Проследовав за матерью на кухню, он произнёс в своё оправдание:
– Мам, ты так говоришь, как будто бы ты не из Средней Азии, где никто никого никогда заранее не предупреждает о приходе, потому что каждый гость – это подарок Аллаха, а чистый европеец, который сообщает родным и близким о своём приходе чуть ли не за неделю. Помнишь, как ответил Карлсон малышу, когда тот сказал, что они не знали, что он прилетит, и поэтому не приготовили к его приходу торт с взбитыми сливками?
Мать, улыбнувшись, ответила:
– Что они должны были надеяться изо всех сил.
– Вот именно, – сказал он, подняв указательный палец вверх, – поэтому давай жареную колбасу.
– Нет, Слава, я не потерплю, чтобы в моём доме ели эту гадость, – с серьёзным видом сказала мать, не смотря на то, что понимала, что он пошутил, цитируя героя советских мультфильмов. – Мне твоего отца хватило, у которого было только одно блюдо – жареные яйца с варёной колбасой, кусок белого хлеба и сладкий чай. Наелся в своё время до проблем с желчным пузырём, который и свёл его в могилу.
Вспомнив отца, он улыбнулся и добавил:
– Меня больше всего поражало, как он это ел. Никогда не выкладывал в тарелку, а ел прямо из сковороды, в конце вымазывая куском хлеба, оставшийся жир вперемешку с яичным желтком. Жуть!
Он обратил внимание, что от слов о еде у него вдруг проснулось чувство голода. В желудке неприятно засосало, а сам полый мышечный орган злобно зарычал, словно голодный пёс, требуя кинуть в него, что-нибудь съестное. Удивительным было то, что это чувство, которое он со времен стал забывать, вновь родилось в нём, когда он переступил порог родительской квартиры.
– Вот поэтому придётся подождать.
– Подождём.
На кухню забежал Руслан и хотел схватить из стоящей на столе вазочки печенье, но бабушка во время, успев схватить его за руку, погрозила ему пальцем и сказала с укором:
– Сначала поешь, а потом уже вершки сшибать будешь, иначе перебьёшь аппетит.
Руслан попытался капризничать, но увидев строгое выражение лица отца, не предвещавшее ему ничего хорошего, с недовольным видом вышел из кухни.
– Слушай, мам, я хотел у тебя поинтересоваться, – обратился он к матери, когда Руслан вышел из кухни. – Ты же работаешь старшим воспитателем в детском саду, может быть, тебе приходилось по рабочим вопросам и делам сталкиваться или слышать такую фамилию Таунберг…
Он не успел договорить, потому что мать, бросив на него заинтересованный взгляд, сказала:
– Если ты имеешь в виду Паулу Арнольдовну, конечно.
– Да-да, я о ней говорю, – обрадовавшись, подтвердил он.
– Ну, конечно, – вновь подтвердила свои слова мать, – она ведь детский психолог. Между прочим, она работает в той же школе, что и Надя с Агатой.
– Я знаю.
– А тебе она зачем? – заинтересованно спросила мать.
– Что ты можешь о ней сказать? – спросил он, проигнорировав вопрос матери.
Мать, немного подумав, ответила:
– Отличный специалист, прекрасно знающий своё дело. Коммуникабельная, общительная, очень приятная женщина, немного своеобразная, но это нисколько не отталкивает, а напротив даже привлекает. Одним словом психолог, они все немножко со странностями. Легко и быстро находит общий язык, как с детьми разных возрастов, так и с взрослыми. Мне несколько раз приходилось работать вместе с ней, и у меня остались исключительно положительные эмоции. Я чувствовала себя в её обществе комфортно.
Внимательно выслушав мать, он спросил:
– Может, ты знаешь, как к ней относятся в школьном коллективе?
Мать, пожав плечами, ответила:
– Ну, я не знаю всех тонкостей и нюансов микроклимата в школьном коллективе Агаты, но по рассказам некоторых учителей, с которыми я лично знакома, их дети ходят в наш сад, их отношение к Пауле Арнольдовне исключительно положительное. Говорят, что хороший специалист, с которым приятно общаться и работать.
