Владимир Орел "Стихи и проза. Избранное"

– А скамейку, может, пока оставите, на ней так удобно посидеть на воздухе, – попросила Ольга Тихоновна.

– Да, пожалуйста, заберу потом! – кивнул Николай Иванович, направляясь к беседке. В руках он держал большой графин, видимо, наполненный вином. Увидев вышедшего Олега Петровича, сказал:

– Подходи, Олег, маму твою помянем…

– Я сейчас, – тихо проговорил Олег Петрович, направляясь к душевой.

Когда он вышел из душа, то увидел, что все уже снова собрались за столом. Пришла Варвара Михайловна, жена Николая Ивановича. Она поздоровалась с Олегом Петровичем, посетовав, что он так поздно приехал. На столе были расставлены тарелки с закусками, а там, где должен был сидеть Олег Петрович, стояла дымящаяся тарелка с красным наваристым борщом.

– Папа, тебе борщ, очень вкусный – объеденье! Готовила Варвара Михайловна – что значит, профессиональный повар!

Все присутствующие закивали и стали говорить, что поминальный обед был очень хорошо приготовлен. Варвара Михайловна засмущалась и скромно ответила:

– Я в память о хорошем человеке старалась, и вроде навыки ещё не утратила!

Все молча выпили налитое в стаканчики вино. Оно было прохладным и довольно приятным на вкус, с ощущением лёгкой терпкости.

Николай Иванович имел несколько кустов укрывного винограда, вино делал исключительно, как он говорил, «для себя и хороших гостей, использую только чистый виноградный сок и не добавляю никаких дурманящих ингредиентов». Сам Николай Иванович был человеком бесхитростным, не склонным к обману и, сколько его знал Олег Петрович, отзывчивым на чужие просьбы. Всю жизнь он проработал механизатором, был передовиком производства, во время жатвы почти всегда занимал призовое место. Жена работала в колхозной столовой поваром, и её очень ценили за качественно приготовленные блюда.

Однажды, ещё по молодости, она подняла большую кастрюлю с водой и повредила позвоночник, от чего потом очень страдала. Периодически её мучили боли в виде приступов радикулита, и Олег Петрович помнил, что мать постоянно в этом случае, делала ей уколы и массаж, и однажды, когда Олег уже учился в 10 классе, она как-то сказала: «Как хорошо, что ты у меня есть, и как жаль, что у наших соседей нет детей, такая приличная семья, чувствуется, что из-за этого они очень переживают»! Почему так произошло, неизвестно, соседи эту тему никогда не затрагивали и подобных разговоров избегали. Может быть, пропустили время, а возможно, тяжести, с которыми приходилось сталкиваться Варваре Михайловне, повлияли на её репродуктивное здоровье. Конечно, их это мучило, им было трудно, и особенно сейчас, на склоне лет, но они жили, поддерживая друг друга, как могли, не жалуясь на судьбу, ни к кому не обращаясь за помощью, наоборот, старясь помочь другим.

Пару стаканчиков все выпили молча, произнося лишь стандартные в таких случаях фразы вроде «Царствие небесное» или «Светлая память», но затем вино оказало своё влияние, и пошли разговоры – кто-то стал рассказывать, каким человеком была покойная, кто-то просто всплакнул. У Олега Петровича тоже увлажнились глаза, но он старался сдерживаться и, выпив ещё стакан вина, обратился к Николаю Ивановичу:

– Хотел у вас спросить, может, вы всё-таки в курсе, что и как здесь с мамой произошло?

