Эквилибрист стоит ногами на земле
Даниил Владимирович Дементьев
"Эквилибрист стоит ногами на земле" – книга, которая создаёт из Вас непосредственного участника всего того, что происходит в произведении. Каждый из нас однажды стоял ногами на земле, но сколько из нас эквилибристов? Что-то мне подсказывает – несчётное множество.Кто-то из мудрецов сказал, что мышление – это инстанция, конституирующая сущее. Тогда я предлагаю Вам мыслить и создавать.
Даниил Дементьев
Эквилибрист стоит ногами на земле
Эпиграф
Много ли видно тем, кто никогда не вылетал с собственной планеты? О чём может мечтать тот, чьи задачи ограничиваются работой на день, а если речь и зайдёт о каких-либо планах на будущее, то это планы на урожай…
Мой тон вполне мог показаться излишне снисходительным, однако так только кажется. На мой взгляд в простоте человека есть нечто неуловимое, и в каждом такое большое скопление неизведанного, что как раз-таки мечтать человеку очень даже к лицу. Мы делаем это часто, и с упоением, забывая о реальных положениях дел – отправляемся в полёт среди пугающих нас грёз. Мечты кажутся нам страшными. Они пугают нас своим величием, своей недосягаемостью, и именно из-за этого нас с самого детства настоятельно просят не витать в облаках: «Мы торопимся. Смотри под ноги. Ты идёшь прямо по луже!»
А куда же мне идти, как не прямо? Как же я могу свернуть со своего прямого пути, если все обстоятельства мира мне ещё не понятны, и кажутся абсолютной ерундой.
Мечта лишь в детстве называется не мечтой, а желанием, но почему? Наверное, потому что, читая книги, наблюдая за персонажами мультфильмов или киногероями, ребёнок предполагает, как поступит, когда будет, таким же. Но есть и будет особое удовольствие – следить за героями своего возраста. Речь не только о малых детях, но и о тех детях, что давным-давно повзрослели.
Проделав несколько зацикленных круговых движений, стрелки наручных часов вашего отца, купленных в день вашего рождения, надоедают даже вам. Происходит это, потому что на вашем запястье они находятся, возможно, столь же долго, как и были когда-то на его. Задумавшись об этом, приходит осознание скоротечности такого неведомого нам измерения, как время.
Однако, вне зависимости от количества погасших звёзд человеческих мечтаний, количества весенних обострений и осенних меланхолий, я не думаю, что все шансы человека стать героем чего-то большего безвозвратно утрачены…
«Эквилибрист стоит ногами на земле» – повесть читателя…
1
Классификация воображаемых дальностей
Как же долго я этого ждал! Именно такое «долго» понимает человек, задумавшись о течении эволюционных процессов, так долго, что кажется бесконечным или даже невозможным. Нам свойственно называть так именно то, что превосходит наше представление о жизни.
Так уж получилось, что человек, думая о годах жизни, ставит некий предел на столетней отметке, наверное, это пошло от фразы «на моём веку», или просто потому, что это действительно некий максимум, а всё что больше это уже слишком долго. Бесконечным «чуть больше ста лет» не назовут, однако прожить до ста пятидесяти лет уже практически невозможно, но в данном примере это действительно на сегодняшний день невозможно, а вот ждать две недели подписания каких-либо бумаг – бесконечное время ожидания. И время воспринимается так, только потому, что каждый понимает, что в действительности подпись ставится меньше десяти секунд, даже сама изощрённая. Но в ожидании есть и приятная сторона, а именно, его окончание.
В моей истории пришлось ждать не просто чью-то подпись, а выполнение большого и долгого процесса с передачей информации, её прохождениям по нужным кругам общения и подобным круговоротам новых изобретений в мире науки. Естественно, и с моей стороны это не было простым ожиданием в зале с идентичным названием. Мной было потрачено огромное количество времени, проведённого за работой для достижения необходимых результатов, и собственно, так уж вышло, что и успеха. И кстати, стала эта работа такой, только, с сегодняшнего дня, ранее все исследования и разработки велись исключительно для достижения научного прогресса.
