Сергей Суворов "Диалог со Смертью"

Диалог со Смертью
Сергей Суворов

Что, если человеку всегда даётся ещё один шанс прожить сложный и страшный день, чтобы выйти из него победителем – живым? Но Смерть просто так не отпустит. В этом убедился главный герой, которому предстоит нелёгкое испытание.

Сергей Суворов

Диалог со Смертью

Глава первая.

Я опаздывал в аэропорт. Сильно опаздывал. Мама всегда говорила, что пунктуальность – это не мой конёк. Ей часто звонили со школы, а потом и с университета, в попытке узнать, а где же снова застрял её сын? А я придумывал просто тысячи отговорок и историй, якобы машина чуть не сбила, или рюкзак с принадлежностями украли, или собаку спасал! Ради последнего, для пущей убедительности, мне пришлось расцарапать руки, сейчас даже не вспомню, чем именно. А мама перезванивала мне, строго так спрашивала, почему я не на занятиях? Оно и понятно, родители оплачивали мою учёбу, вложив какие-то накопления, возможно и в кредит кто-то из них влез, а мне не было до этого никакого дела. Я прожигал остатки своей юности, активно вливаясь в любые события вокруг меня. «Сегодня вечером собираемся у Дани в комнате, он привёз кальян от родаков. Ты пойдёшь?» – спрашивали у меня. И я соглашался, брал с собой очередную подружку, с которой, кажется, только вчера познакомились, и поздно вечером летел на другой этаж, чтобы весело провести время. А сколько было спето песен под гитару, на которой я сносно играл уже тогда, а сколько было выпито алкоголя, просто не сосчитать! И столько же раз меня пытались выгнать из общежития. Но я всегда находил способ остаться, уговаривал коменданта, декана, а после и ректора.

А маму всё-таки было немного жалко, съёмную квартиру она бы не потянула. Нервы ей потрепал в те времена сильно. Её знакомые всегда спрашивали, а не подменили ли ребёнка в роддоме? Потому что мы с ней были абсолютно разными. Ей никогда не приходилось краснеть перед начальством, никогда не приходилось стоять, опустив глаза, в поисках нужных слов для оправдания. По крайней мере, мама сама мне так говорила, когда они с отцом встречали меня во время каникул, и она принималась меня отчитывать за всё, что я успел натворить за последние пару месяцев. А вот папа частенько смотрел на эти сцены с какой-то странной ухмылкой, стреляя весёлыми глазами в её сторону. А потом они перешёптывались, и отец смеялся уже в голос, а мама шикала на него, прося прекратить издеваться, тем более пока сын рядом. Люблю их, они у меня самые лучшие.

А когда я учился на четвёртом курсе, мамы внезапно не стало. Она покинула нас неожиданно, мне так казалось. Но позже папа, ставший за максимально короткий срок седым и печальным, признался мне, что она долго болела. Онкология. Обнаружили слишком поздно, чтобы успеть что-то сделать с этим. На лечение она не соглашалась, а папа зверел, пытаясь её переубедить. Но мама стояла на своём, гордо так, с высоко поднятым подбородком. Впрочем, как и всегда. Хотя по мере того, как прогрессировала болезнь, а это происходило очень быстро, и подбородок опускался ниже, и нос, который от меня всегда требовали держать по ветру, и руки у обоих. У мамы из-за того, что было физически больно, у папы, потому что морально.

Прошло уже почти три года с того дня, как мне позвонили из деканата, попросили срочно подойти на второй этаж, где мне и сообщили, что мамы больше нет. Мой мир вдруг пошатнулся.

Я скатился по стенке и в голос заревел. Точнее, я очень хотел сделать именно так. Ноги подкосились, в голове зашумело, я практически не слышал больше ни слова. В такое нельзя поверить, как бы ни старался. На меня смотрели с такой жалостью, что становилось ещё хуже. И я не дал всей этой толпе из преподавателей и случайных студентов ни шанса быть причастными к моей личной трагедии. Просто развернулся и ушёл. Староста моей учебной группы позже написала сообщение, рассказала, что мне дали неделю каникул, я мог ехать домой. Вот такое начало лета. Сессию я закрывал долго и мучительно. Но ведь пообещал же себе, что закончу учёбу. А знаете, что самое смешное? За три дня до этого мама звонила мне последний раз и поздравляла с днём рождения. Нажелала долгих лет жизни, счастья и не сильно расстраиваться из-за плохого, которое иногда происходит. Мы проговорили очень долго, больше часа, даже руки затекли. Такого не случалось уже давно. И вот такой звонок. Почему? Прощалась? Чувствовала, что совсем скоро уйдёт?