– Олег, что я могу сказать? Наверное, то, что все знают. Вечером ей стало плохо с сердцем, она себя сама лечила, нам даже ничего не сказала. Потом, видимо, стало хуже, она позвонила в район, вызвала скорую помощь – хорошо, телефон под рукой! Я в окно увидел машину скорой помощи, зашёл в дом, она лежала на диване, ей делали укол, она меня подозвала и показала на подоконник, с трудом так произнесла, что в тетрадке телефоны и адреса ваши, если что с ней случится, чтобы сообщил. Я её стал успокаивать, что всё пройдёт, её в больнице подлечат, и вернётся здоровой. Она только головой слегка покачала и закрыла глаза. Вынесли её на носилках, я еще помогал донести до машины. Как потом сказали, до больницы не довезли, она скончалась в дороге. Утром позвонили в нашу, как теперь называют, администрацию из больницы, врачи попросили, чтобы мне всё передали. Ключи от вашего дома у меня были, она мне давно их отдала, когда ещё первый раз поехала в гости. Я сразу телеграммы отправил по всем адресам, а сам пошел в амбулаторию, хотел врачу всё рассказать, а он говорит, что ему уже звонили. Вечером Ольга Тихоновна приехала с мужем и дочкой, с утра мы отправились в город, в похоронное бюро. Раньше, когда колхоз был, строительный цех работал, всё здесь делали, а сейчас стало акционерное общество, всё разорилось. Контора эта ритуальная сделала всё как положено, а управляющий акционерным обществом выделил нам машину грузовую, мы её сюда доставили, а потом и на кладбище на машине везли. Народу было много, её все знали и уважали, человеком она была отзывчивым, да и профессия медицинская, для всех людей необходимая. Она, когда уже не работала, много занималась общественной работой, как участник войны, была в совете ветеранов, её часто приглашали в школу. Директор школы и глава администрации привезли музыкантов, провожали под музыку.

Николай Иванович замолчал, его рассказ произвёл впечатление и как бы снова заставил присутствующих пережить случившееся горе. Кто-то сидел с печальными глазами, кто-то украдкой вытирал слёзы, кто-то просто всхлипывал. Олег Петрович смотрел куда-то в пространство, мимо сидящих напротив родственников, и ничего не видел, потому что его глаза тоже заволокла влажная пелена, он даже не чувствовал, что слёзы текли по щекам и капали на стол. Вдруг он поднялся, взял висевшее на спинке стула полотенце, вытер лицо и, поблагодарив Николая Ивановича и всех присутствующих, сказал, что хочет пойти на кладбище.

– Что ты, Олег, под вечер на кладбище никто не ходит, – остановила его Ольга Тихоновна, – завтра все сходим с утра, а после обеда мы уедем!

– Да, Олег, не положено ходить вечером, солнце уже пошло к закату, – поддержал Ольгу Тихоновну Николай Иванович и, взяв графин, начал разливать остатки вина по стаканам. Затем продолжил:

– Присаживайся! Мы знаем, что у вас произошла ещё одна трагедия. Я хочу предложить помянуть твою безвременно ушедшую супругу. Это большая беда, она тоже подкосила здоровье твоей матери.

Все молча, с грустью в глазах закивали, пригубив вино. Варвара Михайловна тихо проговорила:

– Когда телеграмму получила, она очень расстроилась, но собиралась лететь к вам самолетом, просила Николая отвезти утром в область. Я к ней пошла, а она сидит за столом и плачет, а перед ней стоит фотография, на которой ты с Таней во Дворце бракосочетания на регистрации. Я попыталась её успокоить, но какое тут успокоение, сердце у неё слабое, ей стало плохо. Пришлось лекарствами отпаивать, я уж хотела вызывать скорую, но она сказала, что ей лучше. Сидела у неё до полуночи, хотела остаться, но она меня убедила, что всё в порядке. Утром пошли к ней вдвоём, она уже поднялась, но ходила с трудом, мы стали отговаривать, что в таком состоянии лететь самолётом очень опасно, тем более с пересадкой. В конечном итоге она с трудом, но согласилась с нашими доводами, и Николай пошёл и отправил телеграмму. Текст она писала сама.

– Какой ужасной и несправедливой бывает жизнь! – сказал сидевший до этого безмолвно Андрей Васильевич, – неужели медицина так бессильна, нельзя было ничего сделать, чтобы спасти Таню, – продолжил он, глядя на Олега Петровича. – Женщина ещё молодая – жить и жить!..

