Хоанна М. Химéнес "Если Карфаген будет разрушен, мир погибнет"

Если Карфаген будет разрушен, мир погибнет
Хоанна М. Хименес

О тайной войне давних противников повествовал в своих книгах удивительный писатель и агент секретной службы Прокопий Кесарийский. Лингвист Хоанна Хименес попыталась извлечь скрытый смысл, вложенный Прокопием в невероятные истории о его современниках, заставлявшие европейских историков сомневаться в достоверности его рассказов.

Если Карфаген будет разрушен, мир погибнет

Хоанна М. Хименес

Редактор Владимир Белый

© Хоанна М. Хименес, 2024

ISBN 978-5-0062-7604-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>

Первая половина шестого века. Вторая Римская империя, протянувшаяся далеко на восток до персидских владений, жаждая еще больше земель и богатств, стремится к завоеваниям потерянных в V веке территорий на западе. И македонский крестьянин Петр-Савватий, избранный загадочной судьбой императором под именем Флавий Юстиниан I, посылает полководцев – и лучшего среди них – Флавия Велисария возвратить бывшие римские провинции в Северной Африке и в Италии.

И ничто не помешает неумолимому стратигу захватить роскошный, злокозненный Карфаген – ни внезапно начавшийся в Константинополе накануне похода в Ливию кровавый бунт «Ника», ни иные происки противников римской экспансии.

В вихре непрерывных войн горели сердца, клокотали страсти, лилась кровь и струилось вино, торжествовали зло и запретная любовь. Мириадам людей жизнь представлялась бушующим морем, по которому их, движущихся по предначертанному пути, захлёбывающихся и опьяненных собственным роком, несло в пропасть смерти.

В этом кровавом хаосе тлели – не заметные постороннему взору, – угли давней, упорной и нескончаемой тайной войны. Она затевалась в атриумах старинных аристократических вилл, осененных древними платанами, или в деловой тишине добротных банкирских контор. А велась в императорских приемных, хотя и облаченная в одежды придворного этикета, но от этого не менее жестокая.

О непримиримых давнишних противниках и их нескончаемой борьбе повествовал в своих книгах удивительный писатель, блистательный лжец и феноменальный криптограф Прокопий Кесарийский. Его загадки попробовала прочесть лингвист Хоанна Хименес, автор книги-расследования «Кто победил: Рим или Карфаген?». Её новая книга «Если Карфаген будет захвачен, мир погибнет…» – это попытка автора, хотя несколько пристрастная, с помощью подробного текстуального анализа извлечь скрытый смысл, вложенный советником Прокопием в невероятные истории о его современниках, приводившие европейских историков в недоумение и заставлявшие последних сомневаться в достоверности фактического материала.

Если Карфаген будет захвачен, мир погибнет…

Хоанна М. Хименес

Перевод А. Боровски

Nihil tantum repugnat ne verbis illustretur, at nihil adeo necesse est ante hominum oculos proponere ut certas quasdam res, quas esse neque probari potest, qua contra eo ipso, quod pii diligentesque viri illas quasi ut entia tractant, enti nascendique facultati paululum appropinquant.

Albertus Secundus, «Тractatus de spiritu cristallo»

Нет ничего, что меньше всего поддавалось бы объяснению и в то же время больше нуждалось в том, чтобы людям открыли на это глаза, как то, что определенные вещи, существование которых нельзя ни доказать, ни счесть вероятными, но благодаря благочестивым и прилежным людям, которые относятся к ним как к чему-то действительно существующему, они все же имеют возможность появления и существования.

Альбрехт II Мудрый «Трактат о хрустальном духе» (перевод автора).

ПРЕДИСЛОВИЕ

Есть в истории примеры, когда какое-либо явление, кажущееся, на первый взгляд, неприметным и не всегда значительным даже для его современников, несет в себе такой мощный эмоциональный посыл, что меняет судьбы миллионов людей и открывает новую историческую эпоху.

