– Решил себе доказать, что способен на большее, и если вернуться, то только обеспеченным и состоявшимся человеком.
– Ты уверен, что у тебя получится? Родители же не вечные, – произнесла она то ли с серьёзной обеспокоенностью, то ли с усмешкой.
– Солнце, я всегда в себе уверен, а от себя не убежишь, – ответил Максим с неприметной язвительностью из-за неоднозначного тона. – Слушай, давай зайдём в Центр-президентский, раз возле него. Мне, извиняюсь за подробности, надо отлить, а потом покажу тебе там одно интересное место, о котором почти никто не знает, – Максим на свиданиях особенно любил среди культурного, в общем смысле этого слова, диалога вставить какую-нибудь свою интимную нужду в грубой форме, как старому другу, поскольку это помогало психологически понизить важность девушки.
Варвара молча пожала плечами, и они поднялись по широким бетонным ступеням. Внутри небольшого торгового центра, редко имеющего высокую плотность посетителей, некоторые пустующие магазины начинали закрываться, то есть за час до закрытия самого? комплекса.
– Я ненадолго. А потом продолжим разговор; кое-что ещё хотел узнать у тебя.
– Окей, – Варвара покосилась на большие настенные часы над входом.
«Она не так проста, – думал Максим, глядя в одну точку над писсуаром, – я бы даже сказал, удивительна в какой-то мере, но так ли эта Варя откровенна со мной? Где игра и манипуляция, а где правда? Впрочем, это неважно. Поднимемся до секретного места, разговоримся, и я подведу разговор к её дядюшке, а потом можно будет и попытаться подкатить понаглее, главное, не наоборот».
Когда Максим вышел в холл торгового центра, в пространстве белых плит, мрамора и стекла не было никого, кроме охранника в большом чёрном пиджаке и баристы, собирающего пустые кружки со столиков возле входа.
«Вот же ж су-у… так, погоди, может, отошла куда, – он дошёл до эскалатора, ведущего на нулевой этаж, но внизу находились только молодая парочка, играющая в настольный пинг-понг, – неужели пережестил? Да нет вроде, я и не такое бывало вытворял. Ну что ж, этого стоило ожидать от двинутой девчули. А всё-таки есть в ней что-то возбуждающее, и глаза такие красивые».
Максим собирался уже развернуться к выходу, как за линией витрин, уходящих вдаль, заметил мельтешение тонкой ладони. Он двинулся к неушедшей Варваре, разглядывающей одежду на вешалках и продолжающей помахивать из бутика, и испытал радостное облегчение от ошибочности преждевременных суждений. Но когда удалось лучше разглядеть сам магазин, то в горле возник противный ком. Это был именно тот самый шоу-рум, который он всегда старался быстро проскочить, особенно если водил девушек в секретное место. Быстро и с оглядкой Максим вошёл в первое помещение, где на кассе никого не было, и беззвучно прошептал: «Хоть бы не её сегодня смена».
– Смотри, я совсем недавно по такому же фасону шила, – Варвара подняла рукав блузки с изображением миндальной ветки на мятном фоне.
– Отличный вкус, – протараторил ей в ответ, – пойдём быстрее, у нас мало времени осталось.
Не успели они выйти за порог, как писклявый голос обратился к посетителям, а именно к одному из них:
– Максим?
Он выругался про себя и обернулся к той, с которой избегал встречи.
– А-а, привет, решили тут заскочить, но отвлекать не будем.
Как назло, Варя проигнорировала интенцию своего спутника и уставилась в ответ на, вышедшую из другого помещения, молоденькую продавщицу. Та же своими большими круглыми глазами напряжённо рассматривала зашедшую пару.
– Не звонишь, не пишешь, а тут заскочить решил ещё и с новой подружкой. Да вы проходите, а если стесняю – могу отойти, честно обещаю, что не потревожу романтику свидания, – издевательски резала она по ушам, приводя в неловкое замешательство и получая от этого садомазохистское удовольствие.
– Спасибо, Наташа, но мы уже уходим, тем более тебе скоро закрываться, – с внешне непоколебимой доброжелательностью парировал Максим.
