Иногда Кит подшучивал над сочинителями и оставлял на полях их тетрадей игривые заметки. Иногда – даже хвалил. Они смущались, приходили в восторг, пытались вычислить того, кто написал это замечание, по почерку. И, разумеется, никогда не вычисляли.
Одиночество и монотонная работа не угнетали Кита. Он читал самозабвенно, упивался новыми и неожиданными находками. А в свободное время – гулял. Но не просто бродил, разглядывая плитку под ногами или окружающие пейзажи. Он гулял, останавливаясь напротив любопытных окон, за которыми виднелись книжные шкафы или сгорбленный над письменным столом человек.
– Так-так, – бормотал Кит, – это уже интересно.
Он зажмуривался и тут же улавливал ниточку повествования. Если то, что он разбирал, было хорошо, он довольно улыбался и возобновлял променад. Если же нет – он качал головой, но внутренне радовался предстоящей работе. Кит никогда не мешал писателям, никогда не переманивал строчки в невидимый коридор в тот же миг.
Но где-то месяц назад в мире слов что-то изменилось. Кит почувствовал это ночью, во время работы. Коридор дрогнул от наплыва гостей.
Рукописи. Сотня за день вывалилась на город. И с ними явно было что-то не так. Сила хаоса и разрушения вырывалась вперёд, завладевала умами пишущих. Кит с трудом вытащил клубок копошащихся строчек и закинул их в несколько десятков толстых тетрадей. Он взмахнул рукой, и дрожащие тетради тут же угомонились.
– Сейчас мы порядок наведём…
Рукописные слова – самые мощные и кусачие. Они не утратили свой первичный облик, данный им почерком определённого человека, они сильны, они, можно сказать, делят с хозяином одну на двоих душу.
Слова, толкающиеся теперь в коридоре, были жутко прожорливыми и буквально дрались на ножах с теми словами, которые думали иначе. Такого Кит никогда не видел раньше.
?????????????? 2
Кто был по ту сторону и управлял хаосом? Кит ещё ни разу не встречался с ним лицом к лицу. Он всё больше уверялся в том, что против него действовала уже не какая-то обезличенная и слепая сила, а воплощённая тьма. Вернее сказать, она нашла проводника, и теперь тот рос, упиваясь жужжанием диких слов в чернильной ночи. В кого воплотился проводник? Этот вопрос и мучил, и развлекал Кита больше всего. Поглядеть на зло в материальном виде всегда любопытно, хотя вряд ли стоит ожидать чего-то необычного. Чёрный костюм, украшения из серебра, острые белые зубы, тонкие губы, а волосы – обязательно цвета воронова крыла.
Кит усмехнулся. Он-то был посередине, между добром и злом, был хранителем, балансом, и мог отклоняться в нужную сторону, если требовалось. Поэтому его гардероб не ограничивался строгими рамками: он предпочитал хорошо проверенную временем классику. Твидовые костюмы, кепи (у него была невероятная коллекция!), пальто или плащ в холодное время года, полуботинки и бессменный портфельчик с рукописями. В качестве чего-то особенного Кит добавлял в образ какой-нибудь необычный аксессуар: брошь, кольцо, шарф. Сейчас его фишкой были круглые очки в оправе, стилизованной под оникс.
Да, сила хаоса выбрала для воплощения подходящий момент: золотистый и медленно увядающий сентябрь – любимое время года Кита. Всё в этом месяце напоминало настоящую жизнь: тёплые дни, солнечные и полные надежды; дождливые вечера, пропитанные тоской и простудами разных сортов; долгие ночи, в которых есть место бессонницам, любви и творческим поискам. Как написал когда-то Фрэнсис Скотт Фицджеральд: «С первым осенним холодком жизнь начинается сначала». Даже у того, у кого и жизни-то в обычном понимании нет.
