– Пиши заявление, Ината. Ты подходишь. Как и обещал, я приму с тобой и балласт – в смысле, твоих приятелей. За месяц придумаю, как их использовать.
– Я могу одеться, сэр? – в данный момент меня интересовало только это.
Он на вопрос не ответил, только снова неуместно улыбнулся, никак этим не облегчая мое состояние.
– Завтра отправлю лаборанта – он возьмет кровь на анализ. В принципе, пока всё. Возрадуемся, что никто из нас не грохнулся в обморок от такого стресса, верно? Увидимся через месяц, Ината.
И вышел за дверь. Я еще долго стояла в оцепенении. Ведь забыла спросить: а если я за месяц передумаю? Если за целый месяц я так проникнусь болтовней с поварами и официантами, а надежды Майи и Ника отойдут на второй план после моих предпочтений? Спросить забыла – потому и об ответе могла только гадать.
Про «увидимся через месяц» мистер Кинред здорово преувеличил. Я видела его почти ежедневно в столовой, всякий раз ощущая неприятную дрожь. Но он делал вид, что вовсе потерял ко мне интерес. А может, так и было, если он считал, что своего уже добился.
Глава 6
Хоть я и скучала по отцу, но все остальное было превосходным и качественно иным, чем в мегаполисе. Наверное, даже хорошо, что после такой расслабленности удаляют воспоминания – окажись я сейчас в привычном быте, то, возможно, стала бы жертвой мошенников или упала бы с ног после стандартной рабочей смены. Этот рай выглядел же настолько раем… что иногда невольно наталкивал на мысли о своей неестественности. Ведь не бывает так, чтобы люди только улыбались – мышцы лица устанут. Но я, как и советовалось, от добра добра не искала и наслаждалась каждым днем, памятуя о том, что у меня на эту вольготность всего лишь месяц.
Неожиданностью для меня стали знаки внимания от молодых людей, которые ни с кем в отношениях не состояли. Нет, я знала, что считаюсь довольно привлекательной, но такой массовости и единодушия во вкусах мне до сих пор переживать не приходилось. Молодые люди меня доставали настойчиво или делали интеллигентные предложения, за мной ухаживали в лучших традициях классики или кидали вслед откровенные комментарии, кто-то больше не появлялся на горизонте, получив отказ, а кто-то вообще отказов не слышал и назавтра подходил снова с предложением прогуляться до библиотеки и обсудить новое поступление литературы – то есть каждый действовал в силу своего характера, но у меня создалось ощущение, что все будто с цепи сорвались.
– Чему ты удивляешься? – ничему не удивлялась Майя. – Свежее мясо! Не каждый день сюда приходят новенькие, и уж точно не каждый день – молодые и симпатичные.
Да уж, в замкнутом пространстве все действительно протекает в гипертрофированной форме. Больше всего я общалась с Майей и Ником – не только потому, что они здесь стали моими первыми знакомыми. Мы с ними были близки по возрасту и увлечениям, да и хотелось иногда отдохнуть от назойливого внимания одиноких парней. И я не выпускала из головы мысль, что нас все-таки могут перевести втроем на пятый уровень: я бы точно не отказалась там иметь хотя бы двух друзей. При том, что время «Ч» приближалось, мне все еще казалось будущее каким-то размытым, ведь любое обстоятельство может помешать переводу.
Но и с друзьями наедине теперь поболтать удавалось редко. Вот и сегодня, когда я разнесла блюда перед ужином и подсела к ним за столик, туда же со своим стулом устремился Джек – уборщик, уже больше двух лет работающий здесь. Милый, симпатичный и очень настырный.
На этот раз ему удалось меня удивить: Джек вложил мне в руку цветок, совсем небольшой, не до конца распустившийся и очень красивый. У меня попросту замерло сердце. Нет, я, конечно, видела в фильмах, как богатые мужчины дарят своим дамам цветы, но сама в такой ситуации оказаться не предполагала. Потому разглядывала как диковинку и с наслаждением втягивала аромат.
– Откуда? – вернулась я к реальности.
Джек выглядел очень довольным моей реакцией:
– Вырастил на своем подоконнике. Ребята с четвертого дают семена, если попросить. Это не так уж и сложно, просто нужно время…
– Спасибо! – я сказала искренне. – Кажется, стоит поставить его в воду?
И, не дождавшись ответа, я побежала на кухню, чтобы взять там стакан повыше. Что уж говорить, но и все повара восхищенно вздыхали – такой подарок в условиях ЦНИ представлялся чем-то немыслимым. Хотя и в забетонированном мегаполисе с загнанными усталостью людьми такой подарок в моем социальном ранге немыслим.
