– Ребята, я переключился на ближний, вы же видели…
– Он еще и дерзит мне, слышите? – Кепка подходит ближе. – То есть, ты считаешь, я вру?
Если бежать, то сейчас. В лес. Но ноги, как назло, будто приросли к земле. Стали ватными. Не ожидал от них предательства в такой ответственный момент.
– Значит, я вру. Так что ли, по-твоему? – повторяет кепка, делая вид, что выходит из себя. Он, похоже, был среди них главным.
– Нет… может вам так показалось, – говорю, – Темно же вокруг. В любом случае, извините, мужики, ок?
– Показалось? – орет на меня кепка. – А, может, и показалось…
Странный он какой-то. Стоит, чешет репу. А глаза как у быка – красные, бешеные. Сканируют меня с ног до головы.
Тот, что в свитере с безголовым драконом, подходит ближе. Ухмыляется.
– Хочешь, загадаю тебе одну загадку? «Скачет он вдоль деревень, ищет там всякую хрень». Кто бы это мог быть, а?
Это был очень хитрый дракон, как оказалось. Продолжает улыбаться. Но улыбка у него какая-то нехорошая.
Сейчас главное себя не выдать. В голове проносится мысль: «откуда они знают про „скачущего вдоль деревень“? Или я что-то не так понял?» Но думать об этом нет времени.
– Ребята, я не понимаю, о чем вы, – стараюсь изо всех сил выразить удивление. – Вы меня с кем-то путаете. Я рыбак. Еду на ночную рыбалку. Мне проблемы вообще не нужны…
У меня на любой «выезд» была приготовлена легенда. Использую ее на автомате.
Мужик в свитере пристально смотрит на меня. Дождь хлещет по лицу, одежда у всех основательно мокнет. Но им как будто все равно. Стараюсь держать на виду всех троих, но кожанка практически сливается с темнотой.
– Ладно, ладно, рыбак, – соглашается, наконец, кепка, смачно плюнув в сторону. – Обознались, похоже.
Подходит с вытянутой лапищей. Лыбится. И вдруг со всего размаху бьет меня по лицу кулаком. Потом в живот.
Дыхание перехватывает, пячусь назад. Перед тем как все поплыло перед глазами, я успел прочесть надпись на его футболке: «НЕ ТРАВИТЬ!» Перекошенное лицо под словами злорадно щерится.
– А это тебе за грубость, дружище. С пацанами так не разговаривают.
– Но ты сам виноват, – чуть ли не по-дружески произносит второй. – Мы из-за тебя чуть в поле не вылетели. А там – сам видишь какая каша.
Кепка поглаживает свою руку. Видимо, мои кости оказались не такими мягкими, как он предполагал.
Перед второй атакой он отклонился немного назад (наверно, чтобы увеличить амплитуду удара), замахнулся… но тут подул ветер – и сорвал с него кепку. Матерясь, он погнался за ней. Сделал шагов пять, дважды пытался подхватить ее на лету, но промахивался. Кепка, хлюпнув, приземлилась в грязь. Наконец, злодей схватил ее, стал отряхивать. Одевая кепку обратно на голову, зыркнул на меня злобно, с ненавистью. «Мне бы твои проблемы, – думаю про себя, вытирая сочащуюся из носа кровь. – Впрочем, все в этой жизни относительно».
– Осмотри машину, – скомандовал он кому-то из своих. Я сделал еще два шага назад, еле держась на ногах. А в голове мысли такие ясные, даже удивительно. «Вот сейчас они будут меня убивать, – думаю про себя. – Переговорщик из меня, конечно, хреновый. Значит, конец пути?»
Сбоку скользнула тень. Это подкрался мужик в кожанке. Он был пьян в стельку. И покачивался на какой-то своей волне.
– А давайте его пощекочем? – говорит своим, и достает из кармана небольшой ножик.
Пытаюсь выпрямиться. Поднимаю руки, как каратист.