Я задавал эти вопросы отцу, а он не мог на них ответить. Сидел напротив меня в своём ободранном кресле, которое я неоднократно просил заменить, и плакал. Меня злила эта его слабость. В тот момент он нужен был мне такой же сильный и позитивный, как раньше. Поэтому я ковырял пальцем дырку в сером потрёпанном диване, которую когда-то в детстве сам же и сделал, и молча на него смотрел. Кто ты? Ты не мой отец, он славный, забавный, улыбка у него, хоть и кривая из-за старой травмы, но всегда искренняя. А ты мешок отходов, растёкшийся по квартире, которую, думаю, пора бы уже сжечь, ремонт ты всё равно уже делать не будешь.

Я встал с дивана, поправил покрывало, подушку, криво лежащую почти на самом краю, вытер случайную слезу, вдруг возникшую в уголке глаза, и исчез из его жизни. Физически уж точно. В родительском доме я больше не появился. Иногда созваниваемся, но разговоры такие быстро заканчиваются. Я отца так и не простил за то, что он мне не сказал про маму, про её болезнь и тяжёлое состояние. И за то, что это не он сообщил мне о её смерти. Так и не простил.

А вот сейчас я опаздывал в аэропорт. Самолёт уже совсем скоро, через час с небольшим заканчивается регистрация, но это меня мало волновало – я зарегистрировался на рейс на сайте авиакомпании ещё вчера вечером перед тем, как начать собирать чемодан. Такси опоздало, машина приехала на пятнадцать минут позже, чем сообщало мне приложение агрегатора. Зато мчался водитель быстро, наверное, испугался страшного взгляда, говорящего только о том, что скоро этот пассажир начнёт бросаться на людей. А первый на очереди сам рулевой. Поэтому мы неслись на максимально возможной скорости, сначала по узким улицам нашего не самого большого города, а потом и за его пределами. «Эх, дороги, пыль да туман», – вспомнилось мне.

Город у нас красивый, такой притягательный что ли, есть в нём своя изюминка. Он располагается на берегу широкой реки с очень длинным народным названием. Когда-то в древности сюда пришли первые поселенцы и влюбились в эти изгибы, текущую как само время чистую воду, скосы и песчаник, ставший в последствии местом притяжения в виде популярного пляжа. Позже, уже более современные люди сократили название реки до двух слогов, и на месте маленькой деревушки с землянками основали настоящий город, через который проложили торговый путь. И он зажил счастливо, если быстро растущее и вечно что-то требующее население и постоянную нехватку жилой площади можно назвать счастьем.

Я сам приехал сюда из другого небольшого городка, как только закончил школу и полюбил его так же, как и наши предки. Тонкие как вены улочки рисовали такие немыслимые сети, что неподготовленному гостю без карты не обойтись. За зелёными высокими деревьями прятались кирпичные здания дореволюционной постройки и имели на своих стенах такой слой истории, что было даже как-то стыдно видеть на них пёстрые рекламные вывески, порой абсолютно неуместные. Сейчас активно всё это убирают, позволяют этим уникальным домам свободно дышать и смотреть на прохожих своими почти витринными окнами. Где-то сохранились даже деревянные рамы, что, конечно, удивляет. Выщербленный временем, непогодой и пулями красный кирпич по-прежнему выглядел крепче и серьёзнее современных материалов, из которых сейчас строят очередной новый микрорайон. Но там высотки, от которых кружится голова, если смотреть на них и пытаться сосчитать уровни жизни и благополучия граждан, купивших в этих домах квартиры, а здесь, в самом сердце города, не более четырёх этажей, и то редко. Представьте, несколько кварталов этой исторической красоты, куда окунаешься с головой, и как будто видишь: вот здесь мог неизвестный мальчишка чистить обувь богатому дяде с газетой в руках году так в тысяча девятьсот третьем; в этом месте, у старого кинотеатра, стояла советская мороженщица и с красивой улыбкой раздавала малышне эскимо и пломбир; у этого дома в девяностые проходили криминальные разборки, такие раны не скрыть.

