– Что? – не понял я.
– Осенних листьев горько-сладкий дым, – девушка подняла голову, будто принюхиваясь.
– Наверное, недалеко жгут листву, хотя у меня нос заложен. Ничего не чувствую.
– А я чувствую и это так здорово. Пахнет беспечностью, детством. Когда уже вечер и мама зовет домой, а ты еще вдоволь не нагулялась и не хочешь уходить со двора, потому что боишься, что завтра будет не так хорошо как сегодня, – Аня вздохнула и улыбнулась, – у тебя же было детство? Ведь было?
– Конечно. Наверное.
Я совсем не люблю курящих девушек, но, наблюдая как курит Аня, я получал эстетическое удовольствие. У нее выходило это очень органично. Не вульгарно и не пижонски. У них с сигаретой получалась гармония. Наверное есть такой тип людей, которым идет курить, как некоторым идут очки, и в них они выглядят красивее и интереснее.
– Ты давно куришь? – я сделал последнюю затяжку и направил окурок в урну.
Аня на мгновение задумалась, легким движением пальчика стряхивая пепел.
– С полгода наверное. Я начала курить, когда посмотрела фильм Джармуша «Кофе и сигареты». Потом решила бросить, но передумала.
– Почему?
– Ну, во-первых, мне нравится, а, во-вторых, должно же что-то связывать меня с реальностью. Сигареты – это такая тоненькая ниточка, не будет ее, и воздушный шарик оторвется и улетит высоко, высоко. Попробуй его потом поймать.
Я посмотрел на нее и со всей серьезностью произнес:
– Я бы тебя ни за что не отпустил.
Аня сжала мою ладонь и, подвинувшись ближе, прикоснулась своей щекой к моей. А губы ее чуть слышно прошептали «Спасибо, Олег». Я ничего не ответил, а только крепко обнял ее за плечи. По темнеющему небу проплывали редкие почти прозрачные облака. Вдалеке послышался вой сирены. Наверное, где-то случился пожар или кого-то убили, или у кого-то прихватило сердце, а мы просто сидели обнявшись, отгороженные от реальности теплом друг друга. Я уже не мог вспомнить, когда в последний раз сидел с девушкой на скамейке. Словно моя память погребена в чемодане на чердаке неизвестного мне дома под ворохом ветхих одеял и матрасов. Как случилось, что я стал забывать себя? Как случилось, что я превратился в отшельника? Как случилось, что я стал бояться действительности? Ответов у меня не было. Ни одного. Но рядом сидела Аннушка. Мой билет обратно. И я во что бы то ни стало должен успеть запрыгнуть на подножку уходящего поезда. Поезда, который вернет меня к жизни.
Небо стремительно темнело. А улицы, наоборот, наполнялись светом. Дома, получив возможность покрасоваться, наряжались в огни всевозможных цветов. Памятники и скверы, проспекты и бульвары – все включались в эту игру. От обилия света разнообразных оттенков немного рябило в глазах. Но это было красиво. Наступит утро и все уснет. Проснутся люди и начнут другую жизнь. Не такую красивую, но такую предсказуемую.
Я вызвался проводить Аню до дома, но она позволила лишь посадить ее в метро. Перед входом в подземный переход я попросил ее номер телефона.
– Давай лучше я запишу твой! Так будет надежнее, тем более у меня нет сотового, – ответила Аня, выуживая из кармашка пачку сигарет и огрызок простого карандаша, неизвестно как оказавшегося у нее в куртке.
– Как нет сотового? – опешил я, – даже у меня есть!
– Вот нету и все тут! Он был конечно, но сломался. Я хотела отдать его в ремонт, потом забегалась с курсовой и забыла. Первый месяц было совсем плохо, ломка такая, наверное. А потом отпустило, и все пришло в норму. Жили же мы как-то раньше без них.
– Хм, может тоже попробовать. Все равно звонить особо не кому. Ладно записывай, – я продиктовал номер. А девушка, стянув целлофан с пачки, быстро записала. Протянула мне, я проверил и вернул обратно.
Я мялся. Хотел спросить, когда она позвонит, но Аня, видимо, все поняла и, ободряюще улыбнувшись, сказала:
– Не переживай, я завтра обязательно позвоню. Так что будь начеку, – она улыбнулась и добавила. – Пойдем, кое-что покажу.
Схватив за руку, Аня потащила меня в переход. Я понятия не имел, что там может быть интересного и поэтому поспешил за ней.