Олег Петрович напряженно молчал, он почувствовал, как у него заболел затылок и застучало в висках. Затем задумчиво произнес:

– А что тут сделаешь? Заболевание страшное – прогрессирующая опухоль головного мозга. Самое ужасное, что подкралось совершенно незаметно, протекало вначале бессимптомно! Затем полтора года – и человека не стало! Для нас это невосполнимая потеря – невозможно это принять!

– Папа, я не хотела бы об этом сейчас говорить, мне больно об этом вспоминать. Я не могу поверить до сих пор, что мамы уже нет, – тихо промолвила Саша и, поднявшись из-за стола, быстро ушла в сторону калитки.

Олег Петрович тоже поднялся и пошел за дочерью, делая попытки её успокоить. Нина Александровна посмотрела им вслед и спокойно произнесла:

– Такое несчастье действительно трудно принять, девочка не может с этим смириться, отсюда такая реакция. Времени прошло ещё очень мало, а тут – второе горе! Так получилось, что Саша, в самые основные годы своего формирования мать практически не видела. Она с тринадцати лет живёт со мной в Ленинграде. Олег с Таней три года находились в командировке за границей, с собой её брать не решались, потому что условия были неподходящие. Мой муж Алексей Дмитриевич в последнее время сильно болел, Саша подружилась с дедушкой и помогала ему, когда я была на работе. По родителям она очень скучала, они, правда, приезжали в отпуск, но взрослеющему подростку этого было недостаточно. А тут ещё Алексей Дмитриевич ушёл из жизни через год, она совсем расстроилась. Когда Таня приехала на похороны, она её обратно не отпускала – мы её еле успокоили и уговорили.

– А муж ваш от чего страдал? – полюбопытствовала Варвара Михайловна.

– Он вообще-то крепким был человеком, хотя и блокаду перенёс, служил в милиции, участвовал в задержании очень опасных преступников и получил серьёзное ранение в грудь. Долго лечился, но вернулся в строй. Потом, уже с возрастом, это дало о себе знать, начались осложнения, и в конечном итоге, это привело к его кончине.

Николай Иванович, взяв в руки графин, спросил, обращаясь ко всем присутствующим:

– Ну что, я, может, ещё сбегаю – продолжим?..

Женщины запротестовали.

– Спасибо, Николай Иванович, я думаю, достаточно – это же не вечеринка! – сказала Ольга Тихоновна, – правда, там много пирожков с изюмом и повидлом осталось, может быть, чай организуем?

– Чай – это можно! – согласились все.

Ольга Тихоновна, направляясь в дом, чтобы поставить чайник, посмотрела в сторону калитки и увидела, что Саша и Олег Петрович вышли за территорию двора и сидели на скамейке, беседуя.

– Нина Александровна, а после возвращения Олега и Тани Саша-то почему к ним не вернулась? – снова поинтересовалась Варвара Михайловна.

– Что вам сказать? – задумчиво ответила Нина Александровна, – ей надо было закончить десятый класс, потом Олега перевели в Тюмень, квартиру сразу не давали, сказали, к новому году, дали две комнаты в общежитии, а по прежнему месту жительства он квартиру сдал. А перед новым годом вы помните, что произошло? Не стало страны! Началась реорганизация объединения, в котором работал Олег. Тане сразу предложили работу, Олег ещё ждал. Квартиру начальник Олега буквально выбил ему, только в феврале. Всё были какие-то субъективные препятствия. Когда Саша школу закончила, то собралась к ним переезжать, но они запротестовали и стали её уговаривать, убеждая, что надо поступать только в ленинградский вуз. Так вот всё и получилось, – грустно закончила Нина Александровна.

Солнце стремительно покатилось к закату. Пока пили чай начало темнеть, соседи, поблагодарив и услышав в ответ такие же слова благодарности, ушли домой. Олег Петрович и Саша вытащили из сарая раскладушку, очистили её от пыли, аккуратно вытерли влажной тряпкой.

– Папа, может, ты всё-таки передумаешь и пойдёшь в комнату? – Саша вопросительно посмотрела на отца. Как ты там, в кустах, будешь спать, комары тебя замучают!