Город растекался всё шире, выше, всё дальше от источника жизни – воды. И, казалось, жил действительно только центр. Хотя многое происходило и на окраинах. Теперь там рубили старые деревья, чтобы освободить место под новые постройки. Это расстраивает, конечно, но новое жильё тоже нужно. Я бы и сам не отказался даже от квартиры-студии в двадцать квадратов в одном из таких районов, чтобы оказаться хотя бы в хвосте этой большой черепахи, на которую становился похож город, если посмотреть на него сверху. Пролетая над ним на самолёте, это было видно даже ребёнку.

Такси мчалось уже по пригородной трассе, испытывая на прочность дорожное покрытие, лобовое стекло и мои нервы. Мимо пролетали деревья и кусты, в которых иногда пугливо прятались мелкие лесные жители, зайцы и бурундуки, но всё чаще бездомные, серые от пыли и грязи собаки. И у меня вдруг возникло чувство дежавю. Вы сталкивали когда-нибудь с подобным? Когда кажется, что именно этот конкретный момент, определённое событие уже происходило с вами. Один психолог из американского университета вместе со своими коллегами пытался создать эффект дежавю через виртуальную реальность. Итогом стало предположение, что это лишь феномен памяти, которая не может воспроизвести нужное вам воспоминание. Как испорченный видеофайл на старом компьютере без необходимой программы. Нет, я летаю теперь часто, наверное, даже слишком часто для такого молодого человека, и по дороге этой ездил не раз, разглядывая в запотевшее окно природу вокруг. Но сейчас не так. Как будто именно с этим водителем, именно с этими эмоциями я сидел именно в этой машине и мчался в аэропорт по тем же причинам. Когда такое могло быть ещё, я не мог вспомнить. Но чувство сохранялось ещё долго, до самой парковки аэровокзала.

Выйдя из автомобиля и выгрузив свой багаж, я не стал торопиться заходить в здание терминала. Приехали всё-таки вовремя. По привычке закурив на ходу, я пошёл в специально отведённое для этого место. Курить я давно хочу бросить, с того момента, как начал, но нервы и разного рода оправдания никак не дают мне такой возможности. Негативные мысли спешно покидали мою нагруженную голову. Сейчас надо было подумать о тех задачах, которые поставило передо мной начальство, отправляя в очередную, уже седьмую командировку с начала года. Тёплый весенний ветер с присущим ему озорством раскидывал мои волосы и сбивал пепел с тлеющей сигареты. Мне нравится апрель за его непредсказуемость: то почти летняя жара, то снова снег и после слякоть. В таком же состоянии находился и я после окончания университета, в поисках работы по профессии, съёмной приемлемой квартиры или хотя бы кровати на ночь, да и вообще какого-то смысла во всём происходящем вокруг меня.

Взгляд мой, ничего не выражающий, был направлен та то место, куда прибывали всё новые машины и выгружали всё новых будущих пассажиров больших авиалайнеров, направляющих свои носы и гигантские крылья в другие города и страны, и маленьких моторных самолётов, летающих исключительно по региональным направлениям. Остановилась чёрная машина, блеснувшая фарами секундой ранее на «лежачем полицейском». Окна тонированы, водителя я не смог разглядеть, хотя не очень-то и пытался. Но дверь резко открылась, скрипнув и чуть не ударившись о бордюр. Из машины плавно вышла эффектная девушка лет двадцати пяти, не более, вытянула за собой тёмную из карбоновой кожи сумку и медленно двинулась в сторону главного входа. Чемоданом такое произведение не назовёшь, слишком маленькое для обычного багажа, но больше дамской сумочки в несколько раз.

