Вадим Кленин "Четыреста капель крови"

Родители были бледны и часто моргали, как роботы, вставшие на перезагрузку. Ефрем же, напротив, почувствовал себя гораздо бодрее. Сильно наэлектризованный воздух заставил его мозги ускориться. И у него родилась идея. Прекратить нельзя – нужно возглавить! Кажется, что-то подобное говорил дружок Никита, вместе с которым Ефрем подложил на стул учителя истории самый настоящий кактус. Историк был щедр на плохие отметки и совсем не старался завоевать расположение учеников. Чем поначалу приводил их в полное изумление и порождал конспирологические теории. Для одного из немногих людей, оставшихся преподавать в школе, полной услужливых и всегда позитивно настроенных педагогов-андроидов, такой подход к работе был необычен.

Кактус был сорта Цереус, с внушительными твердыми иглами, исколол заговорщикам все пальцы, пока они не догадались взять большие щипцы. Втихаря Ефрем и Никита пронесли растение в школу – что было еще той задачей. Иглы протыкали даже плотный материал рюкзаков. И на перемене, пока никого не было в классе, положили на стул.

Ребята были готовы почти ко всему – от эпического вопля, который обязательно вошел бы в историю школы и сделал бы их знаменитыми, а то и легендами, до вызова родителей к директору и серьезного нагоняя дома. Но ничего не случилось. Прикидывавшийся долгие годы человеком историк на поверку оказался… роботом. Тем самым AGI – человекоподобным андроидом второго поколения, хотя кто мог подумать? Так удачно он маскировался. Вот тогда ребята впервые узнали, как может мимикрировать AGI – ведь внешне он так отличался от однотипных машин. Мало того что выглядел как брутальный мужчина, так еще и носил усы, которые свисали вниз, как у варягов в исторических фильмах. Разве что кисточки были не синими, а темно-рыжими, даже ржавыми. Видимо, все-таки слишком много железа было в его искусственном организме. И от лютой злости оно быстро ржавело. Злюки часто орут, и обмен кислорода в организме у них явно ускоренный.

Когда исторический зад плюхнулся в кресло, лишь смачный «шлюп» смог порадовать хулиганов. Предупрежденные одноклассники, следившие за учителем затаив дыхание, разочарованно взглянули на шебутную парочку и отвернулись, лишив Ефрема с приятелем сразу ста баллов в негласном рейтинге школьных авторитетов.

«Это фиаско, Рема!» – сказал тогда Никита и швырнул в робота ластиком. За что получил неуд по поведению и вылетел с треском из школы. Где он сейчас обитает – никто в классе не знал.

Вспомнив сейчас об этом, Ефрем решил заставить родителей заплатить за испорченный день. И то, что он увидел в основании комплекса, явно этому способствовало.

«Хотите лояльности – придется раскошелиться», – подумал он и стал с интересом разглядывать надписи на сувенирных магазинах, пока они парковались.

Мальчик постарался прочитать – пусть и по слогам – несколько названий. Правда, почти сразу бросил это дело. К его удивлению, там не было слов «Подарки», «Сувениры» или на худой конец «Сладости». Он узнал лишь два слова, повторявшиеся с различными вариациями шрифтов и антуража. «Покупай», раскрашенные в разные оттенки розового. И «Слушайся», переливавшиеся от темно-синего до небесно-голубого.

«Ничего не понятно, но явно засада», – насторожился Ефрем. И осмотрелся.

Из парковавшихся рядом машин выходили семьи, похожие как две капли воды. Такой же строгий отец, красивая мать и ребенок. Редко, когда малышей было двое. У всех на лицах читалось недавнее знакомство с магнитным полем комплекса. Все были бледны, взъерошены и неулыбчивы. Лишь внешне они отличались – кто цветом одежды, кто прической или ее отсутствием. У женщин было немного больше индивидуальности. Но радостных улыбок у взрослых Ефрем не увидел ни одной.

Совсем другая картина была всего в ста метрах – гораздо ближе к зданию. Там с шумом и ревом лихо приземлялись на парковочные места реактивно-магнитные флайеры. Из них тоже выходили семьи, но родители и дети озаряли округу счастьем и улыбками. Слышался смех, шутки и явное предвкушение счастья.

–Андроиды и киборги, – скривился отец, и впервые за время поездки Ефрем был полностью с ним согласен.

