Михаил Белокаменский "Церковный сад"

Церковный сад
Михаил Белокаменский

Главная героиня повести София впадает в уныние из-за болезни сына. В один из дней она решается обратиться к Богу. Когда она пребывает в церковном саду, к ней приходят откровения…

Михаил Белокаменский

Церковный сад

ЧАСТЬ 1

Слово первое. День 1. Воскресенье

Господи… Господи! Прошу! Что же творится со мной и сыночком моим! Не могу я. Болезнь подлая овладела… Боремся. Конечно, трудно ему. Трудно… и мне трудно, и мне… и мне сердце режет изо дня в день. Но мне-то – грех жаловаться. И вот Ты знаешь, Господи, во мне… во мне великая сила какая-то, пока сын мой живой, на кровати лежит! Смотрит в окно. Играет. Мыслит. Дышит. Он – мое все! Не оставь меня одну, Господи! Мне одной-то никуда совсем! Души не чаю я в сыне своем! Вот, второклассник уже. Повзрослел совсем. Прилегает, старается – видно. По-детски любит жизнь: с приятелями… друзьями своими резвится, играет, учится. Ох, не нравятся мне его друзья, конечно… но… что сейчас-то! Вот что сейчас? Сейчас это неважно как-то. Безразличны его друзья, это не важно. Но вот скажи, почему на нас это свалилось? Пашка-Пашка… эх… Мне страшно за него, Господи! Он – мое все. Мое все… Кажется, года два назад, в горах Черногории, он спросил меня: «Мам. А я стану взрослым? Я стану самостоятельным, как ты?» Я тогда ему сказала, что, конечно… конечно, сможет. Простой, кажись, вопрос. А вот нет! Никакой он не простой! Господи! Помоги!

И знаешь, пришел он, самое главное, неожиданно. И выявили поздно. Эх… Дети, они ж такие… Ничего не говорят и мало что замечают. Хотя нет, я не права. Они чутче многих взрослых, только они о будущем не думают, как это делают те же взрослые. Может, в этом главная мудрость? Не думать о том, что станет завтра. Но… но я не могу. Если я не стану думать, я могу упустить многое. Понимаешь, Господи? Господи! Я страшусь упустить. И поэтому я устала. Но неважно. Дай здоровья сынке моему. Дай! Прошу! Помню, у врача он спросил меня: «Мама, что у меня? А дяденька что, раков… любит? Ты знаешь, мам! Мы недавно проходили всяких… членисто… членистоногих на окружающем мире. Нам и про раков рассказывали. Учительница нам даже принесла парочку. Они с виду такие страшные, но на самом деле неопасные… » И что я могла ему сказать? Ничего не смогла… говорила… сказала, что это временно. Ну… ну… А что я могу? Я ничего не могу. Ни верить, ничего. Понимаешь, Господи? Я устала. Но… но верю, что это ложь во благо. Не надо Паше знать все подробности. Пашка-то хороший… хороший. Помню, украл он красивый ластик у своего одноклассника. На деле простой ластик, но чем-то он ему понравился… Впрочем… Пришел, рассказал мне. Я его поругала тогда, сказала, что это плохо. Так он… проговорил тогда тихо: «Мам, так мне просто денег не хватает на него. Ты же мне ровно на еду даешь…» Попросил у меня в итоге денег, старый – отдал. Ты знаешь… Ладно, что это я рассказываю… мелочи какие-то… неважно… Просто иногда хочется с кем-то поговорить, но по душам, ничего не скрывая. И не важно, есть Ты – нет Тебя. Не важно! Ничто сейчас не важно по сравнению со здоровьем Паши!.. Рассказываю это как словно воздуху, а вроде и нет. А вроде и Ты рядом. Чувствую.

Хах… Муж-то мой дорогой оставил меня с Пашей на руках. Придумал красивую историю и не вернулся; я в его глазах, знаешь, Господи, сразу ложь увидела, Ты знаешь. Ее трудно скрыть. Но отпустила, что человека держать, коли он сам хочет уйти. Смысла нет никакого в этом. А говорила мне мама… ну и ладно. Вырастила сама и справляюсь. Справлюсь и со всем остальным. Конечно, конечно. Конечно!

Помню, Паша спросил меня: «Мама, а где мой папа живет? Почему он не с нами?» Я тогда приврала немного, сказав, что он далеко-далеко и вернется нескоро. Знаешь, вспомнила про этого подлеца, и легче стало как-то на душе. Хах, видишь, даже слезы не текут больше… Подлец! Ничего не сказать! Подлец, хах.