Как отъехал автомобиль с тонированными окнами, я не заметил, потому что рассматривал проходящую в десяти метрах от меня девушку. Всё было в ней великолепно! Тонкая фигура, подчёркнутая коротким чёрным платьем, которые так любила Коко Шанель. Стройные ножки, обтянутые самыми тонкими чулками, были мягко погружены в лакированные туфли на высоком каблуке, явно не подходящие для долгих перелётов. Прямые длинные волосы почти угольно-чёрного цвета убраны назад гребнем с какими-то узорами, так далеко не разглядеть, и перечёркнуты в районе виска белой, даже пепельной прядью. Острый аккуратный подбородок, слегка выступающие скулы, тонкая линия губ, одетых в красный цвет, яркие глаза оттенка зелёного солёного моря, делающие взгляд сильным и тревожно-возбуждающим. Завершало образ серое короткое пальто, просто накинутое на узкие плечи. В одной руке она держала ручку своей сумки, в другой большие солнечные очки. Наверное, в солнечную погоду это даже оправданно. Надо бы тоже прикупить себе такие.

Девушка шла вперёд, медленно и мягко ступая на асфальт, всё больше раскаляющийся под её горячими шагами, и совершенно не смотря по сторонам. Она остановилась и повернула голову в мою сторону. На улице было много людей, вот-вот прилетит очередной нагруженный пассажирами самолёт из столицы, таксисты толпились, в надежде подзаработать на поездках в центр. Рядом со мной было не меньше шести человек, почти все мужчины, но никто из них, казалось, не видел этой эффектной молодой девушки, смотрящей сейчас на нас. Её взгляд тоже не блуждал по этой толпе, а устремился прямо на меня. Наши глаза встретились, и по моей спине пробежал холодок, мешаясь с мурашками. Я оцепенел и не смел даже моргнуть. Интересно, каким было моё лицо в этот момент? Наверное, слишком смешным, потому что девушка улыбнулась краешком тонких губ, повернула голову вперёд и ушла. А я так и стоял, думая о том, что это сейчас было?

Вспомнив, зачем я здесь, резко бросил до фильтра истлевший окурок в урну. Не попал, но поднимать не стал, здесь и так было грязно и мусорно. «Не я первый, не я последний», – подумал об этом почему-то с сожалением и пошёл внутрь терминала.

***

Внутри было людно и тесно, несмотря на высокие потолки и большие стены из стекла, через которые легко проникали солнечные лучи, освещающие огромное помещение не хуже, чем развешанные по всему зданию лампы. На первом этаже, в правом от входа углу ушлый предприниматель поставил кофеточку, заняв пространство столиками и вкусным запахом правильно обжаренных зёрен. Рядом была красивая фотозона, чтобы как-то занять ожидающих своего рейса толпящихся здесь нервных людей. Посмотрев на длинную очередь, я не стал примыкать к ним, а решил поискать другое место, где могут приготовить не менее приятный по всем критериям напиток.

По дороге к эскалатору, который в скором времени перенесёт меня на второй этаж аэровокзала, я сдал наконец-то свой багаж и получил на стойке регистрации бумажный вариант своего билета. До вылета оставалось минут сорок, так что я вполне успевал даже позавтракать, чего не сделал дома, и об этом начинал уже жалеть. Поднявшись уровнем выше, издалека увидел несколько человек, держащих в руках бумажные стаканчики и направился именно туда. Вы не подумайте, я не кофейный маньяк, просто люблю этот странный чёрный напиток, который имеет свойство согревать меня в самые холодные времена. А сейчас, несмотря на наступившую тёплую весну, мне было холодно. Возможно, от постоянного одиночества, возможно, от сложностей на работе, с которыми я старался справляться по мере поступления, но они всё равно накапливались. Добрался до киоска и чудесным образом оказался первым в очереди.

– Здравствуйте! Мне средний американо с сахаром и немного разбавьте водой, чтобы не обжечься.

– Добрый день. Молоко, корица? – Для такого хрупкого существа, у этой девочки-бариста слишком грубый и неприветливый голос. Оно и понятно, сейчас девять двадцать, все летят куда-то по своим делам, а может и в отпуск, а ей каждый день наблюдать подобное. Рабочая смена начинается рано, не позднее семи утра, а сюда надо ещё добраться из города. Девочкам же нужно собраться, умыться, накраситься. Хотя милая сонная мордашка передо мной сегодня, кажется, почти ничего не успела.

