
Глаза Полины наполнились слезами.
– Мама – прошептала она – а ты бы смогла своё родное дитя оставить в роддоме?
– Ну, смотри – мать встала – но с ребёнком домой, уж ты нас прости, не вертайся – не сможем ни отец, ни я его принять…
– Я подумаю, мама…
– Хорошо. Только Асеньке не говори про наш разговор – она меня сегодня два часа убедить пыталась, что нельзя дитя не убивать, не отказываться от него…
Полина кивнула и отвернулась к стенке.
Подумала про себя – ну какая она мать, в действительности… Может, и права мама с отцом…
Ночью приснился ей малыш – пухленький, розовый, с толстыми ножками и ручками, с ямочками на щеках и торчащими непокорными волосиками.
Он звал её звонко: "Мама!" и тянул к ней свои ручонки, а потом заливисто смеялся. Только вот его образ уходил от Полины всё дальше и дальше, всё тише и тише слышала она его голос-колокольчик: "Мама!", и в конце концов, образ малыша совершенно пропал.
Утром она проснулась с ощущением того, что очень хочет подержать на руках этого малыша, понянчить его, покачать… Она была уверена, что со временем все привыкнут к её ребёнку, и может быть, даже Самсоновы-старшие примут внука…
Через несколько дней она заставила себя встать и пойти в магазин. Отец был на деляне, мать с Костиком дома, Костя орал и не слезал с рук, вот она и попросила Польку сходить.
В магазине около прилавка, как всегда, собрались самые отчаянные сплетницы посёлка. Купив, что ей нужно, Полина вышла из магазина и тут же, молчавшие при ней женщины, стали вовсю обсуждать её. Они думали, что Полина уже ушла, но девушка стояла за тонкой дверью и всё слышала:
– Ну и проститутка выросла у Ревченко! А ещё ходит, нос задрав!
– Я бы после такого вообще из дома не вышла!
– Гулящая девка, как есть, гулящая!
– Видать, с матки пример берёт, у той-то тоже так себе репутация!
– Да ты что?
– Так оно и есть…
– Ну, знамо дело – от осинки не родятся апельсинки…
– И то…
– И не говори, сватья…
– Ох, и дура! Так ещё говорят, что неизвестно от кого дитя-то!
– Да ты что!
– Да-да, её, говорят, весь посёлок на Остринке того…валял…
– Ой, Божечки… Вот от кого сыновей-то беречь надо…
Услышав всё это, Поля медленно опустилась по двери…Нет, так и будет за ней следовать нога в ногу эта репутация… Так и будет преследовать её и её ребёнка, потом и ему так будут говорить – гулящая, мол, твоя мать…
В последний месяц весны родила Полина в райцентре мальчика – худенького, но здоровенького. Когда поднесли ей сына – отвернулась к стене, смотреть не захотела, а через несколько дней вернулась в посёлок.
Одна…
Часть 4
Полина открыла калитку и вошла во двор. Отсутствовала она совсем недолго, но ей казалось, что она не была дома целую вечность.
Проходящие мимо соседи останавливались и смотрели, как она вошла и оставила калитку приоткрытой, желая потом в очередной раз помусолить языки, они не спешили идти дальше, а чуть останавливались и прислушивались.
На крыльцо вышла мать, кутаясь в старенькую, местами прорванную шаль. Полина ожидала, что она сейчас обрадуется ей, обнимет, или хотя бы поздоровается и посочувствует, ведь она, Полина, сделала всё, что хотели родители.
Но мать смотрела на неё чужим, отстранённым взглядом, в котором читались неприязнь и презрение.
– Чего явилась? – кинула она с крыльца, и Поля остановилась, как оглушённая. Она поняла, что в этом доме ей теперь не рады. Совсем не рады – опозорила нас с отцом, Аську, Костю, и как ни в чём не бывало, явилась домой, шлюха!
– Мама… – начала Полина – я сделала всё, что ты и папа велели… Как же… Ведь ты говорила, что поможешь мне уехать отсюда… Если я…
– А ты заслужила, чтобы тебе помогли? Меньше надо было ноги раздвигать перед мужиками! А теперь помощи ждёшь? Не будет тебе от нас с отцом подмоги и не думай! Убирайся вон, позорница!
– Мама, да ты что?! Куда я пойду? У меня ни копейки денег, я не ела со вчерашнего дня!
– Мы с отцом своё дело сделали – вырастили тебя, теперь ты взрослая, так что дальше сама иди, своим путём, на нас не надейся! Здесь, в посёлке, житья тебе всё равно не дадут, так что уезжай или уходи, но нам с отцом на глаза не показывайся.
Полина поняла, что спорить с матерью бесполезно. Она медленно развернулась и побрела прочь от дома, который когда-то был ей родным. Теперь дорога в отчий дом для неё была закрыта.