– Ребята, гандикап заканчивается. Не будите зверя. Сейчас я превращусь в Халка, – бормочу я какую-то фигню.
Ко всем прочим моим странностям, у меня есть еще одна особенность – я не могу ударить человека. Ни человека, ни любое другое живое существо. В связи с этим у меня и раньше было множество проблем. Все эти школьные драки, юношеские разборки… Причем, я не был слабаком или ущербным каким, просто я морально не мог перейти эту черту.
Так что все мои слова – были только словами. И они это тут же раскусили.
Кепка быстро подходит ко мне и снова бьет по лицу. Я не удерживаюсь на ногах и падаю. Он с остервенением пинает меня ногами. За что? Кто знает. За головной убор, за дождь, за искателя, за свою поганую жизнь. А может, просто так. Потому что он такой человек. Кожанка тоже пытается пнуть, но промахивается, поскальзывается, и падает лицом вниз.
– Бля, мужики, я нос разбил, – гнусавит он где-то возле меня. Теперь мы с ним стали немного похожими.
– Куда ты полезла, дура?! Уйди с глаз моих, ушлепок, – озверев, кричит кепка приятелю. Тот сидит на земле, утирая нос. Не двигается. Меня перестают бить. Уже хорошо. Слышу сверху тяжелое дыхание. «Сейчас отдышится, и снова начнет».
Успеваю приподняться на колени. К горлу что-то подступает. В глазах потемнело… И тут я как по команде начинаю блевать. Все, что ел по дороге, выходит из меня дружным строем одно за другим. В самом неприглядном виде.
– Фу, какая мерзость, – лепечет кожанка, отшатываясь. Брезгливый, однако. Кепка тоже делает шаг назад. Не могу остановиться. Блюю и блюю. За минуту из меня вылезает все, что было в желудке.
«А вот и они, родимые, утренние бургеры с солеными огурчиками».
Хулиганы соображают, что делать дальше. Моя блевотина будто очерчивает защитный полукруг от этих монстров. И никто не подходит.
Меня как будто вывернуло наизнанку. Сил нет никаких. Сижу на коленях вокруг своих харчей. Грязный, избитый.
– Тут у него ниче особо нет, – закричал из моей машины третий. – Удочки, снасти всякие. И куча дверных ключей в багажнике.
Он загребает руками мои железяки и показывает остальным.
– Рыбак, ты че – еще и ключник? – ржет кожанка. А кепка тем временем осматривает свои кроссовки на предмет порчи от нечистот. Услышав про ключи, он поднимает голову и о чем-то задумывается.
– Откуда ты их взял? – наконец, спрашивает он. Меня пугает его голос. Собираюсь с силами, чтобы ответить.
– Бабушка дала… Она сторожем работает в дачном поселке, – придумываю на ходу. Жить-то хочется! – Нашла их в каком-то ведре. Если надо – забирайте себе! Мне они ни к чему.
– Тогда зачем ты их возишь с собой, дурачина? – спрашивает кепка, все ближе и ближе подступая ко мне.
– Не знаю, она дала – я взял, – говорю. – Не мог же я огорчить родную бабушку.
Кепка делает еще один шаг вперед и теперь стоит уже прямо надо мной. Не знаю, поверил он мне или нет. По его мерзкому лицу хрен что разберешь!
События разворачиваются слишком стремительно. Надо бы посидеть, все обдумать. Но времени катастрофически не хватает.
– Мужики, там в бардачке сигареты… Дайте покурить хотя бы, – прошу их. ЧТО Я ВООБЩЕ НЕСУ??? КАКИЕ СИГАРЕТЫ??? МОЛИТЬСЯ НУЖНО!!!
– Что ему надо? – кричит копавшийся в моей машине мужик. Он, похоже, не расслышал что я сказал.