Некоторых ребят Ефрем хорошо знал – во-о-он с тем мальчиком, с отличной фигурой и красивой белобрысой прической, они ходили на гимнастику. Тому прочили титул кандидата в мастера спорта уже в девятилетнем возрасте. А вот с той девочкой – с двумя косичками, заплетенными в смешные баранки, сделавшими ее похожей на лопоухого мохнатого недотепу из старого мультика, – он начинал ходить на рисование. Год назад десять ее картин выставили в Пушкинском музее, а еще три украсили испанский Прадо, американский Метрополитен и французский Лувр.

Верхом же творения самого Селиверстова стал незамысловатый цветок, чем-то похожий на работы старых импрессионистов. Во всяком случае, именно так сказала мама, приглаживая непослушные вихры на его макушке. Она даже купила рамку и повесила «шедевр» на стену. Правда – в самом темном углу своей спальни. Со спортом вовсе не заладилось – учитель самбо не смирился с активностью мальчика, который к тому же не мог с такой же точностью, как другие, провести ни один прием, и выставил Ефрема за дверь. Обозвав на прощанье его «дворовым драчуном, а не спортсменом».

Эти улыбающиеся дети из дорогих флайеров воспользовались правом выбора родителей, которое предоставляется всем, кто переступил пятилетний порог. Такую форму первой в жизни каждого гражданина инициации ввели в конце двадцать первого века, когда стало понятно, что искусственный интеллект может управлять человечеством гораздо эффективнее самих людей. Большие корпорации выпустили робота Аню (сертификационный номер – ANI-2098-000001), варианты которой стали преподавать все основные предметы в школе. Потом появились экономисты, юристы и инженеры. Напрямую вредить людям они не могли – все-таки кто-то умный догадался в последний момент внедрить в их алгоритмы три закона робототехники. Но постепенно люди – точнее, середнячки – ведь одаренные еще держались – лишились работы и вынуждены были искать места попроще.

Корпорации, возможно, не были бы такими смелыми, если бы их не поддержали правозащитники. Особенно ярко выступала шведка Арета Гринборг. Нервная девушка с бесцветным, незапоминающимся лицом, словно засланный на Землю инопланетный разведчик, выступая с высоких трибун, призвала считать всех ANI и AGI новой разумной формой жизни и защищать их права и свободы. А чуть позже добилась того, что те создали свой профсоюз. Но тут уже забеспокоились сами корпорации.

Детям, согласившимся поменять родителей, вживляли чип. Он позволял не только общаться с роботами напрямую – без участия голосовых связок. Но и существенно активизировал врожденный талант.

Сейчас андроиды вели именно их в сектор А – для состоятельных зрителей, которых сажали рядом с самыми зрелищными участками гоночной трассы. Ефрем же был уверен, что отец мог себе позволить только бюджетные, общие трибуны в секторе «С», расположенные вдоль стартовой прямой, по которой флайеры пролетали настолько быстро, что разглядеть можно было лишь разноцветные молнии. Для пролетариев двадцать второго века напротив трибуны был размещен гигантский информационный экран. Где периодически показывали ролики с интересными моментами гонки. Следить можно было и по нему.

Отец аккуратно припарковал автомобиль. И вся семья, пройдя через турникеты, подошла к сувенирной лавке.

– Паа, а мы ничего в машине не забыли?

Отец удивленно на него взглянул.

– Что, например?

– Теплые вещи.

– А зачем они нам?

– Так трасса же холодная. Сам говорил, чтобы на шоссе я не открывал окна.

Отец нахмурился, но ответил за него незнакомый голос.

– Вам не стоит беспокоиться, молодой человек, – голос шел слева и принадлежал неизвестному, но пестрому персонажу. Его униформа была заляпана всевозможной рекламой самых разных оттенков, из-за чего он был похож на снявшего грим клоуна. Картинки рекламы были настолько мелкими, что разглядеть издали их было довольно сложно.

– В комплексе установлено специальное отопительное остекление. Довольно старая технология, хотя долгое время не пользовавшаяся популярностью у строителей, – пояснил «клоун».

– Как лобовое стекло в старых автомобилях? – спросил отец мальчика.