По причинам, не зависящим от людей или, наоборот, тщательно подготовленное людьми с изощренным умом, происходит событие, которое – будто водораздел – разбивает событийно-временной поток на «до» и «после». Чем была, например, война с вандалами в VI веке для ромеев, жителей Второй Римской империи с центром в Константинополе? И что значила та же война для ливийцев и вандалов, граждан Вандальского королевства в Северной Африке? Являлась ли эта война следствием осуществления амбициозной программы Юстиниана I (482—565 гг.) по собиранию бывших римских владений и восстановлению Римской империи для одной стороны и утратой суверенитета и уничтожением целого государства – для другой? Или, может быть, в столкновении римского закона и порядка с варварской свободой крылось что-то еще? Этой теме и посвящена настоящая книга, ставшая естественным продолжением предыдущей моей работы, опубликованной три года назад и называвшейся «Кто победил: Рим или Карфаген?».

Пожалуй, мне придется дать пояснения, почему я связала два таких разных и отстоящих во времени события, как падение древнего государства Карфаген (захват римлянами античного мегаполиса с 700-тысячным населением) и кровавая авантюра, названная позднеантичными писателями Вандальской войной 533—546 гг. Поэтому, прежде чем начать повествование об удивительных и захватывающих событиях, происходивших задолго до начала военных действий в Северной Африке, накануне их и в течение всей так называемой «освободительной кампании», необходимо очень кратко остановиться на самых главных эпизодах первой книги «Кто победил: Рим или Карфаген?».

До сегодняшнего дня сохранились немногочисленные компендиумы греко-римских историков, опиравшихся на «Всеобщую историю» за авторством очевидца и участника трехлетней осады Карфагена греческого стратига и политика Полибия (200—120 гг. до н. э.). Для современных историков и людей, интересующихся прошлым, Полибий – один из вождей Ахейского союза, воспитатель и наставник победителя Карфагена в Третьей Пунической войне (149—146 гг. до н. э.) Публия Корнелия Сципиона Эмилиана (185—129 гг. до н. э.), но немногие знают о том, что Полибий был тем человеком, который вместе с греческим стратигом Панетием организовал и наладил, можно сказать, с нуля римскую военную разведку. Ему же, Полибию, принадлежало авторство создания шифра, известного криптографам как «римский квадрат». Этой тайнописью Сципион Эмилиан или, скорее всего, его военный советник и – по совместительству – биограф Полибий составлял приказы командующего командирам и получал от них же донесения.

Древние римляне до этого времени не владели прочными навыками в тех видах деятельности, что сегодня называются тактической разведкой и контрразведкой. У греков, соперничавших на протяжении нескольких веков с финикийцами и их сородичами пунами-карфагенянами за освоение новых колоний и рынков сбыта, в этой сфере имелся огромный опыт. Вообще, в древних конфликтах эллинских городов-полисов с финикийскими городами-государствами преобладало состязание между их разведками. От эффективности работы этих служб во многом зависел исход войны. Так, в битве при Гимере в 480 г. до н. э. за контроль над Сицилией греки нанесли карфагенянам поражение благодаря тщательно собранной информации и хорошо налаженным связям с местными греками-колонистами.

Именно многочисленные умалчивания, недоговоренности, частые отступления от выбранной темы и нередкие случаи дезинформации натолкнули меня на мысль о том, что и вся Третья Пуническая война, описанная Полибием во «Всеобщей истории» (в частности, в главах 37, 38 и 39), и ее исход не были такими уж трагичными для пунов и безоговорочно победоносными для римлян. Большинство жителей города, а именно более 600 тысяч человек из 700 тысяч, эвакуировалось задолго до осады. И самое главное: карфагеняне не исчезли с лица земли, как уверял в том античного читателя премудрый Полибий.

Все же нужно отдать должное феноменальному умению древнегреческих писателей создавать героико-эпические стереотипы. Современная публика, в большинстве своем ничего не знающая, например, о греко-персидских войнах (480—479 гг. до н. э.), тем не менее без труда вспомнит о киноподвиге 300 спартанцев и их царя Леонида в битве при Фермопилах в 479 г. до н. э. Этот яркий сюжет не раз эксплуатировался киносценаристами в разных странах и в разное время. И только специалисты по истории Древнего мира знают о том, что греческая армия, насчитывавшая 7 500 человек, тогда проиграла это сражение из-за тактических ошибок, и персы заняли большую часть Эллады, а Афины превратили в руины.