– Нет, спасибо. Только кофе и вот этот вкусный пирожок с капустой, будьте добры, – как можно мягче произнёс я в ответ.

– Хорошо. Три минутки, – тень улыбки проскользнула по её лицу. Да и голос стал чуточку мягче. – С вас четыреста пять рублей.

– Карта. – Наверное, я слишком округлил глаза от таких цен, потому что бариста отворачивалась к кофейному аппарату уже с полноценной улыбкой. «Зато поднял настроение человеку», – подумал я, отошёл в сторону в ожидании заказа, случайно кого-то задев. Повернул голову, чтобы извиниться за оплошность, и увидел перед собой ту самую девушку в чёрном, что минут пятнадцать назад приковала меня взглядом к месту в курилке. Она снова посмотрела на меня своими глубокими зелёными глазами и в удивлении слегка приподняла бровь.

– Извините, – едва справившись с собой, тихо произнёс я. Да что это такое? Я ведь никогда не боялся общаться с противоположным полом, даже если девушка явно не моего уровня. Но здесь было что-то другое, какой-то внутренний глубинный страх перед этой особой. Вблизи она становилась ещё более манящей и пугающей одновременно.

– Ничего страшного, – всё с той же лёгкой полуулыбкой на губах произнесла она мягким красивым голосом. Изучающим взглядом она пробежала по моему лицу, плечам и всему телу. Но такие девушки ТАК не смотрят на парней, мне ли не знать?

– Ваш кофе, – с небольшой обидой в голосе произнесла девочка за стойкой. Она наблюдала за этой сценой уже как минимум минуту, и ей это не понравилось. Я, недолго думая, коротко кивнул девушке в чёрном, забрал из рук баристы пирожок и напиток, оказавшийся очень горячим, опустил глаза вниз, ещё раз оценив её красивые стройные ноги, и постарался как можно скорее уйти. Подальше отсюда, пока с ума не сошёл.

И с этого момента время потянулось как смола. Та самая, в которую ты случайно залез в детстве, пытаясь объять необъятное шершавое дерево. Мы с другом на таком хотели построить дом. Оно торчало высокой башней из земли рядом с холмиком в районе родительской дачи, на котором таких же сосен и берёз было ещё много. Но притягивало нас именно это большое с раскинутыми в разные стороны толстыми ветками дерево. Нам представлялось, каким будет крутым этот домик, как нам будет завидовать каждый школьник. Естественно, мы никому о нём не расскажем, но знать будут все. Продумывали систему поднятия лестницы, скрытые механизмы, которые никто не сможет обнаружить, обсуждали, какую мебель поднимем наверх, чтобы создать максимальный внутренний комфорт, по представлениям мальчишек. Но ничего не вышло – мы не нашли ничего, кроме старых гниющих досок и ржавых гнутых гвоздей.

А потом строили свой автомобиль! На паровой тяге! На базе разобранного «Запорожца», который кто-то бросил на долгие два года в нашем дворе. Молодёжь быстро растащила всё, что можно было скрутить, остался только остов, голый скелет. Но дальше чертежей дело не пошло. То ли нам стало неинтересно, то ли хозяин автомобиля объявился и увёз куда-то останки своего и при жизни не самого бодрого железного друга. Да, мечтали мы тогда знатно, куда больше и смелее, чем сейчас. И время летело с немыслимой скоростью. Сегодня мои минуты становились похожими на часы, ожидание всегда на меня так влияет.

Глава вторая.

По громкой связи объявили посадку на мой рейс. Кофе был допит, несъедобный пирожок без аппетита съеден, нагретое, случайно найденное место покинуто, как я думал, насовсем. Спустившись вниз и протиснувшись сквозь узкие двери, ведущие в зону посадки, я, наконец, добрался до зала ожидания, в котором уже толпились вылетающие со мной одним самолётом люди. И здесь очередь. Утренняя усталость и непонятно откуда взятая нервозность не позволили мне сразу увидеть пьяного мужчину, совершавшего акт насилия над головами семейной пары пенсионного возраста. Я заметил их уже позже, когда показал сотруднице аэропорта у стойки свой билет и направился в сторону автобуса, приглашающего довезти меня до моего большого крылатого друга, каким он должен стать на ближайшие несколько часов.