– Не совсем. То стекло грело только само себя. Здесь же оно работает как обогреватель помещения. Оно пропускает больше света, чем обычный переплавленный кварцевый песок. Причем в основном – инфракрасное излучение. Поэтому на трибунах тепло. Ведь обогревателями становятся сами трибуны – кресла, поручни, плитка на полу. Разве что в коридорах может быть немного прохладно – там такого стекла нет. Разработка еще первой половины прошлого века.

– Погодите, – вмешалась мать. – Мы что, будем сидеть в СВЧ-печке?

– Нет-нет, – несмешной клоун, как окрестил персонажа Ефрем про себя, выставил вперед открытые ладони, – в СВЧ ультракороткие волны. А наши стекла пропускают только длинные. Потому в помещении просто тепло. Нагреваются, как я уже сказал, предметы, а не люди.

И он так широко улыбнулся, что кончик шикарных черных усов, украшавших его в общем-то заурядное лицо, будто отклеился и стал смотреть не в сторону уха, а вперед.

– Раз уж вы заинтересовались техническими новинками, могу я вам, молодой человек, предложить кое-что более интересное? – обратился он к Ефрему.

Поклонился и левой рукой указал на ближайшую лавку, черный зев которой был устрашающе темен. Раздался звонкий щелчок пальцев – хорошо слышный даже сквозь какофонию окружающих звуков – и там вспыхнул яркий свет.

– Ты, наверное, хочешь новый флайер, малыш? У меня для тебя сюрпри-и-из. Сразу две новинки на радиоуправлении.

Клоун двинулся к прилавку, и все семейство, словно за волшебной дудочкой, потянулось за ним. Став с обратной стороны широкой столешницы, накрытой зеленым бархатом, торговец внимательно взглянул на родителей, потом на мальчика, хмыкнул и с каким-то укором, даже кривя губы, процедил:

– Жаль, что у тебя нет вживленного чипа, мальчик. Ты мог бы управлять ими одной только силой мысли! Ну да ничего. Найдем игрушку и для тебя.

Андроид – это, как показалось Ефрему, был не человек – положил на прилавок темный пенал, щелкнул по кнопке сверху, и в темноту его магазинчика выстрелил луч, который уже через пять секунд сформировал трехмерную голограмму миниатюрного гоночного трека – примерно шесть на три метра. Над трассой реяли такие же зарницы, какие они видели при въезде на парковку. Резко пахнуло холодом, будто в рукотворной пещере открылся портал в Антарктиду.

– Смотри, вот красно-белый – из команды «Гладиаторы», – продавец невозмутимо вынул из коробки миниатюрную модель флайера, нажал кнопку на днище и бросил в голограмму. Машинка пыхнула маленьким фиолетовым пламенем из крошечных дюз, зависла в воздухе и не спеша отправилась к стартовой позиции. – У нее три реактивных двигателя. И конечно – стабилизаторы во всех плоскостях.

Он снова опустил руку, и через мгновение вытащил еще одну модель.

– А вот этот – красно-синий – представляет команду «Кентавры». У него хотя и всего два движка, зато есть гиперфорсаж. Конечно же, обе оснащены магнитными компенсаторами. И полным ремонтным набором. Какой ты выбираешь?

У Ефрема загорелись глаза – купить, конечно, хотелось обе.

«Даже не надейся, – в голове вдруг опять возник внутренний голос с интонациями бабушки, – денег у родителей на две нет. А будешь выбирать – они поругаются».

Ефрем не стал спорить с этой ехидной. Он вопросительно посмотрел сначала на отца, а потом на мать. Но та помотала головой – выбирать придется только одну.

«И какую же ты выберешь?» – спросил голос и хихикнул.

«Действительно, какую, – задумался Ефрем. И начал искать аргументы. «Гладиаторы», например, в прошлом сезоне взяли первое место, и весь класс болел за них. – Попрошу такую – пусть одноклассники позавидуют».

Мальчик протянул руку к красно-белой машинке.

– А что, красно-синяя не понравилась? – спросил отец, брат которого когда-то участвовал в юниорской сборной «Кентавров» и долго носил на лацкане школьного пиджака патч именно таких цветов.

Ефрем отдернул руку и потянулся к красно-синей.

– Ой, а как же красно-белая? – воскликнула мать. – Я так хотела тебя порадовать, сама подвела тебя к этому стенду. А ты…

"Предупреждали же тебя, а ты не поверил» – буркнул внутренний голос и умолк.