?????????????? 3
Книги стояли молчаливыми рядами и спали. Они любили ночь: темнота прятала их от любопытных взглядов посетителей, от необходимости быть всё время начеку. Знаете, ведь это малоприятно, когда кто-то близоруко щурится возле тебя, оценивает и примеряется; а потом вдруг выбрасывает руку, как щупалец, чтобы выхватить приглянувшийся экземпляр. Затем вгрызается хищными глазами в строчки, оценивая соотношение «название – содержание», и только потом щупалец принимает окончательное решение: оставить или забрать. В этот миг книга съёживается, потому что большинство книг по сути своей – интроверты и любят постоянство. Им нравится занимать отведённое место на полке у хозяина. Нравится быть единственным другом, которого дадут почитать только избранным. А вот все эти библиотечные перемещения из рук в руки (читай: из щупалец в щупальцы), честно говоря, довольно мучительны для многих.
Но что, если книгу всё-таки забирают? Нарушаются соседство и дружеские связи, а иногда книга и вовсе переносится в другой мир насовсем. Человек забывает её отдать, откладывает звонок в библиотеку, чтобы сделать продление, а потом, когда уже откладывать некуда, – не может найти книгу. Где она? Куда запропастилась? Вот же, совсем недавно была перед глазами! Иногда найти пропажу так и не удаётся, и приходится выбирать ей на смену новую и не всегда качественную подделку.
Сейчас книги спали. Им было не о чем волноваться. Но им неоткуда было знать, что ночь расчистила дорожку в библиотеку для одного важного посетителя. Они не услышали его мягких шагов и не знали, как он прекрасно видит в темноте. Посетитель зацепил взглядом несколько корешков, отчего задетые книги вздрогнули и пугливо заозирались по сторонам.
– Что такое случилось? – зашептал «Философский словарь от А до Я» своей соседке. – Мне показалось, что кто-то на меня смотрит.
– М-м-м? – вяло отозвалась «Анатомия человеческой деструктивности» и сладко потянулась, хрустнув корешком. – Не придумывай, кто может смотреть на тебя ночью? Спи.
Словарь ещё немного повертелся, а потом снова задремал.
Ночной посетитель в это время сидел в читальном зале, изучая какую-то книгу. Буквы слегка расползались под его взглядом, будто хотели спрятаться куда-нибудь под стол. Но, увы, им не дано проваливаться сквозь лист, как сквозь землю. А от полночного гостя по имени Кит вообще нельзя было скрыться, по правде говоря. Кит отложил тетрадь и задумался: «Можно ли вообще показать мысль живой? Такой, какая она есть, без экзотических примесей культуры? Наверное, поэтому и появились книги без знаков препинания – жалкая попытка показать живую мысль: настоящую, без прикрас. Какая она? Запертая в банке несмышлёная бабочка, которая бьётся в испуге? Нет, этот образ слишком прост и избит. Мысль больше похожа на заполненный по самую макушку концертный зал, где все без конца перемещаются, путаются в местах и рядах, протискиваются мимо уже сидящих, опаздывают, сморкаются, шепчутся, шикают и цокают. Если попытаться выстроить события, которые произошли в концертном зале от начала его заполнения и до конца представления в одну линейную последовательность – ничего не получится. Потому что все действия в нём выполнялись не последовательно, а одновременно, накладываясь одно на другое. Да-да, не линейно! Люди хотят разложить мысли по полочкам. Хотят, чтобы они занимали свои места в головах. Вот здесь – хорошие, светлые, нужные. Их надо держать на виду и сразу же ими выстреливать в собеседника. Ну и вообще – для счастливой жизни полезно мыслить па-зи-тив-на!!! Чуть подальше – мысли ни то ни сё. Обрывки, интуитивные догадки, невысказанное от стеснения или ещё чего. Они соскальзывают с языка, если выпить рюмочку-другую. А что здесь, в дальнем и пыльном уголке? Тьфу ты, чертовщина какая-то! Называется: я этого не думаю. Не могу я так думать! Это что-то копошится внутри меня другое. Пнём такие мыслишки ещё раз ногой на задворки – чтоб не мешались. Наляпаю слов без знаков препинания, чтобы сымитировать жужжание внутри. Где вы, любители нарушать реальность, вдолблённую в наши черепушки с самого рождения? Где вы, любители достать мысли из самых задворок памяти?»