Я обернулся на громкий звук и увидел, как взрослая женщина бьёт хрупкой старческой ладонью по лицу мужчину средних лет, явно уже плохо владеющего своим организмом. Муж её тоже не стоял в стороне и пытался угомонить попутчика при помощи грозного указательного пальца правой руки и отборных ругательств, которые, на моё удивление, не содержали ни одного матерного слова. Всё-таки, они находятся в обществе, надо было вести себя культурно.

Бросив на эту сцену ещё один быстрый взгляд, я надел наушники, включил любимую музыку и пошёл к автобусу. Преодолев грязные ступеньки старого грустного зверя, рычавшего на каждого входящего своим мощным мотором отечественной сборки, нашёл место у окна и стал смотреть на взлётно-посадочную полосу, по которой медленно катили прибывший минуту назад самолёт. Наш находился дальше, отсюда его не было видно за ангарами и другими техническими постройками. Хотя я и так знал, как он выглядит: большой, отливающий сталью, с размахом крыльев, как у Толкиеновских орлов, красивым клювом и красным росчерком с названием компании на белом хвосте. Именно на нём я впервые полетел в свою первую командировку восемь месяцев назад. Именно он дал мне это ощущение тревоги и безумной радости при посадке.

Автобус сдвинулся с места, так тяжело и грузно. Пассажиров набилось много, в какой-то момент мне захотелось открыть окно и выпрыгнуть отсюда, поскольку стало сложно терпеть боль под рёбрами, причиняемую локтем нестандартных размеров женщины, приткнувшей себя и свою ручную кладь рядом со мной. Да и запах распространялся по салону не самый приятный, по всей видимости, всё от того же любителя алкогольного угара. Но доехали мы достаточно быстро, всего несколько минут, и наземный транспорт остановился у трапа, ведущего прямо во внутренности воздушного. И большая толпа хлынула из автобуса, как поток воды из разрушенной дамбы, старательно оттаптывая ноги рядом идущим людям.

Я дождался, пока станет немного свободнее, и только тогда двинулся к выходу. К этому моменту в автобусе оставалось не более десяти человек, так что путь оказался практически свободен. Пара шагов, и я упёрся в очередь жаждущих попасть поскорее в крылатого красавца, нависающего над нами своим массивным железным телом. Экипаж был уже внутри, прилежно готовя самолёт к запуску. Милая бортпроводница с необычным красивым именем Инесса с красивой улыбкой встречала каждого входящего. Казалось, её прекрасное настроение ничего не испортит: ни злая женщина, достаточно громко бранящая ступени, других пассажиров, весь экипаж и авиаперевозчика, не давшего ей по какой-то причине самое лучшее место в бизнес-классе; ни расшалившийся, укутанный во многослойную одежду малыш, получивший от невыспавшегося отца подзатыльник, и теперь громко истерящий; ни девушка лет двадцати, всем своим видом показывающая, что ей по статусу не положено летать с подобным отребьем, а только личным самолётом с атлетичного телосложения бортпроводниками, желательно обнажёнными по пояс.

Пропустив перед собой уйму разного рода людей, и с интересом наблюдая за поведением каждого, я и сам, наконец, ступил на трап. Поравнявшись с Инессой, кажется, единственный одарил её своей улыбкой, как бы извиняясь за всех остальных, кого она уже успела встретить.

– Доброе утро!

– Здравствуйте, добро пожаловать на борт нашей авиакомпании, – мягко ответила она. Такая милая и красивая, она пахла чем-то приятным, с цитрусовым оттенком. Это был скорее летний парфюм, немного не подходящий для апрельской погоды, которая, к сожалению, быстро начинала портиться.

