Фокс Ли "Аттракцион самоубийц презирает тебя, сентиментальный синий кит"

Аттракцион самоубийц презирает тебя, сентиментальный синий кит
Фокс Ли

Действие книги происходит в комнате аттракционов, куда попадают самоубийцы после смерти. Комната не является ни раем, ни адом, а призвана выяснить, кто из самоубийц достоин жизни, а кому суждено отправиться в вечную тьму.

Фокс Ли

Аттракцион самоубийц презирает тебя, сентиментальный синий кит

Пролог

Дело, по-видимому, в том, что когда

автор отдает на произвол стихий

исписанные им листки, он обращается

не к тем многочисленным читателям,

которые сразу же отложат книгу в

сторону или вовсе не возьмут в руки,

а к тем немногим, которые поймут ее

лучше, чем большинство спутников

его юности и зрелых лет

«Алая буква»,

Натаниэль Готорн

Смерть часто настигает нас

нежданно-негаданно

«Хижина дяди Тома»,

Гарриет Бичер-Стоу

Вы даже себе представить не можете, каково это, когда диагноз врача звучит как смертельный приговор. Поначалу этот тип в белом халате говорил какими-то своими непонятными медицинскими терминами. В его голосе отсутствовал оптимизм – это очень хорошо чувствовалось, но и одновременно пугало. Ты ничего не понимаешь конкретного в происходящем, но чувствуешь – что-то здесь не так.

Чутьё.

Оно как будто становится острее. Словно поднимается из потаенных глубин. Словно просыпается. Это касается всего, что тебя окружает. Ты остро чувствуешь не только свою болезнь, но и все явления собственной никчемной жизни. Знаете, такое случается с больным, но не с каждым, когда возникает неведомое шестое чувство. Ничего не нужно говорить, произносить, объяснять, лишь достаточно одного пристального взгляда, чтоб осознать – дело дрянь. Шестое чувство, наверное, является первым признаком смертельной болезни?

Не знаю.

Я ничего не знаю на этот счет.

Лишь только чувствую, лишь ощущаю подобно животному, которому доступно восприятие низкочастотных звуков. Если бы эта способность помогла мне раньше, то возможно я никогда не услышал о своем диагнозе, и возможно это помогло спасти жизни других людей, более достойных. Об этом можно рассуждать сколько угодно, и вероятно шестое чувство никогда не проявляется просто так на пустом месте – печальный удел тех, кому осталось совсем немного… К слову о диагнозе, врач все-таки произнес мой диагноз вслух простыми словами, а не своими тупыми терминами.

Коротко и ясно.

Неужели сразу нельзя сказать, что к чему?

Зачем тянуть?

По мне, так проще сразу выложить всё, как есть. Сказать прямо, а не тянуть. Зачем насыщать свою заумную речь успокаивающими словами, что нужно верить в себя и что нужно надеяться на лучшее? От этого все-равно не становилось легче. В этот момент ты абсолютно не думаешь даже о каких-то сколь-нибудь призрачных надеждах. Ты словно отстраняешься от происходящего, ты находишься в подвешенном состоянии и размышляешь в первую очередь о том, как же дальше жить. Диагноз не требовал каких-либо дополнительных разъяснений, потому что ранее о нем я слышал ровно столько, что достаточно мог себе представить картину болезни в целом, ее безжалостное течение, побочка и убийственный конец. И что самое удручающее, отсутствие лечения. Нет, не совсем так. Правильнее сказать, лечение существовало, и быть может, с каждым годом становилось эффективней, но всё же до сих пор всего имеющегося оборудования, специалистов, медикаментов и еще чего-то там недостаточно, чтобы победить мою болезнь, которая считалась одной из самых смертоносных. Она просто выкашивала людей без разбора, невзирая на финансовое положение, возраст, и на то, какой ты все-таки классный парень. Просто мне не повезло – родиться не в то время, не в том месте, вот и всё..

Может ошибка?

Что если врачи ошиблись с диагнозом?

Ведь такие случаи происходят.

Норма любого времени, любой эпохи, когда люди ошибаются.

Хотя..

Нет, всё же нет.

Исключено.