Конечно же, по версии Полибия, Карфаген был разрушен (город действительно горел 17 дней и был уничтожен до основания), а карфагеняне «совершенно исчезли с лица земли и на будущее время утратили чувство собственного несчастия». Я же в моей книге транслировала собственную версию, заключавшуюся в том, что незадолго до осады города римлянами и падения пунического государства наиболее активная и состоятельная часть спасшихся карфагенян создала организацию, названную мною Карфагенским орденом. Этот орден изгнанников инициировал и спонсировал все крупные восстания времен Римской республики и даже локальные войны в Испании с целью подорвать могущество Рима и восстановить талассократическую олигархическую республику Карфаген. И таким образом борьба с Римом продолжалась еще долгие годы на территориях бывших карфагенских колоний с использованием местного населения в Испании, на Сицилии и на юге Италии, где неизвестно откуда появившийся раб-гладиатор по имени Спартак сумел объединить различные по религиозным верованиям земледельческие общины Кампании, Лукании, Бруттия, разорить половину Италии и затем так же необъяснимо исчезнуть.

В Испании археологи нашли десятки тысяч свидетельств той отчаянной борьбы, описанной Аппианом Александрийским (95—125 гг.) в его сочинении «История Рима» в книге «Иберийские войны». Историк и журналист Хосе И. Лаго писал в своем замечательном очерке «Нуманция – символ независимости Испании»: «Будто неведомая могущественная сила созвала эти немногочисленные иберийские племена, такие разные по обычаям и их быту, но похожие по духу и любви к свободе, в которой они рождались, жили и умирали. Эта сила умоляла об отмщении, требовала самоотверженности от вольных иберийцев и… крови врага… Для римлян испанская земля была приобретением еще одной подвластной Республике провинции, но для кельтиберов речь шла о потере свободы и жизни».

Эта таинственная сила вдохновила, организовала и оплатила сначала длившееся десять лет восстание Вириата (149—139 гг. до н. э.) в Дальней Испании, а затем восьмилетнюю нумантинскую войну (141—133 гг. до н. э.) в Ближней Испании. Греко-римские историки, воспевая доблесть и непобедимость римского оружия, лишь иногда и очень неохотно упоминали о том, что римляне вырезали все население нескольких небольших гишпанских городов и устроили геноцид и без того малочисленных кельтиберских племен. Только об этом мало кто знает. Так ведь и палестинский город Иерусалим еще во времена завоеваний Александра Македонского (356—323 гг. до н. э.) назывался его древним именем Джебун, но кто сегодня об этом помнит.

Изнурительная борьба сначала с Республикой, затем с Первой Римской империей была, разумеется, неравной, поэтому, исчерпав все свои возможности и не имея силы пробить брешь в этой мощной военно-политической римской машине, Карфагенский орден изменил тактику. Вероятно, среди потомков тех, кто избежал смерти и рабства, появился некто, кто изобрел не просто идеологическое оружие (этим славились еще древние греки, начиная с Солона – VII в. до н. э., Писистрата – VI в. до н. э., Перикла – V в. до н. э. и др.), но и разработал идеологическую концепцию для дивной религии, ставшей оружием в борьбе с Римом. Скорее всего, таких людей, способных к составлению и осуществлению долгосрочных планов, было несколько, но речь не о них.

Ни до возникновения христианства, ни после ни одна политеистическая или монотеистическая религия не объявляла человека объектом божественной любви, ее смыслом и точкой приложения всех действий Бога. «Бог есть любовь», – было заявлено на заре робкого зарождения чистой и смиренной веры в Спасителя. И сегодня можно услышать от христиан всё ту же неизменную, древнюю туманную притчу о том, как в восточной римской провинции Иудея сын Бога взошел на крест, чтобы страданиями и смертью своими искупить грехи человеческие и открыть дорогу в царство любви и равенства всем принявшим благую весть.

