– В сад ехать некогда, не обижайся, дядя…
– На кой ляд он нам сдался, мой старый сад? У меня к тебе коммерческое предложение…
– Коммерческое, это другое дело, ну выкладывай, старый лис.
Глава II. Майор Варов
Варов третий час не мог выйти из ступора. Его человек подорвался при вскрытии камеры хранения на Казанском вокзале. От него нашли только обгорелые элементы одежды, куски тела, керамические зубы и обугленные ботинки. Бомба была горючая, огнедышащая, типа напалма, чтобы человека нельзя было узнать. Жуткая смерть помощника выбила Валентина Феликсовича Варова из привычной колеи, когда все события следовали четко по его сценарию. Он засомневался в своих дальнейших действиях. Он тормозил, пил успокаивающие пилюли. тупо стоял и рассматривал фарфоровую купальщицу образца 1952 года в витрине букового шкафа времен сталинского ампира. Статуэтки людей, старый шкаф и сам кабинет, все эти вещи из коллекции отца, а сам он, словно наследник волшебной бронзовой лампы. Стоял он минут десять и считал складки юбки на фарфоровом тельце танцовщицы. А вот и стойкий оловянный солдатик из сказки Андерсена. Эту фигурку отец достал с большим трудом и очень был горд, хвастал перед коллегами. Удивительно, что отец получил ранение в Афгане именно в эту ногу. Совпадение?.. Он сам напросился за речку, он грезил подвигами в Афгане и горел желанием расправиться со всеми врагами Апрельской революции. Расправился, лишился ноги и помер. Перед смертью он признался сыну, что и президента Дауда Хана и, так называемую «Апрельку», замутили тоже мы, то есть разрабатывали в КГБ совместно с ребятами из ГРУ и внешней разведки, но полномасштабного вторжения тогда не планировали, просто затянула черная дыра. Думали, что созданная нами НДПА сама проживет и Афган нам на блюдечке принесет. Вырыли ямку, вначале небольшую, потом земелька осыпалась и сами в ней и оказались. Теперь уже отца нет, а стойкий фарфоровый солдатик стоит и улыбается, как новенький. Майор схватил статуэтку, сжал в кисти и с силой размахнулся, намереваясь разбить солдата всех войн об пол, но в последний миг не разжал кулак, аккуратно поставил солдатика обратно в шкаф, направил его лицом на прекрасную танцовщицу, закрыл шкаф на маленький потайной замочек, выпил пару глотков каких-то китайских капель для успокоения мозгов, закурил дорогую сигару, вернее, жалкий обрубок от былой роскоши. Стоял так и смотрел на дождливую Москву. Мелкие, никчемные людишки бегут под зонтиками на свои мелкие и ненужные работы, одним словом, мельтешащие обыватели.
Смутные и липкие, словно нефтяная гудронная смола мысли крутились в мозговой подкорке майора:
«Что я имею? Думай, майор, двигай своими ленивыми извилинами. Бывший капитан, эта овца с ликом юноши, ветеран Афганистана Бельмов, убил моего человечка, неудачника, бывшего капитана милиции Крутикова. Видимо, это он и звонил мне вчера, предварительно изменив голос и напялив на себя шкуру убитого волка. Размазал моего стукача и наемного убийцу. Скольких же тот зарезал? Десяток точно, а Бельмова не смог? Не смог, не вошла заточка в заданный квадратный сантиметр плоти. Не получилось? Как же это? Ведь Плешивый опытный урка колет людишек, что фермер кроликов. Колол, теперь его самого, как жука пришпилили. Опасный, опасный этот бывший десантник Бельмов. Видно, опыт получил на войне, а в тюрьме окончательно страх утерял. С этим гадом нужно быть осторожнее. Нет, он не овца, он и есть матерый волк. Прирезал Гришку, как будто тот был пачкой сливочного масла. У него чуйка работает на засаду. Он, видно, ночью видит, как днем. Не пошел за деньгами, сволочь… Мой заместитель, капитан Клизов, чертов дурак, полез в камеру, и почему он решил, что я положил туда реальные деньги? Я же ему сам сказал, а он и поверил. А эта проститутка с телевидения, кто ей дал право произносить мою фамилию? Ну почти мою… Совсем от рук отбились, падлы журналистские. Как же отчитаться теперь за смерть Клизова?»
Майор снял трубку служебного телефона и произнес:
– Дайте главный архив! Спасибо. Это майор Валентин Варов, принесите мне все документы на лейтенанта Алексея Бельмова, осужденного во время прохождения службы в Афганистане. Он в отставке, разумеется…
– Полные инициалы запрашиваемого лица, – спросил приятный женский голос.