– Всё ради науки! – заявлял я, в очередной раз, договариваясь с руководством на новое оборудование.
Последнее, в свою очередь проводила несколько проверочных комиссий, выдавало целую кипу бумаг для моих росчерков, недоверчиво проверяла все заказы и уныло в лице главы штаба Сергиенко Николая Владимировича ставила свою резолюцию в конце той кипы с разрешением на закупку оборудования.
– Ну, раз так, ждём прорыва! – говорил он о моих первых заказах.
Проходили месяца, исследования требовали новых вложений, людей, оборудование. Ценность идеи была понятна, и прорыва хотел уже не только я, однако стоило не забывать, что на казну кому-то ещё жить, и вместо подбадривающих фраз я всё чаще слышал абсолютно противоположные…
– Вы нещадно грабите наш бюджет!
– Постарайтесь справиться с уже имеющимся инвентарём…
– Ну так и быть, это в последний раз!
Но и он не оказывался последним. В своё оправдание – я, честно, без какой-либо задней мысли работал ради интереса развития науки, а про денежный успех, славу и тому подобное речи никогда и не велось. Однако речь обо всё этом не шла только до тех пор, пока разработку не захотели купить!
И вот сегодня, тот самый – день икс, мне дождавшемуся, хотя ничего и не ждавшему, молодому, здоровому и откровенно говоря, счастливому предстоит ехать в Санкт-Петербург на улицу Коли Томчака 9 на сделку. Эта была сделка с очень крупной компанией, сделка с самой судьбой и настоящим шансом.
Рассказывать какая замечательная погода середины октября в городе, где я сейчас нахожусь, пожалуй, не стану, скажу лишь то, что спокойствия и оптимизма она не прибавляла. Со вчерашнего вечера я – на нервах. Проверил тысячу раз всю документацию, ещё столько же раз проверил наполняемость моего мочевого пузыря, а каждый раз заходя в ванную после, перед зеркалом поправлял выбивающийся локон, и я понятия не имею зачем, ведь, как я буду выглядеть в поездке, никого из моих заказчиков не волновало точно.
На сегодняшний день я не богат и подобных дальних путешествий, даже по родной стране, ранее мне проделывать не приходилось. По глупости или по счастливой случайности, вместо авиабилета, я взял билет в необычайный трёхдневный ознакомительный рейс вдоль всех граней нашей рублёвой монетки. Три с чем-то дня в поезде! Как мне объяснили позже:
– Можно сравнить с пятью годами твоей жизни. Ехать, мягко выражаясь – очень устанешь.
Я же решил найти в данной ситуации некоторые плюсы, и отвлечься от мыслей на счёт работы на время своего путешествия.
Перед смертью, конечно, не надышишься, однако я зачем-то решил надышаться воздухом купейного вагона перед самой жизнью. Как бы то ни было, в такой обстановке мне оказаться ранее не приходилось, а в жизни надо будет уметь брать своё. Получалось, что необходимо в кратчайшие сроки всё это «своё» обнаружить в невероятно огромном пространстве моей планеты. Мои убеждения и представления о мире теперь важны куда больше, чем мне могло казаться ранее.
Погода ждала дождя, поезд ждал свой такт, я же пытался ничего не ждать, одиноко располагаясь в купе. На счёт дождя, это я подметил ещё из прогноза погоды, так как на улице стояла такая ужасная темень, что вместо окна над небольшим столиком у меня было второе зеркало, то и погодные преобразования за ним я разглядеть не имел никакой возможности. Но, по всей видимости, такую возможность имел мальчишка, закричавший на весь коридор вагона о приближении некого бегущего человека, хотя сообщал он это естественно исключительно своей матери, прогуливающейся с ним, перед тем, как уложить ребёнка спать.
