Море в глубине вселенной
Никита Кузнецов
Главные Герои этой экзистенциальной прозы – художник по имени Марк, мучающийся от бренности своего существования, и его восемнадцатилетняя сестра Кристина, страдающая от алкоголизма и пытающаяся написать свой сборник стихов. Находясь в разных городах, порознь друг от друга, им придется столкнуться с безжалостной реальностью и найти силы полюбить этот бессмысленный мир. Книга содержит нецензурную брань.
Море в глубине вселенной
Никита Кузнецов
© Никита Кузнецов, 2024
ISBN 978-5-0062-7821-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
?
?
?
? ?
?
?
?
ВНИМАНИЕ!
Данная книга не несет в себе цели оскорбить чьи бы то ни были чувства и не призывает к насилию или уходу из жизни! Я не поддерживаю употребление наркотиков, алкоголя или сигарет, напоминаю, что все это вредит вашему здоровью! Все вышеперечисленное служит лишь для раскрытия характеров персонажей, и не более того. Все совпадения с реальными людьми случайны, история полностью выдумана. Это лишь драматичное произведение, и только.
ПРИЯТНОГО ЧТЕНИЯ!
?
?
?
? ?
?
?
?
?
?
? ?
Посвящается моему дедушке
Сергею Дмитриевичу
?
?
?
? ?
?
?
?
?
?
?
…Бросьте меня в море… ибо я знаю, что ради меня постигла вас эта великая буря.
Книга пророка Ионы 1:12
Предисловие
Был октябрь. День такой же, как и все остальные, только дождь лил как никогда раньше, словно хотел просочиться в каждый уголок, залить все комнаты и вспениться в глотке.
Я прибыл на метро, после сел в автобус и через десять минут был на своей остановке. У дверей колледжа стояла толпа. Подойдя поближе, я закурил и наблюдал, наблюдал, как и все, за передозом девушки, что валялась в луже, корчась в неестественных позах, звала кого-то и плакала. Дождь капал на ее дергающееся тело, она звала маму, тушь стекала по ее лицу. Люди с ужасом взирали. Я никогда не забуду ее стеклянные глаза: они метались из стороны в сторону, пытаясь разглядеть хоть что-то через липкую тьму. На лице проступало отчаяние – она знала, что пустота забирает ее. Кто-то вызвал скорую, карета подъехала и увезла девочку. Позже мы узнали, что по дороге она умерла. Уроки отменили.
Ливень все усиливался. Я сел в автобус, затем в метро. На одной из станций увидел труп. Мужчина лежал, оцепленный красно-белой ленточкой; рядом стояла полиция. Я почувствовал в себе что-то неестественное. На этом пир смерти не закончился…
Я пришел домой, весь промокший, и увидел по лицу отца: что-то не так. Я спросил: «Что случилось, папа?» Он сказал: «У дедушки рак четвертой стадии. Врачи ничего не смогут сделать». Он говорил это и плакал. Впервые я увидел своего отца рыдающим. Помню, как подумал, что надо его обнять. Я не хотел этого, но знал: надо показать, что мне не все равно. Я ненавидел всех по линии моего отца, включая его самого. Обняв его, я почувствовал отторжение, неприязнь, какую-то скуку, чувство тошноты, что ли.
Тем временем деду становилось все хуже, а папа пытался найти выход, пытался спасти его. Прочел где-то в интернете, что если смешивать перекись с чем-то там, то ему полегчает. Это горе сына, который не может смириться и потому поверит во что угодно, лишь бы все было хорошо. Шли дни, а дедушка угасал все больше. Скорую вызывали почти каждый день. Он довольно быстро пожелтел – рак печени. Я не испытывал ничего, но все ходили грустные, и мне приходилось. Тогда я почувствовал, что стал по-другому относиться к смерти.
В один из первых дней, когда дедушка осознал, что у него рак, он пришел на кухню – я как раз ел – и начал травить байки. Может, он хотел рассказать то, чего я о нем не знал. По правде, я мало вообще знал о нем. Он много болтал, но мне запомнилась лишь одна история. Ему было примерно семнадцать лет, он выходил на балкон и в сталинке напротив постоянно видел девочку – она на балконе читала, готовилась к урокам или что-то вроде того; они стали переписываться на расстоянии. Он писал чем-то на стекле, не могу вспомнить, чем именно… Память всегда так коварна: пытаешься запомнить что-то, а оно ускользает, зато другое, что хотелось бы забыть, возвращается вспышками снова и снова. Так они с дедушкой переписывались достаточно долго и однажды договорились встретиться. Когда они вышли во двор и увидели друг друга, дед расстроился – она тут же перестала ему нравиться, так как оказалась очень страшной. Больше они никогда с ней не переписывались. Помню, как я смеялся, глядя в глаза человеку, внутри которого борются миллионы мыслей, – в этих глазах тьма пожирала свет.