«Угу, – подумал он, слушая внимательно то, что говорила ему мать, – только почему то ни Наде и ни Агате Владимировне это не нравится. Одна с ней постоянно конфликтует, а вторая от неё избавиться хочет. Странно как-то получается. На лицо крайне предвзятое отношение со стороны Нади и её матери к детскому психологу, с которым все прекрасно ладят и работают».
– Почему она тебя заинтересовала? – спросила мать.
Вновь проигнорировав вопрос матери, он в свою очередь задал свой:
– А про отца её ты что-нибудь знаешь?
– Насколько мне известно, её отец видный в медицинских кругах психиатр. Арнольд Исаакович является заведующим областной психиатрической больницей, которая находится на окраине города. Уже одно это говорит о том, что он первоклассный специалист.
– Почему? – заинтересованно спросил он.
– Как это почему? – возмущённо переспросила его мать, недовольная тем, что вопросы задаются ей в одностороннем порядке. – Это не просто психиатрическая больница, а специализированное медицинское учреждение, где лечение проходят люди с уголовным прошлым. По сути это та же тюрьма.
– Откуда ты это всё знаешь? – с нескрываемым недоумением спросил он.
Мать, посмотрев на него, как на дурачка, усмехнулась и сказала:
– Слава, ты, как будто бы только что из лесу вышел, а не в нашей семье вырос.
– Понятно, – догадался он, – от отца.
– Ну, конечно, твой отец по рабочим делам неоднократно ездил в эту больницу, рассказывая потом, какой ужас там творился в специальном корпусе, где проходили лечение уголовники с тяжёлыми заболеваниями психики. Представляешь, какую железобетонную нервную систему нужно иметь, чтобы работать в таком учреждении?
– Представляю, – ответил он, задумавшись.
– Слава, почему ты интересуешься Паулой Арнольдовной? – спросила мать.
Задумавшись, он мыслями ушёл в себя, переваривая всё то, что услышал от матери, поэтому не ответил на её вопрос. Ей это не понравилось, и она, положив на стол кухонную утварь, упёрла руки в бока и повторила свой вопрос, основательно повысив голос:
– Слава, или ты мне скажешь, зачем тебе понадобилась Паула Арнольдовна, или я больше не отвечу ни на одни твой вопрос.
Он даже не отреагировал на голос матери, по-прежнему стоя с отрешённым лицом.
– Да, что же это такое?! Слава, ты вообще меня слышишь?!
– А? – очнулся он и поднял вопросительный взгляд на мать.
Мать, смерив его недовольным взглядом, произнесла:
– Ты глухой что ли? В сотый раз тебя спрашиваю, зачем тебе Паула Арнольдовна?
Он знал, что мать задаст ему подобный вопрос, но ничего придумывать не стал, сказав ей правду:
– Я узнал про Паулу Арнольдовну от Нади. Вопреки твоим рассказам она и её мать кардинально противоположного о ней мнения. Надя утверждает, что Таунберг самолюбивая выскочка, с которой у школьного коллектива серьёзные проблемы, поэтому Агата Владимировна пытается всеми возможными способами уволить её, но не может этого сделать, так как Паула Арнольдовна протеже своего отца.
Он видел, как у матери от его слов округлились глаза, которые смотрели на него с нескрываемым недоумением и удивлением.
– Слава, да быть такого не может! – с явным замешательством произнесла мать. – Я не могу в такое поверить!
– Ну, я тебе врать, что ли буду, мне это зачем? Я поэтому и спросил у тебя про Таунберг и про её отношение в коллективе, потому что Надя очень нелицеприятно отзывалась о ней сегодня утром.
Мать, внимательно выслушав его, ошеломлённая его словами, опустилась на стул.
– Странно, но мне всегда казалось, что Агата не просто довольна таким специалистом, как Паула Арнольдовна, для которой работа является неотъемлемой частью её жизни, а несказанно рада и счастлива, что такой специалист работает именно в её школе. Она ведь, как диктатор собирает в своей цитадели знаний только самых лучших. Нужно позвонить Агате и поговорить с ней, не могу я поверить в то, что ты мне сейчас сказал. Это какое-то недоразумение.
– Нет, не нужно тебе этого делать, – сказал он, понимая, что если мать позвонит тёще и начнёт выспрашивать у неё про Таунберг, об этом мгновенно узнает жена.
Мать, посмотрев на него удивлённым взглядом, спросила:
– Почему?