Мальчишка не лукавил. Через пару минут в моё купе вошёл этот самый опаздывающий пассажир. Судя по его верхней одежде, дождя погода дождалась аккурат в тот момент, когда он выходил из дома, ибо так промокнуть, находясь, пусть и под проливным дождём, исключительно на перроне, было просто невозможно, хотя справедливости ради, дистанция до этого вагона была сравнима с марафонской. Из портфеля моего соседа торчали бумаги, конверты, папки, одним словом – что попало, человек явно собирался в спешке куда большей, чем я, или же был просто невероятно неряшлив. Однако одет он был аккуратно, не слишком изысканно для человека, путешествующего поездом, но и не беднягой, которого одевала мама в то, что осталось от родственников. Спустя мгновение после всех этих моих мыслей, поезд дождался своего такта, и мы тронулись.
Выезжая с вокзальной развязки, я заметил, что сквозь тучи начала блестеть луна, до этого скрытая за городскими зданиями. Недолго думая, я включил музыку в своих наушниках, услышав песню группы «М83» под названием «Поезд до Плутона» я в очередной раз вспомнил интересную мысль из какого-то фильма о том, что идеализированными моменты вашей жизни становятся только в том случае, если к ним найдётся подходящее музыкальное сопровождение. Песня была хороша, я мчался к началу большого этапа моей жизни, а мой попутчик уткнулся в свои бумаги и не подавал виду, что как-то ощущает моё присутствие.
Нет, чаще всего мне дела нет до чужой жизни, однако, как и у всех, у меня бывают моменты любопытства. Вглядываясь в мимо проходящего человека, я задумываюсь, куда бы я мчался, будь я им. Очень грустно после такой мысли видеть, как человек исчезает в толпе или за углом, даже не подозревая, о том, сколько тысяч путей я ему сейчас построил. Мужчина, сидевший напротив, никуда не собирался уходить ни в толпу, ни за угол, в тесноте купе ему предлагалось разве что отвернуться к стеночке, и тогда я задумался:
– Вот если бы я был этим попутчиком, я бы сейчас повернулся к себе и рассказал, что уже много лет я нахожусь…
2
…В поисках знаков любви
Ох, это так странно, что я не хотел туда ехать, меня ведь серьезно что-то внутри тормозило и словно бы намекало о том, что мне нечего там будет делать. Но родители были непреклонны и, по сути, заставили полететь вместе с ними в отпуск. А ты очень не хочешь лететь в отпуск с родителями, когда тебе 19, а отпуск продлится весь последний месяц лета. Но дело семейное, слушаться было надо, так уж воспитали, поэтому попрощавшись со всеми друзьями и оставив все свои дела на лето, я улетел. Да, дела горели важные – кутёжные, разгульные и слегка подшофе. Но в силу обстоятельств непреодолимой силы, занялись ими мои друзьями без моего участия.
Сборы, ссоры – всё, как у всех, хорошо, что на самолёт успели. Первый полёт человека наверняка был куда страшнее и опаснее, но человек справился, и это единственное, что хоть немного подбадривает меня, и обороняется во мне в битве с аэрофобией. Человек в целом существо умеющее подстраиваться под обстоятельства, вот и моя задача была подстроиться к этому путешествию, не только на время перелёта, но и в целом на дальнейшее развитие событий тоже. Под крылом самолёта сверкали фонари города, потом переливались облака в солнечных лучах, а через несколько часов пейзаж изменился до неузнаваемости. Картина в иллюминаторе смешивалась красками гор, моря и счастьем отдыха, которое излучали люди уже прибывающие на поверхности земли, хотя и все сидящие рядом со мной в самолёте не скрывали радостные улыбки.
Отдых с родителями оказался на моё удивление достаточно увлекательным, да и в целом его можно было противопоставить времяприровождению с друзьями. Каждый день мы уезжали смотреть страну, благо она не была необъятна, как Россия.
На арендованном джипе не работал кондиционер, и единственным спасением от жары было ловить попутный ветер из открытого окна, встречая взглядом неизведанные пути и удивительной красоты флору местного происхождения.