Ты знаешь, Господи, я… я редко к Тебе обращалась. И не знаю почему. Не знаю. Я ж и верю вроде, и в храм одновременно с тем не хожу. Даже на Пасху. Времени никак не находилось. С утра до вечера сидишь в офисном кресле, и в воскресенье просто хочется поспать. Хах… Прости меня, прости меня, Господи, за это! Прости, каюсь! Почему опять слезы потекли…

Ведь… ведь видишь ли, как, мы говорим Богу только тогда, когда мы охвачены чем-то страшным. Безысходным… как я сейчас. А в жизни простой, когда у нас все есть, мы мало думаем, мало молимся. Мало-мало… Грехи становятся страшными только тогда, когда ты в унынии плачешь… да и… да и каемся только тогда, когда нам что-то нужно взамен.

И вот… и вот… и вот… сейчас… сейчас… Господи… мне даже стыдно к Тебе обращаться. За помощью Твоей… Жила я не так, как надо, что мне просить тогда? Как я могу что-то просить, ежели я Твоего наставленья не исполняла? Но ты знаешь, во мне живет что-то, во мне живет то, что может оставить позади все мои стыды и все мои страхи. И мне не страшно просить оттого… Это любовь моя, материнская. Поэтому и говорю я… поэтому и говорю я с Тобой сейчас, исключительно ею движимая. Вот честно, за свое здоровье так не готова радеть, как за Пашкино. Он мой сын, каким бы он ни был, каким бы он… Я счастья желаю ему, великого счастья, и только тогда будет счастье мне! Понимаешь?! Верю, что понимаешь!

Упаси, Господи! Есть Ты или нет Тебя, Господи!..

Слово второе. День 2. Понедельник

Господи! Я опять… я вновь решила с Тобой поговорить. Обо всем… я… Боюсь, только Тебе я могу доверить все свои переживания, мысли, ты знаешь… вокруг все как-то серо и хмуро. Мне от этого сердце режет куда сильнее. И я не только в плане погоды: знаешь, люди серы и хмуры. Им нечего слушать других – у них своих дел по горло. И… и, возможно, это… Ты знаешь, я считаю, что это правильно. Каждый человек должен иметь человека, но… но сейчас он, напротив, предпочитает погружаться в свои думы самостоятельно. Без никого. Но вот… знаешь… Я… А я не такая. Мне надо с кем-то поговорить, душу излить. И на то есть ты. И… слава Богу! То есть… тавтология…

Сегодня проводили нужные медицинские процедуры. Врачи говорят – все так же, да вот только вижу я, что… что они передо мной лукавят… что ли. Вот чувствую я ложь – и все! Но… но… Господи, что ж руки мои дрожат-то… ничего не сделать. Я понимаю, что они… они меня, как мать, успокаивают. Да, я это понимаю… понимаю… Да вот только меня уже ничем не убить. Наверное… Господи, да кого я обманываю? Убить! Конечно, убить! Хотя… все равно, если они не говорят, значит хуже не становится… или становится… Господи, я не знаю! Честно сказать, изматываюсь. Честно! Я все так же страшусь что-то упустить и оттого очень трепетно ко всему отношусь… Я… постоянно переспрашиваю, что, как, что да как, что к чему, почему, зачем… Только одна надежда у меня осталась – Ты…

Многое мне стало как-то безразлично, знаешь. Сегодня вот общалась с подругой своей… подругой, м-да… ладно… И вот на каком-то уровне подсознания, что ли… начала ей про сына своего рассказывать… ну… А что она? Она, ясное дело, немедля разговор прервала… и я… я прекрасно понимаю почему, ведь на душе ничего другого нет, и выговориться-то некому… Вот я и начинаю всех напрягать своими рассказами сложными…

Ты знаешь, и самое главное – я расстраиваюсь из-за этого. Виню… виню себя за то, что не могу удержать это в себе, за то, что в итоге теряю всех своих подруг, которые таковыми-то на деле и не являлись… И все из-за того, что я не могу это держать! А должна! Никому это не интересно! Никому! Но терять я подруг боюсь, потому что другого у меня никого нет. Ни родителей, ни сестер – никого. Родители… они умерли давно. Автокатастрофа. Папа у меня религиозный был, помню. Ладно…