Вот только я упустила один момент: приняв бесценный дар и показав, насколько он привел в восторг, я будто бы дала Джеку согласие на что-то большее. Осознала это, только когда после ужина он пошел провожать меня до комнаты – сам цветущий похлеще своего цветка. И вошел вслед за мной, пока я была сосредоточена на том, чтобы не расплескать воду из стакана. Поставила на тумбу, обернулась и улыбнулась, уже придумывая предлог распрощаться.
– Джек, это в самом деле очень мило! А теперь я хотела бы принять душ и немного почитать.
– Ината, ничего, если я останусь? Могу составить компанию и в душе, и чтении.
Джек – не урод и не дурак. А раздражал меня только тем, что я никак не могла от него отделаться. И вот, дала самую большую слабину. Его предложение прозвучало недвусмысленно. Теперь придется распрощаться и с цветком, и с какой-то видимостью доброжелательных отношений. Однако я все еще пыталась сгладить ситуацию, потому вынула цветок из стакана и с улыбкой протянула ему:
– Пожалуйста, подари его какой-нибудь другой девушке, Джек.
Он не взял – отступил на шаг.
– Я тебе совсем не нравлюсь? – спросил в лоб. – Или ты всерьез вознамерилась жить здесь пять лет, ни с кем не сближаясь? Ината, убавь это высокомерие – оно здесь лишнее! Мы живем бок о бок, кто-то сходится и расходится, кто-то остается вместе на все время, но одиночество доконает тебя быстрее всего остального. Я не нравлюсь? А кто тогда?
Не нравился, но и на этот раз я попыталась заменить честность более приятным для него объяснением:
– Уверена, что у нас с тобой мог бы быть шанс! Но я должна признаться – через неделю я перевожусь на пятый уровень. Не собираюсь морочить голову ни тебе, ни кому-то еще, а короткие отношения с целью просто поразвлечься меня не интересуют.
Джек выдал злую усмешку – надо же, я впервые в этом месте видела такое открытое проявление злости:
– Бред. Придумай что-нибудь более подходящее для отказа, Ината. Вероятность того, что тебя переведут, ничтожна. Мы все писали заявления – и все думали, что именно нас переведут. Я хотел на четвертый, но там принимают только с химическим или биологическим образованием. На пятый вообще критерии отбора непонятны – то всех стариканов скопом забрали, то какого-то бывшего алкаша, который сюда и записался, чтобы завязать и вылезти из долгов, то месяцами не подписывают ни одного заявления, а второе подавать уже бессмысленно.
Разумеется, все это я уже знала и посвящать его в детали не хотела. Майя с Ником тоже помалкивали, что им разрешено подать заявку во второй раз, – зачем вызывать в людях зависть и вопросы еще до перевода, который может и не произойти? Теперь же я кивнула и просто согласилась:
– Скорее всего не примут, но лучше я подожду неделю, а потом буду решать.
Казалось, что ответ исчерпывающий и вообще ничем не должен затрагивать его самолюбие. Всего-то неделя! Но он почему-то напрягся, желваки на скулах заходили. Шагнул ко мне, но был остановлен вскриком:
– Не трогай меня, Джек! Иначе вылетишь отсюда сегодня же! – эта угроза не была пустой. За любые проявления агрессии увольняли.
Джек глянул на меня исподлобья, развернулся и вышел из комнаты. Я еще пару минут смотрела на цветок – самый шикарный подарок, который когда-либо получала в жизни. И который теперь совершенно не радовал. Целую минуту я соображала, что именно произошло, а потом бросилась за Джеком в коридор.
Но он уже входил в свою комнату, я залетела следом и вперилась взглядом в коробку на окне с зеленью – вероятно, этот цветок был пока единственным распустившимся. Представила, как он выпрашивает семена и землю, бережно поливает и неделями переживает о результате… Уж не знаю почему, но я чувствовала вину – сама не понимаю ее природы. Я ни о чем подобном ведь не просила! Мне просто взяли и навязали непонятную вину непонятно за что, не спрашивая разрешения.
– Забери, пожалуйста, – попросила я. – И подари другой девушке. Я не хочу чувствовать себя обязанной!
– Не чувствуй, – он ответил неожиданно спокойно. – Ината, я подожду неделю и буду очень рад, если ты снова мне улыбнешься – как сегодня в столовой. А пока просто уйди.