Кит усмехнулся, но его взгляд был так холоден, что, если бы прямо сейчас кто-то попал под него, то закоченел бы на месте. Хорошо, что Серж опаздывал.
Часы пробили полночь. Кит вздохнул: оставаться здесь больше нельзя. Он спрятал тетрадь в портфельчик, потушил свечу и в полной темноте устремился к выходу. Кит отлично видел во мраке, а свечу ставил больше для антуража, чем для дела. Ступеньки громко скрипели в такт шагам. Кит выругался, и они тут же замолкли.
Женщина в фойе крепко спала, сидя за столом и подложив правую руку под голову вместо подушки. Конечно, она и не заметила, как мимо неё проскользнул высокий пожилой мужчина в твидовом костюме. Вдруг у самого порога Кит обернулся, цокнул языком и в растерянности уставился на книгу: он забыл положить её на место. Старик немного помедлил, а затем подошёл к столу и подсунул книгу под руку женщине. «Так-то будет лучше», – пробормотал он и учтиво поклонился согбенной фигуре вахтёрши. Потом осторожно отпер дверь, щёлкнув оставленным в замке ключом, и оказался на свободе.
На улице было тепло и влажно. Сентябрь старался сохранить остатки лета, и у него это пока получалось. Мужчина немного постоял на крыльце, высматривая на горизонте Сержа, но горе-помощник где-то запропастился. Тогда Кит достал белый мелок из портфеля и написал на двери: «Где тебя носит, тупица? Жду до трёх в „Белке“» и быстро зашагал прочь.
В это время Серж видел прекрасный сон. Он наконец-то стал великим! Куда уж величественней, чем его заносчивый начальник. Серж сидел в огромном кресле в собственном кабинете и курил трубку. Его ноги в чёрных панчкэпах лежали прямо на столе. Секретарша Оленька (конечно же, хорошенькая) готовила ему кофе в соседней комнатке, и Серж предвкушал её скорое появление. Наконец-то послышалось лёгкое цоканье каблучков. Лицо великого Сержа просияло. Медленно повернулась золочёная ручка, и точёная спинка секретарши показалась первой. Далее мелькнули розовые головки локтей: Оленька держала перед собой поднос, но лицом к Сержу не поворачивалась. Она быстро семенила спиной к столу. Серж хохотал, оценив шутку, и уже протягивал руку к самой соблазнительной части тела Оленьки. Но тут Оленька развернулась и с силой клацнула пустым подносом. Серж изменился в лице, он был возмущён таким поведением. Но секретарша уже выпорхнула за дверь. Серж открыл было рот, чтобы… Чтобы… Что это? На подносе красовались белые буквы: «Где тебя носит, тупица? Жду до трёх в „Белке“».
Тут же в ушах Сержа раздался гневный голос начальника, повторившего вопрос с подноса. Мужчина в панике сбросил ноги со стола и… проснулся. Будильник показывал два сорок.
?????????????? 4
Кит занимался вычиткой. Дневник начинался цитатой:
«Мысль, прежде чем стать мыслью, была чувством».
Кит поморщился и подумал, что нынче многовато чувствительных развелось. Он поправил очки и быстро пробежал глазами по строчкам первой страницы:
«Закономерно, что сегодня мне хуже, чем в три предыдущих дня. Устал, ссутулился и поник. Ночью проснулся от жуткого видения. Снилось, будто я смотрю на низкое небо в серых тучах. И вдруг прямо на этом монотонном фоне возник яркий цветной обруч. Сначала он был маленькой точечкой, но потом увеличивался и рос, пока не заполнил всё небо. Затем обруч начал крутиться и приближаться ко мне. Я испугался и побежал в другую сторону, но обруч переместился вслед за моим взглядом. Мне стало ясно: обруч не на небе, обруч не сам по себе, обруч вижу только я. Он будто приклеился к моему взгляду.
