Родион Александрович Вишняков "Огонь памяти"

– Ты очень стлашно улыбаешься. Надо по-длугому.

– Я буду стараться. Поможешь мне?

– Конечно!

– А что ты хотела мне показать?

– Я? А, да. Я тебе плинесла лекалство!

– И где же ты его взяла?

– У дедушки Пелиндока.

– Надо же. – Он внимательно, щурясь от бьющего в лицо солнечного света, смотрит на зажатую в маленьких ручках бутыль. – А от чего оно? В смысле, когда дедушка Периндок принимает это лекарство?

– Не знаю, – Ликси пожимает плечами. – Но иногда он ходит уставший и злой и говолит, что ему нужно лекалство. И я видела, как он белет эту бутылку.

Ликси пытается вытащить крепко засевшую в горлышке пробку. Ей это не удается. Она неуклюже ставит сосуд на пол, обхватывает его ногами и, вцепившись уже двумя руками, тянет что есть сил пробку наверх.

– Мне кажется, это не совсем хорошая идея.

Громкий хлопок. Девчушка, не удержав равновесие, шлепается на пол. Возникший испуг тут же сменяется радостным смехом, потому что падение оказалось не таким уж и страшным. Ликси быстро встает, отряхивает ладошки и, подняв откупоренную бутыль, подходит к Дорху. В нос бьет сильный и хорошо знакомый запах.

– Это совсем не хорошая идея, Ликси! Ты слышишь?

– Сейчас я тебя буду лечить.

– Ликси! Нет!!

Безумная, выжигающая правую руку боль постепенно проходит. Стоявшие перед глазами разноцветные круги сменяются брызнувшими слезами. Дышать трудно. Хочется пить и высморкаться.

– Плости, Долх. Пожалуйста, плости. Тебе очень больно?

– Очень. – Он выговаривает слова с трудом. От резкого движения опять начинает сочиться кровь. Он чувствует ее соленый привкус краем языка.

– Я хотела как лучше! Чтобы ты был здолов и мы с тобой пошли гулять.

Он не видит девочку, но прекрасно слышит, как слова Ликси переходят в испуганное всхлипывание.

Интересно, онемевшая рука потом придет в норму?

Глава третья

Река появилась к вечеру четвертого дня.

Бесконечное травяное море с яркими островками цветов разбавилось архипелагом невысоких деревьев, и стало ясно, что впереди большая вода: воздух стал заметно более влажным. Дышать как будто сделалось легче, и скорость ходьбы возросла.

К началу сумерек подул прохладный ветер, чего на просторах Южных степей отродясь не бывало. Однако идти пришлось еще довольно долго, прежде чем до слуха человека донесся равномерный, успокаивающий плеск широких волн.

По всем выработанным за время путешествия правилам стоило найти место для ночлега. Но как убедить себя сохранять спокойствие, когда позади столько дней пути, а Центральная – вот она. Кажется, можно копьем докинуть.

Руд огляделся. Не время расслабляться. Чего будет стоить весь пройденный им путь, если перед долгожданным водным рубежом его сожрут в густой траве очередные голодные звери или ограбит проходящая мимо толпа ратусов!

Терпение и еще раз терпение. В конце концов, он никуда не спешит. А суетится только потому, что хочется как можно скорее уйти из этих ненавистных мест.

Руд вернулся к зарослям деревьев. Выбрал наиболее крепкое, взобрался на одну из веток и, привязав себя к ней веревкой, устроился на ночлег.

Разбудили его привычная утренняя прохлада и ноющая боль от жесткой ветки. На земле все-таки мягче. Но, несмотря на это, пришлось признать, что прошедшая ночь была самой спокойной из всех, что удалось пережить после ухода из Столкшита. Он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Вероятно, нахождение в относительной безопасности, высоко над землей, каким-то образом повлияло на мозг. Да, пожалуй, он высыпался так только в деревне у малоросликов, до тех пор пока судьба не привела к нему наймита Нерамина.

Руд спустился с дерева, взвалил на себя небогатые пожитки, проверил висящее на шее кольцо и тронулся в путь.

Судя по движению солнца, с момента начала пути прошло часа два. Может, четыре. Вчера вечером он принял правильное решение: все оказалось намного дальше, чем виделось вначале.

Руд поднялся на пологий, растянутый в стороны холм, и перед ним открылась водная гладь.

Широкое пространство реки Центральной приветствовало его своим освежающим дыханием. Слепило глаза бесчисленными солнечными бликами, танцующими на покрытой рябью поверхности.

Могучая безмятежность.

