Галина Комичева "Всё больней и любимее жизнь…"

Лицом – к свободе ячменя,
затылком – к темноте декабрьской,
и я была вольна дикарски,
как будто не было меня.

Музыкальный момент

Листья в лесу перегнили.
Со скрипкою на весу
до нитки раздетое дерево
качается на ветру.

Кру-кру – над лесом,
скрип-скрип – скрипка,
последние птичьи каприччо
и лучшие, может быть.

Ши… шишки мокрые,
шо… шорох осени,
последние шумы сосен
и лучшие, может быть.

«Куда вы меня не пустили?…»

Куда вы меня не пустили?
Туда,
где солнце творит удары сквозь крону
кипящего дуба?
Туда не пустили,
где под ногами тугой подорожник
мимо ушей пропускает клёкоты тёмного мира?

Не пустили туда,
где ночь воздвигает хрустальные вертикали?

Где дерзкие ливни,
кляняся последнею клятвой последнего
жизнелюбца
любят и любят родящую землю,
и нас обнимая до нитки, и нас обнимая…

«Ещё не скоро у закатов зимних…»

Ещё не скоро у закатов зимних
закончится малиновый запал.
Края села, пригорки и низины
безмолвны и нежны. Бог задремал
за огородами у ледяного пруда.

В предчувствии рождественского чуда
застыли дерева. Сосед мне рассказал,
что здесь в сочельник ангелы летают
и в душах мир надолго поселяют.

В покое бесконечного блаженства
гляди в окно на санные пути,
на здешний день, высокий и божественный,
чтоб было с чем остаток дней пройти.

«Вот оно, время громов и молний…»

Вот оно, время громов и молний,
природа пашет и вкривь и вкось,
скопилось в жилах крови крамольной,
и началось!

Разгулевались большие страсти,
располыхался язычник-дуб,
расклокотался в пропащем царстве
открытый, дерзкий, вселенский дух.

Земля всё примет, – видала всяких!
Когда природы счастливый вздор
в последнем ливне вконец иссякнет,
услышим дерева тихий вздох.

«За ночь расчистилось небо над городом…»

За ночь расчистилось небо над городом,
липы, надев золотые короны,
не шевелятся. Под царственным пологом
тень разливается в разные стороны.

Из ничего зажигается жизнь,
на перекрёстке секунды и вечности
силы небесные напряглись
формы меняя до бесконечности.

Веером солнце бросает лучи,
овладевая просторами лета,
мощным напором полдневного света
об человека ломая ключи.

«берег…»

берег
сосны
лодки там и тут
перевёрнуты
снасти
паутину
тонкую
покоя
ткут

бессмысленной рукой
бессмысленные знаки
оставлю на песке
прикосновенье ветра
прохладною ладонью
застынет на виске

ещё немного лет
и поплывём на лодке
за этот горизонт
а там обнимет вечность
я вспомню век короткий
как эпизод

«Как больно мне смотреть на красоту…»

Как больно мне смотреть на красоту,
на утренний туман, на световые пятна,
под влажными деревьями, на ту,
далекую и близкую черту,
светящуюся в зареве закатном.

В пространственных лесах,
где корабельных сосен
верха колышутся, тоскуют, говорят,
на восходящем солнце горят лесные торсы,
художники природы, творят они, творят.

Я душу напою для следующей жизни
тобой, небесный свет, тобой, земная плоть.
Свободно и легко, сегодня, завтра, присно
любить, вдыхать, владеть позволил мне Господь.

Март

«Ещё не март. Под крепкой коркой льда…»

Ещё не март. Под крепкой коркой льда
ворочается Днепр и хочет власти.
День-два ещё, и заклокочут страсти,
весенняя взыграет чехарда.

Заговорят поэты-идиоты,
пророки, забулдыги, мудрецы.
Хотите знать, зачем живём? – всего-то?!
родимые, что ваши бубенцы! —

колокола не могут… Ну и век! —
всё кубарем на этой на планете,
но есть и настоящие поэты,
без них ты – беззащитный человек.

«Как трудно мне в бесснежном декабре…»

Как трудно мне в бесснежном декабре