Месяц назад, прогуливаясь среди магазинчиков с неоправданно высокими ценами и всякой бесполезной фигнёй для задротов (как они это называли между собой), Максим и Артур выбирали друг для друга случайные таргеты (женщин на глаз от 18 до 30 лет, лучше одиноких или в компании с другими девушками) и придумывали, каким образом начать коммуникацию. Когда снова подошла очередь Артура, тот указал на скучающую продавщицу за кассой и дал задание: встать на одно колено со словами: «выходи за меня!». Максим исполнил это, получил положительную реакцию и бонусом контакты девушки. Так и произошло знакомство с Наташей. На первом свидании, проникшись к остроумному красавчику, она показала место, которое впоследствии Максим стал называть своим секретным – это был выход на крышу торгового центра с предпоследнего, восьмого, этажа с маленьким коридором, ведущим в соседнее офисное здание. Сам выход на крышу осуществлялся через одно из панорамных окон, ручку от коего местная уборщица прятала на верхней полке открытого шкафчика с бытовой химией в общественном туалете на этом же этаже, куда в основном ходил только персонал. Через ещё несколько встреч они провели ночь у Наташи, наутро Максим взял в долг денег на такси до дома и утренний кофе, которые так и не вернул, а после всячески старался избегать какого-либо контакта с ней. Он сам так до конца и не понял, что именно отталкивало в Наташе – может быть, писклявый голос, навязчивость, отсутствие самоиронии, напоминание о тех пятистах рублях или большое полуовальное родимое пятно от лобка до пупка. В любом случае встретить её именно сейчас совсем не хотелось.
– Всего доброго! Надеюсь, что от неё ты не убежишь после первой ночи, – Наташа уставилась своими большими глазами на Варю, ожидая от соперницы резкой негативной реакции.
Одежда прилипла к спине Максима, хоть лицо и ничего не выдавало, однако в голове он метался между тем, чтобы просто выйти из магазина, а там будь что будет, и тем, чтобы как-то ответить Наташе и попытаться прямо сейчас выкрутиться из неприятной ситуации. Каждая секунда молчания отдаляла второй вариант, оставляя только первый, и когда мысли стали переходить на то, что говорить потом Варе, произошёл неожиданный эпизод. Громко и внезапно Варвара рассмеялась, приводя в замешательство Максима и Наташу, отчего те даже переглянулись между собой.
– Так это вы та девушка, про которую рассказывал мой брат? Встретились с ним сегодня, а он весь день мне про какую-то Наташу только и рассказывает влюблённо. Я просила его с вами познакомить – вот и получилось увидеться.
– Ой, я… – Наташа совсем растерялась, а лицо её стало заметно багроветь. – Из-извиняюсь, мне Максим не рассказывал про сестру.
– Варвара, – произнесла она своё имя с таким добродушием, что ей просто невозможно было в чём-либо не поверить.
Максим молчал и не пытался подыгрывать. В этот момент его больше занимала одна эмоция, которая подобно вспышке мелькнула на краю сознания, а эмоция эта была – страх. То, как она умело и правдоподобно вывернула ситуацию наизнанку, сгенерировало в памяти слова Насти про смерти парней, вспоротый живот, проблемы с полицией и кражу. Это миловидное личико с острыми кончиками густых бровей и морщинками у рта однозначно скрывало какую-то тайну. Впрочем, вспышка мгновенно исчезла, а на её место пришло облегчение.
– Так бы сразу и не подумала, что вы родственники, но сейчас замечаю схожие черты.
– Троюродные, – добавила Варя.
– Нам с сестрой всё-таки пора.
– Да, конечно. И ещё, я, если что, послезавтра не работаю.
До са?мого лифта они не обмолвились ни словом. Варвара не выказала ничего похожего на огорчение, раздражение или замкнутость, что ещё больше удивляло.
– Почему ты это сказала, ну, что ты моя сестра? – спросил он, когда дверцы сомкнулись.
– Хотела помочь тебе выкрутиться из неудобной ситуации.
– Лучший способ расположить к себе человека – это стать его сообщником, как говорил мне кто-то, главное, только не переусердствовать, а то можно привязаться.
– Поэтому смотри не привяжись.
– Эй, я, вообще-то, на тебя намекаю.
Дверцы лифта открылись, и они оказались в небольшом коридорчике с панорамными окнами, выходящими на крышу с видом на набережную, где вчера Максим сидел с Артуром и Настей, чуть поодаль можно было заметить здание с той самой книжной лавкой, сливавшееся с остальной невысокой исторической застройкой, а по другую сторону от городского пруда простирались высокие башни с кое-где светящимися помещениями за стеклом, похожими на соты.
– Так, сейчас я в туалет сбегаю.
– Ты же недавно ходил.
– Да погоди ты!
Максим свернул за угол коридора, похожего на букву «П», вернулся с ручкой и принялся вставлять её в одну из створок окна.
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь попасть на крышу, то есть в секретное место.
– А камеры?
– Видеокамера есть только возле уборной, над переходом в офисное здание. Поэтому, как выйдем на крышу, находиться можно будет только на правой её стороне.
Ручка провернулась, и вместе с распахнутым окном подул прохладный воздух.
– Если боишься, то не пойдём.
– А если изнутри нас закроют?
