Присутствующие родственники поддержали предложение бабушки Мани. Так утром 28 ноября 1946 года в хате-мазанке в Старом хуторе терских казаков появился на свет Александр Сергеевич Черевков, рождённый от терской казачки и донского казака. Дальше по своей жизни он сам определит, кем ему быть. Поэтом, писателей, художником, полководцем или обыкновенным человеком.
5. Первый год после рождения.
После тяжёлых родов моего рождения. Мама не могла пойти в отделение городского ЗАГС, зарегистрировать моё рождение. Мой отец сам пошёл утром объявил в ЗАГС, что сегодня у него родился сын Александр.
В этот же день моего рождения к нам в Старый хутор пришли представители регистрации ЗАГС. Пышная дама в красивом плате с алым бантом на груди и солидный мужчина в европейском костюме поздравили моих родителей с рождением первого сына Александра.
– Едва только представители ЗАГС произносили твоё имя, – рассказывала мне моя мама, – как ты тут же начинал сильно кричать. Словно понимал, что произносят твоё имя и плохо о тебе говорят.
– Боже мой, что будет дальше! Если в первый день своего рождения так громко кричит. – с удивлением, сказала пышная дама. – От такого крика можно сума сойти. Вам придётся уши затыкать.
– Это он при вас такой крикливый. – пошутила мама. – Утверждает перед вами своё рождение. До вашего прихода наш сынок был спокойный. Сосал мамину грудь, и довольный он тихо посапывал.
– Тогда мы пойдём. – заторопилась пышная дама. – Пускай ваш сыночек упокоится. Распишитесь в документах. Получите на руки свидетельство о рождении Черевкова Александра Сергеевича.
– Так от нас гости с пустыми руками не уходят. – расписываясь в книге регистрации о моём рождении, сказал мой отец представителям ЗАГС. – Даме цветы из нашей теплицы и торт от нашего стола. Сто грамм вина даме и сто грамм водочки мужчине. Иначе нельзя уйти Вам в такой день.
Представители городской власти не были нашими родственниками. Но у них в венах тоже текла кровь терских казаков. После сто грамм вина и водки в хате-мазанке в честь моего рождения, все поднялись наверх во двор Старого хутора.
Прошли в самый большой дом к накрытому там столу по случаю моего рождения. Не прошло и десяти минут, как Старый хутор наполнился песнями терских и донских казаков.
Через час праздник в день моего рождения перекинулся на соседние хутора наших родственников. Во второй половине дня половина Гудермеса отмечали день моего рождения.
К вечеру почти весь город кутил напропалую. Большинство казаков не знали, по какому поводу пьют. Терским казакам все равно, какой повод, лишь бы погулять на славу и с размахом.
– Первую неделю после твоего рождения не выходила из хаты-мазанки. – рассказывала мама. – Мне надо было окрепнуть после родов и тебе требовалось малость подрасти, чтобы ты мог легко дышать свежим морозным воздухом. За эту неделю наши старики сходили в местную церковь и договорились с батюшкой насчёт твоего крещения. Ведь ты все-таки рождён от православных.
В первую субботу после моего рождения в маленькой церкви Гудермеса негде было яблоку упасть. Пришли почти все наши родственники со стороны мамы и со стороны отца.
Большая часть родственников остались на улице. В церковь прошли только самые близкие родственники новорождённого. Батюшка прочитал молитву над новорождённым.
После священник взял меня на руки и окунул в священную воду, которая была в небольшом тазике из серебра. Мама приняла меня от батюшки на руки и завернула в тёплое полотенце и в пуховое покрывало. Батюшка надел мне на шею суровую нитку с золотым крестиком. С этого момента стал православным казаком.
– Самоё удивительно было в день твоего крещения то, что ты молчал. – рассказывала мама. – Можно было подумать, что ты знал о порядке в православной церкви, где нельзя кричать никому.
– Едва только тебя вынесли на улицу из церкви. – рассказывала бабушка Маня. – Как ты сразу закатил истерику, то ли из-за того, что тебя вынесли из церкви, то ли из-за того, что купали в купели.