Руд спустился с холма и, подойдя к самому обрыву берега, уселся на траву. Он все-таки дошел. Перед ним лежали человеческие штаты. Обезлюдевшие, разоренные войной с ратусами, но, тем не менее, это уже почти его дом.

Он осмотрелся: справа берег одного из рукавов Центральной уходил к горизонту ровно, без изменений. Где-то там, за десятки дней конного пути, должно быть, еще стоят мосты, понтоны и переправы, которыми пользовался степной народ для торговли с орками и людскими штатами в довоенную пору. А может, они уже и снесены. Чернеют догорающими обломками на берегах или гниют, растаскиваемые быстрым течением. Разбиты последним ударом союзных армий, гонящих врага за границы его земель.

Не будет торговли и взаимной выгоды, пока жива память о минувших ужасах. И пока живы те, кто эту память способен сберечь и донести своим детям. А там со временем забудется все. Сотрутся образы ужаса и страха. Сменятся на уважение и мирные разговоры. И будущие поколения людей через два-три малых круга лет вновь начнут заключать союзы со вчерашними недругами. Коротка людская память, и длинен пустой карман.

Но, при любом раскладе, сохранились мосты или нет, даже самый ближний – возле Грендженской заводи – был слишком далеко.

Руд перевел взгляд налево. В той стороне на горизонте виднелись отроги Южного Зуба – скалистого образования тянущейся вдоль всего континента Стены Моря. А тут он вдавался своей треугольной формой в травянистую поверхность бескрайних степей. Но оставлял между своим основанием и руслом Центральной весьма широкий, покрытый обильными перелесками проход к Великим вратам Запада. Теперь по нему и будет пролегать дальнейший путь.

Отсюда, конечно, не видно, но дальше, на северо-западе, на другом берегу в горах высится Дварголин. Обитель сынов Марина. А как говорил Нераман, после по окончании войны гномы смогли вернуться из северных земель на свое старое место. И теперь активно занимаются строительством и прочим наведением порядка в некогда оставленных владениях. Стало быть, велика вероятность того, что ближе к Вратам он однажды наткнется на очередной гномский корабль и попробует договориться о помощи. В конце концов, обмен за одно место на палубе не должен, наверное, выйти слишком затратным.

Руд еще какое-то время продолжал сидеть на берегу, любуясь долгожданной сменой обстановки. Затем встал и быстро зашагал вдоль берега на запад.

Вечерние сумерки застали его в пути. Наступающая ночь принесла с собой усилившийся ветер, который, подобно невидимому пастуху, гнал облака хлыстом своих порывов. Течение Центральной сделалось как будто быстрее. Рябь, хранящая в себе последние искры заката, сменилась темными волнами, поднимавшими своим движением целые веера брызг.

Пришлось сворачивать вглубь и искать место для ночлега. Благо растущие теперь в изобилии деревья позволяли без промедления устроить привал.

Но заснуть сразу не вышло: возле деревьев в ночи появились новые звуки. Привязанный к ветке Руд с тревогой вслушивался в вой каких-то зверей. Голоса их стаи то становились ближе, то как будто удалялись, и он неоднократно задавал себе вопрос: умеют ли эти создания лазать по деревьям?

Однако монотонный рокот волн и шум ветра вместе с усталостью в конце концов взяли верх, ближе к рассвету провалив Руда в глубокое забытье.

Проснулся он поздно. Солнце уже вовсю пригревало, высушивая жаркими лучами выступившую за ночь росу и капли смолы в тех местах, где на стволе дерева, давшего ему ночлег, зияли свежие и глубокие следы острых когтей.

Корабль он заметил еще издали. Старая гномская посудина мирно покачивалась на волнах возле берега, с которого и на который по перекинутому мостку деловито сновали панцирные коротышки.

Это была неслыханная удача. Стоило прибавить шаг и воспользоваться неожиданно подвернувшимся случаем.

Руд даже подумал, не перейти ли на бег, но потом решил, что подобное поведение будет выглядеть странно. По крайней мере, на месте гномов он бы заволновался, увидев, как в его сторону бежит запыленный, обросший незнакомец, да еще и с копьем в придачу.

А чем они вообще там занимаются?

Руд прислушался. Дующий в его сторону ветер донес едва различимый стук множества топоров.

По ходу, таскают из ближнего леска воду и дерево.

Видимо, остановка вынужденная. Возможно, корабль дал течь или сломалось что-то, без чего нельзя дальше плыть. Одно ясно: прямо сейчас гномы отправляться в путь не намерены, и он успеет переброситься с ними парой-другой слов.