– Да, конечно. Бельмов Алексей Борисович, урожденный Москвич. 26 июня 1961 года. Коробка с особо важными делами, с пометкой «Афган и особо опасные бывшие офицеры специальных войск СССР».
– Угу, так, записала… Поняла.
– Прапорщик, ау, через сколько сможете доставить?
– Через два часа, господин майор, – уверенно ответил женский голос.
– Ладно, жду. Не задерживайте, пожалуйста. Кстати, один вопрос. Вы не замужем?..
– Это не относится к моим обязанностям отвечать на такой странный вопрос.
– Извините, конечно.
– Если документы на месте… Через два часа.
– А куда они могут пропасть? К чертям…
– Конечно…
Варов резко положил трубку, посмотрел на наручные часы, набросил на плечи итальянский красно-синий пиджак в косую полоску и вышел из кабинета. Он выдохнул и вновь почувствовал внутренний азарт следователя по особо важным делам. Майор вышел из серого здания управления специальной службы, нет не на Лубянке, и отправился бродить по улочкам Москвы. Неприметный автомобиль отечественной сборки цвета старого и мокрого асфальта медленно следовал за ним.
Двое в автомобиле: «Внимание всем, появился наш объект. Валя Феликс идет прямо по бульвару. Свернул в сквер. Мы едем за ним. Остановился, во дает… Заказывает… Проголодался, купил шаурму у знакомого чеченца. Внимание, показывает ему фото, еще одно… Продавец шаурмы, лет сорока, отмахивается. Ему не нравится общение с нашим опекаемым. Он явно не знает человека с фото. Валя Феликс ест, кстати, денег за еду продавцу не отдал. Видимо, не в первый раз. Возможно, крышует эту точку питания?.. Проглот, у него завидный аппетит. Звонит кому-то, кричит и требует, судя по губам, найти человека по фамилии Бельм, дальше неразборчиво. Похоже, угрожает собеседнику по телефону. Теперь отдыхает на скамейке, слушает птиц, задрал голову к небу. Чудик! Идет по улице. Зашел в антикварную лавку, что ему там-то понадобилось?.. Вышел через пять минут. Возвращается в контору, идет нервно, часто оглядывается. Наблюдение заканчиваем, всем экипажам отбой…»
Майор вернулся в свой кабинет через полтора часа. Еще через двадцать минут, его помощник принес тщательно упакованный, перевязанный и опечатанный сургучными печатями бумажный пакет.
– Будете срывать печати, господин майо…
– Чего, какой я вам… Совсем рехнулись? Я господин? Я что, того, завод себе отжал? Чубайс мне не дарил заводов…
– Виноват, товарищ майор.
– Поимели, суки, всю державу… Конечно, буду, что на них смотреть? – огрызнулся Варов.
– Просто этот пакет на днях хотели передать на сожжение, тридцать лет прошло.
– Вы с ума сошли, старший лейтенант Старцев? Этот фигурант, этот опасный человек, бывший офицер, живет в Москве. Он нужен мне для оперативной работы. Я поставлю свой штамп, чтобы хранили дело еще пять лет. Свободны! Да, кофе мне принесите, если, конечно, вас это не затруднит…
– Но, господин майор, это не входит в мои служебные… – раздраженно ответил помощник.
– Все, все, идите, не раздражайте меня. Я буду занят допоздна…
– Есть! – офицер Василий Старцев бесшумно вышел из кабинета.
– Ей! Секунду! Вернитесь, – прорычал Варов.
– Да! Слушаю…
– Почему погиб капитан Клизов? – вдруг спросил Варов.
– Не знаю, говорят, он взорвался. Открыл ячейку в камере хранения…
– Вот и я не знаю! Странная смерть, постигла Клизова?.. – показно и громко задумался Варов. – Может, он вел собственное расследование? Как вы думаете, что он мог искать в камере хранения на Казанском вокзале?..
– Что угодно мог искать… деньги, компромат, возможно, это коррупция? Лично я не в курсе… Он со мной не делился своими разработками.
– Со мной тоже. Поперся один на вокзал! Ладно, все версии, конечно, проверят, но мне неприятна эта история, весьма. Можете идти, – отрезал недовольно майор Варов.
– Слушаюсь. Я могу идти домой? Через два часа?