Он почти вытолкал меня в коридор, я от неожиданности выронила цветок на пол. Хотела так и оставить, но потом не выдержала и подняла, сожалея о лепестке, который отлетел. Не пропадать же такой драгоценности. Шла медленно, ощущая обиду ото всей неприятной ситуации. А скрываемые за радугами всеобщего благоденствия эмоции будто бы только ждали подходящего момента: и вот, стоило им найти повод, как выплеснулись сразу слезами. Надо же, всю жизнь мечтала, чтобы мне подарили цветы, а оказалось, что никакой радости в них нет, если под подарком подразумевается какой-то долг, или если получены не от того человека, которому долг хочется вернуть.
Замерла, заметив мистера Кинреда, внимательно наблюдавшего за мной. Не часто ли директор пятого уровня ошивается на третьем? Ему там заняться нечем?
– Здравствуйте, сэр, – сказала как можно вежливее и попыталась пройти мимо.
– Привет. Стоять, – он и не думал учитывать мои надежды. – Какое веселое шоу. Что происходит?
– Ничего такого, что касалось бы вас… сэр.
– А. Давай сделаем вид, что еще неделю ты имеешь право отвечать не на все мои вопросы.
Он снова издевался, смеялся над моим состоянием. А может, и что-то слышал из нашего разговора с Джеком – и это смешило его еще сильнее. Именно его цинизм по отношению к чужим переживаниям, пусть даже с его точки зрения пустым и никчемным, заставил меня разозлиться.
– Сэр, вы говорите так, будто вопрос уже решен! – я вскинулась. – Я хорошо отношусь к Майе и Нику, но не поставлю их интересы выше своего!
Он чуть прищурил глаза, вглядываясь в мое лицо внимательнее:
– А в чем твой интерес?
– У меня целая неделя, чтобы об этом подумать! У вас меня ждет неизвестность и, руку даю на отсечение, ничего хорошего. А здесь вон, цветы дарят. Знаете, как приятно? Хотя откуда вам знать, если вы не обычная девушка из восьмого социального ранга? Я могу идти?
– Еще сделай вид, будто я тебя тут силой держу, – он снова улыбался.
Мерзкий тип. Вот ничего такого вроде бы не делает, а раздражает одним появлением. Хотя отчего же ничего не делает? Не он ли заставил меня раздеться, а потом ощупывал, как какую-нибудь вещь? Не он ли постоянно где-то поблизости – создается ощущение, что он в любой важный для меня момент оказывается рядом. Не просто мерзкий – пугающий тип.
Я долго мылась в душе, приводя мысли в порядок. Вообще непонятно из-за чего расстроилась. Наверное, просто впервые пришлось обидеть человека при искреннем знаке внимания, но этому тоже не помешает научиться. Вышла, заворачиваясь в огромное мягкое полотенце, и вскрикнула. На краю постели сидел мистер Кинред, который при моем появлении встал и направился к двери.
Я же смотрела на букет на тумбе – стакан явно был мал для такой охапки, а может, он и не пытался в него впихнуть, просто положил. Огромные белые бутоны, налитые, твердые лепестки, стебли с шипами – розы, вроде бы, я от шока даже названия припомнить не могла.
– Что это? – успела спросить, пока он не вышел. – Зачем?
Мистер Кинред ответил, уже открывая дверь:
– Решил, что раз тебя можно купить разными мелочами, то держи. А ты теперь включишь свою женскую часть и будешь летать на крыльях. Или реветь – реветь ведь тоже по-женски. Любые твои эмоции я покупаю и собираюсь продолжать их покупать, Ината.
– Покупаете? – не поняла я.
Он рассмеялся и ушел, оставив меня без ответа. Я медленно перевела взгляд на маленький цветочек от Джека. Растение выглядело поникшим – то ли от того, что я носилась с ним по коридору и роняла на пол, то ли от убийственного сравнения не в свою пользу. И теперь он мне показался намного красивее, чем раньше. Все-таки я была права в своих выводах: радость не от подарка, а от дарителя. Даже Джек с его настойчивым желанием взаимности сейчас выглядел приятнее, чем этот… «покупатель».
Глава 7
Майю было не заткнуть:
– Знаете, мистер Роддри, я всегда хотела вам сказать, что вы классный! Я по вам буду скучать больше, чем по всем остальным. Не удивляйтесь, когда я в столовой начну к вам подбегать и расспрашивать о делах – это потому, что я буду скучать! Вы знаете, что вас вообще все сотрудники любят и уважают? Некоторые, правда, называют бабуином – но это не от сарказма, а просто… просто вы классный, понимаете?