В ту ночь мне приснился сон: я выходил из ванной, а дедушка в этот момент шел из кухни, и как-то неестественно, как-то странно, будто был куклой: вместо глаз – пуговицы; он прошел мимо меня, улыбнувшись, и ушел в дальнюю комнату, растворяясь в темноте.
Отец сходил с ума от горя, орал на всех чаще и сильнее обычного. Я ненавидел его за то, кем он являлся, до сих пор ненавижу. Ненавидел я и всех по его линии. Я знал, что мой дед был пьяницей; он пил и выкидывал бабушку, свою жену, и папу с дядей, когда те были маленькие, на улицу в холод. Однажды ему стало плохо, и врачам пришлось вырезать ему половину желудка; пить ему запретили. Ненавидеть деда из-за алкоголя было еще проще.
В каждом из папиных родственников были негативные черты. Отец – эмоциональный калека, бабушка – манипулятивная истеричка, а дед – бывший пьяница. Только после его смерти я осознал, что он не плохой, что я зря приплел его туда, ведь он никогда не вредил мне. Он просто жил, давал денег, когда мог, и всегда хотел проводить время вместе со мной: играть в нарды, шахматы. А у меня вечно не было времени, я всегда не хотел… Лишь думал, как бы свалить от принудительного посещения бабушки и деда. Он был совсем не плохой. Как-то бабушка дала мне тысячу и сказала: «Дедушка, он дал тебе ее два дня назад, сказал: „Отложи, потом передашь внучку“». Дед был очень слаб в те дни, и я почти не видел его. На момент болезни он очень грустил, был в упадке, в депрессии, но как можно его винить в этом?
Я помню, как пришел однажды к отцу в комнату, а у него было включено видео, расслабляющее видео: плавающие рыбки в 4К-формате. Помню, он говорил что-то, но я не слушал, смотрел на неоново-сверкающих созданий, медленно покоряющихся потоку. Помню, последняя фраза отца была примерно такой: «Надо валить из этой страны, здесь живут одни дураки, и здесь никогда ничего не будет нормальным, всегда будет плохо и с каждым днем хуже и хуже». Он произнес это на фоне плавающих рыб, успокаивающих, рассекающих рифы, придающих значение всему, что он говорил. Я бы и не запомнил, не будь той музыки, тех звуков воды и рыб. Однако они не успокоят разум дедушки, блуждающего там, во мраке, в лабиринте страхов и непонимания.
Я помню день, когда он умер, 26 декабря 2019 года. Я по-прежнему ничего не чувствовал, всю ночь кто-то бродил по дому, свет то включался, то выключался. Я не спал, не мог уснуть, ждал пяти утра, чтобы поскорей сбежать из дома. С момента, когда он заболел, я часто так делал: говорил, что надо в колледж пораньше, а сам бежал к своей девушке. И вот, одевшись, я вышел из комнаты, и папа с заплаканными глазами поймал меня на выходе и сказал: «Иди попрощайся с ним, он сегодня умрет». Когда я пришел, дедушка уже был в отключке, хрипло дышал. Я взял его за руку, и папа сказал: «Попрощайся». Он вышел, а я лишь поглаживал руку деда, руку, похожую на веник, дряхлую, шершавую, словно ненастоящую, и слушал его тяжелое дыхание – это была предсмертная агония. Я поцеловал деда и вышел. Я знал, что смерть стояла где-то там, за дверью, шептала и звала его. Он был на полпути… А она все шептала.
Я вышел из дома и, закурив, направился в метро. По дороге понял, что забыл свой проездной. Я не хотел видеть отца и объясняться, поэтому аккуратно поднялся и, медленно открыв замок, пробрался в свою комнату. Там я замер, слушая, как папа рыдает. После я так же тихо улизнул. Проспал до двух в обнимку с девушкой, пропустив занятия. Я спал так крепко, как не спал никогда.
Где-то в три я вышел от нее. Мне нужно было на работу. Я решил позвонить отцу. Когда он взял трубку, я понял, что проспал не только колледж… Он произнес: «Дедушка умер десять минут назад». Рассказал, что говорил с дедом, просил: «Пожалуйста, если ты слышишь меня, сделай что-нибудь», – но у дедушки лишь текли слезы, а затем он умер. После этих слов я потащился назад к девушке, прогуляв еще и работу.