***
В те года я был начинающим музыкантом, писал песни, играл на гитаре, и даже при условии того, что все увлечённые остались дома, мои личные репетиции никто не отменял. Играть и подбирать аккорды в присутствии родных, было практически табу, они очень быстро от этого уставали и прогоняли меня продолжать «бренчание» на опустевший от людей и солнца вечерний берег моря. Тихие прибрежные раскаты, громкие волны, бьющиеся аплодисментами об берег, слегка дрожащие звёзды в космической прохладе, и гитарные переливы эхом над водной гладью были моими слушателями. Хочу заметить, они были прекрасны в этом не простом ремесле – самые внимательные и покорные слушатели в моей жизни. Я, конечно, предполагал и даже периодически слышал шёпот бьющейся гальки под чьими-то шагами, но никто из живых существ не подавал виду, что приходит слушать вечерами мои прибрежные открытые репетиции. В целом меня это устраивало, однако я не уверен, устроило бы меня, если бы я так и не узнал, кто же это был…
Проезжая очередную сотню километров по прибрежной части какого-то близлежащего города мама сказала:
– Сынок, сегодня больших планов на вечер не будет. Вчера я пробыла на солнце слишком долго и хочу немного отдохнуть, потому прошу тебя, когда мы приедем не играть на гитаре, но если тебя не остановить, будь добр сразу выходи к пирсу.
Я без каких-либо попыток уговорить послушать мою игру, которая, на мой взгляд, улучшилась, и вполне была готова не только раздражать изысканного слушателя, но и радовать его, покорился воле матери. Однако в тот вечер всё пошло на столько не, по-моему, на сколько это вообще было возможно. Отдых моей любимой мамы пусть изначально и предполагал ранний отход ко сну, ближе к вечеру же это желание переросло в нечто иное, а именно в совместный просмотр новшеств киноиндустрии. Вечерний концерт был отложен на более позднее время. Когда я пришел на берег, он был пуст как никогда, я же напротив, предполагал наконец-то увидеть тех, кто приходит меня слушать вслед за всплеском волн и дребезжанием звёзд. В целом разочарование было не большим, ибо, по сути, я ничего не был лишён. Поэтому я, как обычно сел на невысокую платформу для веранды, ведущую к частному пирсу, и достав гитару начал вспоминать перебор новой песни. К слову на берегу строился дом, нулевой этаж которого выходил прямо к воде, и вот на веранде этого дома я обычно и играл, выкуривая по одной за вечер сигареты «Winston blue».
Вечер не был особенным из-за семейного просмотра фильмов и не потому что я дописал ту песню, с которой начал в прошлый раз репетицию, вечер был особенным благодаря тому, что мои предположения оказались верны.
Тайный слушатель, а именно слушательница в этот раз вместо того, чтобы тихонько подкрасться к веранде и сесть чуть позади, почти выбежала на пляж, и остаться в такой ситуации незаметной не представлялось никакого шанса. Конечно, для начала я сделал необходимый, на мой взгляд, вид отрешенности и томной погружённости в свои переборы, однако надолго меня не хватило,
– Ты русская?
– Шта? – Довольно милым красивым голосом отозвались из темноты.
– Ох, это же просто отлично! – Приподнимаясь, сказал из темноты уже я.
Я объясню, свою реакцию – эта история происходила в те года, когда мои ровесники в шутку заменяли вопрос «Что» на «Шта». Поэтому на мой восторг, в ответ я услышал:
– Нет, нет, я совсем не говорю по-русски!
И сказано это было очень непонятно, на каком-то славянском диалекте, и суть я понял, но не более чем понял бы эту фразу на любом другом языке.
Оказалось, Иоанна – моя тайная слушательница – сербка, но отлично и свободно говорящая на английском языке, что и спасло наше дальнейшее общение.