– Сигареты, говорит, в бардачке у него. Я бы тоже покурил, – мечтательно добавляет кожанка, сидя на земле. Тот, что в кепке, мечется из стороны в сторону, не зная, что предпринять. Держит свой головной убор двумя руками. Потому что раззадорившийся ветер так и норовит с ним снова поиграть в догонялки. И тут, который был в свитере, вдруг кидает мне пачку сигарет. Мою старую дежурную пачку. Вот как раз для таких случаев.
– Держи, ключник!
– Спасибо, – говорю. Изо рта идет кровь, смешивается с дождем, капает на футболку.
Достаю зажигалку из полупустой пачки, быстро закуриваю, пока все не промокло. Остальное кидаю мужику в кожанке. Он поднимает с земли пачку и тоже закуривает.
– Прямо пикничок, блять, – смеется он. А я понимаю: время, отведенное мне на жизнь, измеряется сейчас длиной вот этой самой мокрой сигареты… Стараюсь не спешить. Смакую. Интересная картина открывается моему взору: я, курящий в окружении своей блевотины; мужик с окровавленным носом, старающийся выдувать дым одним ртом; и над нами возвышается бешеная детина в перепачканной кепке, озлобленная и чуточку растерянная.
Где-то за спиной под аккомпанемент осенних листьев гудит лес. Дождь дирижирует взмахами тысячи палочек то вправо, то влево. Вокруг меня начинает образовываться небольшая лужа.
– Вылезай давай, – не выдержав, кричит кепка. Машет рукой. – Я в твое дерьмо не полезу. Давай, давай, давай!
Вдруг вдалеке появляется свет. Все, думаю, светает. Убегайте, демоны, сейчас закричит петух…
– Атас, там че-то едет! Валим отсюда, – слышу (очнувшись от видений), как кричит тот, который копался в моей машине, своим дружкам. Кепка что-то раздумывает, но потом быстро идет за ним следом. Мужик в кожанке с раскачки встает и двигается к машине. Бросает сигарету. Оборачивается. Подходит ко мне. Своими пустыми глазами смотрит мне прямо в душу.
– Ты не держи зла. Я только тихонечко, – бормочет. И бьет меня наотмашь ножом в живот. Лезвие скользит по телефону, лежащему в кармане, и уходит куда-то рукояткой вглубь. Сигарета из моего рта отлетает в сторону. Живот пронзает острая боль. Мне кажется, что я обоссался.
Кожанка, скалясь, медленно приподнимается и вразвалочку идет к машине.
Хлопают двери. Машина, заревев, разворачивается и уезжает. Дождь продолжает лить нескончаемым потоком.
В голове у меня проносится мысль: «курение – убивает…»
<Разговор с отцом>
До выезда из мотеля нужно было позвонить отцу. Чтобы никто не мешал, не отвлекал. Вообще-то, я хотел позвонить ему еще вечером, вчера. Но не успел подготовиться. А без подготовки звонить я не решился.
Обычно я делаю так: беру бумажку и заранее составляю план нашего разговора. Своеобразную шпаргалку. Придумываю штук десять тем – и потом по одному вычеркиваю то, о чем мы уже поговорили, чтобы не повторяться. Удобно. Спасает от неуютных пауз, предотвращает обсуждение скользких, незапланированных тем. Главное, вовремя положить трубку.
Правда, однажды, во время разговора с ним, я забыл вычеркнуть какой-то пункт – и случайно на автомате повторил одну и ту же тему второй раз подряд. Отец был удивлен. Мне кажется, в тот раз он что-то заподозрил. Но подобной оплошности я больше не совершал.
Не знаю, как бы отреагировал я, случись мне узнать, что родной сын проделывает такое до разговора со мной… Возможно, поэтому я никогда всерьез и не задумывался о том, чтобы завести детей. Сложно это все. Тут бы с самим собой разобраться. (К тому же, это такой страх – воспроизвести нечто подобное себе, чтобы потом всю свою жизнь чувствовать за него ответственность, переживать. Испытывать чувство вины…) Впрочем, фраза «заводить детей» тоже звучит как-то бредово. В конце концов, дети – это не заводная игрушка.
