Сергей Калабухин "Мысли о прочитанном. Сборник эссе"

3. Егор Кузнецов

Егор с юных лет ненавидел торгашество и богатеев, к тому же он не ладил с деревенскими воротилами. «Мысль о том, что хорошо бы когда-нибудь и самому убежать в Сибирь, ещё смолоду укоренилась в голове Егора». Он мечтал, «что когда-нибудь оставит здешнюю незадачливую жизнь, соберётся с духом, перевалит в Сибирь и станет жить там по-своему, а не как укажут люди». И вот однажды «Егор решил уйти туда, где, как говорили, богачей и начальства либо совсем нет, либо поменьше, чем на Каме. Он надеялся, что если на новых местах сойдутся люди небогатые, то и жизнь у них станет равной и справедливой». Словом, Егора Кузнецова влекло не личное богатство, а свобода, равенство и справедливость, которых он не видел в родном селе на Каме. Егор был идеалистом, как и многие русские крестьяне, безуспешно искавшие Синегорье – землю свободы и справедливости. Егор надеялся найти на берегах Амура воплощение своей мечты.

«Несмотря на большую бороду, Егор был ещё молод: ему недавно перевалило за тридцать – он женился рано, – и он со всей страстью хотел потрудиться. Упрёки в несуразности и лени, которыми допекали его на старых местах богатые мужики, пустое; хотя и богатеи были теперь за тридевять земель и казались Егору ничтожными, но зло к ним осталось до сих пор – так они его обидели в прежнее время, так глумились, – и он хотел построить тут жизнь, которая была бы крепка и свободна. Своим трудом он воевал против старых врагов и их злой дури».

Да, Кузнецов был молод, но его авторитет среди переселенцев был настолько велик, что те единогласно признавали Егора главой Уральского, нового поселения на берегу Амура. Чиновник, указавший переселенцам их новое место жительства, тоже заметил данное обстоятельство и даже не стал, как это было принято, официально назначать Кузнецова старостой.

Егор, верный своим идеалам всеобщего равенства, не раздавал команды направо и налево, а личным примером показывал, что и как надо делать.

«Егор хотел осесть на новом месте крепко, прочно, трудом своим доказать, что он не боится самого тяжёлого дела, что не на кисельные берега и не на соболей надеялся, когда шёл сюда. Он даже радовался, что рубит такой густой лес и корчует такие страшные пеньки.

Он желал подать пример и другим людям, как тут можно жить».

Иван Бердышов советовал поселенцам не пренебрегать охотой, особенно в зимнее время, когда заниматься крестьянскими работами нет возможности. Но Егор Кузнецов решительно отметал такие советы.

«Он понимал, что охота тут будет большим подспорьем. Но сам он шёл на Амур за землицей, пахать пашню и сеять, а не зверей ловить, и здешний порядок жизни перенимать не хотел и поддаваться никому из-за охоты не собирался. Становиться охотником он не желал. Он даже ружья не купил, хоть и мог бы сделать это, если собрал бы все гроши и поднатужился.

Он шёл в Сибирь землю пахать и без своего хлеба не представлял будущей жизни ни для себя, ни для детей, когда они подрастут. По его мнению, охотник был чем-то вроде бродяги, если у него не было пашни.

«Конечно, почему бы и не поохотиться на досуге? – думал он. – Здесь в самом деле грехом было бы не ловить зверей, если они сами подходят чуть не к избе».

Но бегать за ними и надеяться детей прокормить промыслом он считал позором. В жизни, полагал он, хорошо можно делать только одно дело, хотя бы и другие удавались».

Но идеалы идеалами, а жизнь есть жизнь. И хоть в Уральском всего четыре семьи переселенцев (не считая Бердышовых), согласия и равенства не получилось. Кто-то увлёкся охотой, кто-то завёл торговлю, и большинство мечтало хоть немного, но разбогатеть, выбиться из беспросветной нищеты.