Так сквозь плотную корку из тяжелого рабства и безнадежности пробился росток веры в воскрешение человеческой души, разросшийся до огромного дерева, каким стало христианство. Но и по истечении двух тысяч лет после божественного жертвоприношения люди все так же барахтаются среди преступлений, пороков и нищеты, все так же блаженны собственной несвободой и лживыми ценностями давно ставшей продажной демократии. А в те незапамятные времена (I в. н.э.) разбрелись по всей Ойкумене апостолы – рыбаки, столяры и мытари с прекрасными ораторскими навыками и знанием иностранных языков – благовествовать рабам и беднякам о пришествии в мир Христа-Спасителя, вливая «простецам» в уши и в сердца надежду на спасение. Ибо неутомимые члены ордена, одержимые мыслью об отмщении, создавали эту красивую религию для обездоленных «простецов». «Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напои его; ибо делая это, ты соберешь ему на голову горящие уголья», – поучал свою паству потомок карфагенских Магонидов, известный как первоапостол Павел («Послание к римлянам», гл. 12, §20).

Почему авторы новой религии выбрали римскую провинцию Иудея и создали «черную легенду» о вине евреев за смерть Христа, я подробно написала в моей предыдущей книге «Кто победил: Рим или Карфаген?». Этот грандиозный план уничтожения Первой Римской империи с центром в Риме был осуществлен. Одряхлевшая империя, атакованная со всех сторон варварскими племенами, пала, удушенная в любовных объятиях христианства, проповедовавшего пацифизм, социальную безучастность, смирение, космополитизм – в противовес патриотизму – и всепрощение убийцам и разорителям страны. А на востоке, на европейском берегу Босфора, родилась Вторая Римская империя с центром в Константинополе.

После разграбления Рима готами в 410 году и вандалами в 455-м город обнищал и опустел. По мнению немецкого историка Фердинанда Грегоровиуса (1821—1891 гг.), из 600 тысяч в нем осталось не более 17 тысяч жителей. Может быть и так. Кто считал их, римских жителей?

Карфагенский орден, достигнув поставленной цели – уничтожения Первой римской империи с центром в Риме, – распался. Несколько ранее, приблизительно в III веке, во времена так называемого «кризиса третьего века», в ордене произошел раскол. По моему мнению, это случилось по причине различного видения конечной цели борьбы членами верхушки ордена. Еще во времена расцвета Карфагена в правительстве, состоявшем из 300 сенаторов, двух шофетов и отдельного контролирующего органа – совета 104 судей, – не было единства, и правительство разделилось на две партии: талассократическую, или торговую, заинтересованную лишь в образовании городов-колоний на морском побережье и в развитии флота, и теллурократическую, ставившую своей целью расширение и завоевание новых территорий на суше с помощью хорошо вооруженной армии.

Эти давние разногласия стали поводом для раскола ордена: одна часть традиционно настаивала на возвращении прибрежных колоний и восстановлении торгово-олигархической республики с главным законодательным органом, куда входили бы представители богатейших олигархических семей. Я назвала её «традиционалисты». Другая часть рассматривала «империю» как наиболее совершенную форму человеческого сообщества, примером которой служила языческая Первая Римская империя, каковую они собирались уничтожить с помощью пацифистской религии, распропагандированной в римских легионах. Эту группу я назвала «имперцами». Именно «имперцы» в подходящее время, когда Первая Римская империя, отягощенная огромными территориями, была поделена на Западную и Восточную части, подали идею Флавию Валерию Константину I (272—337 гг.) перенести центр империи на восток в Бизантиум.

Константин Великий или Юстиниан Великий потому и стали «великими», что ясно осознавали, до каких пределов простирается единоличная власть правителя, ибо какими бы выдающимися качествами ни обладал автократор, за его спиной всегда находилась группа людей, на чью поддержку он мог опереться и чьи интересы он неизменно соблюдал. Доминат, или неограниченная императорская власть, конечно же, иллюзия. Даже если речь не идет о власти сената, то можно говорить об ограниченном круге людей, задававших вектор власти.

В истории европейских государств находились примеры, когда при соблюдении видимости абсолютистской монархии существовали тайные советы, направлявшие государственную политику (Испания, Великобритания, Австро-Венгрия, Россия и др.). Этот момент очень важен для понимания тех явлений, о которых историк и адвокат VI века Агафий Миринейский (536—582 гг.) написал в предисловии к своей книге «О царствовании Юстиниана»: «В мое время повсеместно и неожиданно вспыхнули великие войны, совершились переселения многих варварских народов, наблюдались неожиданные исходы тайных событий, беспорядочные капризы судьбы, гибель народов, порабощение городов, и как будто весь род человеческий пришел в движение».