– От комаров у меня есть средство, потом я устал и физически и эмоционально, я сейчас просто лягу и постараюсь уснуть, ни о чём не думая.

Олег Петрович установил за домом раскладушку, сверху положил стёганый знакомый ещё с детства матрас, дочь принесла постельное бельё и легкое покрывало.

– Вдруг ночь будет прохладной – укроешься! – сказала она отцу, пожелав ему на прощанье спокойно уснуть.

Перенесённое душевное потрясение вызвало у Олега Петровича проблемы со сном, и дома приходилось принимать снотворное, но сейчас, видимо, сказалась сильная усталость, и через мгновение он уснул, едва коснувшись подушки.

Глава 4

Сон прервался оттого, что очень хотелось пить. Самое удивительное, но это ему снилось и во сне, как будто он в какой-то бескрайней степи, стоит жара, его мучает жажда, а впереди виднеются горы. Он быстро к ним подходит и видит, что с крутого утёса мощными струями стекает поток воды. Он протягивает ладонь, пытаясь дотянуться, чтобы зачерпнуть воду, но ему это никак не удаётся. С этим и проснулся.

Опасения дочери не оправдались, прохлады даже не предвиделось, ночь была душная, наполненная звоном цикад, писком одиночных комаров и лёгким, приятным запахом ночной фиалки. Олег Петрович направился в дом, входная дверь была открыта, он прошёл на кухню и вспомнил, что видел днём в холодильнике компот. В кастрюльке действительно было ещё немного компота, он налил в кружку, вышел во двор и отправился в беседку. Там, сидя в звенящей тишине ночи, он вдруг почувствовал необыкновенное умиротворение, медленно отпивая приятную прохладную жидкость; на удивление, желание спать куда-то исчезло, голова была ясной и свежей. Снова начали одолевать мысли о пройденном жизненном пути, и он погрузился в воспоминания.

…Беседку, в которой он сидел, построил ещё отец. Закончив работу, сказал, обращаясь к сыну:

– Вот, Олег, сооружение на века! И дети, и внуки твои будут тут сидеть и пить чай, места хватит!

Беседка действительно была просторная за счёт восьмиугольной конфигурации, в неё помещался большой стол. Сначала у стенок хотели сделать широкие скамейки, но потом от этой идеи отказались, отец пошёл в колхозный строительный цех, и там изготовили несколько табуреток. В летнее время в этой беседке постоянно обедали, по вечерам, соответственно, ужинали или пили чай, засиживаясь допоздна. Очень часто приходила соседка Варвара Михайловна. Она всегда приносила к чаю различные сладости: либо печенье и конфеты, либо, собственноручно изготовленные булочки и пирожки. Олег, будучи ещё младшим школьником, увидев Варвару Михайловну, сразу выходил во двор, зная, что соседка принесла какое-то лакомство. Ему и в голову не приходило, что, не имея своих детей и страдая от этого, она постоянно испытывала потребность порадовать хоть чем-то ребёнка, пусть даже соседского. Однажды она пришла и принесла большой пирог с яблочной и вишневой начинкой.

– Сегодня Николаю день рождения, должен был приехать вечером, ждала-ждала его, вдруг приходит сосед Сашка, говорит, Николай Иванович просил передать, что будет косить всю ночь – пшеница осыпается! Испекла вот пирог, до завтрашнего дня зачерствеет, давайте чаю выпьем и мужа моего заодно поздравим! – улыбаясь, проговорила Варвара Михайловна и подмигнула сидящему в углу беседки Олегу.

Мать пошла на кухню и через некоторое время вынесла поднос, на котором стояли тарелки, чашки для чая и небольшая бутылка вишневой наливки.

– Олег ограничится чаем с пирогом, а мы за день рождения Николая Ивановича можем чего-либо другого попробовать! – сказала мама, расставляя чашки. – Наши мужчины, Варвара, спасают урожай, мы их морально поддержим и выпьем за их здоровье!

