Николай Самохвалов "Зазимки"

РУКА И РЕКА

Парил в мечтах, летя тропинкой.
Порыв крылатый я браню,
Распятый белою простынкой,
С рукой, закованной в броню.

И у меня – одно страданье:
Не слышат боли доктора,
Что мной назначено свиданье
Мадонне, встреченной вчера.

Злой доктор поспешил на выезд,
Я, взглядом подтолкнув врача,
В окно, от боли морщась, вылез
И из больнички – стрекоча.

По парку чучелом хромаю,
Рука – в сторонке, на весу.
Ей встречные сучки ломаю,
Как лось короною в лесу.

В автобусном салоне – тесно.
Я извиненья лепечу.
Красотки уступают место,
Вперед автобуса лечу.

Рукав-таран – в стекло с разгону:
«Шеф, надо время обуздать!
Рискую потерять мадонну,
Такие не умеют ждать.

Готов перед тобой сплясать я,
Гармощка, жалко, под замком!»
Вдруг разглядел, в салоне – свадьба,
Шофер нарядный – под хмельком.

Все под гармонь запели порознь.
Шофер, чтоб гостю угодить,
С улыбкой увеличил скорость,
Оставив песни позади.

В селе красивом и широком
Платина, как размах крыла.
Автобус лег на волны боком,
И дальше свадьба поплыла.

Волну соленую кусаю:
Что ты наделала, река?
Как я мадонну приласкаю?
Вторая сломана рука!

МОРСКИЕ КАЧЕЛИ

Мы на лодочке летали
На утес и на луну,
С высоты обозревали
Серебристую волну.

Целовались, не сверяясь
С курсом, выбранным на слух.
Улетали, доверяясь
Не скрипучему веслу.

Вдруг лодчонку подхватила
Богатырская волна.
Подняла и опустила
Ниже илистого дна.

Не хочу в воде плескаться -
Не кефаль и не тунец.
Мне ли в сумерках купаться,
Днем по морю – не пловец.

Не спешу к акульей пасти,
Сам в восторге от ухи.
Я привык от злых напастей
Ускользать всегда сухим.

Возле чар дыша неровно,
Гордо пасся у межи.
Красотой был очарован,
А свободой одержим.

Ясно вижу, при разлуке
Камнем я уйду ко дну.
Предложил спортсменке руку:
«Не оставлю вас одну!

Как бы бездны не пылили,
Шторм – не шторм, когда вдвоем.
Надо, чтоб по жизни плыли
Мы единым кораблем!»

И свобода утонула –
Пузыри наискосок.
В тот же миг волна пульнула
Нашу лодку на песок.

НА ТВОЕЙ СВАДЬБЕ

Журавушкой – на круг невеста.
Вдруг – в пляс, порывистей огня.
В восторге зал. А мне известно,
Ожоги пляски для меня.

Звенел хрусталь за снедью горкой.
Я – за столом, но в стороне.
Кричали пьяно гости: «Горько!
Но горько было только мне.

Ты – мне шептала не крылечке,
Увидев месяц золотой,
Что грезишь о таком колечке
И звездном платье под фатой.

Я что-то пел, мол, узы липки,
Кольца не видно при свечах.
Ты улыбалась без улыбки,
Так, как танцуешь мне сейчас.

Волшебны чары у романса,
Но отстает от ног строка.

Зигзаг пленительного танца -
Петля звезде холостяка.

Руками путы рассекала,
Чертя полет мечты ногой.
Невеста негой увлекала.
А я к стене прижат другой.

Она пластично волновалась,
Молчала только одному.
Она со страстью отдавалась,
Гостям неведомо – кому.

Я горячо топчусь на месте,
Бледнея каменным лицом,
И всеми фибрами – к невесте
С чужим рубиновым кольцом.

Я от любви не отпирался –
Чуть-чуть пугал полон с ключом.
Пока я с духом собирался,
Меня подвинули плечом.

Звенел хрусталь за снедью горкой.
Я – за столом, но в стороне.
Кричали гости пьяно: «Горько!»
Но горько было только мне.

ТЕБЕ, ЛЮБИМАЯ!

В Столешниковом – кража,
На стрёме я – в авто.
Толь от воров – награда,
Толь – пуля от ментов.

Наказано мне плотно
Стеречь подъезд и даль,
А я большие окна
Глазами поедал.

А там – Шагал с багетом,
В сапфирах каждый том.
Недавно я с букетом
Бежал в элитный дом.

Горячий, как компрессор,
На Оленьку дышал.
Меня отец-профессор
Какао угощал.

И шел, держась за почку,
Коту надоедать.
И оставлял нас с дочкой
Печенье доедать.

А дочке заикалось:
Шагала не ценю!
А дочка забрыкалась –
Урезала меню.

Лишился я обеда,
Какао при свечах.
Нашла искусствоведа,
Невзрачного в плечах.