Меж тем мать подошла к кассе и протянула правый палец. Тонкая красная полоска быстро считала отпечаток, и кассир одобрительно кивнул. Под прилавком что-то заурчало, и через пару секунд на поверхности появилась коробка с упакованным в ней красно-белым миниатюрным флайером. Женщина взяла ее и, протянув Ефрему, с печалью в голосе произнесла:

– Я, наверное, опять тебе не угодила. Не издевайся надо мной в следующий раз, пожалуйста.

Неожиданный накал эмоций родителей вселил тревогу. Ефрем испугался, насупился и хотел уже было пустить слезу, но строгий голос отца его остановил.

– Это что такое? Ты собираешься меня опозорить перед всеми?

Из всех, впрочем, рядом стоял только клоун-андроид, а какого бы он поколения ни был, много чести – его стесняться. Но мальчик сдержал слезы и даже промолчал.

«Что вообще сегодня происходит? – испуганно размышлял он. – Сначала олень на дороге, потом отца заглючило. Потом и мама присоединилась. Еще этот дурацкий внутренний голос, которого никто не спрашивал».

«Так обычно и бывает, когда заставляют делать то, что ты не хочешь», – язвительно откликнулся голос и снова замолчал.

И тут с севера налетел порыв теплого ветра. Он приподнял пышную прическу матери. И впервые Ефрем впервые увидел на ее правом виске точно такую же темную пластину, как была у отца.

Он несколько мгновений ошарашенно пялился на этот девайс, пока его не вернул в реальность клоун.

– Жаль, что у тебя такой нет, – поймав изумленный взгляд мальчика, сказал продавец. – Вот тебе пульт – попробуй управлять машинкой с помощью него. Такой же есть в комплекте. Специально – для простых людей.

Ефрем машинально взял темную коробочку, не глядя нажал кнопку и стал двигать анахроничными джойстиками. Управлять таким девайсом современный дети умеют с пеленок. Потом, ощутив на кончиках пальцев шероховатость пластика, он опустил взгляд и уткнулся в миниатюрный экран. Тот показал трассу, как она бы выглядела с точки зрения настоящего пилота.

Одна из тестовых машинок снова ожила, приподнялась над прилавком и резко рванула по виртуальной трассе. Это отвлекло Ефрема от грустных размышлений. Мальчик улыбнулся и стал максимально срезать углы в поворотах, чтобы выиграть время. Первый круг, второй… Он уже предвкушал третий круг, который хотел пройти идеально. Но игра вдруг замерла. Прозвучал зычный гонг, и над комплексом раздался приветливый голос девушки.

– Дорогие гости! Гонка третьего этапа скоро начнется. Прошу зрителей проследовать на свои места. Мы вас ждем.

Виртуальная трасса мгновенно растаяла в воздухе. На Ефрема снова смотрела черная пустота. Зависшая в воздухе машинка развернулась и тихо подлетела к столу. Разочарованно пыхнув дюзами, она плавно присела на поверхность, разметав выхлопами крошки от съеденной недавно кем-то булки.

Расстроенный Ефрем протянул пульт продавцу. Тот его взял, но взгляд остановил не на девайсе, а на самом Ефреме, оглядев с ног до головы. В висках у мальчика вдруг потеплело, а голову сжало – как совсем недавно, на въезде в комплекс.

– Подумай над моими словами: сила мысли быстрее рук, – сказал продавец.

Но ответить Ефрем не успел.

– Нам пора, – отец положил руку ему на плечо, и необычное тепло в висках исчезло.

Глава 3

Поначалу гонка заворожила. Яркие краски самого ристалища дополнили разноцветные, монотонно гудящие флайеры, выплывающие из боксов и прогревающие двигатели в ожидании старта. После представления участников и удара гонга они рванули с места, словно маленькие разъяренные пчелы, образовав хаос из ревущих турбин, световых пятен и самых немыслимых перестроений. Собравшись поначалу в кучу, уже через секунду они вытянулись длинной стрелой – не иначе собрат-разведчик указал им на цветочную поляну прямо под боком, полную свежайшего нектара самой высокой пробы.