Она шла, не разбирая дороги, не зная, что будет делать теперь, куда пойдёт… Любимый человек предал, родители от неё отказались, ребёнка она оставила в роддоме, в посёлке её презирают, и весь белый свет словно ополчился против неё.
За спиной раздались быстрые шаги, кто-то взял её под локоть. Аська.
– Поля, где твой ребёнок? – спросила она.
– В роддоме оставила – ответила Полина – как я его растить буду, Ася. На что?
– Ох и дура же ты, Полька! – возмутилась сестра.
– Мать обещала с деньгами помочь, если я отдам ребёнка. Сказала, что даст мне денег, чтобы я могла уехать.
– Ты что, маму не знаешь, что ли? Как можно было поверить ей? Ох, Полина, ну как можно было родное дитя оставить?! Ладно, ты сейчас иди на остановку, через час будет автобус в город, я соберу твои вещи и принесу, и денег, сколько смогу, на первое время тебе…
Полина послушно кивнула и отправилась к остановке. Какая разница, что делать теперь – всё, как на автомате…
Через сорок минут появилась запыхавшаяся Ася с большим чемоданом в руках. Опустилась на скамейку рядом с сестрой, поставила перед ней чемодан:
– Вот, тут все твои вещи, там же перекусить и молоко в бутылке – она сунула ей в руку бумажку – это адрес бабушки, папиной мамы, она в городе живёт.
– Почему я о ней никогда не слышала? – в Полине впервые за всё это время проснулся интерес хоть к чему-то.
– У неё с родителями что-то получилось там… не знаю… Попробуй к ней на постой пристроиться. Она, насколько я помню, очень строгая, но думаю, не откажется тебя принять. Вот деньги тебе – сколько могу, ты же знаешь, я родителям всё отдаю, себе так, на шмотьё оставляю. Но в этом месяце обойдусь без обнов – она улыбнулась, сверкнув белыми зубами – и пиши мне, ладно… Как устроишься в городе, сразу напиши, хорошо!
Полина обняла Асю:
– Спасибо тебе, не знаю, чтобы я делала без тебя…
– Пиши лучше на адрес работы, чтобы предки не увидели, что мы общаемся. Отец очень зол на тебя, запретил и мне, и матери к тебе даже приближаться. Но скорее всего, с их стороны это не из-за твоего проступка – просто хороший повод избавиться от лишнего рта, уж прости…
Ася вместе с сестрой дождалась автобуса, посадила её и махала ей рукой, покуда автобус не исчез из вида.
Вот и всё… Полина не знала, что ждёт её впереди, да было уже всё равно на себя и на свою судьбу.
Дорога до города была просто ужасной – одни колдобины, повороты, рытвины. Автобус шёл медленно, пассажиров качало туда-сюда, трясло так, что у Полины тошнота подступала к горлу. Ехать до города нужно было четыре часа.
Девушка пыталась заснуть, и ей это удавалось, но это был, скорее, не сон, а какое-то забытье. В этом состоянии она опять видела своего малыша, тянущего к ней ручки, потом родителей, и всё время спрашивала у них: "За что так жестоко?", но отец смотрел на неё сурово, собрав в нитку и без того тонкие губы, а мать – с отвращением, словно она, Полина, и не её дочь вовсе, а какое-то мерзкое существо.
Серый город тоже встретил девушку хмурой и неприветливой погодой. Автобус высадил пассажиров на вокзале и уехал по своим делам.
Вокруг сновали неприветливые, равнодушные люди с серыми, усталыми лицами, вдалеке от высоких труб поднимался чёрный дым, ездили машины. Никто не обращал внимания на Полину. Ей удалось остановить двух молоденьких девушек, она показала им бумажку с адресом, а они объяснили ей, как доехать до указанной улицы.
Полина долго искала бабушкин дом, а когда нашла – удивилась, она думала, что увидит какую-то старенькую постройку и шатающийся забор, но дом был добротный и ухоженный, большой, с красивым садиком перед окнами. В садике росли рябина, вишня, кусты сирени, черёмуха.
Полина неуверенно постучала в металлические ворота, но потом увидела кнопку звонка и, помешкав, нажала.
Некоторое время слышалось только рычание собаки, но вот раздались энергичные шаги, зычный женский голос крикнул: "Полкан, фу!", ворота открылись и на Полину уставилась женщина, так не похожая на тех "бабушек", которых знала девушка по посёлку.
У неё была модная "химия" на голове, яркое домашнее платье и тапочки на меху. В руке она держала сигарету в длинном тонком мундштуке.
– Ты кто? – с интересом, и в тоже время удивлённо, спросила она вместо приветствия.