Сосед Кузнецовых Фёдор Барабанов говорил Егору, что «справедливой жизни и тут не бывать, что земля на Амуре плохая, и если казна не даст помощи – народ пустится в грабежи и торгашество.

А мужик-то желает себя вознаградить. Он себе найдёт тут занятия!.. И никакой новой жизни быть не может. Попробуй укрась эту землю, заведи в ней справедливость! Приедут и сядут тебе на шею, найдутся душегубы! Они только и следят, не завелось ли где что. Нет, Егор, ты её укрась, эту землю, да так, чтобы никто не видал. А лучше себя самого укрась, свой карман, брюхо наешь потолще, чтобы видели, кто ты такой есть! По брюху-то сразу видно, кто умён, а кто глуп. Живи так, чтобы себе побольше, не думай про справедливость. Все люди грешны, и мы с тобой. Значит, не мы это заводили, и не нам придётся отвечать. Не губи, Егор, себя и детей! А то вот как на новом-то месте да придётся им батрачить… Ты лучше уловчись и вылазь наверх, а другая волна народа дойдёт сюда – ты её мни под себя. Вот как надо! А то угадаешь под чужие колёса. Ты жалей не народ, а себя. Пусть всякий сам о себе на новой земле подумает…»

Барабанов говорил, что приехали они жить на место новое, но люди-то сами остались старые – со старыми понятиями и убеждениями. Кузнецов не желал с ним соглашаться.

«Егор знал, что жадные, хищные богачи могут завестись и здесь. Но знал он и другое: что основа жизни должна быть тут кем-то заложена не из большой корысти, а из желания жить вольно, справедливо. На это полагал он свою жизнь. Он не хотел мять под себя других. Он желал, чтобы его род стал корнем народа, его сутью, плотью.

В семье Кузнецовых из поколения в поколение передавалось предубеждение против богатства и богачей. Чтобы сколотить богатство, надо стать сухим, чёрствым душой. Кто копит – не отзовётся душа того ни на что доброе, в ней нет жалости, дружбы, любви.

Добрый, отзывчивый не погонится за богатством. Может быть, поэтому человек с широкой душой всегда небогат.

В старой жизни Егор твёрдо знал правило, что с трудов праведных не построишь палат каменных. В новой амурской жизни, полагал он, люди могут зажить трудами, без обманов. Тут всем дано поровну, у кого есть руки.

Но и тут не желал себе Егор палат и богатства. Он искал жизни согласной в семье и с соседями и по трудам достаточной. Слыша, что кто-нибудь богатеет, он не завидовал, а от души говорил: «Ну, это им!.. А у нас своё!» Он радовался, что остаётся небогатым, но крепким на земле, что дети его растут в работе и ничего не боятся, что крепок он всем своим родом во всех корнях».

Однако время шло, подрастали дети, менялись окружающие реалии жизни на Амуре. Изоляция Уральского от внешней жизни всё больше нарушалась, размывались и пределы некоторых убеждений Егора Кузнецова. Сначала появились в Уральском местные гольды. Началось взаимопроникновение культур и обычаев. Потом приплыл с товарами китайский торговец Гао. Возникла необходимость в деньгах. Поплыли по Амуру пароходы, баркасы русских купцов. Появились заказы на дрова для пароходов, на солёную рыбу, на шкуры и меха. Приехал поп, а за ним – солдаты. Солдаты построили церковь, в которую стали приезжать жители других сёл русских поселенцев. После церкви солдаты протянули телеграфную линию, установив пост недалеко от Уральского. Начали наезжать в село полицейские и гражданские чины.

«Егор шёл на Амур за вольной, справедливой жизнью, надеялся, что люди сойдутся равные, будут жить трудами. А тут люди снова разделились на богатых и бедных. День ото дня на новой земле всё больше заводилось старого».