– Ты не успокоился до того времени. – продолжала рассказывать мама. – Пока тебя несла от церкви до Старого хутора. Только когда дала тебе свою грудь, ты сразу упокоился. После того, как напился материнского молока, так сразу уснул. Так было каждый день, пока тебя кормила грудью. Голодным ты никогда не был. Молока у меня в грудях было много, и ты всегда был сыт.
Несмотря на то, что у моей мамы и у меня со здоровьем было все хорошо, переезжать в свой дом за речку мы не спешили. Погода нас на улице не баловала и не за горами были рождественские праздники.
Поэтому родственники решили меня, мою маму и парализованную бабушку Нюсю оставить в хате-мазанке. Здесь было тепло и уютно нам троим. Остальные хуторяне жили в избах и в домах на дворе Старого хутора.
Места всем хватало в Старом хуторе. Можно было долго жить. После рождественских и новогодних праздников наша тройка обратно осталась жит в хате-мазанке.
На то была особая причина. Дело в том, что пока в Старом хуторе все были заняты моим рождением, а также рождественскими и новогодними праздниками, в семье евреев-беженцев родилась девочка.
К весне они ждали рождение нового ребёнка от старшей дочери главы семьи. Дом у нас был большой. Но трое новорождённых в одном доме, это перебор. Уехать семье евреев-беженцев некуда. На улице зима и в Европе разруха после закончившейся войны с фашистами.
– Мы своим хуторянам и станичникам на протяжении веков сообща строили жилье. – сказал дедушка Гурей на общем собрании наших хуторян. – Думаю, что и сейчас нам под силу соблюдать традиции наших предков. Скинемся мы по кругу, кто, сколько сможет, сообща пристроим рядом дом.
Дедушка Гурей положил в сумку из мешковины свой красный червонец и передал сумку по кругу. Все присутствующие на сходе хуторян положили в сумку денег столько, сколько позволял карман.
Денег в сумке оказалось так мало, что говорить о новой пристройке к нашему дому бесполезно. Тогда дедушка Гурей с сумкой пошёл к станичникам.
Решил обойти всех станичников, которые были в прямом родстве с нами, а также хорошими друзьями на протяжении многих десятилетий.
– Теперь нам хватит денег на целый дом. – сказал дедушка Гурей, когда к вечеру пришёл с двумя сумками денег. – Завтра с утра найму каменщиков и плотников. К весне дом и двор пристроим.
Как многократно раз рассказывали мне наши многочисленные родственники, терские казаки, дом наш пристраивали и расширяли двор, чуть ли не все станичники и хуторяне.
К весне дом и двор по площади увеличились в два раза. Наше хозяйство наполнилось парнокопытным и рогатым скотом разных пород, а также пернатой и водоплавающей птицей разного вида.
Наш двор был огорожен огромным забором. Возле ворот и калитки появились сторожевые псы, породы кавказской овчарки.
– Хватит гостить! – сказала бабушка Нюся, когда узнала, что все готово к нашему переезду в дом. – В гостях хорошо, а дома лучше. Пускай Сергей вначале перевезёт меня, а после Машу с ребёнком. До переезда внука и дочери приготовлю на стол пищу, чтобы мы могли справить новоселье.
Как рассказывала мне мама. Нашу парализованную бабушку посадили в коляску трофейного мотоцикла БМВ. Укутали бабушку тёплым одеялом, чтобы не замёрзла вовремя переезда из Старого хутора в наш дом.
Мотоциклу через автомобильный мост ехать надо было километров десять. На улице начало весны. Всюду грязь и слякоть. Погода прохладная. На улице ветер и пасмурно.
К середине дня пагода наладилась. На смену пасмурной и прохладной погоды в небе появилось яркое солнце. Ветер стих и стало не по-весеннему жарко.
Можно было подумать, что погода специально сменилась, чтобы полугодовалый ребёнок не замёрз и не простыл во время переселения на новое место жительства.