Чарльз Роддри только улыбался – и он понимал, что вся эта нелепица течет из девушки от переизбытка волнения. Ник попытался ее одернуть, незаметно тронув за локоть, но Майю несло:
– Я считаю большой удачей для себя – проработать под вашим руководством четыре года! Чистое везение, иначе и не скажешь. И я до последнего была уверена, что заявление не подпишут. Ну, предложил он – может, у него просто настроение было хорошее? А потом подумала, подумала, а зачем ему мы с Ником, если столько времени нужны не были? Но вы должны понимать: у меня до конца контракта всего несколько месяцев, как же такую возможность…
Майя до сегодняшнего дня действительно очень переживала из-за заявлений, она буквально клевала нам с Ником мозги из-за этого волнения. Я им так и не рассказала о нашей сделке с мистером Кинредом: о том, что он пообещал принять их, если я тоже подам заявку. Во-первых, он мог и соврать – не хотелось никого обнадеживать попусту. Во-вторых, он мог не соврать – и этот факт будто подчеркивал его заинтересованность во мне, а на подобном лишний акцент делать не хотелось. Коротко говоря, о договоре они не знали, хотя именно договор и сыграл важную роль в моем решении. Но когда утром мистер Роддри позвал нас в кабинет и выдал новые бланки, я порадовалась – за себя в первую очередь. Мне было намного проще уйти на пятый уровень с друзьями, чем одной.
Не только сделка заставила меня принять решение. Сыграли роль и другие, не такие явные, но тоже очень важные причины. Через неделю работы я подала прошение на аванс, и мистер Роддри без вопросов его одобрил. Теперь я могу уйти из ЦНИ только при условии отработки всей суммы – на третьем уровне это займет полгода. Я надеялась, что отец выполняет обещания и все деньги тратит на лечение. И сразу после получения аванса я поняла то, о чем почему-то не задумывалась раньше: меня ведь и уволить не могут. Но если я откажусь работать или начну нарушать порядок, то система вложенных средств не упустит. Мое согласие на все у них уже есть, я сама подписала это согласие и получила оплату. Выходит, что в ближайшие полгода меня и так смогут использовать как им заблагорассудится. Так не лучше ли перейти на пятый уровень добровольно, а не под солдатским конвоем? Не лучше ли изобразить, что я сама так решила, чем оказаться в ситуации, когда моего мнения не спрашивают? И на пятом уровне та же сумма отобьется намного быстрее, уже к концу первого месяца.
Еще одна причина выглядела совсем уж размыто, и непосвященному показалась бы надуманной. Надо это видеть, слышать и участвовать, чтобы понять до конца. Доброжелательная атмосфера, широчайшие улыбки, даже от Джека, который имел право на меня сердиться, пустая болтовня в столовой и с любым встречным обо всем подряд и по кругу об одном и том же – все это фальшь, необходимые роли для того, чтобы оставаться в системе. Всем известно, что после первого же скандала с сотрудником прощаются. И люди, исключительно по инерции и для перестраховки разыгрывают анти-скандальность, супер-доброжелательность, мега-улыбчивость. Быть может, в своих комнатах они бьются головами о стены или ревут в подушки, но в коридор выходят с видом эйфорического счастья. Эта эйфория – часть их работы, она не обсуждается и, тем более, не осуждается. Ее замечают только новички, а потом вливаются в массу всеобщей душевности или уходят отсюда, если не смогли влиться.
В первое время я подозревала, что в еду добавляют какие-то наркотики – настолько атмосфера счастья мне виделась неестественной. Но потом дошли причины: не нужно никаких наркотиков, требуется условие пребывания: и пусть всяк сюда входящий изображает ангела. Право иногда быть в плохом настроении или не ахать вместе со всеми от радости – такая мелочь! И кто-то не выдерживает жизни без этой мелочи, небольшой срыв Джека тому доказательство. Мне казалось, что и я со временем перестану замечать. А этого отчего-то очень не хотелось. «Это самое главное в системе – оставаться человеком при любом раскладе», – когда-то сказала Майя, и теперь ее фраза виделась мне в более глубоком смысле. Оставаться человеком – это, как минимум, оставить за собой свободу на человеческие эмоции. Я понятия не имела, как обстоят дела с этим на пятом уровне, но третий мне за месяц успел осточертеть.
В итоге все сводилось к тому, что лучше рискнуть, несмотря на страх, который сильно разбавляла болтовня подруги. Да и не одна же иду, будет хоть у кого на плече поплакаться, если моя жизнь превратится в невыносимое существование. И даже сейчас становилось легче, когда мы переглядывались с Майей и Ником, поддерживая друг друга. Мы старались не обсуждать страшилки и сплетни, старались не строить никаких прогнозов, но, безусловно, втроем ощущали тяжесть неизвестности.
Мистер Роддри открыл дверь лифта на пятом уровне и остался на месте.