Соседа мама всегда называла по имени и отчеству, он был её ровесник, а жену просто по имени, может, потому, что она была лет на восемь его моложе. К самой же матери, заметил Олег, люди даже постарше всегда обращались по имени и отчеству, хотя она и выглядела достаточно моложаво и не занимала каких-либо высоких должностей. Она работала медсестрой в поселковой амбулатории, работу свою выполняла своевременно и качественно, к людям относилась с повышенным вниманием и сопереживанием, поэтому у жителей пользовалась уважением и, соответственно, таким отношением.

Пирог Олегу очень понравился, он уплетал его с большим аппетитом – всё-таки Варвара Михайловна была не только хорошим поваром, но и отменным кулинаром! Он не прислушивался, о чём говорили сидящие рядом женщины, но вдруг услышал чёткий вопрос Варвары Михайловны:

– Да, мужья наши ответственные и даже слишком! А как ты, Тихоновна, с Петром Сергеевичем познакомилась?

– Весной сорок четвертого года встретились в военно-полевом госпитале, куда его доставили с тяжёлым осколочным ранением ног и лёгким пулевым ранением грудной клетки. Я была уже старшей операционной сестрой, на фронт попала по комсомольскому призыву со второго курса мединститута. Закончила специальную ускоренную подготовку и уже в первых числах зимы была в действующей армии.

И мать стала рассказывать подробности своего знакомства с отцом. Она сразу обратила внимание на лежащего в углу капитана. Видимо, от большой кровопотери лицо его было бледным и покрылось испариной. Он то приходил в сознание, то впадал в полуобморочное состояние и всё время что-то бормотал. Когда она вместе с хирургом подошла к нему для осмотра, он вдруг открыл глаза и начал произносить какие – то фразы, а она просто обомлела, до чего он был похож на её старшего брата Виктора, погибшего в конце 1942 года под Сталинградом. Потом она сама проследила за подготовкой капитана к операции, хотя это не входило в её обязанности, и вопреки всяким правилам умоляла хирурга попытаться спасти раненому ногу, когда пациент уже был на операционном столе. Пожилой хирург, истинный специалист своего дела, спасший не одну сотню человеческих жизней, конечно же, и без её просьб попытался бы сделать всё возможное. Он мельком взглянул на свою операционную сестру и увидел в её глазах столько сострадания, душевной боли и в то же время надежды, что молча закивал и начал осторожно соединять разрубленные осколками кости.

Олег видел, с каким вниманием слушает Варвара Михайловна рассказ матери. и вспомнил, как зимой мать как-то сказала отцу:

– Надевай шерстяные носки и особенно утепляй правую ногу – помни, у тебя там нарушено кровоснабжение, спасли её чудом! – и, обнимая мужа, добавила. – Я тогда загадала во время операции, если с твоей ногой всё будет в порядке, значит, война скоро закончится и у меня тоже всё будет хорошо!

Отец слегка усмехнулся и произнёс:

– Всё, как видишь, оправдалось! Что две ноги – твоя заслуга! Ты – большая умница!

Мать остановила беседу и стала разливать чай, а соседка, подогретая интригующей историей, проговорила:

– Ногу ты ему помогла спасти, а что же было потом?

– Не я, а хирург наш, Яков Борисович – талантливый человек! Он потом его перенаправил в Москву к хорошему специалисту, там ещё сделали две операции и ногу чуть-чуть удлинили, иначе она была бы короче. Он в течение года, до самого окончания войны, находился на излечении. Писал мне длинные письма, я по возможности отвечала. Относилась к нему вначале просто с определённым вниманием и симпатией, как к человеку, внешне напоминающему погибшего брата. Потом мы встретились летом 1945 года в подмосковном санатории, где он отдыхал и долечивался, а я приехала его навестить после демобилизации, здесь и поняла, что между нами начало возникать яркое и сильное чувство, которое делает людей роднее и ближе. Осенью мы поженились и переехали на мою родину. Пожили там немного, это была зона оккупации, всё разрушено, никакой техники, даже лошадей не было, всё руками. Физическая работа вызывала у него сложности со здоровьем – нога еще давала о себе знать. Потом, через целую цепочку знакомых, нам порекомендовали приехать сюда. Вот так здесь и обосновались.