Пройдено уже повторное обследование.

Второй раз ошибочным точно не бывает. Тем более в другой клинике.

Сколько уже можно слоняться по этим белым кабинетам..

Достало.

Я поднялся со стула и направился к выходу из медицинского кабинета. Врач вслед мне говорил о лечении, про аптеку и что требовалось обязательно прийти на следующий прием и бла-бла-бла.. Я не хотел его слушать. Толку. Я шел по бесконечному коридору больницы и пребывал в каком-то тумане. Словно уже умер и двигался бесшумно. Никто на меня не обращал никакого внимания. У всех существовали свои проблемы, своя жизнь. Мой ход замедлился или мне только показалось? Как в медленной видеосъемке. Кажется, я забыл спросить, сколько же мне осталось, а по сути какая к чертовой матери разница – конец есть конец. Звон в ушах, все звуки в коридоре отдавались глухим эхом, как будто в уши попала вода. Окружающий шум, голоса – всё сливалось, и ничего из этого я не мог разобрать. Белые халаты и постельные тона больничных коридоров, ступеней, пролетов – всё слилось воедино, захотелось быстрее выбраться на свежий воздух. Я вышел из здания, встал у входа поликлиники прямо под табличку «не курить» и выкурил, как сейчас помню, разом пол-пачки сигарет. Я закуривал одну за другой, сигарету за сигаретой и не ощущал их вкуса, я не чувствовал табака. Моему горлу было абсолютно плевать, поэтому каждая сигарета только усиливала желание закурить вновь и вновь. Горло, которое раньше всегда раздражалось и болело уже после второй сигареты подряд, теперь ничего не чувствовало и спокойно поглотило пол-пачки. Я смог бы выкурить все сигареты, всю пачку без остатка, но захотелось просто поехать домой, свалиться на кровать и проспать весь день бесцельно, ничего не кушая и ничего не делая. Просто тупо спать, чтоб никто меня не трогал, не звонил, не писал.

Под вечер мне захотелось дико нажраться.

На утро в моем телефоне обнаружилась куча пропущенных звонков и непрочитанных сообщений. Перезванивать – вообще никакого желания. Я отменил все важные встречи по работе, выезды и заперся в своей студии в элитном ЖК «Green Park».

И снова с горя нажрался в хлам.

Очнулся.

Посмотрел в зеркало.

В нем отражалась в мягком свете ванная комната «урбан минимализм». Мне нравился такой стиль. Ничего лишнего: ванна на пьедестале со ступенями; пара полотенец, висевших на хромированных батареях; шампунь и гель для душа на полке – только самое необходимое, и ввиду этого просторная комната казалась еще более просторной. Ноги утопали в мягком ковре, словно в теплой траве. Шум воды из-под крана. Ровный и шуршащий поток с хорошим напором. Последнее, что мне хотелось увидеть в зеркале – свое собственное отражение. Раньше со мной такого не происходило.

Раньше в первую очередь я следил за своей внешностью и абсолютно неважно, что там в зеркале можно разглядеть, кроме лица. Только лицо заботило меня. Как только страшная болезнь ворвалась в мою жизнь, внешность отошла на задний план. Я смотрел на собственное отражение в зеркале и не узнавал себя – оброс до степени неузнаваемости. Это уже не являлось тем образом, который я выдумал, поддерживал и нес в массы по долгу профессии, и по которому меня узнавали. Новый образ являлся настоящим, неподдельным, самым правдивым отражением того, что происходило у меня внутри. Лохматая непричесанная голова. Всклокоченная неровная борода. Пучки волос, то тут то там торчащие небрежно отовсюду. Еще чуть-чуть и меня можно поставить в один ряд с косматой собакой породы бобтейл, отличительной особенностью которой являлась длинная густая шерсть, закрывавшая полностью морду таким образом, что оставался виден только черненький нос. Типа я смирился с данным видом?

Смирение..

Не люблю такое слово..

Скорее всего сыграла лень.

К этому можно добавить еще одно немаловажное обстоятельство – утрата всякого смысла. Зачем мне теперь следить за собой?

Смысл?