Первая пара устроила зрелищный инцидент уже на третьей секунде. Не поделив довольно широкую трассу, машины столкнулись бортами. И если первый флайер еще сумел кое-как выправиться и в конце концов нырнуть в крутой поворот, продолжив гонку, хотя заминка стоила ему сразу трех позиций в рейтинге, то вот второй… Как подбитый самолет из старинных фильмов про большую войну, он по вытянутой дуге заскользил вниз, оставляя за кормой жирный коптящий след. К счастью, пилот успел вовремя катапультироваться, взлетев свечкой вместе с креслом. Его парашют подхватило ветром и отнесло в сторону – за пределы трибун. Корпус же, объятый яростным пламенем и антрацитовым дымом, рухнул на прозрачную поверхность трассы. Две стихии – лед и огонь – сцепились за неожиданную добычу. Кристаллизованный азот начал быстро плавиться, запарил, вскипев двумя белоснежными фонтанами газа. А пламя, словно разъяренная мамба, шипело и кусало противника с самых неожиданных ракурсов, пытаясь надавить, продавить и задушить. Металл корежило – он то покрывался инеем, то принимался краснеть и плавиться, роняя капли сгорающих краски и пластика на ледяную поверхность.

Зрители с задних рядов ринулись в проходы, чтобы все рассмотреть. Пилот уже никого не волновал – выжил и ладно, всё равно это просто андроид. Всех интересовало, долго ли дорогущая тачка, на которых в миру ездила новая элита, продержится в битве двух стихий. Но победителя так и не выявили. Спор огня и льда довольно быстро разрешили. Мощные струи белой, как снег, пены ударили откуда-то снизу, из-под трибуны. Огонь захлебнулся, а фонтаны азота заткнулись. Уже через минуту на трассу выскочили ремонтники и стали пинать искореженный остов к ближайшей обочине. Трассу освободили еще до того, как из-за дальнего поворота показались первые гонщики, завершающие стартовый круг.

Ефрем даже выбрал, за кого будет болеть. Впрочем, особо напрягать извилины и не пришлось. В гонке участвовал лишь один человек, остальные были такие же искусственные AGI-«Эйджи», на которых он насмотрелся в школе. Только одеты они были не в учительские костюмы, а в несгораемые комбинезоны. Фантазеры прошлого надеялись, что AGI станет эквивалентом среднестатистического человека. Но ни у одного живого не было такой памяти и такой реакции. Лишь модифицированные люди могли составить им хоть какую-то конкуренцию в гонках – да и то лишь отчаянно рискуя собой, полностью отключив инстинкт самосохранения.

Там, где роботы пасовали, высчитывая вероятности катастрофы до десятитысячной после запятой, эти безумцы рвались вперед, проявляя чудеса бесстрашия и везения. Показывая всем, что наличие суперкомпьютера в башке еще не давало ни хитрости, ни храбрости, ни гордости. И сейчас этим человеком был аргентинец по имени Аннес Нойтра, достойный наследник испанских конкистадоров древности. Словно блистательный тореро, он принял вызов перекормленных информацией быков и одного за другим «закалывал», изящно обходя на поворотах и виражах. Как сказал отец, Нойтра тоже был тюнингованным – со вживленным чипом. Но при отсутствии выбора Ефрему сгодился и такой смельчак. На экране напротив уже тридцатой строчки рейтинга гонки улыбался именно этот смуглый красавец в новенькой фиолетово-белой униформе, и титановой пластины на его виске видно не было.

Синие, красные, черные, желтые, зеленые вспышки пролетали мимо трибуны так быстро, что в конце концов слились в пеструю ленту, похожую на морскую змею, пожиравшую собственный хвост. За какой-то надобностью она вылезла из прекрасного моря и с шипением, переходящим то в визг, то в рык, убегала от монстра, одновременно догоняя свою добычу.

На очередной прямой Аннес Нойтра обошел уже шестнадцатого робота и продолжил рваться к победе. За спиной Ефрема раздался ободряющий рев, и кто-то прокричал:

– Давай, Аннес, жми! Покажи этим ржавым железкам!

Флайер аргентинца пронесся мимо, сверкнув, словно сапфир. Кто-то из зрителей радостно засмеялся и захлопал в ладоши, а информационный экран показал напряженное лицо пилота, у которого на переносице собирались первые капельки пота.

Над кричавшим болельщиком загорелся желтый столб света, и в его персональном коммуникаторе что-то дзинькнуло. Бородатый мужчина в темном свитере удивленно взглянул на запястье, где висели «часы» личного коммуникатора. Прочитал сообщение и махнул рукой.