Спустя почти два года после этого рассказа матери отец ушел из семьи к другой женщине, и Олег, любивший его по-своему, своей детской любовью, даже повзрослев, так и не смог простить ему или хотя бы как-то оправдать его поступок.

Отец переехал в район к новой избраннице, которая работала в «Сельхозтехнике», где он с ней, видимо, и познакомился. Пару раз он приезжал к ним и привозил деньги и подарки для сына. В последний раз приехал перед новым годом и привёз Олегу в подарок фотоаппарат. Мать принимала его предельно сдержанно и он, скорее всего, понимая вину, пытался ей что-то как-то объяснить, о чём-то её просил, а затем извиняющимся голосом хотел заговорить с Олегом, но у того не проходила обида на отца, и он, не желая общаться, закрылся в своей комнате. Через дверь Олег услышал, как мать сказала:

– Подавай на развод, я препятствовать не стану, всё подпишу, алименты с тебя не требую, постараюсь поднять сына сама.

На что отец ответил:

– Ну что ты! Я регулярно всё буду присылать – обещаю! Я это сказал, что особенно афишировать не хотелось бы – я там, всё-таки на руководящей должности, объясняйся потом в парткоме…

Спустя год отец с новой супругой уехал на целину, в Казахстан. Он сдержал своё обещание и регулярно до совершеннолетия Олега присылал деньги, иногда поздравительные открытки и даже письма, в которых спрашивал о сыне, о том, как у него дела. Из одного такого письма они узнали, что у отца в новой семье появилось двое детей – девочка и мальчик. Мать очень редко, но всё же ему отвечала, рассказывая об успехах Олега. Последний раз она написала, что Олег окончил институт и уехал работать в Западную Сибирь.

С отцом Олег больше никогда не встречался, а узнав, что у него есть единокровные брат и сестра, он так же никогда не испытывал желания узнать о них какие-то подробности, написать им, или, тем более, встретиться. За несколько дней до отъезда за рубеж Олег вернулся из Ленинграда, куда отвозил дочь, оставляя её у тёщи на период командировки. Жена осталась дома, завершая сборы и упаковывая необходимые вещи. Отобрав нужные книги, которые она собиралась взять с собой, Татьяна вдруг взяла с полки толстое письмо и смущённо сказала:

– Чуть не забыла, письмо тебе от мамы пришло! Оно за книги завалилось!

– Надо было прочитать, у меня секретов нет, тем более, это от матери! – Олег взял письмо в руки. – Не письмо, а целый пакет, фотографии, что ли какие-то прислала? – сказал он, открывая конверт. Оттуда он достал большое письмо от матери, в которое было вложено несколько фотографий. Взглянув на первую фотографию, Олег всё понял, но решил вначале прочитать, о чём пишет мать. Она сообщала, что из далёкого Казахстана ей пришло письмо от теперешней семьи её бывшего мужа, из которого стало известно, что Пётр Сергеевич умер от тяжёлой продолжительной болезни. Его жена подробно сообщала, где он похоронен, как найти это место, если вдруг сын, то есть Олег, захочет приехать на могилу отца. В заключение, как писала мать, эта женщина просила у неё прощения за причиненную боль и страдания и очень хотела, чтобы её не проклинали и не держали зла.

Читая письмо, Олег даже сам не заметил, как стал медленно выходить из гостиной, жена молча посмотрела ему вслед. Он вошёл в спальню, сел в кресло, продолжая читать. Прочитав письмо, взял в руки фотографии. Их было всего три. На первом снимке, который Олег мельком просмотрел, был изображён момент прощания, скорее всего, уже на кладбище. На переднем плане находился гроб, над ним склонилась женщина в чёрном платке, под руку её поддерживала миловидная девушка в лёгкой чёрной косынке, а рядом стоял парень, который внешне был слегка похож на Олега. «Так вот они какие, мои брат и сестра, – подумал он, – теперь нас объединяет только общее горе». Лицо отца не очень хорошо можно было рассмотреть, но Олег заметил, что оно выглядело измождённым, видимо, болезнь очень серьёзно подорвала его здоровье. На двух других фотографиях была показана могила, заставленная цветами и венками, а также фрагмент самого кладбища с центральными воротами.