Также мне представляется значительным то, что две партии распавшегося ордена продолжали существовать и, как часто это бывает, из соратников превратились в соперников. Их противостояние наложило отпечаток если не на все, то на некоторые события, о которых пойдет речь в представленной книге.

ГЛАВА 1. «ВОССОЕДИНИТЬ С РИМСКОЙ ИМПЕРИЕЙ ВСЕ, ЧТО ОТ НЕЕ ОТТОРГНУТО»

Позднеантичный журналист Иоанн Малала

О бурной, богатой необычайными событиями эпохе правления императора Юстиниана I (482—565 гг.) можно прочитать в многочисленных сочинениях позднеантичных и средневековых авторов. Но из всего множества свидетельств того времени я выбрала «Хронографию» Иоанна Малалы (491—578 гг.) и «Историю войн», а также «Тайную историю» Прокопия Кесарийского (490—565 гг.) как наиболее достоверные не только потому, что эти два человека были очевидцами событий, и не только потому, что более поздние писатели цитировали их работы, но также и потому, что личности этих совершенно разных людей представляются мне в высшей степени замечательными и загадочными.

Начну с Иоанна Малалы, о котором информации почти не сохранилось, за исключением того, что возможно узнать из его сочинения. Например, предполагается, что Иоанн родился в Антиохии и незадолго до восстания «Ника» переехал в Константинополь. О том, что Иоанн занимал должность ритора – которая в доюстиниановское время означала должность преподавателя риторики, а в VI веке слово «ритор» приобрело значение «юрист», – о том пишут более поздние авторы. Евагрий Схоласт (535—594 гг.) называл его «Иоанн Ритор». Иоанн Малала (иногда «Малел», что по-сирийски – «ритор») – так называют его император Константин Багрянородный (905—959 гг.) и филолог Иоанн Цецес (1110—1180 гг.).

Сам же летописец написал во вступлении к «Хронографии» следующее: «Труд Иоанна, происходящий от Константина Великого, начиная со времени сотворения мира. Я решил, что было бы правильно после сокращенного материала еврейских книг, написанных Моисеем, и сведений, изложенных в рассказах хронистов Африкана, Евсевия Памфила, Павсания, Дидима, Феофила, Климента, Диодора, Домнина, Евстафия и многих других трудолюбивых летописцев, поэтов и ученых-историков, соотнести так правдиво, насколько возможно, сводный отчет о событиях, имевших место во времена императоров, вплоть до событий в моей собственной жизни, которые достигли моего собственного слуха; я имею в виду события от Адама до царствования Зенона и тех, кто правил позднее. Мои преемники должны дополнить это повествование, опираясь на собственные способности…».

Хотя «Хронография» Иоанна Малалы признавалась исследователями как ценный и часто уникальный источник информации, писателя критиковали за «некритичный подход к источникам и их вольный пересказ». Какой «критичный подход» требовался от автора, подававшего информацию читателям в формате новостных сообщений: «…Феодосий (испанец) разрушил все святыни эллинов (язычников), также уничтожил большой и знаменитый храм в Гелиополе, известный как Трилитон, и сделал его церковью христиан… Храм Артемиды в Антиохии он обратил в игорный зал для игроков в кости. Храм Афродиты он обратил в штаб префекта Претория. Также он построил рядом ночлежки и распорядился, чтобы нищие проститутки там могли останавливаться бесплатно»? («Хронография», кн. 13 «Правление Феодосия I», §§37,39).

«Хронография» написана разговорным языком, приближающимся к жаргону, что, по-видимому, отвечало вкусу массового читателя того времени, и за что, собственно, Иоанна критиковали европейские ученые XIX, XX веков. Летописец был осуждаем как «полностью наивный, невежественный и некомпетентный».