Вздохнув, он ответил:
– Мам, Надя на дух не переносит свою коллегу, негативно реагируя даже на её имя, произнесённое при ней вслух. Если ты поговоришь с Агатой Владимировной о Пауле Арнольдовне, она обязательно передаст этот разговор Наде, и та поймёт, кто тебе рассказал об этом. У меня и так проблемы с нервами, не хватало, чтобы ты ещё подлила масла в огонь. Не стоит совать свой нос в чужой огород.
Мать, внимательно выслушав его, взяла паузу, чтобы обдумать сказанное им.
– Наверное, ты прав, – нарушив молчание, сказала мать. – Лучше я спрошу об этом саму Паулу Арнольдовну.
– А у тебя есть с ней связь? – заинтересованно спросил он.
– Она послезавтра должна прийти к нам в детский сад, – пояснила мать. – У нас нет своего психолога в саду, потому что эта должность, хоть и предусмотрена по штату, но не имеет полноценной нагрузки, поэтому оплачивается в полставки. Заведующей приходится приглашать специалистов из других организаций, потому что за минимальную зарплату, никто работать, как штатная единица не хочет.
Он моментально смекнул, что это его шанс встретится и переговорить с Паулой Арнольдовной. Пропустив мимо ушей практически всё, что ему сказала мать, он выделил для себя главное: детский психолог, с которым ему нужно было встретиться, послезавтра должен прийти к его матери на работу.
– А когда она придёт?
– Конкретное время я не знаю, но точно в первой половине рабочего дня. Некоторые родители забирают детей перед сном, поэтому все мероприятия стараются проводить в первой половине дня, чтобы на них присутствовало, как можно больше детей.
– А ты можешь узнать точное время?
– Ну, только завтра или послезавтра.
– Хорошо, как узнаешь, позвони мне, я подойду к вам в детский сад.
– Зачем? – удивлённо спросила мать.
– Хочу у Паулы Арнольдовны, как у специалиста кое-что спросить. Так сказать, попросить профессионального совета.
Забеспокоившись, мать спросила тревожным голосом:
– Слава, что-то с детьми?
– Нет, – отмахнулся он, успокоив мать, – просто хочу проконсультироваться у дипломированного специалиста о состоянии своего психического здоровья.
– Слава, но Паула Арнольдовна детский психолог, а не взрослый психиатр, – возразила мать.
– Вот и хорошо, – улыбнувшись, сказал он, – я хоть и приблизился к порогу в сорок лет, всё равно чувствую себя на все десять, а то и семь. Нет, скорее всего, пять.
Мать, снисходительно вздохнув, произнесла:
– Да я и вижу, что у меня сыночек уже скоро четвёртый десяток разменяет, а всё никак не повзрослеет.
– Позвонишь?
– Позвоню. Зови детвору к столу.
Обратив внимание на еду, которую мать выложила на стол, он почувствовал, как желудок злобно зарычал, а рот начал заполняться голодной слюной. Он, было, потянулся к столу, чтобы схватить что-нибудь с тарелки и кинуть в рот, но, увидев грозный взгляд матери и её занесённую руку, состроил недовольную гримасу и вышел из кухни.
Он объелся так, что живот готов был взорваться от малейшего прикосновения к нему. От сытости появилась навязчивая сонливость, от которой он никак не мог отвязаться. Глаза начали слипаться, а голова запрокидываться назад, либо падать вперёд. Не в состоянии более бороться со сном, он закрыл глаза и погрузился в его самую глубокую степень.
Глава 10.
Когда сознание понемногу начало возвращаться к нему, он ощутил мучительную ломоту в голове. Особенно сильной боль была в районе затылка, как будто бы его ударили в это место тупым тяжёлым предметом. Помимо боли голова раскалывалась от нестерпимой тяжести. Казалось, что в черепную коробку залили раскалённый свинец, от которого голова стала настолько неподъёмной, что он не мог ею пошевелить. Каждое движение головой вызывало острую боль, которая неприятными волнами растекалась по всему телу, отзываясь болезненными ощущениями во всех клетках и окончаниях нервной системы. Замерев, он не торопился открывать глаза, терпеливо выжидая, когда боль в теле утихнет, а тяжесть в голове отпустит.