Где младенцу предстоит прожить длительное время или всю жизнь. Меня и маму, также как парализованную бабушку, усадили в коляску трофейного мотоцикла.
Несмотря на то, что на улице тёплый день, меня укутали в пуховое одеяло с головой. Оставили лишь отверстие перед носом и перед глазами, чтобы не задохнулся и видел, как меня перевозят на новое место жительство.
Маму тоже тепло укутали, чтобы она не простудила свои груди с молоком. Иначе молоко у мамы в грудях могло прокиснуть, а к прокисшему молоку не приучен.
К тому же в пищу пока употребляю лишь материнское молоко. К другой пище меня пока не приучили.
– Ребёнок до года должен питаться только материнским молоком. – говорила маме бабушка Нюся. – В молоке матери здоровье младенца и его сила. Пищу взрослого человека он успеет нахлебаться.
Когда трофейный мотоцикл, злобно урча, выехал из двора Старого хутора, то следом за мотоциклом потянулись в дорогу многочисленные родственники.
У кого был транспорт в виде подвод и бричек, те поехали следом за мотоциклом через автомобильный мост. Пешие родственники, словно альпинисты или канатоходцы направились к обрывкам висячего моста.
В надежде на то, что быстрее транспорта доберутся по канатам висячего моста. Первыми будут гостями у нашего дома. Пока мы добирались до нашего дома, то там все было готово к приёму гостей.
Под руководством нашей парализованной бабушки семья евреев-беженцев хлопотала к приёму гостей на кухне и у стола по самой середине огромного двора.
Родственники, которые добрались первыми до нашего двора, тут же принялись накрывать стол для всех гостей. Кроме того, что приготовили семья евреев и наша бабушка, каждый из гостей принёс с собой разных солений со своего двора и выпивку.
Вторую половину субботы и далеко за полночь левый берег реки Белка сотрясался от новоселья под лихие песни терских казаков. Конечно, больше всего гуляли мужики.
Бабы хлопотали вокруг огромного стола, стараясь угодить своим мужикам. В это время моя мама и бабушка Нюся были заняты мной. До поздней ночи не мог заснуть от песней терских казаков.
Вопил во всю глотку, да так сильно, что наверно на другом берегу речки было слышно мой голос, который порой перекрывал громкое пение гостей?
Мама постоянно кормила меня своей грудью и пеленала меня в чистые пелёнки, которые успевал испачкать после каждого кормления. Лишь после того, как уснули за столами сильно пьяные мужики, следом за мужиками заснул. Спали до обеда воскресного дня.
Похмелившись во время обеда воскресного дня, мужики стали расходится по домам. В понедельник новая рабочая неделя. Надо прийти в себя после пьянки. По дому есть чем заниматься в своём хозяйстве.
В те годы, особенно после войны с фашистами, в основном терские казаки жили за счёт своего домашнего хозяйства.
У каждого был собственный двор с многочисленными домашними животными и птицами.
Всех надо было кормить, чтобы самим было после что кушать. Кроме хозяйства после войны в каждом доме народилось много детей, за которыми нужен был особый уход, чтобы на смену искалеченным войной терским казакам народилось новое вполне здоровое поколении. Именно ради нового поколения терские казаки воевали за независимость.
– Не могу точно определить, какое время после твоего рождения было самым тяжёлым в моей жизни. – рассказывала мне мама. – Ты вообще с рождения достался мне тяжело. Мало того, что ты родился с опозданием на несколько часов. Кроме этого, с первым своим криком ты громко заявил о своём рождении. С первой своей минуты от рождения ты требовал к себе особого внимания.
– Мы с нетерпением ждали, когда ты сможешь сидеть. – продолжала рассказывать бабушка Нюся. – Думали, что когда ты сам примешь вертикальное положение своего тела, то тебя заинтересует вид окружающего тебя мира. Ты перестанешь вопить во всю глотку. Займёшься изучать мир природы.