Немецкий историк и филолог Карл Крумбахер (1856—1909 гг.) назвал «Хронографию» «образцом неслыханной ранее в исторической литературе грубости», содержащим «смехотворные ошибки». Очевидно, академик имел в виду этот отрывок, над которым потешалась развеселая константинопольская публика: «Афр… женился на Астиноме с острова Лакерия и породил дочь, которую он назвал Афродитой. Она стала философом и вышла замуж за Адониса Афинского, тоже философа, сына Кинира от связи с его собственной дочерью. Он (Адонис) был необыкновенно красив, и Афродита влюбилась в него… Говорят, что они практиковали философию вместе до самой смерти» (Книга 1. «Времена Адама», §9). Последняя фраза показалась неизвестному автору «Пасхальной хроники» (VII век), цитировавшему «Хронографию», настолько двусмысленной, что он посчитал нужным добавить: «Они продолжали практиковать философию вместе целомудренно».

Даже такой выдающийся знаток «византистики», как ирландский филолог и искусствовед Джон Б. Бьюри (1861—1927 гг.), оценил работу Малалы как труд, «лишенный пропорции» и содержащий множество ошибок.

Я не нахожу никаких ошибок в сочинении Иоанна, когда он ссылается на тех людей, что действительно и намеренно внесли диспропорцию и множество ошибок в историю: «Три племени разделились по всей земле на 72 народа, как установил учённейший летописец Евсевий Памфил». (Евсевий Памфил Кесарийский (263—340 гг.) – историк церкви и главный цензор, благодаря которому безвозвратно утеряно огромное количество работ греко-римских писателей и греческих переводов с аккадского, коптского, арамейского и др.) Или Иоанн цитирует другого раннехристианского историка Секста Юлия Африкана (160—240 гг.): «Моисей женился на египтянке, дочери Иофора, который был главным жрецом эллинов и человеком, прославленным египтянами и Фараоном, как сказано в трудах Африкана».

И все же гениальный Бьюри вплотную приблизился к разгадке этого «самого загадочного произведения», заметив, что «Хронография» написана в расчете на приобретение широкой популярности. Да, «Хронографию» Малалы с полным правом можно назвать, возможно, одним из первых образцов позднеантичной журналистики. Как сегодня средства массовой информации сообщают о техногенных катастрофах, природных катаклизмах, войнах, скандалах и т. д., так и тогда в VI веке ритор Иоанн информировал не очень требовательную публику о различных происшествиях.

Поэтому в его «Хронографии» появляются, кроме деяний императоров, развлекательные истории об итальянце с желтой собакой, умевшей угадывать-унюхивать воров, беременных женщин, сводников и развратников, или о женщине-великанше, о появившейся «бородатой» комете, испускавшей лучи вниз и напугавшей обывателей, и о других забавных происшествиях.

За последние 20—30 лет интерес к Иоанну Малале возрос. В числе прочих вопросов ставится вопрос о его принадлежности к монофиситству, то есть исповедание христианства автором «Хронографии» исследователи расценивают как факт и не подвергают сомнению. Вообще-то христианская фразеология, как то: «Иисус, наш Господь Бог» или «Спаситель наш, Иисус Христос», в работе Малалы встречается нечасто. Но даже множественное употребление христианских выражений не может служить признаком идентификации автора как христианина.

По моему мнению, Иоанн Малала не только не являлся христианином, но и относился к христианству со скрытой неприязнью, примеры которой можно найти в тексте его «Хронографии». Так, описывая частые землетрясения – божий гнев – в «христолюбивой Антиохии», он неизменно добавляет подробности разрушения христианских церквей, будто акцентируя внимание на связи между природным катаклизмом и засильем христианства в ущерб традиционным культам, при этом демонстративно игнорируя сведения о разрушении других зданий: «На седьмой год его царствования (Юстина) в месяце мае Антиохия Великая претерпела от Божьего гнева, – в репортёрской манере сообщал читателям Иоанн Малала. – Разверзлось основание земли и закипело, горели фундаменты, сотрясаемые колебаниями земли, и превращались в пепел. И можно было видеть страшное и необычайное зрелище: огонь, извергающий ливень, словно ливень из страшных печей, пламя, льющееся дождем… Из-за этого Антиохия стала пустынной. Не сохранилось ни святого храма для молитвы, ни монастыря, ни какого другого не разрушенного святого места, ибо все полностью обрушилось». И после описания этого ада, которым священники грозили пастве, Иоанн ехидно добавляет: «Погибло в этом ужасе 250 тысяч человек, ибо тогда был великий праздник Воскресения Христа Бога нашего» («Хронография», кн. 17 Эпоха императора Юстина, §16).