И тут я проснулся и подумал: господи, как хорошо, что это был всего лишь сон. Но, к моему ужасу, обруч никуда не исчез, более того, он удвоился! Меня затрясло. Зажмурил глаза — за каждым веком пульсировало разноцветное сияние. Открыл глаза — два маленьких обруча крутились как ни в чём не бывало. Я затряс головой, выскочил из тёплой постели и босиком побежал в ванную. Потом несколько раз умылся ледяной водой – и видение понемногу начало исчезать. Наверное, я уснул на лице и передавил какую-то артерию или вену, не знаю. Чувствую…»
– Ну вот, – вздохнул Кит, – опять чувства!
«Чувствую, что у меня:скудное воображение, отсталый язык, мало логики и способности анализировать. Стало быть, кому будут нужны мои книжки? Пустота снова дотронулась до меня костлявой рукой. Как много людей любят писать и делают это по-настоящему здорово! И как это больно — понимать, что мне не хватит места среди полчища талантов!»
Кит усмехнулся и написал на полях:
«Неплохо бы вам, молодой человек, заняться делом: вы слишком много балаболите и рассматриваете себя в лупу — такое поведение до добра не доведёт».
?????????????? 5
Серж бежал по тёмному переулку. Он проклинал себя за то, что уснул так не вовремя и теперь безнадёжно опаздывал. В его встревоженной голове ещё парили остатки недавнего сна, где Оленька приветливо улыбалась и семенила ножками. Концовку видения Серж не хотел вспоминать – ему было жутко от одной мысли, что Кит может проникнуть даже в тайные грёзы и оставить там послание в любом месте. В том числе и на кофейном подносе.
До «Белки» оставалось не больше минуты быстрым шагом. Но Серж остановился и руками упёрся в колени. В боку так кололо, что хотелось упасть на тротуар и отдышаться хотя бы капельку. Отдышаться и забыть, что ждёт его впереди: очередная выволочка и позор. Это даже хорошо, подумал Серж, что теперь приходится бежать со всех ног – не так много времени остаётся на мрачные предчувствия.
Вдруг Серж услышал откуда-то сверху хлопок. Он вскинул голову и увидел, как с высоты опускается бумажный самолётик. Серж остановился.
– Это что ещё за ерунда, – пробубнил Серж, но самолётик поймал: вдруг это очередная проверка Кита?
Он сунул находку в карман плаща и сорвался: часы показывали без двух минут три. Надо успеть в «Белку» во что бы то ни стало.
В «Белке» было тепло и приятно: аромат свежесваренного кофе выстилал дорожку прямо к смятенной душе Сержа. Именно горячего напитка ему сейчас так не хватало. Мужчина огляделся в поисках начальника: Кит сидел в углу, за дальним столиком, спиной к залу. Других посетителей в это время не было. Заскучавший бармен вяло проводил Сержа взглядом, кивнув в знак приветствия. Серж выдохнул и почти на цыпочках начал подбираться к пункту назначения.
– Ну же, смелее! – внушительный голос Кита будто подтолкнул Сержа, и тот двинулся крупными, разлапистыми шагами. – Кофе? – уточнил он, когда Серж наконец подобрал полы плаща и уселся.
Серж замотал головой.
– Я проспал, – виновато проговорил он. – Не знаю, как это вышло…
– Прескверно вышло, – подсказал Кит и ловко выдернул из кармана Сержа бумажный самолётик. – Это у тебя откуда?
– Да так, – Серж коротко взмахнул рукой, – смотрю – летит, я и подобрал.
– Удивительная предприимчивость! Или всё-таки любопытство?
Мужчина не знал, что ответить. Но Кит уже не спеша разглаживал самолётик. Серж наблюдал за его движениями и молился, чтобы всё прошло спокойно. Внутри самолётика было гневное сообщение от неизвестного адресанта. Кит зачитал его вслух.
«Нет, я больше не хочу играть по вашим правилам! С меня хватит! Я вас ещё всех проучу! Жалкие фантазёры, глупые волшебники, нелепые игроки! Я так заверчу все эти буковки и словечки, что уже ни конца ни края не найдёте! Как вы смеете в чужие дневники совать носы, да ещё оставлять там пометки!»
Кит улыбнулся и сказал:
– Подумаешь, всего одну пометку и оставил. Нервная нынче пошла молодёжь. Но крайне наблюдательная, крайне! Где же ты его поймал?