– Разумеется…
Майор остался один. Две минуты слушал тишину и тиканье больших настенных часов, потом поднялся из-за стола, насыпал в медную турецкую турку заранее намолотого африканского кофе, бросил в кофейный порошок три кубика тростникового сахара, слегка перемешал. Кубики, словно игральные косточки погрязли в кофейном песке, словно три подбитых внедорожника. Молча лежали в коричневом песке. «Три камня, до поры. Ну, сейчас, погодите. Кипяток быстро растворит вас. И не таких мочили…»
Потом вскипятил электрочайник, залил порошок крутым кипятком и дал кофе настояться. Кубики исчезли. На вытянутом лице майора блуждала дикая ухмылка римского инквизитора: «Хм. Не стоит торопиться с таким зверем. Зверь этот и есть Алексей Бельмов и он очень осторожен, шаги его не слышны и легки. И все-таки он сволочь, этот бывший капитан. Как бы его обозвать? Скунс, рысь, лис, шакал? Нет, он просто бельмо, бельмо на глазу, вечно мешающее, так и буду его называть. Я буду хирургом-окулистом, вырезающим это бельмо! Скальпелем!»
Майор налил кофе в маленькую фарфоровую чашечку и с удовольствием отпил глоток. Пришло время прочесть первые страницы уголовного дела с грифом: «Особо секретно».
Валентин Варов все не решался сорвать сургучные печати с ярко выдавленными и пугающими надписями «КГБ СССР», они словно блокировали его волю и дальнейшие задуманные действия. Пакет был опечатан в июле 1988 года, а сейчас на дворе стоял август 2016. Кофе был окончательно выпит, майор взял в руки пакет и вдруг зубами принялся рвать сургучные штампы, ставшие за годы хранения каменными. Он повредил свои десна и из них стала сочится кровь.
Наконец-то бумажный окровавленный макинтош был сорван и сброшен на пол, майор положил перед собой красную папку с выбитой звездой и резко открыл ее. Первый пожелтевший лист гласил:
«Докладная записка на имя Генерального Секретаря ЦК КПСС Горбачева М. С. От 23 декабря 1985 года. По прочтении уничтожить.
От председателя КГБ СССР Чебрикова В. М.
Уважаемый Михаил Сергеевич! Прошу вас рассмотреть в секретном порядке вопрос по рекомендации меры пресечения военному преступнику, бывшему советскому офицеру.
Суть совершенного преступления: В ноябре 1985 года при проведении операции в Афганистане, в Кунарском ущелье, диверсионная группа спецназа КГБ СССР проводила зачистку и поисковые мероприятия по обнаружению и захвату особо опасных руководителей бандформирований в кишлаке Кантпуштун. По-простому говоря, группа наших офицеров уничтожала басмачей. Руководил отрядом майор Иванов В. В. но к моменту описываемого ниже происшествия командир группы уже находился в бессознательном состоянии в связи с пулевыми ранениями в плечо и грудь. Командование группой принял на себя майор КГБ Варов Феликс Эммануилович. Во время допроса пленных душманов в кишлаке появился взвод десантников под командой гвардии старшего лейтенанта Бельмова А. Б. Наши оперативники попросили по дружбе у десантников переносную радиостанцию для передачи данных на своей частоте. Неожиданно, командир десантников Бельмов отказался дать свою радиостанцию нашим офицерам. Он сказал, что его радист сам может передать своим начальникам эту информацию, и что он не имеет права работать на другой частоте. На это предложение майор Варов согласился и продиктовал телефонограмму: «Кишлак с координатами… Заселен душманами, его необходимо уничтожить огнем авиации». Гвардии старший лейтенант Бельмов выказал недоумение такой телеграмме и отказался ее отправлять в вышестоящий штаб. При этом он объяснил, что ровно десять минут назад он отправил другую радиограмму в штаб своей дивизии о том, что кишлак мирный. Оперативники КГБ приказали десантникам убираться прочь. Старший лейтенант Бельмов продолжал издеваться и смеяться. А его солдаты потребовали у оперативников КГБ, чтобы те отпустили душманов, мотивируя свои требования тем, что пойманные «партизаны» были якобы малолетними, по сути, детьми. Майор Феликс Варов отказался отпустить десять душманов и жестко потребовал от десантников, чтобы те ушли. Дословно: «Пошли вон полосатые салаги! Урыли на хутор бабочек ловить, пока мы и вас не положили рядом с духами! Ваша задача была блокировать кишлачную зону, а вы своими действиями препятствуете проведению армейской операции! Парашютисты долбанные, обкурились что ли? Срыгнули и растворились в пространстве! О вашем поведении, старлей, я лично доложу в особый отдел сороковой…». После этого он выстрелил в одного из моджахедов, как показали свидетели, в руку юноше. Якобы тот потянулся к палке. «Партизан» упал и закричал. Бельмов с группой категорически отказался покинуть место допроса и направил стволы автоматов своих десантников на офицеров КГБ, которых было всего пятеро, не считая раненного майора Иванова, против двадцати пяти десантников Бельмова. После этого Бельмов произвел очередь в воздух, душманы скрылись с места допроса, прихватив раненного товарища, а майор Варов Ф. Э. упал, сраженный пулей в спину, в районе ягодиц. Кто точно стрелял, выяснить следствию так и не удалось. На допросах Бельмов пояснил, что стрелял именно он. Наверное он. В чем следователь не был до конца уверен. Калибр патрона из автомата Бельмова не соответствовал пули, ранившей майора КГБ Варова.