– Ручка с двух сторон открывает и закрывает.
– Я не боюсь, но что будет, если нас поймают?
– Ничего хорошего.
Максим заметил, как на экранчике над лифтом, возрастая, стали сменяться цифры.
– Надо определиться прямо сейчас, потому что сюда едет лифт.
– Пойдём, – дала согласие Варвара, взяла своего проводника под локоть, и они перешагнули раму.
Он закрыл окно и повёл из поля зрения коридора к лежащей деревянной дощечке.
– Вроде успели. Можешь располагаться.
– И какой я буду по счёту, удостоившейся расположения в столь живописном месте?
– Первой.
Она недоверчиво улыбнулась, склоняя голову набок.
– Нет, серьёзно! Так поздно я ещё здесь ни с кем не бывал, – садился рядом и честно признавался Максим, не желая врать и предвещая, что собеседница всё равно раскусит.
– Почему ты не захотел увидеться с Наташей?
– Правда или…
– Правда!
– Как неожиданно, ну хорошо, – он задумался, перебирая пальцами по дощечке возле её ноги, – Наташа хороший человек, и дело не в ней, а во мне, – одно из важных правил на свиданиях: никогда не говорить плохо про других женщин. – Если кратко, то я неподходящий для неё человек, хоть она этого может и не понимать. В самом начале, где-то внутри себя, я предполагал, что выйдет что-то подобное, но сглупил, может, поддался искушению, и в итоге получил навязчивую знакомую, пытающуюся каждые полдня узнавать, как мои дела. Можешь не верить, но я готов был в неё влюбиться, однако не почувствовал ничего кроме раскаяния и пустоты. Я не желаю её использовать как-либо и давать какие-то надежды на будущее, хотя это и сделал, когда напрямую не поставил точку, о чём также жалею.
Варвара молча смотрела вдаль, дав Максиму представление о том, как порой он сам выглядит со стороны.
– Так и всё-таки, почему ты приехала именно сюда?
– Здесь живёт сестра моей мамы, точнее, жила.
– И больше никого? И почему жила?
– Потому что тётя с дочкой, моей двоюродной сестрой, укатили с концами в Прибалтику, а здесь только её муж остался.
– А он почему не уехал?
– Они развелись, хотя формально числятся как семья, потому что ему для поддержания статуса надо или что-то вроде того. Он отправляет деньги и живёт свободной жизнью; тётя с новым мужчиной; девочка ходит в солидную школу, где можно самому выбирать предметы, и наслаждается морем, – все счастливы.
– А чем занимается муж тёти, что так заботится о своём статусе?
– Раньше баллотировался в депутаты городской думы, но не прошёл. Сейчас партия его сместила наперекор амбициям снова попытать удачу.
– У тебя с ним хорошие отношения?
– У меня нет с ним никаких отношений!
В воспоминаниях снова промелькнули слова Насти. Оставалось только подобрать правильный ключ – определить: жертва, воровка или же что-то иное.
– Я не хотела повышать голос, – Варвара заговорила почти шёпотом и стала покусывать заусенец на кутикуле большого пальца, видимо, сама того не замечая, – извини.
– Ничего страшного. Но позволь задать ещё один вопрос: почему ты вообще решила уехать из дома, почему не захотела жить с родителями? Если не хочешь отвечать – просто скажи, и сменим тему.
– Сожительство с мамой стало невозможным, а больше никого и не осталось. Нечему было меня там удержать.
– Предположу, что с твоим необычным характером не каждый уживётся. Угадал?
– Можно и так сказать, только вот что ты подразумеваешь под необычным характером? – Варя будто бы нарочно обходила, интересующие Максима, вопросы биографии, тем не менее это не мешало беседе приобретать расслабленно-доверительный оттенок.
– Может быть, наличие смелости высказывать собственные убеждения, даже если придётся остаться непонятой, но в то же время способность отлично подстраиваться под ситуацию, что может вызывать у людей самые разные реакции. Думаю, такая девушка, как ты, способна как разрушить жизнь, так и заметно её приукрасить.
– Очень милое наблюдение. Не боишься, что тебе разрушу и оставлю тебя злым на весь женский род?
– Однажды в детском саду девочка поломала мою игрушку, а я ей ничем не ответил. Дома отец спросил, почему я такой злой и расстроенный, когда же он выслушал меня, то сказал одно из своих любимых изречений: «злиться на женщину – это как злиться на природу за то, что пошёл дождь». В детстве мне всегда это казалось оправданием слабости и потаканием безнаказанности, но с возрастом я как будто бы стал понимать смысл этой фразы.
– Наверное, тебе повезло, что у тебя есть такой мудрый отец.
– Был. Умер, когда мне было двенадцать лет.