В переходе почти не было людей. Будний день, вечер, осень. Все разбежались по домам. Спустившись по лестнице, мы оказались на небольшой площадке перед следующими ступеньками, уводящими вправо вниз. У стены, метрах в трех друг от друга, стояли два человека. Ближе к нам находился парень с золотой серьгой в левом ухе с гитарой в руках. Опрятный, в чистом джинсовом комбинезоне, он мне сразу понравился. Второй был его антиподом. Грязный, нечесаный, в заляпанной, когда-то черной косухе, он был жалок. Лишь одна деталь привлекла мое внимание. На одном из ремней, державших на его плечах аккордеон, виднелась надпись. Я заметил лишь ее краешек. Светло-зеленые буквы складывались в слова: «SIC TRANSIT GLO…»
Пока я его разглядывал, Аня подошла к парню с гитарой и что-то прошептала ему на ухо. Гитарист кивнул, улыбнулся и, коснувшись струн, запел.
– Слушай! – ткнув меня локтем в бок, с придыханием сказала Аня.
Я замер. Его голос, тронутый легкой хрипотцой, с нервом, с надрывом говорил о любви. Даже не вслушиваясь в слова, это было понятно. Любовь и печаль. Печаль и любовь. Короткими, хлесткими автоматными очередями они проносились в каждой строчке этой песни. Били наотмашь, целясь в сердце. И попадали. Гитарные аккорды что-то терзали внутри меня, так что я не смел пошевелиться, боясь ненароком спугнуть это чудо. Боковым зрением я увидел Аню. Она впитывала музыку, казалось, всем телом. Ее лицо было очень ясным, но в то же время в нем чувствовалась какая-то непоколебимая решимость. Она вся превратилась в натянутую тетиву, так похожую на струны гитары.
Знакомые слова песни просились на волю, но подпевать я не мог.
I know,
You love the song but not the singer
I know,
You?ve got me wrapped around your finger
I know,
You want the sin without the sinner
I know
I know…
Хотелось, чтобы песня не заканчивалась. Чтобы она всегда была с нами. Так пел этот парень в джинсовом комбинезоне. Сразу чувствовалось, насколько он понимал и любил жизнь. Аннушка подошла к парню, вынула из кармана горсть свернутых банкнот и, присев, положила их в футляр от гитары, лежавший перед ним. Я взглянул в него. Аня только что отдала парню не меньше четырех тысяч. Я тут же залез в карман, намереваясь тоже вознаградить музыканта, но девушка перехватила мою руку.
– Оставь! Считай эту песню моим подарком, – я взял ее за руку, и мы пошли к входу в метро.
– Эй, ребятки! Коль вы такие богатые, подайте и мне тыщенку, – тип с аккордеоном внезапно догнал нас и вцепился в мою руку, – а я вам, так и быть, мурку сыграю!
Я резко развернулся, убирая Аню левой рукой за спину, и спокойно, но твердо произнес:
– Извини, но не сегодня!
Пару секунд он смотрел на меня, а потом, что-то бурча себе под нос, направился к выходу. Я повернулся к Ане и только хотел сказать что-то успокаивающее, как она кинулась мне на шею и начала целовать. Целовала глаза и шею, щеки и лоб, волосы и уши. Я только крепче прижал ее к себе и ждал, когда она успокоится. Аня зарылась лицом в мое пальто и уткнулась носом в свитер. А я как можно нежнее прошептал:
– Не бойся, я с тобой!
Я шел домой пешком. В голове не было мыслей. В голове звучали строчки песни. Ударяясь о стенки черепа, они эхом множились и повторялись, вызывая в памяти образ Аннушки. И я был счастлив. Я знаю это определенно. В тот вечер, впервые за много лет, я был счастлив…
…I know,
You cut me loose in contradiction
I know,
I?m all wrapped up in sweet attrition
I know,
It?s asking for your benediction
I know
I know…
Пустынный в это время года городской пляж приютил нас безветренным сентябрьским днем. Мы сидели у кромки воды и пили пиво из алюминиевых банок. Песок из-за недостатка солнечных лучей выглядел серым, а река, вдумчиво несущая свои воды к далекому морю, почти черной. Воде, которую мы видели сейчас, не долго суждено оставаться такой. Через несколько дней она станет частью чего-то большего. Вольется, смешается и станет другой. Она еще ничего не знает об этом. Не знает своей судьбы, но безропотно идет ей навстречу.
– У тебя есть мечта? – Аня, подтянув к себе колени, смотрела на противоположенный берег, пытаясь там что-то разглядеть.
Я сделал глоток и постарался ответить.
– Я не могу высказать ее словами. В привычном понимании у меня мечты нет. Обычно люди имеют в виду нечто материальное. Не знаю… Скажем стать рок звездой или выиграть миллион. Понимаешь, о чем я?
– Не совсем, – девушка на секунду задумалась, пытаясь сформулировать свою мысль. – Тогда скажи мне, что, по-твоему, такое мечта?