Я быстро нашёл своё место у самого крыла самолёта. Оно всегда было одним и тем же, мне нравилось смотреть через иллюминатор на то, как быстро мы удаляемся от земли при взлёте, как погружаемся в пушистые облака и выныриваем где-то над ними на недосягаемой высоте. А крыло перед глазами всегда даёт ощущение стабильности, привязывает к привычному, поэтому и страха гораздо меньше. Закинув свою небольшую сумку на багажную полку, еле найдя для неё место среди чудом прошедших проверку по габаритам здоровых, похожих на чемоданы чужих ручных кладей, я сел в кресло, немного отклонил назад спинку и постарался вытянуть ноги. Не вышло. Ничего, полёт не такой долгий, чтобы успеть устать.

Смотря на то, как один мужчина пытается уложить нечто длинное в чёрном чехле на ту же полку, куда я поместил свою сумку, задумался о вопиющей несправедливости. Как-то я пытался провезти с собой любимую гитару, но на стойке регистрации на меня посмотрели, как на дурака, не знающего внутренние плавила перевозок, и забрали инструмент в багаж. При том, что более крепкий и менее дорогой спортивный инвентарь пускают в салон самолёта без ограничений. Это хорошо, что я не профессиональный музыкант и гитарой за несколько сотен тысяч. А недавно совсем я услышал историю о том, как один гитарист – вот так же, как и я – пытался доказать авиакомпании, что в багаж отдавать его акустическую гитару нельзя ни в коем случае. Но и он не был услышан, как и тысячи талантливых ребят до него. В результате, конечно же, были разбиты и музыкальный инструмент и сердце владельца. Но судиться с перевозчиком парень не стал. Он поступил, как настоящий музыкант – записал песню о том, как авиакомпания рушит чужие надежды и гитары. И залил всё это на видеохостинг. Небольшой клип завирусился в сети и нашёл отклик в сердцах и душах даже известных артистов, которые на своих страницах поддержали парня. И спустя всего несколько недель, авиакомпания понесла такие убытки, что им стало страшно – акции компании упали сразу на пару десятков процентов. Руководство позвонило молодому музыканту и предлагало много наличных и новых гитар, лишь бы он удалил это видео. Но честь оказалась дороже денег, и парень так и не убрал тот клип. Наказание получилось суровее судебного.

Мои мысли плавали в общем потоке, перемешиваясь с музыкой из плеера, которая так и продолжала разливаться по внутренностям через наушники. И даже сквозь закрытые глаза я почувствовал, что кто-то пошёл достаточно близко, и собирается сесть рядом. Я открыл глаза и замер. В соседнем кресле расположилась моя недавняя знакомая, одетая в чёрное, единственная в этом самолёте, чьё лицо я запомнил в мельчайших подробностях.

– Я вас не потревожила? – спросила она голосом, звенящим как ручей, и перекрывающим все остальные звуки в шумном салоне. В ответ я лишь мотанул головой, но так, что левый наушник выпал из уха. Странно. Видимо, он уже держался в нём, наверное, поэтому я и услышал её голос.

– Вы в столице остановитесь и куда-то дальше летите?

– До столицы. У меня там работа. – Мне неожиданно легко стало смотреть на неё, говорить с ней, улыбаться в ответ на её чарующую улыбку. – А вы? – И неуклюже протянул ей свою ладонь для знакомства.

– А я уже работаю, – странно улыбнулась девушка с седой прядью в волосах. И мягко подала свою бледную руку. Когда наши пальцы соприкоснулись, я на мгновение увидел удивительную и даже пугающую картинку перед глазами. Будто в образе девушки появились новые черты, или наоборот, что-то пропало. Она стала намного тоньше и белее обычного, глаза впали и загорелись зелёным огнём, красивый ровный носик стал ещё меньше. Но наваждение быстро прошло. Я моргнул, и передо мной снова сидела эта невероятно красивая девушка. Ладонь её всё ещё была в моей, и нежная кожа ласкала мои грубые пальцы. Но она была холодная, почти ледяная. Вы не подумайте, я не влюбился в неё с первого взгляда, просто появился неугомонный интерес и странное влечение к этой тёмной особе.

– Только не надо имён, – внезапно сказала она, как будто прочитала моё намерение представиться. – Самолёт долетит быстро. А в столице мы разойдёмся по своим углам и вряд ли когда-то ещё встретимся.