– Предупреждение выписали, – пояснил он обернувшемуся на звук отцу Ефрема. – За недостойное поведение. Оскорбление, мать их, нового вида жизни. Нарушение пятого параграфа Конституции. Я, признаться, и не помню, что там прописали правозащитники. Да и плевать!

Несмотря на браваду, мужчина все-таки подавил эмоциональный порыв и сел, скрестив руки на груди. Его спина заметно ссутулилась. А сам он стал похож на недовольного филина.

– Я болею за тебя, Аннес! – писклявый женский голос поддержал прерванный было кураж, и трибуна вновь ожила. Многие стали на разный лад костерить «искусственных» и подбадривать человека-пилота. Возможно, эмоциональный посыл дотянулся до нервной системы гонщика – он продолжал обгонять соперников. Но практически над каждым креслом на трибуне сектора «С» зажглись желтые предупреждающие огоньки, а треньканье коммуникаторов стало похоже на сбившийся с ритма военный марш. Двое бедолаг и вовсе докричались до штрафа, сопровождаемого противным кряком сирены и красной подсветкой. Чуть остыв, люди стали смущенно переглядываться, пожимали плечами и постепенно угомонились.

«Не скучно тебе? Может пройти, прошвырнуться? Где-то там наверняка есть автоматы с бесплатной пиццей», – с ехидцей вдруг снова спросил долго молчавший внутренний голос Ефрема. И хотя его опять хотелось послать, аргумент с перекусом мальчик счел разумным. Хотя, конечно, отцу причину назвал другую.

– Пааа… Мне надо отлить, – шепнул Рема в ухо родителю, одному из немногих, кто на трибуне не поддался зову толпы.

– Иди, конечно, – быстро и даже с заметным облегчением, будто сбрасывая тяжелый груз, ответил тот. – Только поспеши, а то Аннес выиграет гонку уже без тебя.

И вяло улыбнулся.

– Обязательно, скоро вернусь, – пообещал мальчик.

Он вышел в проход, поднялся на пять ступенек и очутился в широком коридоре. По сравнению с шумной трибуной здесь было удивительно тихо. И заметно прохладнее – продавец игрушек внизу не соврал. Холодный воздух, идущий от трассы, тут не прогревался специальными стеклами, и сразу стало как-то зябко.

Заветная точка была в самом конце. Не спеша Ефрем двинулся к своей цели.

***

– Молодой человек, не стоит туда идти. Ничего хорошего вам там не скажут.

Густой сочный бас, каким разговаривают теперь разве что редкие священники в чудом уцелевших храмах, да оперные певцы между ариями, возник непонятно откуда и застал Ефрема примерно на середине пути. Мальчик притормозил и огляделся. Тембр существенно отличался от бабушкиного. Да и звучал новый голос не в голове, а как-то вокруг мальчика, в коридоре, хотя тот был пуст и по-прежнему неуютен. Лишь вдали – на самой границе света работавших в экономном режиме потолочных ламп – чудилось смутное движение, будто призраки погибших на трассе гонщиков готовили ловушку на зазевавшихся зрителей и собирались им отомстить. Хотя как стандартный ребенок конца двадцать второго века Ефрем был материалистом, и был уверен, что тени были просто результатом игры света, проникающего с трассы через вентиляционные отверстия. Но чем бы ни был вызван этот оптический обман, голос звучал слишком ясно и громко, будто исходил из источника, расположенного гораздо ближе.

– Да-да, я вам говорю, – снова возник густой бас где-то совсем рядом.

Селиверстов посмотрел в потолок, закрутился и, не увидев ничего, стал обшаривать взглядом длинное помещение. Стандартные двери, стандартные ручки. Прямоугольные лампы и черные круги динамиков, вмотированных в потолок.

У Ефрема был в общем-то неплохой слух. Настолько, что родители года три назад пытались соблазнить его карьерой эстрадной звезды и отвели в музыкальную школу. Видеть перед собой ежедневно зебру белых и черных клавиш мальчик не захотел и как лев отбивался от такой перспективы. Нет, петь он, конечно, любил. Особенно в душе, когда намыливал плечи мочалкой. Но вот сольфеджио… Он ненавидел этот странный предмет и боялся его примерно так же, как уколов в попу и булькания одряхлевшего лазерного аппарата в кабинете у зубного врача.