Тут уж пришлось задуматься мне. Я достал сигарету, повертел в руках спички. Закурил.
– Не уверен, что смогу правильно объяснить. По мне, мечта – это такое состояние души, когда ты, не обманывая себя, можешь сказать «Я счастлив!».
– Господи, ну и наворотил. Просто сказал бы что мечтаешь быть счастливым, – Аня недовольно фыркнула и стала правой ножкой ковыряться в песке.
– Не все так просто, юная леди. Счастье счастью рознь. Бывает счастье мгновенное, а бывает долгоиграющее.
– Это как? – она с интересом посмотрела на меня. Обычно, когда на меня смотрят, я стараюсь отвести взгляд, но сейчас в надежде на понимание я искал в ее глазах что-то близкое и родное.
– Мгновенное – это когда ты, допустим, увидела талантливый фильм и ходишь под впечатлением целый день, или дождливым вечером подобрала на улице промокшего котенка. Принесла домой, обогрела, накормила, а он, уютно посапывая, уснул у тебя на груди. Счастье долгоиграющее – это как раз состояние души, которое так быстро не проходит.
Мне показалось, что глаза Ани вспыхнули, и в их темноте промелькнула так желанная мной искорка надежды.
– Разве так бывает?
– Хочется верить, что бывает, иначе наша жизнь всего лишь большая глупость длинною в несколько десятков лет.
Аня встала и принялась собирать камушки, выбирая только плоские.
– Знаешь, я ведь тебя обманула, когда сказала что не могу прочитать аннотацию в той книге. Просто нужен был повод познакомиться. Ты мне понравился. Очень.
– Пожалуй, я не стану обижаться на тебя за этот обман.
Аня, чуть наклоняясь, пускала «лягушек» вдоль поверхности воды. Получалось у нее здорово. Каждый камень, прежде чем исчезнуть в реке, не меньше пяти раз подпрыгивал. У меня так никогда не выходило.
– Я рад нашему знакомству.
– Тогда поделись со мной своими планами на будущее, – девушка оттряхнула руки и присела на прежнее место.
Сколько раз я сам себе задавал тот же вопрос и, в очередной раз не отыскав ответа, прятал его на самую высокую и пыльную антресоль своего сознания.
– Не знаю… Я не знаю, что тебе сказать. Всегда жил по принципу «война план покажет».
– Странно. Я думала, что все люди чего-то хотят. Я хочу преподавать. Мне кажется, из меня выйдет отличный преподаватель, – неожиданный порыв ветра швырнул на нас пригоршню песка. Аня зажмурилась и ладошками закрыла лицо. Отряхнувшись, я сказал:
– Я как вода в реке. Плыву по намеченному руслу, особо не задумываясь о завтрашнем дне. Наверное, это правильно. Но по-другому не получается.
Когда мы уходили с пляжа я заметил, как большая жирная чайка с черной кляксой на крыле взгромоздилась на ветку ивы, росшую у самой воды. Откуда здесь чайки? Хотя в наше время лучше ничему не удивляться, не то обязательно будешь выглядеть глупо.
– Ты непременно станешь замечательным преподавателем! – я взял девушку под руку и помог подняться на лестницу, уводившую нас на набережную. Аня благодарно улыбнулась.
Старый красный трамвай, осколок советского прошлого, вез нас в центр города. Аня сидела у окна, пальчиками издеваясь над несчастным билетом. Мы медленно, но верно продирались через забитые машинами улицы. За окном пошел дождь. Он методично поливал стекло под загадочной надписью «запасный выход». Был бы такой в жизни. Но его нет. Поэтому, прежде чем куда-то войти, стоит сто раз подумать, сможешь ли потом выйти через ту же дверь, или придется ломать стены.
– Где ты живешь? – девушка прервала мои размышления.
– Совсем рядом, через остановку. На Оденской улице. А почему ты вдруг спросила? – людей в вагоне было много, да и сам трамвай полнился каким-то жужжанием и электрическим треском, так что приходилось наклоняться к самому уху Ани чтобы та что-то услышала.
– Я вот думаю, догадаешься ты меня пригласить в гости, или мы будем круги по рельсам наворачивать?
Я не нашелся что ответить, но Аня с лукавой улыбкой продолжила:
– Каждая порядочная девушка к исходу третьего свидания уже для себя решила – готова она заняться любовью со своим ухажером или нет. А если кто-то тебе скажет, что это не так, знай – она ханжа. Это тебе для общего развития.
Вот и поделом мне. Совсем отвык общаться с девушками.