В другом отрывке, полном горького сарказма, Иоанн пишет: «В этом году (557 г.) был восстановлен купол Великой Церкви (Айя-София), разбитый во многих местах, от происшедшего по воле человеколюбивого Бога землетрясения».

И наконец, нарекания современных исследователей (У. Тредголд, Б. Кроук, Дж. Хэлдон и некоторые др.) в «недостаточной образованности автора» по меньшей мере странны. Как же было не заметить, что в первой книге «Когда Авраам узнает Бога» в §7 Иоанн наизусть цитирует фрагменты из поэзии орфиков: «Как звери и птицы, так и племена человеческие проходят под дланью беспощадного времени и исчезают с земли – юдоли горечи и печали, – не понимая, ни почему они родились, ни почему умирают; не ведают, что есть зло, что добро, и когда зло приближается, они не могут защитить себя, и когда приближается добро, держаться за него. И влачат дни свои во мраке невежества». Орфические (пифагорейские) знания получали лишь избранные.

Кое-что о Прокопии Кесарийском

Другой автор, суждениям которого я полностью доверяю, Прокопий Кесарийский – военный историк, агент секретной службы, советник, секретарь и близкий друг полководца Флавия Велисария (505—565 гг.). Человек-загадка, автор сборника «История войн», включающего «Войну с персами», «О войне вандалов» и «Войну с готами». Также его перу принадлежат памфлет Historia Аrcana («Тайная история»), исполненный едкой критики в адрес императорской четы, и панегирик «О постройках». В настоящее время существует огромное количество исследовательских работ, выполненных на высоком профессиональном уровне, посвященных Прокопию: его происхождению, социальному положению, мировоззрению, особенностям литературного стиля и прочему.

Я решила отказаться от ссылок на интерпретации и довериться лишь первоисточникам, для чего прочитала Historia Аrcana восемь раз; «О войне вандалов» и «Война с готами» – шесть раз, «Война с персами» – пять раз. Вполне вероятно, более проницательному исследователю достаточно было бы и полураза, чтобы понять, о чем написал этот скрытный человек. Мне же понадобились определенные усилия, чтобы узнать, о чем он не написал, а лишь сделал намеки и указки.

И хотя Прокопий попытался объяснить, почему ему пришлось скрыть правду о тех событиях, свидетелем и участником которых он оказался, его доводы неубедительны. Он пишет в «Тайной истории»: «Описывать все как следует раньше было мне совершенно невозможно, пока были еще живы вершители всех этих дел. Ведь сделать это незаметно при том множестве шпионов, какое тогда было, для меня не представлялось возможным, а, уличенный, я неизбежно должен был погибнуть самой жалкой смертью» (Гл.1, §§2—3).

С первых же строк Прокопий лукавит, так как «Тайную историю» он написал в начале 550-х годов, когда многие персонажи памфлета были еще живы. В то же самое время её распространили среди константинопольской интеллигенции, и памфлет стал, говоря современным языком, бестселлером, сделав в одночасье его автора одной из самых замечательных и знаковых фигур VI века.

Historia Arcana – это отдельно стоящее от других произведение, представляющее собой профессионально изготовленную шкатулку с двойным или даже тройным дном, но и другие его работы, предназначенные для чтения официальными лицами из императорского окружения, также непросты. И в них можно найти скупые авторские ремарки, не связанные с общим повествованием, но именно в них угадывается сложная и своеобразная личность писателя. Так, в книге «Война с готами» по поводу приезда в Рим одного из константинопольских религиозных лидеров на диспут с коллегами о природе Иисуса Христа Прокопий как бы мимоходом замечает: «Я полагаю, что это некое недомыслие и безумие – исследовать природу бога, какова она может быть. Я думаю, что для человека недоступно понять даже и то, что касается самого человека, а не то, чтобы разуметь, что относится к природе бога. Я лично ничего другого не мог бы сказать относительно бога, кроме того, что он является всеблагим и все содержит в себе в своем могуществе. Пусть же всякий и духовный, и всякий светский человек говорит об этих вещах так, как, по его мнению, он это разумеет» (Книга 1, §3).