– Однако, когда ты самостоятельно сел в своей кроватки, то ты стал орать ещё громче. – продолжала рассказывать мама. – Ты не хотел сидеть на одном месте и требовал, чтобы с тобой гуляли.
– Оставалась, лишь одна надежда на спокойствие от тебя, это когда ты встанешь на ноги. – рассказывала бабушка Маня. – Надеялись на то, что когда ты почувствуешь под своими ногами землю, то она заинтересует тебя. Ты перестанешь кричать и задумаешься над тем, как сделать свой шаг.
Так после моего рождения мучились со мной мои родители, а также многочисленные бабушки и дедушки с обеих сторон. Конечно, доставалось от меня моим многочисленным дядям и тётям, которых в каждой семье было больше десятка.
К счастью моих, двою родных братьев и сестёр, им повезло больше, чем мне, мои крики им не суждено было услышать, так как они тогда пока не народились.
Так что старшему поколению доставалось от меня, так же как от старшего поколения доставалось мне одному. Первые шлепки по заднице и первые подарки доставались мне одному. Так прошёл один год моего рождения, который запомнился родственникам на всю их жизнь.
6. Удивительный сон.
Задолго до того, как появились телевизор и компьютер. Когда радио, кино и книги были такой же редкостью, как хлеб и молоко в городских магазинах.
Когда едва научился различать шум природы от звука речи, день от ночи, горячее от холодного, вкусное от отвратительного продукта и так далее и тому подобное.
Именно тогда приснился мне ночью тот удивительный сон, который снился мне на протяжении многих десятков лет. Иногда и сейчас сниться с теми же подробностями.
Знаю, что чаще всего сны забывают едва проснувшись. Но так как мой сон снится мне часто на протяжении многих десятков лет, то запомнил удивительный сон со всеми его подробностями.
Приснилось мне, что лечу в каком-то удивительном аппарате, который изнутри похож как мыльный пузырь своей прозрачностью. С едва заметным блеском всех цветов радуги и с фиолетовым оттенком на прозрачном куполе аппарата.
С наружной стороны аппарат с зеркальным отражением небесно-голубого цвета. Аппарат едва заметный на фоне чистого голубого неба. Вовремя полёта заряжается аппарат лучевой энергией, которая отражается от всего, на что светит солнце, даже от самого солнца и других планет солнечной системе. Летит аппарат быстрее звука и скорости света.
Не могу сказать именно по какой причине, но сразу определил во сне, что аппарат называется «Нейроплазматрон».
Все годы моей жизни, сколько снится этот удивительный сон, когда рассказываю кому-то про свой сон и про название аппарата, слушатели моего рассказа смеются надомной.
Не сговариваясь друг с другом, все говорят, что враль, фантазёр и все остальное насчёт моего рассказа об удивительном сне, а также о том, что такого аппарата в помине нет, и, никогда не будет на всём белом свете.
Надо додуматься до такого названия «Нейроплазматрон»? Однако тот удивительный сон был и продолжается сниться мне до настоящего времени со всеми подробностями первого сна.
Не буду вдаваться в мелкие подробности своего сна. Мелочь, как монеты, мало кого интересуют. Другое дело то, что покрупнее, как крупные деньги, с огромным интересом привлекают наш разум и наши руки.
Крупное всегда хочется потрогать и увидеть вблизи. Так вот, сниться мне, словно вовремя полёта в «Нейроплазматроне» на фоне прозрачного купола появляются живые картинки, словно слайды, на современном языке, клипы истории жизни человека, от каменного века до тех дней, которые будут в жизни последующих поколений обычных людей.
Хочу напомнить, что до этого сна мне из увиденного совершенно ничего не было известно. Вовремя полёта в аппарате виртуально ощущал себя там, откуда шли на меня картинки в волнах «Нейроплазматрона».
Звуки, запахи, крики и цвета происходящих событий отражались в моём сознании, а также ощущались на коже моего тела. Даже отдельные слова незнакомой речи запомнились мне на всю жизнь.