Я всматривался в свой новый облик, и мне даже это нравилось. Да и зачем фальшивить, если это являлось моим душевным состоянием. Зачем притворяться, как того требовала моя публичная профессия?

Надоело.

Порой накрывала необъяснимая озлобленность.

Необъяснимая?

Нет.

Всё же слово «необъяснимая» в моем случае будет неуместным. Озлобленность являлась в полной мере очевидной. Очевидной, потому что для этого существовала благоприятная почва в лице смертельной болезни.

Болезнь.

Это нечто, сжирающее внутри, убивающее не только плотские клетки, но и эмоциональную часть тебя – естественно, это нечто явилось причиной всех изменений во мне.

Озлобленность..

У меня хватало хейтеров и завистников. Вот они бы точно обрадовались, когда узнали бы о моей незавидной участи. Вот тогда бы я обратил всю свою ненависть против них. Нет, я бы не стал впадать в крайности и шмалять из пушки налево и направо, я бы применил способ гораздо результативный, я бы их проклял. Одной фразы «будь ты проклят/будь ты проклята» хватило, чтобы свершить правосудие, наказать недруга за нелюбовь ко мне. И я ощущал невероятную силу этой фразы и верил в нее.

Я смотрел на собственное отражение в зеркале, и во мне закипала кровь. Я сжал крепко ладонь в кулак и резко с оттяжкой ударил по своему новому лицу так, что вдребезги разбилось зеркало. Мелкие осколки зеркала посыпались в раковину. Мое изображение покрыли неровные рваные трещины. Вдребезги, как и моя жизнь, при этом никакой боли не чувствовалось, лишь только тепло стекающей в раковину яркой красной крови. Красные капли, превращающиеся в ручьи и подхватываемые струей потока воды из-под крана. Они смешивались с прозрачной водопроводной жидкостью, которая разбавляла и придавала им бледный оттенок. Они исчезали в глубине точно также, как по крупицам исчезало моё собственное «я». Новая порция крови вновь подхватывалась потоком воды. Это могло продолжаться бесконечно, но кровь не являлась неиссякаемой. Рано или поздно она закончится совсем, и когда упадет последняя капля, точно также закончится жизнь человека.

Белоснежная итальянская раковина «монтебьянко конка» покрылась брызгами красной плотской крови. На белом особенно хорошо видна кровь. Даже становилось не по себе. Учитывая, что от вида собственной крови мне делалось плохо, то при виде красного на белом неприятное состояние лишь только усилилось. Я не чувствовал никакой боли, я настраивал себя на отрицание, что мне все-равно, но организм по-прежнему жил по своим законам, и голова слегка пошла кругом. Промелькнула мысль: «Лучше стоило взять вместо белой раковины черную матовую, на ней практически не заметна кровь». Я смахнул мелкие острые многогранные кусочки окровавленного зеркала с костяшек и замотал кровавый кулак в полотенец.

Одним ударом я разнес зеркало.

По доброй воле от нечего делать такое никогда не сделаешь.

Не зарекайся!

Зеркало ответило за всё, будто оно виновно в моих траблах. По крайней мере, я думал так.

Однако зеркало ответило мне иным образом – повредило мне руку. Оно смогло защитить само себя, а я бессилен против..

Я сам виноват во всём.

Затрезвонил телефон.

Мне звонили.

Родители.

Сначала я поговорил с мамой.

Мама: Привет, сынок!

Я: Привет, мам!

Мама: Ты как? Всё хорошо там у тебя?

Я: Да, нормально..

Мама: С отцом за продуктами вчера ездили. Случайно встретили твою классную руководительницу Элину Александровну . Передавала тебе привет. Говорила, что гордится тобой. Такой человек, единственный из ее выпускников, кто стал известным музыкантом. Так приятно. Ой, я забыла же. Недели две или три назад видели одноклассницу твою Вику Сафонову. Спрашивала о тебе, тоже передавала привет. Взяла ипотеку. Одна воспитывает сыночка. Одна, слышишь? Как и ты.. Одна.. Так что..

Я: Да-да-да, слышу..

Мама: Давай уже там думай быстрей, а то сколько можно одному. Я на всякий случай телефон у нее взяла, тебе продиктовать?