Диадема из дымохода и нежданное путешествие
Сергей Юрьевич Соловьев
Нежданное происшествие случается в усадьбе князей Пухиных. Привидение пугает одного из слуг, и владелица имения вызывает полицейского сыскной полиции. Ситуация почти анекдотичная, но оказывается, что произошло преступление. Расследование заходит в тупик, на подозрении множество. Но опять Сергей Петрович Стабров разоблачает злоумышленников. Это было непросто, и полицейскому чиновнику даже пришлось отправится в морское путешествие, чтобы наказать злодеев.
Сергей Соловьев
Диадема из дымохода и нежданное путешествие
Предисловие. Вой в трубе
Ранним утром истопник Гаврила Харитонович Демьянов, человек хозяйственный и ответственный, обходил усадьбу князей Пухиных. Господский дом всегда его поражал великолепием. Потолки, искусно украшенные лепниной, большие бронзовые и малахитовые вазы, установленные у стен ещё по моде правления Николая Павловича. Гобелены, и не эти, новомодной бельгийской выделки, а прежней, французской прекрасной работы. Комнаты не остались и без картин. Имелось несколько работ самого Маковского, знавшего толк в старой Руси, но и писавшего прекрасные портреты. Гостиную украшало изображение его барыни, ещё в её молодые годы. Демьянов припомнил давнее, и только покачал головой. Красивее, красивее была его барышня самой графини Воронцовой, а та ведь в первых красавицах Петербурга почиталась. Красотой и ещё умом отличалась княгиня Пухина, Анна Алексеевна.
Но, муж хозяйки, добрый и отзывчивый Евгений Ильич недавно как умер, а сынки, Константин Евгеньевич, да Александр Евгеньевич в Санкт- Петербурге, служат царю-батюшке ж в Лейб-гвардии Преображенском полку. И хуже стал пригляд за господской усадьбой. Оно известно, дамы они всегда сердцем подобрее, и прислуга это чувствует и не так хорошо следит за имуществом княжеским. На нём, на Демьянове всё здесь держалось, да и конечно, на дворецком, Мокее Пафнутьевиче, на самом Петракове. Он то конечно, старой закалки, ещё добрые времена помнил. Ещё юношей, Демьянова на исправление в сельцо Конеево посылали, что бы норов-то унял в господских конюшнях, навоз поубирал.
А сейчас, распустились дворовые…Вон, Манька- то, кухарка, отпрашивается в кинематограф сходить. Смеет бесстыжие глаза на Анну Алексеевну поднять. Работать надо, а ей, бессовестной, в кинематограф, словно барыня какая… А с ней вместе, и Варька- рыжая коса, служанка, тоже сорвалась. Ишь ты какие, умные стали..
Нет, забыли все Бога, только о жалованье думают. И садовник- Николай Клементьев, уж к соседям, к купцам Тароватовым перешёл, «контракт, дескать». А приехал этот Колька из своей деревни Голодрановки, так его Мокей Пафнутьевич на службу Христа ради взял. Можно сказать, на вокзале нашёл, как собачонку приблудившуюся, отмыл, приютил – и на тебе, проявил Колька благодарность…
Думал так Гаврила, и только головой качал. Шёл дальше, особой походкой, что бы и не топать, и если господа рядом случаться, прилично дорогу уступить. Шагов его слышно не было, полюбил он носить короткие валенки, подшитые кожей. И барыня не против, паркет не царапается, не надо часто воском натирать. Телефон зазвонил, да не по чину было говорить с этим аппаратом, барыня самолично всегда отвечала. Но, сегодня вот в театр поехала, смотреть балет «Щелкунчик». Нет, слушать- то можно, да и сидеть тоже, мягко, а смотреть, нельзя, нет. Срамота одна. Где же такое видано, что бы девки с юбкой задранной, аж до пупа, танцевали? Нет, ну в деревне их, оно всяко бывало конечно… Тоже задирали. Но и не у всех на глазах. Но здесь… Перед сотнями людей срамоту показывать!
Так что доме один он остался, за хозяина. Дворецкий-то, Мокей Пафнутьевич, вместе с новым дворником- садовником, Елистратом Родькиным, в чайную пошли. Первое жалованье, так Родькин собрался угостить дворецкого. Ну а Демьянову, как всегда, вышел такой жребий -здесь оставаться. И. выходит, в доме один за главного. Ну, а что делать? Доверяют.
Гаврила проверял и форточки в окнах дворца, а то, не приведи господь, угорит кто. Только так плохо подумал, как перекрестился на икону.
– Грехи мои тяжкие, – произнёс он, и осенил себя опять святым крестом.
Ещё раза три перекрестился, так , на всякий случай. Надо было проверить и камин в гостиной. Штука красивая, хорошей работы. Но что итальянской, так это врут, конечно. Откуда здесь иностранцы эти? Видно было, что мастер расстарался, не пожалел времени, сил и таланта. Чугунная литая решётка украшала это чудо. Отделан был и мрамором, с каменными цветами. Дымоход, та часть, что была в зале, тоже украшен великолепным итальянским мрамором. Барыня называла чудным названием: «Паросский». Ну, так ей, понятно, виднее.
– Да, красота… – вздохнул работник, почесал подбородок, зажег щепку, и стал проверять дымоход. Тянуло плоховато… Гаврила Харитонович аж присел от расстройства.
– Да неужто опять трубу прочищать! – громко произнёс он расстроенным тоном.
Дело было непростое, трудное да грязное, ещё работников толковых найти- сказать легко, да сделать сложно. Мужчина, поохав так для порядка, присел.
И тут раздался глухой стон, раздавшийся из трубы … Потом опять и опять… Демьянов прислушался, не поверив сначала своим ушам.
– Нет, шалишь, – и пальцем попытался прочистить ухо, и для верности потряс головой, – в ушах звонит. Нет, звенит. Видать, не доспал вчера. И барыня говорила, дескать, атмосферное давление высокое, – медленно, со смыслом произнёс он, словно ожидая эти слова изгонят этот стон.
Нет, не таков был Демьянов, что бы завываний из трубы боятся. И не такого в жизни повидал. Но, если по- честному, на кладбище бы ночью не пошёл. И вот эти, страшные истории под Рождество, тоже не долюбливал. А всякие там скрипы, кряхтение- пыхтение, тоже не любил, а так он, как человек образованный, отвергал эти предрассудки, проистекающие от лени и излишней пытливости разума. Вот, ежели человек разумен, но не начитан и хотя бы и в школе не учился- тут сразу и попытается самому природу понять и охватить.
Ну и всё сказанное – это как подруга Анны Алексеевны, известная многим Ольга Львовна. Так эта дама к самой Блаватской в кружок попала, в Ашраме «Звезда Востока» ночами бдит. Пропала дамочка…
Но тут стон повторился. Такой, горький, жалобный, с завыванием, словно уличный ветер помогал этому нечеловеческому звуку. Показалось, что даже стены дома затряслись. Гаврила в испуге заозирался, схватился столешницу, да как закричит! Вестимо, что не от страха. а что бы самому чудище напугать!
Тут уж истопник побелел, губы затряслись… Сделал два шага, рука Гаврилы задрожала, горящая щепка упала в камин, и он с воплями убежал. Мчался, словно олень из леса напуганный серым волком- только ряд открытых дверей дрожал, будто от возмущения. Скатился по крыльцу, как колобок, бежал не разгибаясь, и перед ним возникла тяжёлая дверь. Уж не знал как, а забился в сторожку у ворот. Осмотрелся, да увидел, что на двери есть крепкий затвор и щеколда. Мигом закрылся, а руки несчастного ещё дрожали.
– А, вот ещё и окна! .– закричал истопник, и принялся закрывать тяжелые ставни изнутри комнаты.
Наконец, уставший и вспотевший, он присел на старый табурет, покрашенный коричневой краской, пытаясь отдышаться.
Девяткин и голоса
Да вот вроде бы и лето, а опять нехорошо, как думалось Андрею Сергеевичу Девяткину, полицейскому надзирателю Сыскной полиции Москвы. И костюм на нём приличный, пошит хорошо, да жарко. Хотел вот одеть сегодня бумажный, хлопковый, но ведь Екатерина Александровна сразу разохалась:
« Да как же ты, голова такая. Куда собрался! На службу ведь, а не в цирк с Минаковыми. Вот в цирк, и оденешь светлую пару».
А спорить не захотел, не в настроении, тем более в таком деле. Одел и тёмный костюм, подумаешь… Вот, Сергей Петрович ходит себе в галифе да английском пиджаке на распашку- и ничего. Анна Аркадьевна только посмеивается. Хоть кто-то слово скажи начальству поперёк? Как пожелает, так и одевается Сергей Петрович, имеет право.
И Девяткин грустно повесил голову. Нет, то что теперь он человек семейный- хорошо, и Аркадий Францевич, начальник Сыскной полиции, с пониманием к нему относится. И в воскресенье дома, но конечно, не каждую неделю, служба всё -таки, и непростая. Вот и сейчас вызвали. Городская усадьба князей Пухиных – место известнейшее, а что случилось -неясно. Но, Девяткин себя успокаивал, что на месте во всём разберётся.
– Тпру! – вдруг закричал «ванька» и резко остановил повозку, – Да что ты испугался? – начал кучер выговаривать своему уж не молодому коню, а тот лишь прижал уши и опустил морду, чуть ли не до своих коленей, признавая вину.
Велосипедист сильно просигналил своим звонком, и помчался дальше, обогнав повозку, а Девяткин чуть было не потерял свой котелок.
– Да, непросто стало по Москве- матушке ездить, ваше благородие! – причитал «ванька», – никакого понятия не имеют, велосипедисты эти, что животина не железная!
– Да всё нормально. И почти уж и на месте, – успокаивал Андрей Сергеевич возницу, – вот, уже стены дворца рядом . Не спеша, коняшка твоя и доедет…
Так, совсем тихо и доехали, Девяткин расплатился, и пошёл к воротам дома. По привычке поправил манжеты, галстук, и позвонил в колокольчик. Не спеша, чуть вразвалочку, вышел стройный мужчина молодых, кстати , лет, в рабочей одежде и картузе. Облик дополнял белый фартук.
– Полицейский надзиратель Девяткин, сыскная полиция,– представился он, показав и жетон.
– Ваше благородие, так ожидают вас. Хозяйка и места не находит…
Дворник поклонился, так что даже его хорошо вычищенные сапоги скрипнули, и пошёл провожать дорогого гостя. Внутри этой усадьбы Андрею Сергеевичу бывать не приходилось, и он с любопытством посматривал на обстановку. По пути их встретил осанистый, седой господин, с густыми бакенбардами, в бархатной ливрее с позументами.
– Елистрат, не топчи здесь сапожищами, – строго и ответственно произнёс человек, – я гостя к княгине сам провожу.
– Как скажете, Мокей Пафнутьевич, – и не думал спорить дворник, и пошёл к выходу.
– Андрей Сергеевич Девяткин, полицейский чин… надзиратель, – вовремя опомнился он.
Что делать? Давно уж мечталось о повышении, но конечно, не в Центральном округе Москвы. А в одном из трёх остальных, не во вред дорогому Сергею Петровичу…
– Столь заслуженный служитель закона, без сомнения, получит столь желанное повышение, – понимающе заулыбался пожилой дворецкий, – наша хозяйка, барыня с большим влиянием у генерал- губернатора. Господин Джунковский часто у нас бывают-с.
– Проводи, любезный, – хмуро ответил полицейский.
Все здесь больно умные, подумал Девяткин. Прямо мысли читают, и рот на замке надо держать. А насчёт словечка замолвить – так и не дождёшься, знаем таких…
Они прошли через несколько проходных комнат, и вот, дворецкий с поклоном открыл двери. Девяткин снял свой котелок, и легко поклонился представительной даме. Женщина, в тёмном, очень хорошо пошитом платье, с брошью у самого горла, сидела в итальянском кресле, с пустым ларцом в руках. Увидев полицейского, поставила эту вещь на туалетный столик.
– Андрей Сергеевич Девяткин, полицейский надзиратель сыскной полиции, – представился полицейский.
– Анна Алексеевна, княгиня Пухина. Рада, что быстро приехали.
– Ваше сиятельство, чем могу быть полезным?
– Мокей Пафнутьевич, принеси кофе, – обратилась она сначала к дворецкому.
Дворецкий только поклонился, и быстро вышел. Войлочные подметки домашней обуви позволяли ему ходить совсем неслышно.
– Итак? – напомнил полицейский о деле.
– День начинался хорошо, – и княгиня начала рассказ....
***
Анна Алексеевна сидела у бюро, открывая письма со счетами, перебирая и перекладывая для оплаты. . Рядом стоял и Мокей Пафнутьевич, помогая разбираться в бумагах, давая дельные советы.
– Да вы, матушка, оплачивайте не все сразу… Здесь срок платежа в месяц, можно и повременить. А это, по процентам, лучше сегодня и оплатить, закрыть кредит. Так и сэкономите, как раз доход по акциям на счёт зачислят.
– Молодец, Мокей, – просияла женщина, и подписала нужные счета, и отложила в сторону несрочные, – а то, как Евгений Ильич преставился, сложнёхонько мне стало. А сынки, всё в Петербурге на военной-то службе…
– Так и то доход… Императорская гвардия!
– Да ты что! – и она махнула рукой, – почти в тысячу рублей в месяц мне их служба обходится. Уж и не знаю, кто царю- батюшке служит: сыновья или я!
– Да уж скоро в большие чины выйдут…
– В адьютанты к великим князьям выйдут… Уж я похлопочу! А то на жалованье поручиков в Петербурге не проживёшь.
– Точно так-с, точно так-с, Анна Алексеевна, – закивал дворецкий.
– Ох, ладно…Мокей, сегодня я в Большой театр собралась, подъедет и Ольга Львовна. Вдвоём прокатимся.
– Точно так-с… Хотел бы сходить по важному делу, ваше сиятельство. Надо вот, Родькина, Елистрата к делу приучать. Как мусор вывозить. С возчиком, Василием, познакомить. Да и с лавочником, Кондратом Филиппычем. Что бы знал, куда за провизией лучше сходить …
– А кучер? Не может показать, что ли?
– Так Андрей же с вами … При лошадях он…
– Ну да, точно, – рассеянно согласилась женщина, – Покажи сам, если нужно… Но что б усадьба без присмотра не оставалась!
Женщина опять потянулась к чашке с чаем, и махнула ручкой, отправила вон дворецкого из кабинета. Бумаги были готовы, надо было о платье подумать, и княгиня позвонила в колокольчик, вызывая Варвару, служанку.
Та пришла быстро, через пару минут. И не одна, а с Марией, кухаркой.
– Платье, то, цвета «антрацит», приготовь…После обеда в театр еду, с Ольгой Львовной, – напомнила хозяйка усадьбы.
Но служанка не уходила, взяла в руки свою рыжую косу, и смотрела на хозяйку очень выжидательно. Княгиня знала эту манеру девушки, помнила , что хочет попросить чего-то.
– Что случилось, Варя?
– Так новая фильма идёт… Я газету видела, в прихожей.
Барыня слегка удивилась, но пропустила фразу мимо ушей. Собственно, она газет сроду не читала. Мопассан, это дело другое, да, лежало несколько томиков в шкафу. А газеты только её покойный муж выписывал.
Варя, служанкой же была хорошей, исполнительной. Но, была и небольшая слабость – просто обожала синематограф. Ну а Мария не отставала от подруги.
– После обеда, как уберёте посуду, можете идти. Но там, что бы без кавалеров, и домой, не опаздывая, к одиннадцати вечера вернулись.
– Спасибо, спасибо, Анна Алексеевна! – улыбнувшись, ответила Варя, и мигом вылетела вместе с Машей из кабинета.
Анна Алексеевна только чуть улыбнулась, понимая молодых женщин. Хотелось развеяться, понятно. Но ничего, в доме Демьянов останется, присмотрит за порядком.
