Владимир Иванович Нефёдов "Истинность. Сравнение несравнимого"

Розоватый отблеск неба
Отражается в воде.
Лунный горб краюхой хлеба
Тонет, будто бы в вине.

Тени как остатки ночи,
Меж собой переплелись,
Образуя странный почерк,
Что наносит ветра кисть.

Солнце красное восходит,
Освещая жадно даль.
Всех ведёт восход к свободе
И, сияет как медаль!

Беда

Финал! Окончено веселье.
Салат обглодан. Вопреки,
наивны бабы, мужики.
Пройдусь, не покупая зелье.
Возможно что-то здесь не так,
Гулянье друг, а может враг!?
И то, и то сплошной бардак!

Беда наверно проповедник,
Который за руки берёт и от
себя к себе ведёт.
Беда жиган, беда священник.
Из веры черпает мольбу
и усыпив тебя. К утру,
уходит так и не одев чадру.

Как снизойти на трон былого?
А время мысленно летит..,
Как взгляд который леденит.
Уже наверно пол шестого.
Мне не принять наивность никогда,
Да и не в этом вся беда,
Ведь годы жизни ерунда.

Пройдусь. Минутная здесь гамма.
Опять беда следит за мной
и ветра слышен нотный вой.
Он гонит дождь. Любви ни грамма.
И отступать теперь боюсь,
Возможно снова я вернусь,
но никогда уж не проснусь…

В избе

Как иллюзорно свет играя,
Краснел помадой на губах,
От края бегая до края,
Улыбкой дерзости впотьмах.

Огни видать белёной печки,
Затвор спокойно пропускал.
Плиты чугунные насечки,
Углём дарили свой оскал.

Скрип в тишину влезал тихонько,
Мехами вольности пыхтя.
Быт по полам стелился тонко,
Как шорох мелкого дождя.

Глядела сущностью икона,
Как лик невидимой судьбы.
Со своего мирского трона,
Во тьму бревенчатой избы.

В перепачканном осенью платье

В перепачканном осенью платье,
Лик берёзы понуро стоит.
Только ветра благие объятья,
Чуть меняют берёзовый вид.

То причёску собьют, то разгладят,
То вдруг платья кусочки сорвут,
То лицо в разноцветной помаде,
Перекосят на двадцать секунд.

Как стилист ветер вовсе неважен
И какой из него кутюрье!?
Он всегда в бесконечном вояже,
Блудит словно распутный месье!

Визит

По циферблату стрелок шелест,
Полз непосредственно к утру
И свет дневной примерно через,
Минут пятнадцать снял хандру.

Вес проскрипел по половицам.
Ладонь в ладонь сама легла.
Халат шурша лазурным ситцем,
Скользнул по краешку бедра.

Всё опостылело похоже.
Взял ситуацию визит.
Объятья распахнуло ложе.
Исчезла пагубность обид.

Металось солнце за окошком,
Пытаясь ткань раздвинуть штор.
Тень на полу легла горошком,
Соткав бесформенный узор.

Влечёт любви святое чувство

Влечёт любви святое чувство,
За гранью божьего искусства.
Не совладать ведь с ним порой,
Уже проверенной игрой.

Хоть там всё вызвано вертепом,
Но не смрадит житейским склепом,
В котором место лишь двоим,
Где каждый образ заменим.

Пускай согрета простынь телом,
В своём сознаньи обалделом.
Как над огнём твой котелок,
Который не содержит прок.

Зато вода спокойно льётся,
Как шерсть руками, что прядётся.
И умирать не надо нам,
Пока мы слышим шум и гам!

Расплох

Вот перекрашенный сюжет, в любом отрезке наших лет…

Звук разлетелся пагубной картечью,
По гамме разнополых люстр.
Притушенные лампы словно свечи,
Будили ноту сжатых чувств.

Каскадом распадалась монолитность,
Бубеня трелями звонка.
Передавая быту беззащитность,
Уколом святости рожна.

Менялась продолжительность минуты,
Диапазоном от часов.
Легла палитра разности – дебютом,
От всех недельных четвергов.

Сюжеты жизни – музыка загадок
И нотный стан для мудреца.
От сквозняка иконная лампада,
Преображала взгляд творца…

Гнетёт пространственно удушье

Гнетёт пространственно удушье,
Тяжёлый воздух очень сыр
И листьев спутанные рюши,
Висят как мокрый кашемир.

Пусть встречи связаны дождями.
На фоне их не видно слёз.
И расставания краями,
Не достигают первых звёзд.

Как романтично и волшебно,
Знакомство под капель дождя.