Серж попытался вспомнить номер дома, морща лоб.
– Да тут, буквально за углом. Только и слышу – «клац!», форточка захлопнулась, а он летит, летит, и прямо ко мне!
Кит, казалось, уже не слушал нерасторопного помощника: он достал из портфельчика листок и стал что-то писать. Серж умолк. К столику подплыла официантка и начала собирать посуду. Её леопардовые лосины и футболка с огромными красными губами так увлекли Сержа, что он позабыл о своей тревоге.
– Значит, вот что, – сказал Кит, закончив писать. – Самолётик должен оказаться там же, откуда прилетел.
Серж проводил взглядом женщину и вздохнул. Меньше всего ему хотелось думать о том, как вернуть самолётик неизвестному владельцу. Он скоблил ногтем крышку стола, будто хотел стереть защитный слой, под которым прячется выигрышная сумма. Молчание набухало и вдавливало Сержа в твёрдое сиденье.
– Когда я должен его доставить? – наконец спросил он.
– Завтра в это же время, – ответил Кит. – Мы обыграем заносчивого прощелыгу в два счёта!
– И как же?
– Легко, – он протянул Сержу листок, на котором только что писал.
– Мы поступим точно так же, как и все современные жители планеты: повторим форму, извратив содержание!
Серж посматривал на вдохновлённое лицо начальника, не совсем разделяя его радость. Кит продолжил:
– Ты сложишь точную копию нашего самолётика из этого листа. Справишься?
Серж кивнул и придвинул самолётик №1 поближе. Его внимательные глаза скользили по контуру бумажного лайнера, а губы шевелились, будто Серж читал мантру. Он несколько раз перевернул изделие с боку на бок, подержал на вытянутой руке, будто оценивал его размер относительно горизонта. Наконец приступил к изготовлению самолётика №2.
Когда великий мастер закончил работу и хотел поделиться своей радостью с ближним, ближнего за столиком не обнаружилось. Вместо него на столе громоздилась пухлая тетрадка, от вида которой Серж поморщился. Как он мог забыть про обычное задание? Мужчина взял тетрадь в руки, взвесил её, ещё раз поморщился и спрятал во внутренний карман плаща. Самолётики №1 и 2 он аккуратно поместил в другой карман. Теперь Сержа интересовал только кофе.
?????????????? 6
Утренний город оглядывал себя в витринах заспанных магазинов и окнах домов. Пока ничего примечательного он не заметил: на улицах не было ни души, потому что все души теперь спали в уютных мягких постелях.
Возле «Белки» дремал пёстрый кот по кличке Нос. Он дожидался сладкого мгновения, когда по ступенькам спустятся такие любимые ноги в леопардовых лосинах и нальют ему в миску тёплой молочной каши. Да, сейчас каша нужна как нельзя кстати: Нос продрог, а до момента, когда хоть немного прогреется воздух, оставалось около двух часов.
Бухнула дверь. Нос открыл глаза и приготовился к прыжку. Напрасно – спускались не те ноги, которые он так ждал. Эти были в чёрных, слегка помятых брюках и ботинках панчкэп. Нос долгое время жил рядом с обувным магазином, поэтому в моделях знал толк.
Панчкэпы задержались на последней ступеньке на несколько мгновений. Потом послышался щелчок, и Нос учуял запах табака с примесью гвоздики.
– Что, спишь? – кота потрепали по холке и обдали дымом. – Холодно тебе? Нос презрительно сощурился и повалился набок, будто сделал панчкэпам одолжение: гладьте меня, гладьте. Поглаживания разморили Носа, и кот опять задремал. «Надо же, – думал он, – как мало коту нужно для счастья: миска каши да капелька любви. Но где же каша?»
Панчкэпы докурили и удалились в неизвестном направлении. Когда Нос во второй раз услышал, как хлопнула дверь, он вскочил и призывно мяукнул. Розовые вьетнамки задорно шлёпали по пяткам его любимой женщины, а от миски, которую она несла, шёл умопомрачительный запах молока.