– Ну все, дальше сами, кабинет вашего директора в следующем пролете, не ошибетесь. А я теперь вам не начальство. Желаю удачи, ребят!
Майя прошла первой, но замерла и оглянулась, внезапно побледнев:
– И вам, мистер Роддри! Увидимся в столовой!
А когда двери лифта закрылись, она подошла к нам, взяла обоих за руки и сказала проникновенно:
– Все-таки повезло, что мы вместе, правда? Представляете, как трудно было тем, кто шел сюда один? И не забываем, что мы всегда можем уволиться. Зато сколько заработаем, даже если продержимся всего месяц!
Майя – беззаботная простушка, но мне в тот момент казалось, что это лучшее человеческое качество. Все упрощать, болтать без умолку и не зацикливаться на переживаниях – есть ли стратегия лучше?
Мистер Кинред вышел к нам сам, и пока он бордо шагал по коридору с извечной приветливой улыбкой, не затрагивающей глаза, я опустила взгляд в пол. Почему-то сложно смотреть на него прямо, поднабраться бы такой силы духа. Голос его прозвучал уж совсем неуместно радостно:
– Добро пожаловать, новички. Пройдем в лабораторию, сначала возьмем свежий анализ крови и вас оформим, потом покажу комнаты. Комбинезоны тоже придется сменить, в ваших номерах уже приготовили сменку. Рады переводу?
– Конечно, сэр! – снова за всех возрадовалась Майя, но и мы с Ником улыбнулись друг другу. Незачем нагнетать ситуацию, когда для того нет пока явного повода.
– Сюда, – мистер Кинред открыл перед нами дверь, пропуская.
– Ой, как здорово, – воскликнула Майя, но уже без прежнего энтузиазма. – А здесь тоже проводятся какие-то опыты?
Я осмотрелась. Помещение было почти пустым, а в окна без штор бил пронзительный солнечный свет. Какие-то лежанки возле стен, выглядевшие вполне комфортными, а внимание привлекла капля воды из не до конца закрытого крана. Вода отчего-то капала прямо на пол, а не в какую-нибудь раковину, но лужи не создавала – капли успевали подсыхать в душном помещении.
– Безусловно, – ответил ей мистер Кинред, который так и стоял в дверном проеме. – Проводились, проводятся и будут проводиться.
Ник не сдержал появившейся у всех нервозности первым:
– А где лаборанты, сэр? Вы говорили о заборе крови…
– Это подождет, Ник, – шеф мягко улыбнулся. – А пока я вас оставлю.
Он вышел и захлопнул за собой дверь, но почти сразу отодвинул заслонку, приоткрыв окно с частой решеткой.
– Надолго? – Ник уже не улыбался, как и Майя, я вообще из себя не смогла выдавить ни слова.
– Дня два. Не думаю, что потребуется больше времени. Все-таки температурный режим не располагает к затягиванию.
– Что? – выдохнула подруга. – Но мы за два дня здесь умрем от жары!
– Почему же? – казалось, что директор смотрит прямо на меня. – Ночью солнце сядет, станет немного прохладнее. Хотя нет, вру – здесь повсюду нагреватели. Да, вам предстоят непростые два дня. Дело вот в чем: трех новых сотрудников мне попросту некуда пристроить, но по истечении этого эксперимента из вас останется в лучшем случае двое, тепловой удар без воды не заставит себя ждать. И победители уже точно смогут получить места на моем уровне, потому что сильным и смелым всегда находится путь. Удачи, новички.
– Стойте! – теперь уже закричала Майя и бросилась к оконцу, вцепляясь пальцами в решетку. Однако заслонка задвинулась резко, она едва успела убрать руки.
Мы втроем в ужасе переглянулись, а потом так же синхронно глянули на кран, из которого капало слишком редко и почти сразу высыхало на полу. Бросились туда тоже одновременно. Ник ощупывал носик, пытался найти хоть какой-то вентиль, но, конечно, не сумел. Не в этом был смысл. Ник же и начал соображать раньше нас:
– Будем делить время. Час возле крана сидит один, потом меняемся. Тогда каждому придется провести без воды два часа, но…
– А как ты будешь отмерять время? – я впервые подала голос. – И здесь за час даже на глоток не накапает.
Ник сел на пол и подставил ладонь, ловя следующую каплю. Тут же слизнул, хотя вряд ли уже умирал от жажды. Майя села с другой стороны. Она, несмотря на жару, выглядела бледной.
– Он не просто так сказал про двух победителей максимум. Явно рассчитано, что на третьего не хватит, на двоих-то с трудом…
Я все еще не понимала, к чему она клонит, потому пыталась рассуждать, пока температура не начала плавить мозги:
