– Макс, давай о деле в другой раз, не будем пугать Марину подробностями. Ты вот, как самый образованный, расскажи нам или конкретно дремучему мне, кто такой есть А. И. Долженицын? Мое незнание, конечно, позорно, но я стремлюсь.
– Ну, с чего бы начать? – Земцов провел рукой по лицу. – Алексей Иванович Долженицын, отечественный писатель, поэт, историк, драматург и публицист. Да, еще, разумеется, философ и политический деятель. Во время Великой Отечественной, будучи офицером, был арестован за переписку со своими знакомыми, осужден на восемь лет лагерей и отправился на стройки народного хозяйства.
– Первый раз слышу, чтобы кого-то посадили за переписку, – вмешалась Маргарита.
– Не просто переписка. Критика власти, мысли о ее свержении, тем более во время войны, тем более офицером. Это серьезно! Как по мне, Алексей Иванович еще легко отделался. В своем бессмертном произведении он пишет, что суды-тройки всем без исключения давали срока, кратные пяти. Десять, пятнадцать, двадцать пять лет. Ему самому каким-то непостижимым образом дали восемь. То, как он сидел – это тайна, покрытая мраком. Сам он в «Острове» не очень об этом распространяется, да и то что рассказывает, как-то не вызывает доверия.
В какой-то момент ему удается выдать себя за физика-ядерщика, после чего благополучно переезжает в «шарашку», место, безусловно, более спокойное. Там и дожидается конца срока.
Сильно обидевшись за время отсидки на всю советскую власть в целом и на Иосифа Виссарионыча в частности, вскоре начинает сочинять свой легендарный «Остров Гулаг». Спустя несколько лет он издается за границей, кажется во Франции. Конечно, такого плевка в сторону ненавистного всему миру Союза не могли не заметить. И с тех пор «Остров» стал, пожалуй, самой популярной книгой по истории в период, кажется с 1914 по 1956 годы. Вполне может потягаться по популярности с самим Шерлоком. А сам же автор стал неполживым светочем правды, доброты, ненависти к советскому строю и вообще к одной шестой части суши.
– Я так понимаю, ты прочитал полностью это произведение? – дождавшись кивка Максима, Маргарита продолжила: – И ты не сильно с ним согласен, судя по сарказму в твоих словах?
– Ты увидела суть, – улыбнулся Земцов, – для меня «Остров» – это набор баек, слухов, сказок, выдумок самого автора, которые спорят с логикой, здравым смыслом, учебником истории, а зачастую и сами с собой. И я такой не один, нас много. Но если учесть, что «Остров» собираются или уже изучают в школах, мы пока в меньшинстве.
– Знаешь, Макс, – Марина хитро усмехнулась, – это может быть даже хорошо, – глядя, как удивленно все на нее уставились, она продолжила: – Дети и подростки смолоду возненавидят «Остров», как, в принципе, и любое произведение из школьной программы.
Мужская половина компании дружно засмеялась. Логика в словах Марины определенно прослеживалась и это даже настроенного на лиричный лад Земцова развеселило.
– Ладно, – отсмеявшись, заявил Кириллов, – не будем о грустном, о политике и о грустной политике. Вспомнил один случай. Откинулся как-то один мой «крестничек», в смысле, которого я в «Кресты» определил, вернулся из Сибири в Питер…
Вечер продолжался. Правда из романтической встречи он превратился в ментовские посиделки, но это уже никого не смущало. Языки, что у Киры, что у Максима, были подвешены что надо, и нехорошее начало разговора было вскоре забыто. Милицейские байки, хохмы, анекдоты мешались с лиричными историями, обсуждениями и никто не чувствовал себя неловко.
Маргарита рассказала о себе. Она была не местной, переехала в Питер к отцу около года назад. Где ее мать, она грустно умолчала, и никто не стал пробовать спросить ее об этом. Закончила новгородскую высшую школу полиции, но решив не терять связь с отцом, переехала в Питер, где и решила работать. Максим с Мариной обратили внимание, как, узнав о школе полиции, по-новому взглянул на Осокину Андрей. Переглянувшись они одновременно прыснули, введя в замешательство вторую пару.
Время неуклонно приближалось к полуночи. В очередной раз посмотрев на часы, Земцов переглянулся с женой и с сожалением заявил, что нужно собираться по домам. Никакого алкоголя на этот раз они не заказывали, пьяных разгулов не намечалось, поэтому, расплатившись, они чинно, парами, под руку, покинули уютное заведение.
Кириллов выехал со стоянки первым, моргнув на прощание фарами и скрылся в черноте ночи. Максим стоял возле своего верного «Субарика», задумчиво разглядывая воду канала сквозь перила. Марина уже забралась в машину и так же сосредоточенно разглядывала себя в зеркальце из косметички.
Что-то нехорошее творилось у него на душе. Какое-то предчувствие не давало покоя. И он не мог понять, что с ним случилось. Прошло буквально пять минут и хорошее настроение буквально ухнуло в пропасть. Проснулась ли это чуйка или же отголосок нервного срыва, было непонятно.
Уже по дороге к дому Марина нарушила царившее в машине молчание.
– Ты, когда про Долженицына рассказывал, я вспомнила, хотела рассказать, а потом из головы вылетело.
– Я весь во внимании! – Земцов улыбнулся, скосив глаза на жену. Ему нравилось ее слушать. Легкий и своеобразный питерский юморок она могла передать, как актриса со сцены. Так одесситы рассказывают еврейские анекдоты. Поставленная речь и начитанность, она могла бы составить ему конкуренцию в писательстве.
– Я еще когда в медицинском училась, был у нас курс психиатрии, и вот пару семестров его вел приходящий преподаватель. Профессор с Пряжки. Такой невысокий, старенький дедушка. Рассказывал так, что заслушаешься. Очень любил байки про больных рассказывать…
– А как же врачебная тайна?
– Так он имен не называл. Ну, как не называл? Наполеоны, Ленины, Троцкие, Буши, Клинтоны – это же псевдонимы. Творческие. Ха- ха. Так вот, как-то у него спросили, а кто еще бывает? Этих-то все знают, они на слуху, а бывают более изобретательные на выдумку психи? Профессор минут пять перечислял. Всякие фараоны, короли, принцессы, полководцы, поэты, писатели. И вот он рассказывает, что сам от кого-то слышал, правда-неправда, не знаю, не ручался, работал тогда в психушке где-то под Уфой один молодой психиатр, и лечился в той психушке мужичок один. Маленький такой, худенький. Ну и при знакомстве представился Алексеем Ивановичем Долженицыным. Он там лежал уже, когда врач устроился только работать. Ну и приписали ему пациента. Он им всем тогда легким казался. Мужичок хоть и буйный, но мыслит связно, где-то даже умные мысли выдает. Все повторял, что книгу напишет. Диагностировали ему тогда нервный срыв на фоне амнезии, ну и лечили, как полагается. Как на людей перестал кидаться, ему справку в зубы – гуляй. С памятью мы ничего сделать не можем, повезет – сама восстановится.
– Это как? Справку на имя Долженицына?
– Представляешь, да! Это где-то в конце 60-х было. Настоящего Алексея Иваныча еще не знали, ну как, не все поголовно знали. А у этого мужика документов нет, а представляется так. Разбираться не стали, наверно, поверили. Тогда же людей на произвол судьбы не бросали, выправили документ какой-никакой, типа справки об освобождении и отпустили.
– Нормально так! – усмехнулся Земцов. – Хочешь сменить имя – ляг в психушку.
– Вот наш препод и смеялся, когда рассказывал. Неужто, говорит, настоящего Долженицына лечили, вылечили и отпустили с миром.
– Да нет, настоящий в это время свой «Остров» за бугром дописывал, – Максим хмуро посмотрел в зеркало заднего вида. – А может это он людей валит и сувениры оставляет?
– Кто? – не поняла Марина.