В итоге я очень… я очень боюсь остаться одной. Почему так? Не знаю. Вот честно. И я… я несколько раз уже говорила об этом… но… не могу перестать повторять, поскольку… потому что… потому что только Ты можешь мой страх искоренить. Наверное…

За каждого своего знакомого, приятеля я бьюсь – а толку? А толку? Нет смысла! Нету! Не они станут меня поддерживать. Не они. Только Ты, ибо никого нет. Хах… Тьфу-тьфу-тьфу, не дай Бог! Господи! Не дай Бог! Я вечно думаю о плохом, и хочется оторвать себе за это язык! Но сын мой… мой сын… помоги ему! Господи, помоги! И дело тут не во мне, нет-нет. Далеко не во мне, но в нем. Вот я вроде и говорю, что страшусь завтрашнего дня, а на деле-то… на деле – всякий мой страх станет враз немощным, если Паша здоровым станет. Помоги, Господи! Помоги!

Слово третье. День 3. Вторник

Господи! Ох, Господи, как же хорошо! Я наконец-то выбралась на улицу. Хах, кто бы мог подумать! Кто бы мог подумать, что я так сильно стану радоваться свежему воздуху!.. Паша спит. А мне что-то нужно срочно развеяться. Воздух на улице какой-то спертый. Сухой, тяжелый. Люди какие-то закрытые. Может… может, я вконец одичала, Господи? Не знаю, только Ты ведаешь. Все причем. Но факт остается фактом… факт остается фактом, ничего не приносит радость. Вот знаешь, Господи, ничего! Я… я перестала радоваться… мелочам. Потому что стала слепой в какой-то момент… Слепой… и в итоге не вижу их даже.

Господи, помоги мне не думать о завтрашнем дне!.. И дай мне сил жить в настоящем моем! Мысли, всевозможные варианты развития завтрашнего дня вводят меня в неистовое состояние уныния. Господи, как я устала! От всего!

Ветер, пусть и крайне сухой, успокоил меня сегодня. Только чуть-чуть.

И все равно я… я… я переживаю. Причем… причем я не могу контролировать свои чувства. Ха-ха. Знаешь, у меня тетку так однажды в сумасшедший дом отправили. Ха-ха-ха. Я… я так не хочу. Господи, я так не хочу!

Фух. Ладно. Стоит успокоиться. Господи! В чем укрепиться? Как уйти от этого хотя бы на недолгий миг? Понимаешь, я ведь даже напиться не могу! Потому что Паша проснется – а мамы нет. А мамы-то нет! А мама пьяная где-то. Переживать начнет. Господи! А если хуже станет. Не дай Бог, не дай Бог!

Улица дает мне ощущение, что Ты, Господи, не существуешь вовсе. Вот совсем. Ведь иначе как тогда Ты допустил всю эту серь в душах людей?! Знаешь, маленькая больничная комната дает вящую возможность верить, что Ты есть. Там очень пусто, и словно… как будто кого-то не хватает. Нет того, кто должен… должен там… присутствовать. По крайней мере, у меня есть такое ощущение. Не знаю. Мне кажется, Ты повсеместно витаешь по этим… этим изнуренным людскими страданьями комнатушкам. Ты там есть. И это чувствуется. Мне. А на улицах Москвы словно нет. Словно нет Твоего Духа здесь, он запропастился куда-то, увидев безразличие людей к Нему. Хах. Бегают-прыгают, крутятся колесом – а все ради чего? Мне как-то смешно от этого даже немного…

Москва – город не то что трудный, он свинцовый. Мало где есть здесь истинная, искренняя вера. Да… ха-ха… и я верю, когда надо, не стану лукавить. Я… я, в принципе, великая грешница, и я этого не отрицаю. Все мы… мы, москвичи, отчасти грешны.

Но прошу искренне и упоенно: помоги! Помоги Паше, спаси его и меня, Господи!