Прошу вас рекомендовать приговорить бывшего гвардии старшего лейтенанта к максимальной высшей мере наказания – расстрелу. Ведь в этом вопиющем эпизоде просматривается не только покушение на убийство офицера КГБ, но и измена Родине, так как Бельмов отпустил врагов с поля боя. В любом случае, во взводе Бельмова были сержанты с автоматами под калибр патрона 7,62 мм. Никто из них не признался в совершении воинского преступления».
Майор Валентин Варов вытер проступивший пот со лба и продолжил читать.
На второй странице, располагался развернутый ответ Горбачева:
«Резолюция от Михаила Горбачева: Дорогой Виктор Михайлович, вы не забыли, у нас не тридцать седьмой год. А вы, между прочим, в этом году стали членом Политбюро ЦК КПСС. У нас социализм, мы строим демократическое общество. Демократию пытаемся создать, ведь без нее страна наша обречена прозябать в репрессиях, а значит, в серости и страхе. Перед кем? Надеюсь, вам не нужно это напоминать. Вам это надо? Мне точно нет. Как я могу видеть из вашей записки, а это всего лишь записка с жалкой реконструкцией событий в Афганском кишлаке, субъективизм чистой воды. Следствие произведено не грамотно и поспешно. Выводы сделаны пальцем, грубые, лицемерные и человеконенавистнические. Вы что себе надумали, что я буду под вашу дудку?.. Нет, не дождетесь. Я понимаю, что был бы жив Юра Андропов, он бы и спрашивать меня не стал. А вы сделали все правильно. Думаю, что в данном случае тут по совокупности, только неосторожная стрельба, максимум десять лет особого режима, а то и того меньше. Вы же фронтовик, чего у вас только не бывало в Сталинграде, в Чехословакии. Разное бывало, верно? Вы, кажется, закончили войну майором, комбатом стрелкового полка? Берегли своих солдат и офицеров? Знаю, что берегли. Так что не стоит лишний раз стрелять, как бы не пришлось на том свете ответить нам. Особенно по детишкам из кишлака, не надо. Никогда не поверю, что все дети в кишлаках – есть по вашей же версии – отъявленные моджахеды. Конвенцию ООН почитайте, на досуге. С наступающим вас Новым годом! С уважением, Горбачев М. С.».
Далее следовала размашистая подпись и дата.
– Отписался, значит, мистер Горби! – в ярости прошипел Валентин Варов. – Тогда тебе повезло, Бельмов, но не сейчас. Почему в записке значится воинское звание Бельмова гвардии старший лейтенант, он ведь тогда уже был капитаном? Видимо, он сам еще не знал, что был капитаном, представился старлеем. Много лет я хотел забыть это, но не могу! Не могу и не хочу. Надо поставить точку в этом деле. Не важно, сам Бельмов, или его солдаты выстрелили тогда в отца, это не имеет значения…
Глава III. Освобождение
7 июня 1987, город Мордострой, север РСФСР, зона усиленного режима для бывших офицеров Советской Армии и Военно-Морского Флота.
В кабинете с обшарпанными стенами сидел пожилой полковник внутренней службы, он же начальник зоны Фролов Сергей Михайлович, пил чай из огромной фарфоровой кружки с красным знаменем на боках и читал не свежую уже газету «Красная звезда». Громко и резко, почти подпрыгивая, словно парализованный, зазвонил черный служебный телефонный аппарат. Полковник энергично поднял тяжелую трубку и посмотрел на настенные часы. Стрелки добрались до восьми часов утра.
– Я! Слушаю! Конечно, подъем был давно, не сплю! На месте! Так точно! Человек сорок? Конечно, я категорически за. Есть, товарищ первый секретарь горкома партии, – ответил Фролов, положил трубку, довольно и даже браво надел форменную фуражку и вышел из своего кабинета.