И вдруг сам Егор случайно набрёл в тайге на золотоносный песок! Согласно своим убеждениям, он рассказал о найденном золоте всем односельчанам. Но золото – это соблазн, сводящий людей с ума. На нелегальный прииск, бросив все дела, ринулись не только мужики и парни, но и бабы с девками. На глазах Егора в Уральском окончательно разрушилось всё, что он мечтал создать на этой земле. Многолетнее соперничество капиталиста Ивана Бердышова и социалиста Егора Кузнецова за умы поселенцев закончилось явным проигрышем последнего! И эта дилогия написана и издана во времена торжества в советской литературе социалистического реализма, причём первый роман был удостоен Сталинской премии! Заведомо отрицательный персонаж в ней выглядит более человечным и живым по сравнению с «идеально-положительным», преодолевая усилия автора прямо написать об обратном.

«Егор думал про Бердышова.

Иван превратился в большого воротилу, забрал в руки всю пушную торговлю, завёл работы в тайге. Народ не зря прозвал его Тигром. Хватка у него, как у зверя. Егор слыхал про убийство Дыгена и за последнее время стал верить, что это сделал Иван. Каким бы Дыген ни был, а он человек. Людская молва не прощала Ивану убийства. Поминали про это, как про грех. Иван убил человека не в честном бою.

Егор сам, бывало, думал: «Этот человек как будто весёлый, а ведь он людей убил и ограбил и пойдёт на любой грех, хотя он и умён, и славен, и совет его делен. Почему так?» Иван и нравился ему, и боялся он его. Чувствовал Егор, что страшный зверь сидит в Иване, что тигр, которого все боятся в лесу, живёт с ним рядом, в соседнем доме, и от него всего можно ждать, что если он убил Дыгена, то при случае и другого убьёт».

Но и сам Егор далеко не ангел! Когда кто-то стрельнул в его сторону в тайге, он стрелял в ответ, причём несколько раз! Последний выстрел был уже в убегающего человека, то есть с явным намерением убить. А может, и убил: Егор не стал проверять, попал он в человека или нет и что с ним стало потом.

А когда поймали убийцу на нелегальном прииске, Егор Кузнецов вынес тому смертный приговор.

«Егор почти не спал ночь. Не хотел бы он убивать человека. Сам как с тяжёлого похмелья! „Я должен лишить человека жизни!“ Впервые. Если бы не на прииске, сдать бы его властям. Но ведь это то же самое».

Таким образом, осуждая за убийство Ивана Бердышова, сам Егор в похожих обстоятельствах поступает точно так же! И если Ивана мучает совершённое им убийство нойона, то Егор всего лишь «почти не спал ночь». Он же не ради наживы убил, да и не своими руками, а потому считает себя вправе судить Ивана.

«Когда шли с работы, Иван сказал:

– Сейчас меня на исповеди поп спросил… Говорят, что я разбогател не от труда, словом… Что греха таить, все знают, что было на Горюне. Но я уж тогда был с капиталом. За несколько лет перед этим возил меха в город. Взяли мы золота – крупицы. А все говорят, что я с этого поднялся. Я сейчас всё это попу доказывал. Вот в газетах пишут, что есть политика. И это была политика, а не грабёж! Как ты скажешь? Грамотный скажет – грабительская политика! Завоевание Горюна! Да, мне надо было утвердиться, чтобы люди не колебались, и чтобы слух прошёл всюду, что я могу человека прикончить и выйти сухим из воды. Люди слушаются только тех, кого боятся. Но всего этого я тогда ещё не понимал, мне для удали будто бы надо было. А люди спросили бы, почему купец даёт серебро, почему торгует дешевле других, нет ли худого умысла. Все стали бы сомневаться. А я стукнул их главного торгаша, а потом выгнал с речки Синдана, и все гольды успокоились. Теперь я знаю, что целые государства поступают, как я, ухватка та же. А я не знал, что политика… Стукнул – и всё. Чутьё лучше разума. Я знаю, Егор, ты праведный, не любишь таких разговоров, но что делать, сам такого соседа выбрал!

Егор вскинул топор на плечо и спросил:

– А теперь тебе обидно?

– Конечно, кому приятно. Я тогда не думал, что так получится и что я огребу целые прииски.

– Нет, ты уж и тогда метил высоко, – отвечал Егор. – Тебе всё чего-то не хватало».