Это слова светского человека, далекого от религиозных дискуссий, всесторонне образованного и в силу своего образования знакомого с таким высказыванием Гермеса Трисмегиста: «Ни одна из наших мыслей, – говорил он своему ученику Асклепию, – не в состоянии понять Бога, и никакой язык не в состоянии определить Его. То, что бестелесно, невидимо, не имеет формы, не может быть воспринято нашими чувствами; то, что вечно, не может быть измерено короткой мерой времени; следовательно, Бог невыразим» (Цитируется по книге Edouard Shure «Grands Initiеs. Essai sur L’еsoterisme des religiones»).

Вместе с тем Прокопий с его прагматичным отношением ко всем жизненным проявлениям считал бессмысленным какое-либо благочестие, если речь шла о выборе между жизнью и признанием новой веры. Так, в Historia Arcana он пишет: «Был издан закон о самаритянах, и волнения охватили Палестину… Те, кто жил в моей Кесарии и других городах, сочтя за глупость терпеть какие бы то ни было страдания из-за бессмысленного учения (христианства), поменяли свое прежнее название (иудеи) на имя христиан, и под такой личиной смогли избежать грозящей от этого закона опасности» (гл. 11, §§24—25).

Я нисколько не сомневаюсь в том, что Прокопий по происхождению был евреем, по крайней мере, наполовину – со стороны матери. И благодаря большим деньгам и врожденным незаурядным способностям получил прекрасное образование и уехал в столицу. В своих произведениях, отдавая дань классической древнегреческой традиции, Прокопий называет Константинополь его древним именем – Византий (по-латыни Бизантиум), а жителей Второй Римской империи – римлянами, или ромеями, а не «византийцами», так как они считали себя «истинными римлянами» и по этой причине претендовали на римское наследство.

Тем не менее, сегодня повсеместно употребляются термины «Византия», «византийский», «византийцы». Впервые эти названия запустил в научный обиход немецкий гуманист и филолог Иероним Вольф (1516—1580 гг.) не без умысла лишить Вторую Римскую империю с центром в Константинополе её естественного права называться наследницей Первой Римской империи с центром в Риме, при этом объявив Священную Римскую империю немецкой нации преемницей Древнего Рима. Вольф является также основателем так называемой «византистики».

Официальные источники утверждают, что первым употребил термины «византийский», «византийцы» позднеантичный писатель и дипломат Приск Панийский-фракиец (ок.410 – ок.472 гг.) при написании исторического цикла в 8-ми томах «Византийская история». Из восьми томов сохранилось два, в оригинале они назывались «Сказания Приска Панийского», и ни в одном из них не найти слов «византийский» или «византийцы». Так, в сказании «О готах» он писал: «Когда скиф Баламер нарушил мир и опустошил многие римские города и земли, римляне отправили к нему послов…» (§28). В том же «Сказании» написано: «Скифы и готы, вступив в войну и разделившись, с обеих сторон готовились к приглашению союзников; в том числе пришли и к восточным римлянам…» (§35).

Невольные, или же умышленные, искажения при переводах встречаются довольно часто. Так, сочинение древне-римского писателя Аммиана Марцеллина (330—395 гг.) Res gestae («Деяния») по воле переводчика превратилось в «Историю Рима». Примеры можно продолжить. Например, семитомный труд римского историка V века Малха Филадельфийского Byzantiaca переименовали в «События, или Дела византийские». В данном случае слово «византийские» является синонимом слова «константинопольские», так как в древности Константинополь назывался Византием. Я перевела бы слово «Byzantiaca» как «Византиана» или в современном варианте не очень приятное для слуха – «Константинополиана». То есть, в своем историческом цикле Малх продолжил работу Приска и последовательно изложил события, происходившие в столице римского государства, начиная с семнадцатого года правления Льва I Макелы-Мясника (401—474 гг.).

Современник Прокопия готский историк Иордан (? -после 551 гг.) издал занятное сочинение о происхождении и деяниях готов De origene actibusque Getarum, которое немецкий историк Теодор Моммзен (1817—1903 гг.) предложил назвать скупо и донельзя просто – Getica. И назвали. Примеры произвольного перевода можно найти в «Летописи» Феофана Исповедника, в «Свиде» (Суде) и т. д.