– Сожалею. Я знаю, какого это, терять близких людей.
– Спасибо.
– Как это произошло?
– На летних каникулах мы с папой иногда выезжали на озеро за городом. Брали палатку, удочки и оставались на ночь. Одним тёплым днём так и приехали, выбрали место без единой души, порыбачили, к вечеру развели костёр, а когда пришло время доставать провизию, которую должны были приготовить на огне, то оказалось, что в машине ничего нет. А вышло так по моей вине, потому что я должен был захватить пакеты, один из которых незаметно лежал в кухонном шкафчике под подоконником, но по невнимательности забыл про него. Было ещё не так поздно, и возвращаться домой из-за такой глупости нам не хотелось, к тому же только удалось обустроиться. Отец отреагировал спокойно и без упрёка, предложил вместе съездить в придорожный продуктовый, но я упрашивал его оставить меня сторожить место и следить за костром, потому что считал, что это хоть как-то сможет сгладить мою вину, а если за это время ещё нарыбачу – то вообще отлично. Папа сначала возражал, но потом позволил мне остаться, сказал, что быстро туда-сюда скатается, и что верит в мою самостоятельность. Он уехал; я позакидывал удочку без результата и уселся у огня. На этих советских часах, – Максим быстро из-под рукава блеснул круглым циферблатом с хоккеистом, – которые отец носил в молодости и позже подарил мне, прошло полчаса, прошёл час, начинало темнеть, а грунтовая дорога между густыми деревьями всё так же пустовала, вызывая у меня страх. Телефон у меня уже тогда имелся, простенький такой, но я всегда оставлял его дома, если был с кем-то из родственников. От месторасположения того магазина я помнил лишь то, что он находился где-то вдоль трассы, поэтому решил просто ждать. Не знаю, как точно описать всё, потом происходившее со мной, потому что это походило на потусторонний опыт, который, должно быть, переживают монахи, йоги или наркоманы, вкратце, ночь для меня пролетела за мгновение, одновременно с тем казалась вечной. Ранним утром же за мной приехали милицейские и доставили к убитой горем матушке, от которой я узнал, что на обратном пути из магазина автомобиль отца столкнулся с фурой. В момент аварии он оставался живым, но без сознания, в больнице же скончался.
– Расскажи поподробнее про этот потусторонний опыт, – спросила Варвара, весь рассказ внимательно слушавшая, с таким пониманием в глазах, что Максим невольно находил в ней родную душу.
– Попробую, – он сделался серьёзнее, подбирая нужные слова. – Поначалу я был спокоен, думал, что отец просто задерживается, но по прошествии часа стал испытывать тревогу и страх, которые нарастали по мере приближения сумерек. Помню тишину и треск костра, который я поддерживал всеми силами, чтобы не остаться наедине со своим сердцебиением. Казалось бы, что может быть хуже наступающей темноты и одиночества в подобном месте? Оказалось, есть кое-что – вина?.
– Вина?? – с неприкрытым интересом переспросила собеседница, и изгибы её рыжеватых бровей напряглись.
– Отвратительная и пожирающая изнутри.
– Но ведь в своей детской забывчивости ты виноват лишь косвенно.
– Верно, но я говорю про другую вину. Про вину, вытекающую из страха только за самого себя. Я прекрасно понимал, что с отцом что-то произошло, потому что он бы никогда меня в так не оставил, и, наверное, логически было правильным решением переждать ночь у костра, а не идти непонятно куда, но дело не в логике или правильности, а в том, что я думал только о себе и чувствовал, что неспособен перебороть страх и отправиться через тёмный жуткий лес, ради спасения самого близкого человека. Дело не в формальности, а в нереализованном потенциале смелостью и действием побороть страх, в возможности стать мужчиной наперекор враждебным реалиям. Не знаю, понимаешь ли ты меня. В общем, когда наступила полночь, к моим волнениям добавилось чувство одиночества – не физическое, а душевное. Ещё от латинского слова произошедший термин есть.
– Экзистенциальный?
– Он самый! – Максим, с не присущей ему открытостью, активно пытался поделиться сокровенным. По какому-то необъяснимому наитию угадывалось, что эта девушка его понимает. – Ощущение тотальной отчуждённости: я как будто бы вообще перестал понимать, что мне делать с этим миром, на этом безлюдном песчаном пляже. Я пытался выкрутиться, найти решение, оправдание, но ещё больше зарывался в страхе, вине и одиночестве, которые становились всё более бесцельными и паническими, пока кое-что во мне не произошло.
– Что?
– Я перегорел, сломался. Не сдался и опустил руки, а просто перестал быть собой. Прозвучит странно, но в ту ночь я будто бы потерял своё «Я».