«Праведный» Егор фактически ничем не лучше Ваньки Тигра. Он, пусть и чужими руками, но тоже убил человека ради выгоды. Кузнецов мог сдать убийцу властям, но тогда лишился бы возможности нелегально мыть золото, и сам бы пошёл в тюрьму за хищнический промысел. Бердышов не испугался риска попасть в тюрьму, отлично понимая, что скрыть от полиции, кто убил маньчжурского нойона, невозможно. Защитить его в то время было некому. Егора же, когда полиция обнаружила нелегальный прииск и узнала о произошедшем там самосуде, защищали все, кто мог, хоть он и решился наконец проявить свою «праведность» и «взять всю вину на себя». Спас же от тюрьмы и каторги Егора Кузнецова, его сына Василия и других арестованных «вольных старателей» Иван Бердышов! И спас, между прочим, ценой огромной лично для Ивана потери, но об этом позже.

Егор Кузнецов, изначально признававший только крестьянский труд, отвергавший охотничий промысел и презиравший богатеев и торгашей, постепенно меняет свои убеждения. Он становится и охотником, и рыбаком, моет золото и мечтает о богатстве, которое лицемерно именует «достатком».

«Егор сегодня рыбу сдавал, а купцы те отвечали, что привезём и соль, и котлы, и научим варить, только бы сбыт был, куда продавать, а голодных, мол, на свете прибавляется. Пока нет дорог, а будут дороги, мол, все вы разбогатеете. Зачем вам пашни, кидайте их, целый год можно пьянствовать и гулять! Рыба прокормит».

Егор стал торгашом! Ведь он продаёт муку, рыбу, овощи и золото. Чем же тогда Кузнецов отличается от Бердышова? Только масштабами бизнеса и помощи людям – и то, и другое значительно мельче. Егор спас от произвола китайских торговцев одну единственную девочку-гольдку, да и ту немедленно сбагрил на попечение Ивана Бердышова. Бердышов же многие годы защищает гольдов, рискуя жизнью не побоялся убить грабителя Дыгена и изгнать убийцу и садиста Синдана. Можно, конечно, сказать, что Егор помог людям тем, что разрешил всем желающим добывать обнаруженное им в тайге золото. Но почему он это сделал?

«И куда я с золотом?.. Не даёт ли мне тайга остережение? Стоит ли всё это хлеба, пашни, трудовой жизни? Без хлеба. Без пути. С ружьём и с золотом… Богатым станешь – пойдёшь пахать, а люди засмеют, скажут, бога гневить вышел, прибедняешься. Но не брать золота нельзя. Взять всё себе – грешно. Людям дашь – на погубу. Не дашь – ещё хуже, достанется врагам людским».

Под «врагами людскими», наверно, надо понимать в первую очередь Ивана Бердышова, который, найдя золото, не постеснялся оформить на себя прииск, нанять людей, обеспечить их быт и начать промышленную добычу. В чём тут грех? Но главный вопрос, что задаёт себе Егор Кузнецов звучит так:

«Что будет с моими детьми, если набредут они на многие тысячи золота?»

Если Егор не уверен в собственной стойкости, то и его дети вряд ли устоят перед соблазном лёгкой жизни. Егор под влиянием реальной жизни уже скорректировал многие свои изначальные убеждения, с которыми приехал на Амур. Осталось только неприятие богатства, и оно теперь тоже под угрозой.

«Однако, полагал он, на золото, которое лежит у него в каюте в перепачканном, грязном мешке и в сумке, можно в самом деле купить баржу с хлебом. Тогда зачем же сеять? Железную дорогу проведут скоро. Тихая жизнь, кажется, окончится. „Всё нам привезут!“ И сейчас доставляют за меха, рыбу и золото много товаров. И муку. Но хочется хлеба своего, вытруженного».

То есть, если Егор разбогатеет, свой хлеб для него станет не жизненной необходимостью, а чем-то вроде лакомства, для производства которого будут больше не нужны обширные поля и тяжёлый многомесячный труд. Но уж так семье Кузнецовых хочется достатка, что Егор сдаёт свою последнюю позицию, рассказывает всем о найденном золоте, утешаясь лишь тем, что не забрал, как Бердышов, обнаруженное богатство себе, а поделился им с людьми. Однако, если смотреть фактам в глаза, Ванька Тигр пошёл по пути закона и официально оформил найденное им месторождение на себя, а «праведный» Егор Кузнецов организовал нелегальный прииск, на котором три года всякий сброд хищнически мыл золото! Как-то к концу дилогии положительный и отрицательный герои не то чтобы поменялись местами, но праведными не являются оба! И лично у меня гораздо большую симпатию вызывает Иван Бердышов.

Егор Кузнецов так и не осуществил свою мечту о построении нового справедливого общества на берегах Амура. Он хотел, чтобы поселенцы жили свободно, а не по указке начальства, пахали столько земли, сколько могут обработать, растили хлеб и выращивали овощи, чтобы не было у них нищеты и расслоения на бедных и богатых, чтобы у всех семей поселенцев был достаток. Ничего не сбылось, реалии жизни не только разбили мечты Егора, но и опровергли многие его убеждения. Его средний сын Василий отринул крестьянство и пошёл на службу к Ивану Бердышову, переехал в город Владивосток и переманил к себе младшего брата Алексея, устроив того в гимназию. Старший сын Егора Петрован, по слухам, стрелял в Ивана Бердышова и только чудом не стал убийцей. Дочь Егора вышла замуж за бывшего каторжника, плавающего матросом на пароходе.

Достаток в поредевшей крестьянской семье Егора Кузнецова есть, но обеспечивает его не пашня, а когда-то презираемые им охота, рыбалка и нелегальная, хищническая добыча золота. Ещё немного, и Егор Кузнецов окончательно перестанет быть хлеборобом и бросит дело всей своей жизни.

«Но уж дошла к Амуру железная дорога. Огромная дорога через всю Сибирь дошла к верховьям реки. Люди теперь проедут сюда за две недели, а не за два года. Купцы с каждым годом покупают всё больше рыбы.

– Молодые мужики повсюду бросают пашни, – сказал Петрован отцу, возвращаясь домой.

– Будем и мы покупать хлеб! – ответил Егор. – А жалко… Хлеб здесь родится хороший.

– Амур будет нашей пашней, – сказал сын.

– Амур наш батюшка, – ответил Егор, – он прокормит!»

Почему же праведный Егор Кузнецов в своих мечтах и устремлениях терпит крах, а Ванька Тигр добивается успеха и становится одним из самых богатых и влиятельных людей Дальнего Востока?

Люди во все времена мечтали и мечтают о лучшей, идеальной жизни. Философы и писатели в своих учениях и книгах пытались изобразить идеальное устройство общества, но книг этих, как это ни странно, ничтожно мало! Как известно, сколько голов – столько и мнений, поэтому рецептов идеального общества должно быть огромное количество, а вот в реальности – ничего подобного! Живут-то люди не сами по себе, а в обществе, и потому их личные идеалы приходится согласовывать в приемлемые нормы для всех или, как вариант, для большинства членов общества. Но и тогда эти общепризнанные идеалы не становятся вечными догмами. Законы и устройство Атлантиды Платона не подходят Городу Солнца Кампанеллы, не говоря уже об Утопии Томаса Мора. А уж в том, что коммунизм практически не достижим, нас стараются убедить после краха СССР, как говорится, из каждого утюга. Сейчас уже никто даже не пытается писать какие-либо утопии – книги о светлом и идеальном будущем. Зато антиутопии, книги и фильмы об ужасном, пост-апокалиптическом будущем человечества, пекутся как блины. И это понятно и объяснимо. Достоверно описать нечто прекрасное и идеальное, чего ещё никто никогда не видел, неимоверно трудно, в отличие от картин краха цивилизаций и ужасов всеобщего одичания, которые человечество не раз наблюдало в своей истории.

Новое общество могут построить только новые люди, отринувшие старые догмы и свято верящие в новые. А Егор Кузнецов был одинок в своих убеждениях и планах построения новой жизни в Уральском. А один, как гласит пословица, в поле не воин. Николай Задорнов не ставил своей задачей написать некую утопию о лучшей жизни отдельного посёлка русских переселенцев на Амуре. Да, жители Уральского выбились из нищеты, но они не построили нового общества, да и не могли этого сделать. И Задорнов прекрасно и достоверно описал причины этого.

4. И вновь про любовь

Роман, не имеющий любовной линии в сюжете, сильно проигрывает в глазах читателя. В дилогии Николая Задорнова такая линия есть, и не одна. Я расскажу о главной. Что в ней нестандартно, так это то, что автор описывает любовные перипетии не праведного Егора Кузнецова, а любовные страсти Ваньки Тигра. Да и что может быть интересного в примерной патриархальной семье? Муж и жена выполняют свои обязанности: он – мужские, она – женские. В семье Кузнецовых практически нет ссор и, конечно, присутствует абсолютная верность друг другу.

Другое дело – неправедный Ванька Тигр! О первой, несчастной любви Ивана к Анюше вновь рассказывать нет смысла. На бывшей шаманке Анге Бердышов женился без любви, из чувства благодарности за спасение от смерти. Это Анга любила Ивана, а не он её. И вот в жизни Бердышова вновь появилась настоящая любовь – Дуняша, дочь крестьянина-переселенца Спиридона из села Тамбовка. Иван положил на неё глаз, когда та была ещё девочкой-подростком, часто навещал её отца, привозил девочке подарки и лелеял мечту жениться на Дуняше, когда она подрастёт. Дуня называла Бердышова «дядя Ваня». И вот девочка выросла и превратилась в первую красавицу всего округа.

«Ивану давно уже и сильно нравилась Дуняша. Ещё когда ей было тринадцать лет, а он бывал в Тамбовке у её отца, ему всё хотелось смотреть на неё. Теперь она подросла, ей шёл семнадцатый год. Он сам понять не мог, что с ним делалось, когда он её видел. Он всё забывал: жену, семью. Он всё ради неё бросил бы: и дела, торговлю, охоту».

Бердышов никогда не скрывал своих чувств и намерений ни от Дуняши, ни от её отца. Заметив, что девушка стала засматриваться на Илью Бормотова, молодого парня из Уральского, Иван испугался опоздать и в очередной раз признался ей в любви.

«Дуня, ведь ты Илью не любишь, – твердил он своё, – а я тебя люблю! Одумайся да полюби меня. С Ангой я не венчан… Не люблю её! Я в несчастье, погубленный пристал к ним, сам стал гольдом, поднялся, а всю жизнь ждал, что придут поселенцы с Расеи и полюбит меня девица. Так мне и колдовали, предрекли с тобой любовь. У меня шея крепкая, руки дела не боятся. Мне люди говорят, что я всю тайгу захвачу. Было бы для кого! Мне надо ради чего-то жить… Я бы горы своротил – тебе бы всё! Но я всё брошу, и прииски… Зачем мне?

Казалось, он говорил искренне. Он не жалел богатства.

– Дуня, ну, скажи… Скажи!.. – ласково молвил он. – Почему молчишь? Скажи смело…

– Илюшу люблю, – клоня голову, прошептала она слабо, стыдясь словно, что так жестоко обижает дядю Ваню.

Втайне ей так приятно было слушать все его слова. Но идти за него, за женатого, за приятеля отца, за старого, – ему уже лет тридцать пять, верно, – да что он, смеётся!»

Бердышов всё же официально попросил её руки, и Спиридон, не желая с ним ссорится, согласился, но попросил небольшую отсрочку. Окрылённый Иван уехал по своим делам.

«А Спиридон, проводив Бердышова, подумал: «Поверил Тигр! Но, слава богу, я нашёлся»!

Он сказал дочери:

– Берегись всю жизнь Ивана, он тебя сватал, не постыдился, говорит: полюбил, чуть ли, мол, ещё не видавши тебя. Как сладко врёт!..»

Спиридона подобный зять пугал, он, как и Егор Кузнецов, не любил богатеев и торговцев и желал дочке мужа-крестьянина. Жители Тамбовки, как и Уральского, были переселенцами и считали Бердышова чужаком. Таким образом, и на этот раз отец любимой Иваном Бердышовым девушки оказался против их брака. Да и сама Дуняша в то время уже полюбила, как она считала, Илью Бормотова, и Спиридон, обманув Ивана, поспешил, пока того нет, выдать дочь замуж.

«Спиридон души не чаял в зяте. Теперь Иван бессилен, сбит. Спиридон видел, что Илья настоящий охотник, хороший работник, что он будет сильным, разумным мужиком».

Казалось бы, раз этот брак заключён по взаимной любви и согласию, родители молодожёнов были, как говорится, одного круга, почти нищие крестьяне-переселенцы, то Дуняшу с Ильёй ожидает счастливое будущее. Но не сбылось. Что же пошло не так? В чём причина? Дело в личностях всех участников этого любовного треугольника. Личность Ваньки Тигра повторно описывать нет надобности. Рассмотрим два других «угла».

Илюшка Бормотов молодым парнем приплыл на плоту вместе с другими переселенцами, основавшими на береге Амура село Уральское.

«Это был неутомимый, бойкий парень, чуть постарше Федюшки Кузнецова. Он мог день-деньской ворочать греби, толкаться шестом, а вечером на стану его доставало затевать борьбу, плавать через протоки, ловить птиц. По утрам, поднимаясь раньше других, он шатался по тайге, свистел по-бурундучьи и, подманивая к себе зверьков, бил их. Где и когда приглядел он это, было неведомо.

Парень был смугл, под густыми тёмными бровями глубоко сидели глаза, скулы торчали, как скобы, – всё это придавало его лицу выражение жестокости, весь он был какой-то тёмный и колючий. Неразговорчивый с детства, он был охотник до всякого дела. Воровал он, заведомо зная, что отец его прибьёт, и делал это не от нужды, а от избытка сил и из удальства, не ведая ещё, какие иные забавы, кроме драк и озорства, заведены для мужиков на белом свете».

В Уральском возмужавший Илья стал лучшим охотником и, как говорится, первым парнем на деревне. Понятно, почему он понравился отцу Дуняши Спиридону, тоже лучшему охотнику, но в Тамбовке, заслужившему прозвище «Лосиная смерть». В Дуняшу Илья влюбился с первого взгляда и долго не мог поверить, что та отвечает ему взаимностью. Да и родители Ильи тоже не могли понять, что нашла в их сыне первая красавица всего округа? Ведь отец мог выдать Дуняшу за парня из богатой семьи, а не из такой нищей, как Бормотовы. Неужели Дуняша и впрямь так сильно влюбилась?

Красавица всегда выглядит ещё более выгодно на фоне невзрачной подружки. У Дуняши есть такая подружка – Тятьяна, «малого роста, коренастая, с лицом широким и смуглым, в ичигах и холщовом платьишке». И вот эту-то подружку вдруг выдают замуж раньше Дуняши за красивого парня из соседнего поселения, за Фёдора, младшего брата известного на весь Амур Егора Кузнецова! Не её, первую красавицу Тамбовки, а невзрачную подружку почему-то выбрали себе в снохи Кузнецовы. Гордость Дуняши задета, хоть она и не отдаёт в этом себе отчёта. Тамбовские парни бегают за Душяшей табуном, от женихов отбоя нет, красавица уже не раз отвергала притязания Терёшки Овчинникова, сына местного богатого купчика, не желая, чтобы про неё говорили, что она польстилась на богатство. И вдруг верная подружка её обошла, первая отхватила себе завидного мужа!

Дуняша ищет и находит себе достойного, как она считает, жениха. Илья внешне напоминает ей Ваньку Тигра, даже думать о котором в плане любви и замужества Дуне запретил отец.