Итак, нужно было позвонить отцу, а перед этим – составить план. Я достал свой блокнот, взял ручку и начал писать.
Вывел на чистом листке цифру «1». Поставил точку.
На этом месте ручка перестала писать. Я решил ее разобрать и поглядеть, в чем там дело. Знаю, что вариантов не много. Либо паста закончилась, либо шариковый наконечник сломался. Но мне захотелось проверить. Ведь иногда бывает, что часть чернил остается в трубочке, не доходя до наконечника. И тогда достаточно дунуть ртом в стержень, чтобы чернила дошли до конца. В детстве я так часто делал.
Минут пять возился с ручкой, пытаясь ее разобрать. Я прям увлекся. Заглушка не вылезала, как будто была посажена на клей. Когда я попытался отковырнуть ее колпачком, послышался треск – не выдержал сам колпачок, а заглушка так и осталась на своем месте. С противоположной стороны никаких успехов я тоже не добился. Крутил наконечник ручки до тех пор, пока пальцы не покраснели, и лишь потом понял, что ручка одноразовая и не разбирается. Просто зачем-то наконечник был покрашен в другой цвет.
В итоге ручку я все-таки сломал. Достал пасту. Она оказалась пустая. Тогда я взял куртку и вышел на улицу.
«Куплю такую же пасту, а ручку замотаю скотчем», – решил я про себя, потому что к этой ручке уже прикипел, пока вел свой дневник.
Однако в магазине выяснилось, что стержни по отдельности давно уже никто не продает. Я как-то пропустил этот момент, реально. На витрине лежало множество разных ручек: большие и маленькие, девчачьи и мальчишечьи, с перьями и без. Только ручки и никаких тебе паст.
Потом, немного побродив по магазину, в углу я увидел корзину, в которой лежала куча простеньких, дешевых ручек. Вот в ней я и обнаружил такую же, какая была у меня. Тут же схватил ее, подошел к кассе, расплатился. Вернулся в номер. Достал блокнот, расписал ручку. Все в норме.
Осталось дело за малым.
Итак, разговор с отцом, пункт первый. Традиционный. Спросить, как здоровье.
После смерти матери Тараканище (так я при маме иногда его называл) сильно сдал. Наш усач был ко всему прочему еще и кровососом, а таким, как известно, всегда нужна свежая кровь. Как только сосать стало не из кого, он начал дряхлеть. Так что тема здоровья – это самые легкие десять минут общения.
Отец очень много курил. Две пачки в день – не меньше. Он рассказывал, что в пятнадцать лет устроился работать на какую-то ферму. Работа была тяжелая, на выносливость. Там были одни мужики. Чтобы выжить в этом коллективе, нужно было ничем не отличаться от остальных, иначе тебе не жить. Вот там он и начал курить, вместе с этими мужиками.
Потом была армия. А там – если не куришь, значит, меньше отдыхаешь. Он никогда не пытался бросить, свою жизнь без сигарет отец не представлял. Боюсь подумать, что у него там с легкими. В последние годы приступы кашля стали мучить его все чаще и чаще.
Смешно вспоминать, но я в детстве думал, что он оттого такой злой – потому что курит. Мне казалось, что в сигаретах спрятан какой-то яд, который делает человека ненормальным. Мама ведь не курила – и была доброй. Я тайком прятал его пачки под кровать, за стенку, закидывал на кухонный гарнитур. Но он всегда их находил…
Так, ладно. Дальше можно спросить: как соседи, не мешают ли спать? О, иногда эта тема могла здорово выстрелить! Но после этого он обычно возбуждается, начинает нервничать, орать, так что «соседей» я стараюсь доставать только в крайнем случае, когда вообще ничего не могу придумать. Будоражить его мизантропические черты характера впустую ни к чему.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70609090&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