– Здравствуйте – пробормотала Полина – простите, вы Серафима Трофимовна?
– Ну, я – усмехнувшись, ответила женщина.
– А я… Я.… ваша внучка, Полина, дочь сына вашего.
– Внууучка – протянула женщина – а ты чего нарисовалась-то?
– Я.. мне…
– Ладно, не бубни, нормально разговаривать что ли не умеешь – миролюбиво произнесла женщина и посмотрела на её огромный чемодан – входи давай, дома разберёмся.
Дом внутри был уютный, с такой мебелью, которую Полина никогда не видела у них в посёлке.
– Проходи, располагайся… Ты надолго? Как поживает мой недотёпа сын? А его непутёвая жена, твоя мать?
Она засыпала девушку вопросами, на которые та не успевала отвечать. Когда Серафима Трофимовна наконец остановилась, Полина осмелела, достала из чемодана огромную булку деревенского хлеба, бутылку молока, пирожки, положила всё это на стол.
– Это гостинцы – произнесла она – и масло вот своё, натуральное, вкусное. Вы простите, я вас надолго не стесню, мне бы только на работу устроиться.
Женщина быстро вскипятила чайник, усадила Полину за стол, выставила пирог, конфеты, колбасу, сыр, при этом не переставая болтать:
– Да какая тут работа! Что-то тяжело с работой-то стало. Разве на рынок куда, продавцом. Аттестат-то есть у тебя?
Полина не вытерпела и разрыдалась перед этой незнакомой женщиной. Та же в свою очередь спокойно накапала ей валерьянки, заставила выпить, потом, когда девушка немного успокоилась, потребовала:
– Рассказывай давай.
И Полина выложила ей всё, что случилось с ней за последнее время. Серафима Трофимовна охала и ахала, а под конец, усмехнувшись и стукнув ладошкой по столу, сказала:
– Ну, Галька, ну стерва! Родную дочь с дома погнать! И этот – сынок мой, ну тряпка же – во всём ей всегда потакал! Серьёзный, строгий, а бабе в рот смотрит! Говорила я ему – нечего прощать эту… Нет же – "у нас семья, у нас семья" – передразнила она отца.
Женщина всё возмущалась и возмущалась, потом сказала:
– Да ты ешь-то, как птичка совсем! Аппетита нет? Какой уж тут после такого аппетит! А с сыном что делать будешь?
– Не знаю – честно сказала Полина – он мне… Ромку напоминает…
– Понятно – сникла бабушка – ненавидишь, значит, ни в чём неповинное дитя… Ладно, тебя после такого трудно осудить. Оставайся, постелю тебе вот, в комнате. Там сыровато правда, но включишь обогреватель, будет тепло. Воды на печке нагреешь, если надо умыться. А с работой… Ну решишь позже, может, я смогу чем подсобить. Что? Сестра аттестат должна выслать. Девять классов? Надо тебе в вечернюю школу пойти, или в ПТУ, учиться. Говорила я этому оболтусу – учись, так он спорил со мной, зачем мне, мол, это, я в деревне жить останусь. Дурачок…
– Бабушка – Полина достала из кармана деньги – у меня деньги есть, я тебе их отдам, как будто оплату за постой…
– Да убери! – возмутилась женщина – я, слава Богу, не голодую, даже могу лишка себе позволить иногда – она подмигнула Полине – лучше одежду нормальную себе купи, ты ж молодая, красивая, родители что – и одеть тебя не могли, ходишь, в чём попало…
– Мне Ася, старшая сестра, давала свои вещи иногда…
– А, Аська, помню-помню. Любимица она их…
Полина ещё долго слушала монолог Серафимы Трофимовны про своих родителей, и думала о том, что же между ними произошло такого. Но спросить не решалась, пока было неудобно. После утомительной поездки на автобусе хотелось одного: вытянуться на постели и уснуть – надолго, а лучше навсегда, чтобы больше никогда не просыпаться.
Утром её разбудило пение птиц за окном. На душе было впервые как-то спокойно и тепло. Обогреватель она на ночь не включала, и в комнате было немного прохладно. Встала на холодные половицы голыми ногами, потянулась всем телом, подошла к большому зеркалу на стене.
Отражение показало ей маленькую хрупкую девчонку с длинными рыжими волосами с медным отливом и огромными зелёными глазами. Яркие конопушки на носике и щеках делали её внешность совсем детской. Коснулась своих губ – помнят они ещё безумные поцелуи Ромки!
Ах, Ромка, как же я ненавижу тебя!
Прошла в кухню, налила в умывальник холодной воды, с удовольствием плескала воду в лицо, фыркая и наслаждаясь.
На кухонном столе записка: "Полина, хозяйничай, я на работу ушла. Приду часа в три. Серафима Трофимовна".