Олег сидел молча, это неожиданное известие произвело на него гнетущее впечатление. Да, он очень не хотел, чтобы отец уходил, он его любил и страшно обиделся, когда тот так поступил. Он считал его предателем, и когда отец в последний раз заехал к ним и хотел поговорить с Олегом, он закрылся в своей комнате. Олег на всю жизнь тогда его запомнил, он стоял перед ним, с какими-то растерянными и виноватыми глазами, уговаривая на беседу.

Олег захлопнул двери прямо перед его лицом со словами: «Я не хочу ни о чём говорить!», а сам стоял с другой стороны двери, и у него из глаз текли слёзы. Он хорошо помнил случай, когда мать получила очередное письмо от отца и узнала, что у него родился уже второй ребёнок. То ли в шутку, то ли всерьёз она тогда сказала:

– Молодец, надо поздравить его с таким событием! А у тебя, Олежек, теперь есть и брат, и сестра!

Олег поморщился и раздражённо произнёс:

– Мне не нужны никакие братья и сёстры!

Мать подошла к сыну, обняла его за плечи и как можно нежнее проговорила:

– Ну что ты, сынок, зачем же так злиться?

Затем усадила Олега на диван, села рядом и уже с серьёзным лицом продолжила:

– Олежек, ты у меня уже большой парень, всё понимаешь! – она сделала паузу и посмотрела сыну прямо в глаза, – папа очень хотел ещё детей! – она именно так сказала – «папа»! У меня были сложные роды, мне врачи вообще не очень рекомендовали иметь детей, почти четыре года мы не решались, но потом пошли на риск, и я счастлива, что ты есть и всё хорошо закончилось. Только родить тебе брата или сестричку я бы уже не смогла. Отец знал обо всём и, возможно, это подтолкнуло его на новую семейную жизнь. Я не пытаюсь оправдывать его поступок, я хочу, чтобы ты посмотрел на эту ситуацию иначе и смог, хотя бы чуть-чуть, его понять.

– Мама, если бы никого не было, но ведь я родился, – упрямо промолвил Олег, а затем сказал фразу, которая для подростка выглядела слишком взрослым выражением и удивила не только мать, но и его самого: – Зачем ему были ещё дети, если он не находил времени, чтобы даже со мной поговорить!

Мать посмотрела на Олега, усмехнулась и сказала:

– Может, в твоих словах и есть доля истины, но ты не суди слишком строго, станешь взрослым, у тебя появятся дети, возможно, вспомнишь наш разговор, и мнение твоё изменится. Не исключаю, что ты захочешь даже встретиться с отцом, братом и сестрой, лично я, ничего особенного в этом не вижу.

И сейчас, рассматривая эти скорбные фотографии, он осознавал, что его подростковое упрямство и максимализм ушли бы со временем на задний план, и он, вне всякого сомнения, наладил бы с отцом отношения, если бы тот неожиданно не уехал в такую даль. С возрастом он всё больше убеждался, что любую произошедшую ситуацию нельзя рассматривать однозначно – только с одной позиции. Всегда надо хотя бы попытаться понять мотивы человека, который, по твоему мнению, что-то сделал не так, тем самым причинив тебе неприятности или душевные переживания. Особенно важно, если этот человек является для тебя не посторонним и безразличным, а близким и родным.

Мать продолжала любить отца даже после того, как он ушёл из семьи, и хотя внешне это никак не проявлялось, но в присутствии сына она ни разу не произнесла в адрес мужа ни одного плохого слова. Более того, она в оправдательном варианте сделала попытку объяснить действия отца, склоняя Олега к примирению с ним.