– Я уже несколько недель, как приехала сюда на дачу. А каждый вечер, прогуливаясь перед сном, прихожу послушать твою игру – Рассказывала она.
И говорила очень легко, без капли стеснения, как со старым другом. А я ничего не говорил, просто пытался понять, почему она такая прекрасная, юная, интересная приходила на мои бренчания и подвывания гитаре, на протяжении стольких дней и не показывалась…
Но заговорил и я. Рассказав откуда я, как сюда попал, и ту историю, что побудила меня писать песни, мы вспомнили про гитару, одиноко ждавшая продолжения мелодий. Оказалось, Ив (так её всегда называли друзья) тоже умеет играть. Я охотно поделился с ней инструментом, после чего мы ещё очень долго играли мелодии друг для друга.
Но как это обычно принято, при достижении предельного часа ночи её отец вышел к берегу и начал зазывать домой. Мы даже не смогли нормально попрощаться, так быстро она исчезла из той ночи.
Следующий день я провел в ожидании вечера, мама восприняла это, как желание скорейшего наступления моего дня рождения, до которого оставалось пару дней. Напоминание о скором празднике мне, конечно, тоже поднимало общий баланс счастья, однако были события и важнее. И всё-таки стоит отметить, что отпуск заиграл новыми, куда более сочными красками, чем были в начале. Объяснение всему этому хранится в определённых знаках любви, они кричат вместо разговора, шепчут вместо крика, оставляя отпечатки, горящие в сердце каждым касанием и каждым новым заинтересованным взглядом твоего собеседника…
В этот раз волны были сказочно спокойны, звёзды падали и собирались в хорошо видимые созвездия на воде, как бы добавляя волшебства…
Я играл самые грустные песни, что только знал, самые яркие чувства горели во мне, а искры просто растворялись в воздухе, не находя никого рядом. Так миновало несколько часов. Я понимал, что она не придёт, а судьба не сводит подобные мосты второй раз. Сидеть на этой проклятой веранде никакого желания не было, как и выполнять условия правила одной сигареты. Я ушёл, но не домой, ушёл гулять вдоль берега, а чуть дальше на пути показался огромный кустарник, лишивший меня и этой возможности. Мне пришлось подняться на дорогу, что шла вдоль воды, пройдя несколько метров, я заметил небольшую протоптанную тропинку в кустарник, и ничего мне собственно не оставалось делать, кроме, как попробовать пойти по ней.
Совсем небольшой, около полутора метров в ширину мостик, уходил от берега метров на десять, на его конце была пришвартована небольшая лодочка, а на маленьком кусочке земли, где мостик начинался, расположилась уютная небольшая скамеечка, а по краям густой высокий кустарник. Именно там я выкурил свою четвёртую, выбившуюся из графика, сигарету, и выловил чувство умиротворения. Ценность вдохновения, ценность уловить его, вот для чего я так ждал того вечера, истинная любовь к искусству вела меня в ту ночь, именно это и было по-настоящему дорогим чувством и абсолютным знаком любви. Именно в таких чувствах я вернулся домой.
***
Обычно мне снятся довольно красочные и яркие сны, а утром я лежу и пытаюсь понять, что же это вообще такое моё подсознание сегодня ночью вытворяло. Следующее утро началось совершенно другими действиями. По классическому расписанию утренних подъёмов в моей семье, первый на мягкое солнце и купание я благополучно просыпал. Собственно, так я поступил и в этот раз, но сладкий утренний и чем-то особенный сон был прерван звонком моей мамы…
– Слушай тут эта девочка, про которую ты мне рассказывал сегодня утром – Сказала она. У счастливых людей ночь наступает, когда, рабочие проснуться – Подумал я мельком.
– Она тут со сво… – Продолжала говорить она, когда я уже натягивал плавки. Телефон, запутанный между подушкой и одеялом так бы и шуршал маминым голосом, если бы она не увидела меня на пляже бегущим в воду.
Ив я заметил ещё издалека, благо наш дом стоял на второй береговой линии, или на третьей, если считать тот дом на самом берегу, с причалом для моей музыки. Она медленно и, если так можно выразиться, аккуратно плавала недалеко от пляжа. Я постарался подплыть без брызг, потому что знаю, как девочки не любят, купаясь медленно и без брызг, мочить волосы, а если их окатывать брызгами волосы, конечно, не станут мокрыми, но всё равно, что-то плохое с ними случится, хотя я никогда не знал, что именно. Вроде бы без брызг получилось, и ещё до того, как поздороваться я услышал:
– Привет! Извини, что я вчера не смогла выйти вечером, я обязательно тебе расскажу, что у меня такого было, если ты не обиделся и выйдешь сегодня.
Я не так хорошо знаю английский, и будучи в воде не имел возможность проверить в переводчике, что именно она сказала, поэтому я попытался сказать, что-то подобное:
– Знаешь, ничего страшного! Всё в порядке, давай может, сегодня вечером встретимся?
Естественно с неловкой улыбкой на лице, она согласилась, и мы поплыли в разные стороны, я в сторону морских глубин, она же ближе к камушкам пляжа, стук которых я услышу сегодня вечером перед нашей встречей…
По пути домой из нашего очередного дневного познавательного путешествия, я сообщил, что иду вечером на свидание, и, если мы прибавим газа, чтобы я успел приготовиться, было бы замечательно. Посмеявшись над тем, что со свиданиями у меня тут не очень вяжется, газу всё же подбавили. Иначе и быть не могло, но впервые за всё время пребывания в отпуске, мы попали в пробку.
По какой-то причине, не известной ни мне, ни кому-либо другому, приехав домой, душу я предпочёл море. Я решил добежать в одних плавках искупаться, вернуться и уже после приготовить себя к свиданию. Тот факт, что я и так опаздываю, моими мозговыми извилинами был опущен. Выбегая в плавках, с полотенцем на плече и шлёпками на ногах к пляжу, я увидел Иоанну, и она была прекрасна. Подойдя ближе, я понял, что она одета в милейшие босоножки, на ней приталенные джинсы, и прелестная белая блузка, а на лице стрелки у глаз и ямочки от улыбки. А напротив, стою я. Извиняясь и объясняя свою ситуацию, я подошел на край пирса и прыгнул в воду, чтобы скрыть свой стыд.
Ночью в воде светится планктон, я никогда раньше этого не знал, наверное, потому, что с берега его и не видно, а я только, что и делал, сидел на берегу, играя на гитаре. Столько всего скрыто от посторонних глаз, и зачастую это, что-то прекрасное, сокровенное или даже волшебное…
Вернувшись, домой я переоделся в самое приличное, что у меня было в отпуске, схватил гитару, и выбежал к Иоанне. Она ждала, и даже немного ещё смеялась от произошедшего за последние пятнадцать минут. Чувство стыда сменилось на неловкость, а после мы и вовсе отсмеявшись за всё, что произошло, забыли об этом. Нам было интересно узнать друг друга, о мирах, в которых мы живем, как там, чем мы похожи и в чём различаемся, как снежинки, а ещё мне было очень интересно, куда же она пропадала вчера. С этого мы и начали, утирая слёзы смеха:
– Ну ты хотя бы так пришёл, я вчера просто не нашла бы что надеть… Просто уже завтра мы уезжаем, и моя одежда была погружена в чемоданы, и лежала в машине, а то в чём я сейчас мама решила постирать, пока я была в душе. Я бы сходила до машины и взяла чемодан с другой одеждой, но отец отправился к другу на последний вечер перед отъездом. И когда я поняла, что мне действительно не в чем к тебе выйти, я даже немного поплакала, решив, что обижу тебя… – Поведала она мне, и блеск отсмеявшихся глаз словно бы поменялся, на совершенно иной. Я понимаю, что слезы те же самые, а вот взгляд куда более тонкая система и малейшего изменения достаточно, чтобы прочитать в них совсем иное настроение.