– Где вас искать, товарищ полковник? – спросил дежурный по тюрьме, майор.
– Я до отряда этих, бывших вояк, воинов-интернационалистов наших.
– Я понял, а что, никак амнистия пришла?
– Да! Приказали отпустить человек сорок к 22 июня, такие дела майор.
– Это хорошо, они правильные парни, только под раздачу попали.
– Поговори мне! Рот закрой, муха залетит!
– Есть! Так это, какой праздник?..
– Начало войны, к 9 мая забыли и вот вспомнили теперь.
– А, начало войны, это серьезно… Надо понимать! Такая раздача не позавидуешь.
– Майор, а что там Леха Бельмов, жив еще?
– Бельмов в лазарете, опять подрался с уголовниками. Сказали, что зарежут его скоро, попал парень под раздачу…
– Плохо это. Плохо зеков шмонаете! Значится, готовь срочно его документы к освобождению. Завтра я его лично отвезу в город. И к моему приходу завари мне иван-чаю. И пряники купи! И шоколадку не забудь!.. – добродушно приказал начальник зоны.
– Есть! Немедленно все принесу в ваш кабинет! Да, дела, я вот не попал в Афган, а эти вначале к душманам, потом на Родину, а потом в тюрьму… – проворчал майор.
– Добро… У тебя полчаса есть, майор!
– Слушаюсь!
– Вот ты мне скажи, к примеру, направляю я тебя сейчас, сегодня в Афганистан. Полетел бы? Вот прямо сегодня к вечеру?
– К вечеру? А что, так точно! Сейчас бы я с жинкой того, любовь, потом тревожный чемоданчик в зубы и на аэродром! Можно и в Афган. А там, охранять их зека? Или душманов, кого прикажуть! – засмеялся майор.
– Да? Ишь ты, какой смелый! Ладно, пойду…
– Скатертью дорога, удачи вам, начальник…
Через час. Кабинет начальника зоны.
– По вашему распоряжению явился…
– Ладно, присаживайся, Алексей. Вот я что придумал. Есть шанс отпустить тебя домой под небольшой шухер. Правда есть тут один списочек, кого не отпускать ни под каким предлогом. Ты в нем первый. Только плевал я на этот список, потому как он пахнет беспределом и тридцать седьмым годом, а я это терпеть не могу, потому что мой дед пострадал так в пятьдесят первом, но расстрелять не успели ироды.
– Благодарю вас…
– Пей чай! Ешь пряники и шоколад. Специально для тебя купил. Через час отпущу тебя и отвезу на вокзал. Только нигде не отсвечивай, а сразу домой поезжай. Потом схоронись или еще где отсидись с месяц другой. Дело, брат, серьезное…
– Разрешите, товарищ полковник! – крикнул вошедший майор Гусляница.
– Что у тебя? – нахмурил брови начальник зоны.
– Документы на Бельмова Алексея Борисовича 1961 года рождения полностью готовы, только печати проставить и ваши подписи. И дело в шляпе…
– Отлично! Вот, майор, перед тобой сидит бывший офицер, шурави. Воевал человек в Афганистане, был командиром десантного взвода, а потом роты. Вот сейчас он тебе посоветует, стоит тебе туда ехать или как-нибудь без тебя обойдется.
– Если вы готовы убивать, товарищ майор, тогда можно и поехать, – тихо сказал Бельмов.
– А ты убивал? – сурово спросил Бельмова полковник Фролов.
– Наверное, попал в них во время боестолкновения, когда прикрывал отход своего взвода. Но это был честный бой. Но исподтишка не убивал… Мирных не трогал и своим бойцам строго запрещал.
– А что, можно было еще и так убивать? – побледнел майор.
– Нельзя, но они убивают. Бога не боятся, а совести и сострадания видно давно уже нет… Не стоит ехать вам туда, товарищ майор. У вас глаза добрые, с такими глазами вы или с ума сойдете, или вас духи прикончат во втором бою.
– Почему во втором? – спросил с интересом полковник.
– А в первом новобранцам завсегда везет. Потом они думают, что так всегда и будет. Не будет. Шансов выжить практически нет. Ранены все. Кто в голову, а кто струсит – в спину, или в затылок. Так что, не ехайте, не стоит того, совсем. Медальку или орден за выслугу лет и здесь получите. Да и зачем они, медали, ордена?
– А как же интернациональный, как его, долг? Он-то хоть есть? Это же как говорится, кто кроме нас, поможет народу бедному…