– Ну псих этот без документов.
– Да ну, ты чего Макс? – Марина выглядела ошарашенной, на секунду задумалась. – Нет, не может быть, это когда было? Больше полувека назад. Ему уже под девяносто должно быть, если и жив еще.
– И до такого возраста доживают, – проговорил Земцов, снова взглянув в зеркало. – Интересная история! Как бы мне с твоим профессором поговорить?
– А никак ты с ним уже не поговоришь, – грустно вздохнула Марина.
Максим все понял. Повисла пауза. Оторвав руку от руля, он притянул к себе жену, поцеловал в висок. Это был их ритуал при езде на машине, неизменно поднимавший настроение обоим.
– На дорогу смотри, – привычно легко и ласково оттолкнула его жена. – Макс, чего ты там увидел? – в очередной раз уловив его взгляд в зеркало, Марина извернулась на сиденье, посмотрела назад.
Метрах в пятидесяти позади были видны фары едущего автомобиля. Марина беззвучно хмыкнула. Тот не делал попыток приблизиться или свернуть, все так же спокойно ехал следом. Разглядеть марку или тем более номера не представлялось возможным, но Марина внимательно вглядывалась в высокий угловатый силуэт машины. Вдруг что-то неприятное кольнуло ее изнутри. Понятное дело, иномарка, угнаться за Максом по пустой трассе на отечественной – та еще задачка. Ничего более не разглядев, она уселась обратно, попыталась загасить внезапное волнение.
– Ладно, Макс. Питер давно уже не самый бандитский. Ему просто по пути. Куда мы вообще едем? Ты его сбросить пытаешься, петляешь как заяц? Или в детстве в шпионов не наигрался?
– Да и сейчас не особо хочется, – отозвался Земцов, в очередной раз заглядывая в зеркальце. – Держись-ка покрепче.
Мельком взглянув и убедившись, что Марина пристегнута, он, пользуясь пустынностью дороги заложил крутой вираж, объезжая в нарушение всех правил острый угол дома-утюга. Проехав в этом направлении около сотни метров, он сбросил скорость, всматриваясь назад. Марина вновь извернулась на сиденье, уставилась туда же.
Несколько секунд спустя в поле зрения вновь возник преследователь. Теперь с полной уверенностью его можно было так назвать. Не будучи таким асом-водителем, как преследуемый, он не рассчитал скорость и угол захода в поворот, вследствие чего чуть не протаранил стоящую у дороги машину. Резко затормозил, сдал назад, выворачивая руль.
– Он правда за нами?! – округлив глаза, испуганно вскрикнула Марина.
– Не бойся Маринка, сейчас он умоется! – в словах Максима лязгнул металл.
Стремительно стартовав с места, Земцов не стал ждать, пока неумеха сзади справится с управлением. Сделав несколько поворотов, он резко свернул, загоняя машину через арку в один из «колодцев». Быстро и точно припарковав послушного «Субарика» параллельно стене, он выскочил на улицу, обежал капот, рванул пассажирскую дверь.
– Быстрей, Маришка, вылезай.
Выпрыгивая из теплого салона, она заметила в его руке зажатый травмат. Когда Максим успел его вытащить из тайника, Марина не помнила. Быстро пробежав по темному колодцу метров двадцать, они нырнули в ближайшую парадную, в предбаннике прижались к стене и друг к другу. Прислушались. Тишина не была звенящей. Где-то работал телевизор, из-за тонких дверей слышались голоса жильцов. Обычный дом жил своей обычной жизнью. Исправно горели лампочки, у входа на лестницу и пролетом выше. Ощущения, что они оказались в темном, глухом и мрачном подъезде «Улиц разбитых фонарей» так и не появилось. Но и звуков присутствия кого-то в подъезде тоже не было. С улицы не доносилось вообще ничего. Ни шума двигателя, ни стука шагов, ни шороха каких-либо действий.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70600642&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Подробно о событиях «Московского инцидента» описано в книге «Волна безумия», того же автора.