«Ах, Илюшечка! – подумала она, укладываясь. Ещё зимой с первого взгляда он понравился ей. – В Уральское бы жить поехать! Илья там, и Таня там. И почему бы Илье на мне не жениться? Что я, урод, что ли?.. Обязательно должен, только нам злые люди мешают. Эх, мы бы с Танюхой зажили в Уральском без отцов-то!.. И дядя Ваня там. Такие все хорошие…»

Дуняша считает, что ею движет любовь, но на самом деле она бессознательно стремится к свободе от родительского диктата.

«Здоровые и крепкие, старшие дочери в семьях, девушки-подростки Таня и Дуняша целыми днями работали, как батрачки. Нравы в Тамбовке были суровые, родители ни в чём не давали девкам воли. Только на работу могли они тратить свои молодые силы. Зато много было радости, когда удавалось им убраться с родительских глаз долой».

Конечно, и соперничество между подругами сыграло немалую роль в выборе Дуняши. Муж Татьяны славен лишь тем, что он младший брат Егора Кузнецова, а муж Дуняши – лучший охотник Уральского. Кроме того, выходя замуж за Илью, Дуня испытывала уверенность в том, что влюблённый в неё муж будет плясать под её дудку.

«С детства она приучена была к мысли, что придётся подчиняться мужу и свекрови. В девушках, с тайным невысказанным ужасом думала – кому отдадут. Кому продадут, кому детей рожать? Что придётся терпеть, не знала. Умной девушке трудно. Глупой легче, ждёт, как баран, когда зарежут. Слава богу, отец завлёкся охотой и отдал Дуню по любви».

Дуняша, выходя замуж, думала, что с таким мужем, как Илья, она так развернётся, добьётся такого достатка, какой и не снился подруге Тане. И, конечно, дяде Ване покажет, что тот напрасно пытался соблазнить её своим богатством. Но Бердышов не принял её вызов, забрал Ангу с дочкой и переехал из Уральского в Николаевск.

Однако счастливым брак Дуняши с Ильёй не стал. Первым разочаровался в зяте Спиридон.

«Отец Дуни надеялся, что Илья станет ему товарищем на охоте и слава их загремит. Теперь Спиридон недоволен, говорит, что зять сидит под бабьей юбкой и возится со старухами и что его не оторвёшь».

Но и Дуню ждало не меньшее разочарование. Муж оказался безвольным исполнителем воли отца и матери, которым сноха не могла угодить, что бы она ни делала и как бы ни старалась. А Илья ни слова не говорил в защиту жены.

«Дуняша всё же надеется подобрать к нему ключи. Она знает, Илья привык, зависим от отца по привычке, покорен, цены сам себе не знает».

«Молила Дуня бога. И молила мужа: давай уйдём, отделимся.

А Илья глаза таращил и молчал. Богатырь он, а слабей бабы, отмалчивается всегда».

Жизнь в доме мужа превратилась для Дуняши в ад. Каждый её шаг обсуждается и осуждается родственниками мужа, а она даже пожаловаться ему не может.

«Дуне негде поговорить наедине с мужем. Кругом толкутся. Илью нельзя отзывать, он не пойдёт, ещё и удивится, зачем, мол, зовёшь, толкуй тут…»

Осталась только одна возможность: ночью в постели, отделённой от подслушивающих родственников простой занавесочкой, уговарить Илью разделить имущество с родителями и зажить отдельно.

«Я ли не работница… У меня ли не руки, – лился чуть слышный шёпот прямо в ухо Илье, даже щекотно ему. – Нам ли не жить? А всё нам заступлено. Уйдём, давай заживём сами, детям порадуемся и жизни. И друг друга мы не видим, не говорим… Без позволения не живём, шагу не ступим. Хорошо делаешь – им боязно, что я одолею, всё возьму себе. Плохо – как на ленивую батрачку смотрят. Я не угожу никак, и не буду! Ильюшечка, милый…»