До моей квартиры мы добрались промокшими насквозь. Я велел Ане снять все мокрое, вручил ей полотенце и отправил в ванную сушить волосы, а сам принялся организовывать ужин. По дороге мы забежали в магазин, где приобрели бутылку сухого белого вина и сыр. В холодильнике отыскалось филе морского языка. Я бросил его в раковину размораживаться и стал готовить тесто для кляра. Тем временем моя гостья закончила приводить в порядок свою прическу и принялась осматривать мое нехитрое жилище. Двухкомнатная квартира досталась мне от родителей. Я сделал ремонт и поддерживал в ней порядок. Если занимаешься этим регулярно, то уборка не отнимает много сил и времени. В одной комнате расположился удобный темно-коричневый диван с парой кресел, компьютер, аудиосистема и книжный шкаф. На темно-зеленых стенах жались друг к другу фотографии и картины в рамках всевозможных размеров и оттенков, с паспорту и без. В другой – только кровать с толстенным матрасом и одежный шкаф.
– Ты меня приятно удивил! Ты действительно такой чистоплотный, или сегодня утром была обязательная полугодовая уборка? – Аня бесцеремонно отодвинула меня от плиты и заглянула под крышку сковородки, наверняка скептически оценивая мои кулинарные таланты. Я скрестил руки на груди и про себя усмехнулся. Что-что, а рыбу я готовить умею.
Мы сидели на диване и доедали морского языка. На журнальном столике приютились тарелка с сыром, бокалы с вином и гроздь винограда в конфетной вазе на высокой ножке. До этого Аня задернула шторы и включила светильник. Выбрала музыку, и комната наполнилась невыразимо легким манящим джазом. «Так-то лучше!» – и она одарила меня самой проникновенной из своих улыбок. Я смотрел на нее и понимал, как дорог мне этот человек. Смотрел, как она отпивала глоток из бокала, и на ее губах застывала мерцающая на свету капелька вина. Все в ней было знакомо и до мурашек близко, но я все равно боялся. Боялся, что когда в осеннем небе появиться луна, она скажет «Прощай!» и уйдет. Вернется на свою звезду, а я останусь один. Наедине с недопитым вином и, ставшим почему-то неуместным, джазом. Джаз закончился, и Элвис затянул «Can’t Help Falling in Love». Мы обнялись и вполголоса стали подпевать королю. Аня похлопывала правой ладошкой по моему колену в такт музыки, а я наслаждался нежданной радостью. Песня закончилась, но мы еще раз спели третий куплет.
– О чем ты думаешь? – спросила Аня.
– Осень, вино, старый рок-н-ролл, до чертиков красивая девушка. Что еще нужно? Вот о чем. А ты?
Отсмеявшись, она тихо произнесла:
– А я о том, как образно и красиво на английском звучит простое слово «влюбиться». Fall in love. Упасть в любовь. Здорово они придумали. Словно сорвался с края и падаешь в глубокий колодец. Падаешь и падаешь, а на самом дне тебя ждет любовь. С тобой случалось такое?
– По-моему, я уже на дне самого глубокого колодца.
Потом был, как сотни ледников холодный, горячий как тысячи вулканов, нежный до боли в сердце и страстный до ломоты в зубах поцелуй. Потом была любовь. Были крики и мольбы. Были обещания и клятвы. Потом свет ночника золотил персиковый пушок на плечах любимой. Потом она уснула, а я, лежа с закрытыми глазами, вдыхал врывавшийся в открытую форточку воздух ночной осени. Сон пришел ко мне, когда к нашим окнам подкрался рассвет.
Аня растолкала меня ни свет ни заря. Я пытался сопротивляться, но девушка сунула мне под нос часы. Я с трудом сопоставил в уме стрелки с цифрами напротив и понял, что уже пол девятого. Видимо, Аня проснулась намного раньше. Она была одета и наносила последние штрихи макияжа. Я встал, натянул джинсы, подошел к ней и обнял. Мы смотрели в зеркало и молча улыбались. Я вдыхал аромат ее волос, их запах убедил меня, что все случившееся не плод моего воображения, а самая приятная реальность.
– Позвонишь сегодня? – я крепче прижал ее к себе. Аня повернулась, чмокнула меня в губы и в нос.
– Конечно. Не хочу уходить, но должна. Мне к первой паре. Позвоню не раньше восьми. Сходим в кино? Сегодня в «Космосе» повторяют «Залечь на дно в Брюгге».
– Конечно сходим!
– Все, тогда до вечера.
Мы поцеловались еще раз, и она ушла.
Но Аня не позвонила. Ни в восемь, ни в десять. А в полночь раздался звонок. Я взял трубку.
– Алло, это Олег? – незнакомый уставший голос.
– Да. Здравствуйте. А кто вы?