С годами смог перевести запомнившуюся мне во сне речь с чужого языка, на хорошо знакомый мне с детства русский язык. В основном то были крики ужаса и боли.
Вернёмся к полёту, когда ощутил, что аппарат приземлился где-то в пустыне. Посмотрел впереди себя и увидел какую-то странную картину.
Хотя вовремя моего первого сна по моему возрасту и, по-моему, совершенно не зрелому сознанию даже самоё обычное в жизни людей казалось мне странным и необычным.
Мне было интересно все, что воспринимали взгляд и сознание. Однако тогда в пустыне были живые кисти рук, которые тянулись откуда-то сзади моего аппарата. Руки были настолько огромные, что разумом сразу сравнил кисти огромных рук с величиной нашего большого дома, в котором было несколько комнат и чердак с сеновалом.
Даже в таком сравнении руки в пустыне были значительно больше любого знакомого мне жилого дома человека. Гигантские руки перемешивали что-то в таком же гигантском сосуде.
Затем смешанную массу перекладывали в квадратную коробочку. Можно было подумать, что гигантские руки, словно детские руки, играют в детской песочнице.
Из разных форм выкладывают из песка разные фигуры. В основном в пустыне были серые кубики из той массы, которая была выложена на жёлтый песок из гигантских форм.
Если говорить современным языком, то, там, в пустыне были бетонные блоки. Из таких гигантских блоков в пустыне стояли две гигантские пирамиды.
Одна пирамида была такой же серой, как бетонные блоки. Другая пирамида чуть выше была покрыта металлом жёлтого цвета, который сверкал и переливался золотистым блеском в лучах жаркого солнца пустыни.
В пустыне больше ничего не было, кроме гигантских кистей рук, кубиков из бетона и двух пирамид. Посмотрел по двум сторонам аппарата.
Обнаружил себя между двух ступней гигантских ног, которые одеты в какие-то странные сандалии из грубой кожи светло-коричневого цвета с гигантскими пряжками из жёлтого металла, точно такого цвета, как на одной из двух пирамид.
Мой аппарат вместе со мной выглядел просто мурашкой против гигантских ступней живых ног человека. Осторожно поднял свой взгляд к куполу аппарата и тут же замер от страха.
С высоты самой высокой горы вблизи нашего Старого хутора, на меня смотрела огромная мужская рожа, порытая густой тёмно-коричневой бородой и такого же цвета усами.
Дальше были огромный нос и огромные глаза чёрного цвета. Над глазами густые брови, а на голове огромная копна густых волос. Гигантская рожа улыбнулась мне и протянула к моему аппарату что-то острое зажатой между пальцев в своей гигантской кисти руки.
Как только острие дотронулось до купола аппарата, так сразу раздался хлопок похожий на хлопок проколотого воздушного шарика, но со звуком выстрела из гигантского орудия.
В тот же миг меня окружил отвратительный запах ступней ног гигантского мужчины. Запаниковал от страха. Начал кричать и метался в своём аппарате. Сразу проснулся.
– Сынок, что с тобой случилось?! – спросила меня моя мама, прибежавшая на крик к моей кровати. – Опять во сне летаешь? Ничего страшного. Дети все, когда растут, то летают во сне. Но от тебя что-то дурно пахнет? Словно кошка издохла у тебя в кровати или ты со страху наложил в штаны.
– Мама! Да, ты, что!? Давно вырос с того возраста, чтобы со страха наложить в штаны! – возмущённо, воскликнул, но на всякий случай потрогал свою задницу. – Порядок в моих штанах.
– Ну, и, слава Богу, что так обошлось! – радостно, сказала мама, укладывая меня обратно в постель. – Лучше пусть так пахнет от живого человека, чем от мёртвого. Дурной запах от человека, это не только признак смерти, а также признак жизни. Алкаши при жизни дурно пахнут и живут…
– Мама! Не алкаш! – возмутился. – Никогда не буду пить водку. Всегда буду трезво жить.