На похоронах я произносил про себя: «Всего лишь кукла. Похож на куклу». Думал: а вдруг патологоанатомы знают что-то, чего не знаем мы? Может, они заменяют тело человека, а он уходит куда-то в неизвестном направлении? И остается лишь пугало с пуговицами вместо глаз.
Я пишу это, а на фоне идет то самое видео с чертовыми рыбами. Не уверен, что со временем я стал что-то чувствовать, во всяком случае точно не то, что обычно чувствуют люди. Я лишь понял: он был не виноват. Возможно, поняв это раньше, я мог бы проводить с ним больше времени, но получилось так, как получилось. Ни скорбь, ни вина, ни любовь, ни ярость, ни грусть – ничего не годится, чтобы описать то мое состояние; оно было сродни состоянию рыб, безразлично плавающих на фоне чего-то ужасного, медленно, но верно продолжающих плыть…
Я лишь узнал: он не был плохим, и это что-то да значит…
Часть первая
На пути
к счастью
Глава 1
Пробуждение
МАРК
Три ночи, я просыпаюсь с осознанием того, что мой путь окончен. Вставая с кровати, я взираю на голое тело Софии, ее прекрасная кожа блестит от желтого света настольной лампы. На прикроватной тумбе простирается дорожка наркоты. «Сраный порошок», – думаю я. С другой стороны, если бы не он, я бы и не понял, что мне надо сделать, не увидел бы себя со стороны, не осознал бы бессмысленность всего своего пути. Я захожу в ванную, где недавно с Софией мы были счастливы, трахались под душем и наслаждались друг другом. Смотрю на свое отражение, на гигантский фингал под глазом, на бледное высохшее лицо. С этим надо покончить, я знаю. Я немного даю слабину, и у меня текут слезы, даю себе пощечину, вытираю лицо и, выходя из ванной, направляюсь к портфелю. Во мраке ночи я достаю пистолет ТТ-33 и рассматриваю его. Руки начинают дрожать, я убираю его назад. Закуриваю и выхожу на балкон; глядя на морской горизонт, бушующие волны, я вспоминаю, что мне пришлось преодолеть и как я оказался здесь, как мой путь привел меня к моему концу.
Все началось за два дня до конца учебы. На часах было 7:00. Прозвенел будильник, его шум отдавал в голову так, словно землетрясение вот-вот разрушит мой дом, ведь мы лишь свиньи на космической бойне. Опять в институт, Институт искусств имени Руслана Лебедева. Маргарита опять будет орать, что я опоздал. Маргарита – это мой мастер и по совместительству классный руководитель. Она сказала, у меня не хватает фантазии нарисовать что-то действительно стоящее. Она не понимает, что загоняет художника в рамки, а искусство без свободы не искусство. Я встал с кровати, чувствуя себя как труп: плохо спал на днях. В комнате было душно, воздух сухой. Рот онемел – я промочил глотку пивом из недопитой бутылки, что стояла за пыльным диваном, затем подошел к виниловому проигрывателю, поставил пластинку Hacride, выставив громкость на максимум. Надел черный длинный свитер, черные шорты, черные кеды, как всегда, будто собрался на похороны. Подошел к зеркалу в ванной, светодиоды вокруг него ослепляли меня. Я уложил свои черные волосы набок, почистил зубы, как всегда, посмотрел на свои мешки под глазами, задумался. Пытался вспомнить сон, который мне снился, перед тем как прозвенел этот мерзкий будильник. Я стоял на краю крыши и хотел прыгнуть; я не боялся, а был счастлив – прыгнул, летел вниз, ветер захватывал мое дыхание, он был приятный и холодный; я думал, что разобьюсь, но, кажется, у меня выросли крылья тогда – да, точно, я летел с помощью них. Летел так быстро, как это возможно, уже покинул ебучий Гринвер и оказался там, где губы жжет соль: подо мной было море, прекрасное, красивое море, я коснулся его рукой, пролетая над ним, и направился со всей силы ввысь, в лучезарное сияющее небо. Приближаясь к солнцу, я понял, что мои крылья загорелись и исчезли, и тогда – я точно помнил это чувство – во сне я не испугался, а опять был счастлив, даже улыбался, когда падал стремительно вниз. Море тянуло меня, звало на дно, и я проснулся.