Вот… вот шла сейчас по улице и видела девушку. Простую девушку, невзрачную такую. Она с кем-то говорила по телефону и… плакала, кричала. Вот я и подумала тогда: может, ее тиранит молодой человек? Родители? Не дай Бог, коллекторы? Может, она вляпалась в какую-то страшную, какую-то очень грустную историю и сердечно жалеет о случившемся, но… но выйти из нее каким-то простым раскаянием не может? Но… разве… ведь не слезы разве – самое главное в раскаянии, в покаянии?.. Причем сердечном! Почему ты не помогаешь таким людям? Ведь им, возможно, хуже чем мне?.. Нет, нет. Не возможно, точнее – точно. Возможно, она в шаге от самого страшного? Не следует ли ей помочь как-то, хотя бы чуть-чуть? Хотя, что это я… нет… это, может, простая ссора. Самая простая. Просто вместе со своим горем я начала… чутче, что ли, ощущать горе других людей. И почему-то, ха-ха, почему-то я его вечно преувеличиваю. Я… мне это жизненно важно, что ли. Ищу в иных душах свою, наверное.

И все же, Господи! Покажись, если Ты есть! Покажись! Дай знак. Иногда мне кажется, что я говорю в пустоту и мои слова тщетны.

Слово четвертое. День 4. Среда

Утро

Господи! Сегодня не отходила от койки с самого утра. Под вечер… под вечер меня отпустили врачи, сказав, что мне, видишь ли, надо развеяться. Не надо мне развеиваться! И, честно, мне кажется, что врачи беспокоятся больше о моем здоровье, нежели о Пашином… Хотя… хотя…

…Я что, настолько плохо выгляжу?

Хотя… хотя, судя по тому, как я нервничаю изо дня в день, это все-таки заметно. Хах. Доводилось мне… в свое время один раз говорить с одним священником, так вот он, значит, сказал на всякую непонятную историю по жизни говорить «Господу так угодно». И все. Господу угодно. И Ты знаешь… знаешь, если человек все же верит в Твое существование, хоть немного, то ему это… то ему это, наверное, начнет помогать. Ведь он верит, что жизнь его вершишь… вершишь Ты.

И я в это верю. Вот верю. Несмотря ни на что. Это я так, иногда… иногда пытаюсь жалость вызвать… дабы Ты… смилостивился…

Я в это верю, и верю изо дня в день все больше и больше. Потому что… ну… так проще, что ли. По сути… по сути… ты… ты перекладываешь ответственность на Господа. И знаешь, что я осознала самое главное? Наверное… наверное, это происходит потому, что родитель, он нужен и… важен каждому человеку, и притом во всяком возрасте. Во всяком. Потому что… так как мы, взрослые, мало чем отличаемся от детей – только куда, знаешь, труднее и… и тяжеловеснее. Вот, правильное слово, да. В нас много лишнего душевного веса. Поэтому… поэтому нам куда чаще нужен такой… такой «родитель», на плечи которого, в принципе, в свои половозрелые сорок лет ты можешь… ты можешь возложить все свои переживания, неприятные ситуации и так далее и тому подобное. Мы – на деле… на деле очень немощны, ведь… как минимум потому, что можем предаться унынию. Например, я. Я. Я ему предалась, и мне сложно.

А так Ты, наверное, поинтересуешься, как Пашка… Неплохо, знаешь. Лечимся. Хорошего немного, но и плохого, Слава Богу, тоже. Он-то, в отличие от меня, не теряет сил. Наверное, потому что не боится смерти. Да. А тот… тот, кто не боится смерти, не может впасть в уныние. Ну, мне… мне так кажется. Может, это неправильно…

А я смерти боюсь. Очень. И не столько… не столько своей, сколько чужой. Смерти близких мне людей. Потому что понимаю, что смерть родного – это предвестник смерти моей, да, только как умереть дважды. Это страшно. Так-то ты просто телом умираешь, а тут – сначала душой, потом телом. А это самая страшная смерть. Смерть от тоски. Самая страшная…

Ну, мне так кажется. Не знаю. Я думаю, что это самое страшное, потому что сама боюсь этого. Причем очень. А чем больше… чем больше боишься, тем страшнее кажется страх. Ха-ха, тавтология получилась… Но это так. И так всегда…

Сегодня съездила домой, взять кое-какие документы. Съездила. В итоге наткнулась на старые фотографии. Просмотрела. Прослезилась. И… и поняла, что… что весь тот пройденный путь, который, к слову говоря, заключал немало трудностей, оказывается, может оказаться… каким-то… каким-то тщетным. В последнее время я… знаешь, я все сильнее и сильнее удивляюсь, насколько резко может изменится человеческая жизнь.

Помню… помню, Паша спросил меня однажды: «А почему море синее?» А почему умирают люди? Господи!.. Боюсь, что ответ один. Но… но мне он пока не ясен.