Когда дыхание стало ровным и глубоким, он почувствовал, как боль понемногу начинает отпускать и затихать, чего нельзя было сказать о тяжести, которая по-прежнему была сильной и невыносимой. Чтобы не провалиться в сон, он, стараясь не шевелить головой, слегка приоткрыл глаза. Было темно. Проморгавшись, он не стал закрывать глаза, давая им возможность привыкнуть к темноте, чтобы у него была возможность оглядеть помещение, в котором он находился. Пролежав несколько минут, он понял, что у него ничего не получится, потому что тьма в помещении была кромешной.
Закрыв глаза, он попытался сосредоточиться и собраться с мыслями, чтобы понять, что ему делать в сложившейся ситуации. Это оказалось крайне сложной задачей, потому что сознание было словно бы в густом плотном тумане, обволакивающем его со всех сторон, замедляя мозговую деятельность. К тому же очень сильно отвлекали болевые ощущения. Все усилия собрать в кучу весь тот хаос, который творился у него в голове, не увенчались успехом. От тщетных попыток выстроить хотя бы самую простую логическую цепочку боль в голове стала всеобъемлющей и ужасающей, и он, решив не мучить свой воспалённый мозг, оставил эту затею. Не двигаясь, он замер и постарался расслабиться. Через время он ощутил, как начинает медленно погружаться в забытье.
Вдруг окружающее пространство разорвало громким и резким шумом, который мгновенно вырвал его из забытья. Звук был похож на стук отпирающегося замка, сопровождаемый металлическим лязгом открывающейся двери. Ещё не понимая, что происходит, он приоткрыл глаза, в которые мгновенно ударил яркий свет, ослепив его. Сомкнув веки, он попытался отвернуть голову от источника света, так как яркие лучи, проникая сквозь кожу, раздражали глаза, от чего ломота в затылке кратно усилилась. Движение головы отозвалось сильнейшей болью во всём теле.
– Мы-м-м… – болезненно простонал он.
За лязгом открывшейся двери последовали многочисленные шаги, звук которых прошёлся по его барабанным перепонкам, словно отбойный молоток по бетонной стене. Стук шагов, нарастая, приближался к нему. Понимая, что его не оставят в покое, не дав ему даже маломальской передышки, он приготовился к очередному допросу и пыткам. Он ощутил, как крепкие руки, схватив его за спину, резко развернули в сторону, где слышался стук замка и лязг двери, а затем сдёрнули с лежака. Те же сильные руки, жёстко зафиксировав его голову, словно бы она была помещена в тиски, раскрыли ему верхние веки и приклеили их ко лбу клейкой лентой, чтобы он не мог закрыть глаза. Глазные яблоки чуть не разорвало от мощного потока яркого света, который вонзился в них с бешеной скоростью и давлением. Голову мгновенно прострелило резкой болью, которая с молниеносной скоростью распространилась по всему телу.
– А-а-а… – мучительно застонал он.
Свет слепил и не давал ему возможности рассмотреть своих мучителей. Сопротивляться он не пытался, потому что, во-первых, это было бессмысленно, а, во-вторых, у него на это элементарно не хватало сил. Боль разрывала голову. Тело начало бить болезненной дрожью.
– Агентурный псевдоним?! – задал ему вопрос грубым голосом один из мужчин. По направлению голоса он понял, что мужчина стоит перед ним.
– У меня нет никакого псевдонима, – еле выговорил он разбитыми губами.
– Задание?! – ещё громче задал следующий вопрос мужчина. – Твоё задание?!
Он устал отвечать на эти вопросы, которые ему задавали уже бесчисленное количество раз, но молчать ни в коем случае было нельзя. Молчание воспринималось его мучителями, как стопроцентное подтверждение того, что он что-то знает и старается скрыть от них, а так же, как абсолютное основание его вины. Более того, он понимал, что эти костоломы видят в нём не только объект их трудовой деятельности, но и врага, бросившего им вызов. Он пытался пару раз замкнуться и уйти в себя, перестав отвечать на их вопросы, но в этом случае в отношении него мгновенно применяли настолько изощрённые пытки, что побои по сравнению с ними являлись сущим пустяком. Последний раз, когда он перестал отвечать на вопросы, его посадили в ванну с солёной водой и несколько часов били током, наблюдая, как он орёт во всё горло и извивается, словно угорь на сковороде.
– У меня нет задания, – обречённо выговорил он уставшим голосом.