Олег и до этого разговора знал, что являлся желанным ребёнком, что все сложности с его рождением связаны с тем, что у матери было серьёзное ранение в живот. Она получила его через несколько месяцев после того, как попала на фронт. Это произошло в январе 1942 года во время наступательных операций в районе Ржева. Мать не любила об этом вспоминать, но однажды, когда Олег спросил, за что ей дали орден Красной Звезды, сказала, что это за спасение наших раненых разведчиков, выходивших из немецкого тыла. Она выполнила самую главную задачу – отыскала и вынесла на себе раненого командира разведгруппы, у которого были очень важные сведения о вражеской обороне.

Противник, почувствовав, что разведчики прорвались и уходят, открыл яростный миномётный и пулемётный огонь, пытаясь отсечь их от переднего края нашей обороны. В свою очередь, чтобы подавить огневые точки врага, наши артиллеристы не жалели снарядов, несколько залпов даже сделали «Катюши». Молоденьким санитарам вместе с санинструкторами неоднократно приходилось нырять в огненное кольцо, чтобы спасти оставшихся в живых раненых членов разведгруппы. Матери удалось найти командира, ему были сделаны перевязки, и они фактически уже добрались до наших укреплений, но разорвавшаяся рядом вражеская мина поразила санинструктора своими осколками. Превозмогая боль, она всё-таки дотащила раненого и буквально свалилась вместе с ним в траншею, где их тут же подхватили бойцы и отнесли в медсанбат. Проведя пару месяцев на излечении, мать снова попросилась на фронт, и её на этот раз отправили в военно-полевой госпиталь.

Олег продолжал сидеть в кресле, прокручивая в голове фрагменты прожитой жизни, он даже не сразу заметил, как вошла жена и остановилась у порога.

– Что-то произошло, Олег? – тихо спросила она.

– Да, Таня, произошло. Отец умер. Я тебе о нём рассказывал.

– Я помню, ты говорил, что он ушёл от вас, и у него появилась другая семья! Как бы ни было – мне очень жаль, я тебе соболезную.

– Его уход из семьи я перенёс очень болезненно, это было так неожиданно, я на него сильно обиделся. Отец это чувствовал, несколько раз он приезжал, хотел наладить со мной отношения, но я был непримирим и не желал с ним разговаривать. Мать пыталась меня переубедить, она хотела, чтобы я поддерживал с отцом контакты, но я упрямился. Когда я повзрослел, у меня проскальзывало желание с ним увидеться, тем более что когда я уже здесь работал, он, взяв у матери адрес, прислал мне письмо и приглашал приехать в гости, просил у меня прощения, подчёркивая, что всегда меня любил, помнил обо мне и никогда от меня не отказывался. Он писал, что, если я приеду, то мы сможем поговорить как взрослые люди, и, возможно, я смогу его хотя бы чуточку понять и простить.

– Это было до нашего знакомства или после? – спросила Татьяна.

– Тебя я ещё не знал, это после первого года работы, я собирался ехать в отпуск к матери, но тут такая была запарка – меня Шумилин попросил остаться и направил на курсы, а отпуск был перенесён.

– Почему не поехал на следующий год? Отец ведь осознавал свою неправоту, он тоже мучился и страдал, хотел поговорить с тобой уже как со взрослым человеком! Потом, у тебя же там появились брат и сестра? Неужели не было желания их увидеть? – не унималась жена.

– Скажу откровенно, вот они-то меня интересовали в последнюю очередь! Во мне боролись два чувства: с одной стороны, действительно хотелось с ним увидеться и поговорить так, как он хотел; с другой стороны – обида не отпускала! Он не только меня обидел, он нанёс непоправимую душевную травму матери, которой, в буквальном смысле, жизнью своей обязан и здоровьем. Я видел, как страдала мама, но, чтобы меня не расстраивать, делала вид, что успокоилась и совсем не переживает. Я у неё не решался спросить, но, мне кажется, отца она всё же простила. Но главная причина несостоявшейся поездки банальна: к тому времени я познакомился с тобой, мы решили образовать семью и, насколько ты помнишь, летом у нас в Ленинграде была регистрация! А потом всё закрутилось, завертелось!..