Коротышки, конечно же, давно заметили его. По мере приближения к кораблю было хорошо видно, как то один, то другой, отрываясь от своих дел, поднимают головы и бросают на идущего к ним одинокого путника взгляды.

– Доброго дня вам, храбрые сыны Марина! – добравшись до мореходов, обратился Руд к первым двум гномам, бросившим при его появлении перетаскивать к судну большую мокрую бочку.

Один из коротышек со вздохом разогнул спину и прищурился от солнечного света, разглядывая незнакомца. Второй, хмуро посмотрев исподлобья, отвернулся и, обойдя бочку, начал осматривать ее борт.

– И тебе поздорову, человек, – ответил первый гном. – Кто такой? Откуда и куда путь держишь?

– Зовут меня Руд. Родом я из штата Сатония. Туда и направляюсь. А гостил я в деревеньке Столкшит, что стоит по ту сторону Южных степей.

– Как тебя занесло-то!

– Сам удивляюсь, – Руд улыбнулся самой доброжелательной улыбкой, на которую был способен.

– Чему, если не секрет?

– Тому, как простой сын пахаря, будучи тоже пахарем, из самого северного штата смог оказаться в тех далеких краях.

– Пахарь? – второй гном вылез из-за бочки и, все так же хмуро глядя на Руда, процедил: – Какой, в бездну пахарь, парень? Ты себя-то видел?

– Сегодня утром, когда дошел до реки. Глянул в воду на свое отражение.

– И что же оно тебе сказало?

– Ничего нового. Все то же надоевшее лицо.

Несколько мгновений человек и гном смотрели друг другу в глаза.

– Это что же выходит? – первый гном почесал окованную кольцами живорожденной брони шею. – Ты один через всю степь прошел?

– Выходит, что так.

– И с ратусами сталкивался?

Руд покачал головой:

– Не привелось. Иначе сейчас я бы здесь не стоял.

– Твоя правда, – гном усмехнулся. Помолчал немного и добавил: – И с чем ты пришел, Руд-пахарь?

– Хочу просить у вас помощи. Перевезти меня на тот берег Центральной.

– Это тогда к хозяину корабля тебе надо. С ним вопрос твой решать. Спрашивай Харманта.

Поблагодарив, Руд прошел мимо, не обращая внимания на продолжавшего глядеть исподлобья второго гнома. К нему подошел первый и какое-то время также смотрел в спину человеку.

– Он такой же пахарь, как я – Великая Всадница, – буркнул наконец второй коротышка.

– А что тебе не нравится?

– Ты рожу его видел? Это ж убийца, вор или беглец. Одно слово – висельник.

– Пусть Хармант разбирается, – первый гном положил руку на крышку бочки. – Потащили дальше.

– Обожди! Мне бок этот не нравится. Глянь, не потек ли?

– Вот бездна!

– Тебя Хармантом кличут? – Руд подошел к деревянной сходне, возле которой стоял важного вида молодой коротышка.

– А тебе-то что за дело к нему? И кто ты? – панцирный окинул незнакомца подозрительным взглядом. – Наймит, что ли?

– Нет, не наймит. Я иду со стороны степей домой, в Сатонию. Мне бы перебраться на ту сторону реки. Твои сородичи сказали, что я должен спросить хозяина корабля. Это ты?

– Нет, – гном мотнул головой. – Хармант в лесу сейчас. Хочешь – жди.

Руд отошел в сторону и, усевшись на землю, стал наблюдать за окружающей суетой.

Все заняты делом. Все что-то да вносят в общий вклад. И не видно ни одного отлынивающего от труда коротышки. Даже хозяин корабля в лес отправиться не побрезговал. А этого молодого, скорее всего, поставили тут от безвыходности. Может быть, перетрудился, раз таскать и рубить не в силах. А так хоть при деле. Вон, какой важный. Порядки наводит.

Руда всегда поражала эта гномская привычка. И не то, чтобы все они были беспросветные работяги: любят гномы и посидеть в трактире, и выпить, и пошляться или возлечь после обеда, предаваясь полуденной лени. Все, как у людей. Но лишь до тех пор, покуда не встанет перед всей группой общая задача.

Много ли таких трудяг найдется среди людей?

Руд почесал затянувшийся шрам в области левой, сросшейся ключицы. Пальцы коснулись шнурка, и он опустил голову. Носимое на шее кольцо выскочило через расстегнутую на груди рубашку и теперь тянулось к земле.

Руд убрал его за пазуху и застегнул рубашку плотнее.