– Вот ведь увалень! – привычно пожурила она кота и поставила с ним рядом угощение. – А это что тут у тебя? – женщина подняла белый бумажный самолётик. – Влом до мусорки дойти… Балбесы! – она цокнула языком и сунула самолётик в фартук.
?????????????? 7
Если бы Серж услышал, что его в очередной раз обозвали балбесом, да ещё и кто обозвал, – он бы точно не уснул этим утром. Ведь чужая оценка – ох, какое опасное существо: оно может нанести человеку такой удар, что хватит инфаркт.
Чужая оценка. Злобная, прищуренная, надменно пожимающая плечами, – она поджидает нас на каждом углу. Вот решили вы, к примеру, написать книгу. А надо сказать, что до этого вы книг не писали и работали где-нибудь в столовой. И вы, конечно же, писать решаете втайне, тихонько, так, чтобы чья-то зубастая малышка-оценка не откусила от вашей души знатный кусочек. Потому что вы пока не уверены в себе, не уверены в том, что вообще должны писать. Вы, по правде говоря, ни в чём не уверены. Вот и молчите. Молчите до поры до времени. Это правильно. Потому-то многие писатели начинают упражняться в личных дневниках. Они и сами-то не очень понимают, почему их так притягивает возможность выговориться на бумаге. Почему бумага кажется жизнью, вечностью, тёплым уголком среди злобного мира. Тишина, ручка, тетрадь, письменный стол… В тот миг, когда мысль превращается в слово, человек превращается в творца.
А дальше – ещё интереснее! Вы понимаете, что значит воплощённое слово? Даже обычный список покупок в розовом блокнотике с замочком? А уж тем более секретик на миллион! Задумайтесь: написанные слова начинают жить без вас. Их может прочитать кто угодно, про себя или вслух. Они могут ранить, взбесить, подбодрить или заставить кого-то плакать. А вы как бы и не у дел. Вас может даже рядом не быть с этими словами, но сила от них останется. И эта сила меняет мир.
Личные дневники – в них так много свободы! Мы пишем их будто для себя, стараемся не оглядываться на потенциального читателя, бросаем грубые мазки на бумагу, не боимся ярких оттенков, не боимся откровенности. Вот где живут настоящие неотполированные мысли – дикие, изворотливые, сильные. Вцепится такая в какого-нибудь чужака, случайно заглянувшего на огонёк, – ну и… как говорится, пиши пропало.
А лучше не пиши.
Утренний город просыпался, и ему не было дела до чьих-то оценок. Нос довольно облизывал усы и урчал: после такого завтрака можно было вершить какие угодно дела! Он зевнул, потянулся и затрусил куда-то.
Из окна одного из домов по Кольцевой улице звучал саксофон. Кто-то виртуозно наигрывал фрагмент из песни Брюса Спрингстина «Born to run». Иногда музыку заглушал подъезжающий к остановке трамвай. «Прекрасное утро!» – подумал Кит и отложил саксофон. Он пританцовывал по пути на кухню и несколько раз даже крутанулся вокруг собственной оси.
В это же время Серж укладывался спать: ночью ему нужно было завершить начатое. Он не знал, что он растяпа. Он не удосужился проверить самолётики. Он уже грезил, и секретарша Оленька аккуратно несла ему кофе, семеня ножками.
?????????????? 8
Дождь заполнял город. Он молотил в окна, с рёвом залетал в сточные трубы, чавкал в обуви прохожих, брызгал в лица – в общем, жестоко завоёвывал территорию. Откуда этот дождь взялся, никто не знал. Во всяком случае, по безоблачному и тёплому утру сложно было заподозрить что-то неладное.
Серж только что проснулся. Он лениво сощурился в попытке разглядеть циферблат будильника: всего-то семь вечера. Можно дать себе ещё пару часов отдыха и напиться кофе. Серж зевнул и не спеша вылез из уютной постели. Длинный махровый халат валялся на полу, мужчина поднял его и отправился в ванную.
Принимать душ в тишине Серж не любил, поэтому тут же из-за двери послышалось пение: «Чашку кофею-у-у я тебе бодрящего налью и по-настоящему спою-у-у новую-у песню-у…»
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом