Андрей Тихомиров "Каждый ждет встречу. Роман"

Каждый ждет встречу. Роман
Андрей Тихомиров

Когда человек подумывает о любви или решает жениться, он выбирает женщину своего, привычного круга, такую, которая тоже не делает глупостей, не склонна к авантюрам и умеет с интересом слушать споры по философии.

Каждый ждет встречу

Роман

Андрей Тихомиров

© Андрей Тихомиров, 2024

ISBN 978-5-0062-8131-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первое знакомство

После череды влажных, дождливых дней выглянуло, наконец, солнце. Небо стало насыщенно-синим, под его куполом легко порхал ветер, море утихомирилось и снова отливало зеленью на глубине, пляжи сохли и светлели, широкие опахала пальм слегка покачивались будто темные веера. Словом, все встало на свои места и курорт напоминал цветную открытку.

В лицо дул ветер, а вместе с ним наплывали картины улиц и переулков, краски и ароматы.

И я решительно повернулся спиной к городу. Движение вышло таким резким, что локтем я задел стоявшую рядом девушку. Я извинился, но она была так поглощена чтением, что даже головы не подняла.

«Подумаешь, какая важная», – подумал я, окидывая ее взглядом. Важная или не очень, но она читала, не обращая внимания на окружающее. Лицо ее было красиво, но не яркой красотой, которая сразу бросается в глаза. Это лицо я сначала разглядывал просто так, от нечего делать. Потом вынужден был признать, что оно по-настоящему красиво. И в заключение с неудовольствием почувствовал, что не могу от него оторваться.

Девушка была молода, но назвать ее так не позволяло что-то зрелое и серьезное, сквозившее в ее поведении. Стройная, отлично сложенная. В одной руке она держала раскрытый журнал, в другой – белую сумку.

«Да ты богата, – решил я, – оттого и важничаешь. И воображаешь себя красавицей первой величины. Наверное, думаешь, что все только на тебя и смотрят».

Все это я говорил, разумеется, не вслух. Я человек неразговорчивый, но молчуны тоже болтают, только про себя.

Девушка читала, затем захлопнула журнал, сунула его в сумку и подняла глаза. Карие глаза, с мягким и серьезным выражением, которые не стреляют туда-сюда и не спрашивают: «Как я тебе нравлюсь?». От блеска моря они чуть сощурились, потом безразлично скользнули по моему лицу и остановились на пенном следе, тянувшемся за пароходиком.

– Отличная погода… – произнес я несколько неожиданно для самого себя.

Она не ответила.

– Вот если бы только не эта жара, верно?

Девушка повернулась к берегу, но осталась на месте. Я наблюдал за ней, но видел только смуглые плечи, золотистый пушок на шее и тяжелые темно-русые волосы, заколотые на затылке. Теперь я снова мог разглядывать ее лицо, чья красота раскрывалась постепенно, черта за чертой – пока не убедишься, что не можешь отвести глаз.

Девушка шла впереди меня. На тротуаре она на миг задержалась, словно колеблясь в выборе пути. Я тоже остановился. Не то, чтобы я собирался следовать за ней, просто мне некуда было спешить. Из-за угла показался автобус. Она подняла руку, шофер притормозил у бордюра, и она поднялась в салон. Пока я мешкал, не зная, что предпринять, автобус укатил.

«Вопрос разрешился сам собой, – подумал я, напуская на себя равнодушный вид. – У каждого своя дорога. У меня тоже».

Впрочем, теперь все дороги в равной мере принадлежали мне. Шагая по широкому проспекту, который, как я предполагал, вел к пляжам, я пытался думать о чем-нибудь другом. Проспект, засаженный старыми платанами, был тенистым и тихим. Свет, проникавший через густую листву, приобретал сумрачный зеленоватый оттенок. Столики перед ресторанами пустовали. Как и кафе с лимонными тентами, и магазины, торговавшие летней одеждой.

Я брел неспешно в тени развесистых крон, и мне казалось, будто после огненного зноя погружаюсь в прозрачные глубины какой-то прохладной реки. Надо было несколько дней поскитаться среди камней, а потом попасть сюда, чтобы понять, что мрамор, даже самый роскошный, – ничто по сравнению с хрупкой прелестью зеленой ветки, покачивающейся от дыхания утреннего ветерка.

Итак, я не спешил, но проспект оказался недлинным и вскоре вывел меня на набережную. В обе стороны до самого горизонта тянулись желтые пляжи, усеянные разноцветными зонтиками, стоявшими среди людского муравейника. Пляжи обрывались у сложного кружева прибоя, за которым следовала широкая темно-синяя кайма моря, а за ней – выбеленная зноем голубизна неба.

Я повернул направо, к показавшемуся вдали казино. Набережная была современная и потому не угрожала избытком впечатлений. Жара стояла невыносимая, а набережной не было конца.

Я нашел какой-то магазинчик пляжных принадлежностей и вошел. У кассы вполголоса разговаривали две женщины. Одна из них была недавняя знакомая. Я с ней поздоровался, но она не ответила и вообще ничем не показала, что узнает меня.

Вторая обратила на меня больше внимания, потому что оказалась хозяйкой магазина.

– Обслужите сперва даму, – сказал я. – Я подожду.

– К чему ждать напрасно, – отозвалась моя девушка, и это прозвучало так, словно она имела в виду нечто другое.

Голос был ровный и мягкий, но звучал недружелюбно.

– Как угодно.

Я отправился на первый попавшийся пляж. Вокруг на резиновых ковриках или пестрых махровых простынях лежали мужчины и женщины с потемневшей от солнца кожей, кофейной, бронзовой, золотистой либо серовато-коричневой. Здесь были юноши с атлетическими мускулами и увальни с толстыми спинами тюленей; престарелые обладатели огромных висячих животов; молодые, элегантно-худощавые женщины и матроны с жировыми складками на бедрах. Самые разные люди, лежавшие на спине, на животе, на боку, бесстыдно раскорячившись. Я вошел в воду. В первый момент меня пронизала холодная дрожь, море и небо словно потемнели и чуть остыли. Неуклюже, вперевалку я заспешил на глубину, нырнул и, расслабившись, повис в зеленоватой прохладной мгле между дном и поверхностью моря. В конце концов в ушах зазвенело, вода вытолкнула меня наверх.

Песок берет тебя в свои шершавые ладони, выжимает капли влаги и усталости и впитывает их в себя. Я полной грудью жадно вдыхал соленый воздух. И вдруг к свежему ветерку примешался густой неприятный запах тяжелых духов. Чуть ниже, между мною и берегом, уселась какая-то пара. Я ее не видел, но слышал голоса. Тоненький женский звучал капризно, утомленно срывался; мужчина цедил слова лениво и хрипло.

– Кажется, мне действительно не стоило выходить, – досадовала дама. – Сидим в тени, но жара все равно нестерпимая.

– Ведь я предупреждал тебя. Что за необходимость соваться в пекло, особенно с твоим сердцем и с твоими нервами?

– Вечно тебе покоя не дают мои нервы. Послушать, так жена у тебя сумасшедшая. Нервы, нервы, всегда мои нервы…

– Ты напрасно сердишься, – равнодушно прохрипел мужчина. – Хорошо, будем считать, что у тебя все в порядке и твои нервы в прекрасном состоянии. Только не нужно сердиться.

– Я не говорю, что у меня все в порядке, – недовольно отвечала женщина. – Но я не сумасшедшая, как тебе хотелось бы представить дело.

– Я хотел бы только одного – чтобы ты не сердилась.

– Да будет тебе известно, нервы мне испортил именно ты. Думаю, что напоминать об этом излишне.

– Совершенно излишне.

– Именно поэтому я прошу тебя оставить мои нервы в покое.

Мужчина не ответил, только снова тяжело вздохнул.

– Кажется, мне действительно не стоило выходить, – после совсем небольшой паузы снова завела женщина. – Эта жара действует на меня, я это чувствую.

Ответа не последовало.

– Тебя это, конечно, не волнует.

Мужчина и на этот раз промолчал.

– Нет, тебе далеко не все равно. Ты просто доволен тем, что твоя жена изнемогает.

В ее голосе послышались слезы.

– Послушай, разве я не советовал тебе остаться? Почему же ты опять начинаешь?

– Да, но я думала, что смогу посидеть в тени.

– В тени… Какая разница – в тени или на солнце?

Женщина шумно вздохнула, как будто ее действительно что-то душило.

– Пожалуй, мне лучше вернуться, – проговорила она спустя мгновение совсем уже слабым голосом.

И поскольку муж молчал, добавила:

– Тебе, конечно, и в голову не приходит, что ты мог бы меня проводить.

– Ну, нет, только не это! Всю ночь до рассвета я таскался следом за тобой, пока ты просаживала деньги в казино, а сейчас, не успел я раздеться, как должен вставать и снова одеваться… Ну, знаешь, это чересчур…

– Хватит. Ничего другого я от тебя и не ожидала. Что же, пойду одна, как всегда.

Но она никуда не пошла, и они препирались еще какое-то время. Потом жена предположила, что в кафе, возможно, чуть прохладней. Муж придерживался мнения, что разница вряд ли ощутима. В конце концов она все-таки побрела прочь. Из-под полуопущенных век я увидел крупное, потерявшее форму тело и такое же бесформенное стареющее лицо, жирно блестевшее от крема.

– Неужели в старости все становятся такими, – подумал я, невольно слушая их причитания. Затем закрыл глаза и перевернулся на другой бок. Ветерок снова стал прохладным и чистым, но навеял воспоминание о девушке, которую я недавно увидел.

Она наверняка принадлежит к миру этих людей. Платье с разовой отделкой, сумка, элегантные туфли – все это стоит немалых денег. Но красноречивее всех туалетов об этом говорит ее поведение. Надменная замкнутость, неодолимая преграда, которую ее глаза мгновенно воздвигали перед любым встретившимся с ними взглядом.

Воспоминание об этой даме, столь упоенной собственной красотой, раздражало меня. Она, видите ли, читает что-то, да еще гордится при этом своей эрудицией и изысканностью. После чего мне полегчало, и я решил сменить тему.

«Ну ее к черту», – сказал я себе, открыл глаза и увидел ее. Она сидела в нескольких метрах от меня, обхватив руками колени и глядя на боя, смотрителя за частным пляжем, который тащил зонт и другие пляжные принадлежности. Ее тело покрывал ровный золотистый загар. Стройное, очерченное плавными изгибами, оно было гармонично.

Девушка продолжала сидеть на прежнем месте. Она, конечно, заметила меня, люди всегда оглядывают своих соседей, однако вела себя так, словно была наедине с песком и солнцем.

«Дурак я, что так на тебя уставился. Но больше я тебе этого удовольствия не доставлю, извини».

Я сел, демонстративно повернулся в другую сторону и перестал обращать внимание на незнакомку. Правда, время от времени я оглядывался через плечо, чтобы убедиться в эффекте своей холодности.

Девушка стояла у своего зонтика, накинув на плечи дорогой махровый халат. Когда она вытирала лицо полотенцем, халат соскользнул на песок.

«Следовало бы поднять халат и подать его ей», – подумал я, но завел разговор о воде, прохладная она или теплая. Девушка ответила, что вода хорошая.

– Я так и думал, – сказал я. – Хороший денек, правда?

– Действительно чудесный.

Я развернулся спиной к берегу и поплыл в открытое море.

Плавал я долго, а когда выбрался на пляж, ее не было.

Повалявшись еще чуть-чуть, я оделся и отправился к отелю. Меню и прейскурант висели у дверей, причем цены были такие, что решимость моя поостыла.

«Что тебе нужно? Если обедать, то ты ошибся адресом».

Вполне уместное замечание, но пока я его себе делал, ноги сами понесли меня по лестнице к дверям ресторана. Я заглянул. Стоявший у дверей метрдотель воспринял мое появление равнодушно, не мешая любопытствовать, – ждал, чтобы я сам понял свою ошибку. Посетители сидели в глубине зала, их разделяло великое множество столиков, застланных плотными льняными скатертями, а на столиках было множество хрусталя и фарфора, серебряных приборов, цветов, и за иными столиками уже сидели господа в белых и индигово-синих пиджаках и дамы в туалетах пастельных тонов, и хотя мне было на все это глубоко наплевать, я вдруг почувствовал, что будет до невозможности трудно пройти через весь этот зал и сесть в его глубине.

«Нечего глазеть! Решил входить, так входи!» – подумал я. «Решил входить, так входи», – как заезженная пластинка крутилось у меня в голове, когда спускался по лестнице и когда брел потом по слепящей жаре вдоль набережной. Я был взбешен, но бесили меня не те, кто мог позволить себе такую роскошь, и не эта роскошь, а я сам, потому что я спасовал перед ней и почувствовал себя как рыба на суше, потому что не сумел справиться с собой там, где нет дешевых скатертей в голубенькую клеточку и выщербленных тарелок с бифштексами и вечной картошкой.

Потом я, естественно, успокоился.

На набережной я отыскал какое-то кафе, устроился под его оранжевым тентом и, чтобы наказать себя за пляжное мотовство, заказал только бокал пива да бутерброд.

Пока я жевал длинный мягкий хлебец, ко мне снова вернулось благоразумие.