– Третья ориентация – социалистическая – была ни пророссийской, ни пронемецкой, а опиралась на спасение собственными усилиями, усилиями трудящихся масс. Украинцы, представляющие это течение (их было большинство), не ждали освобождения ни от смягченного российско-самодержавного или конституционного кулака, ни от закованного в железо немецкого военного кулака.
Революция одним махом освободила украинцев от всех иных возможных способов освобождения, тем более ориентированных на внешние силы, враждебные России. Более того, в одночасье улетучился и украинский сепаратизм, поскольку пропала причина, его порождавшая. О том, какие надежды тогда связывали украинцы с российской революцией, свидетельствуют следующие строки (Винниченко, 1920):
«За 250 лет пребывания в союзе с Россией украинство впервые в эти дни почувствовало себя в России дома, впервые интересы этой прежней тюрьмы стали близкими, своими.
Мы стали частью, – органичной, активной, живой, желанной частью, – единого целого. Всякий сепаратизм, всякое отделение себя от революционной России казалось смешным, абсурдным, безумным. Для чего? Где мы найдем больше того, что теперь мы будем иметь в России? Где во всем мире имеется такой широкий, демократический, всеобъемлющий строй? Где имеется столь неограниченная свобода слова, собраний, организаций, как в новой великой революционной стране? Где имеется такая гарантия прав всех угнетенных, униженных и эксплуатируемых, как в Новой России?
Ни про какой сепаратизм, самостоятельность даже языка даже речи не могло быть, а когда слышались реденькие голоса, то это были голоса либо схоластиков, чистых теоретиков, ярых «самостийников» либо людей чересчур уж пропитанных национальным чувством
…Да и для чего отделяться, когда все требуемые для свободного национального развития нашего народа меры для нас будут в полной мере обеспечены в автономии. Денационализация, духовное уродование наших масс будут сразу же остановлены украинской школой, как низшей, так и средней и высшей».
Очень скоро эйфория, вызванная Февральской Революцией в среде украинцев, стала спадать. Способность российской интеллигенции вести разговоры и рассуждать разумно не подкреплялась делом. Временное Правительство, являясь слепком русской интеллигенции, «принципиально» соглашалось с многочисленными украинскими делегациями, не проявляя, однако, никакого желания к реализации своих обещаний, при молчаливой поддержке русских демократов. При этом приводились различные демагогические соображения. Например, не только многие буржуазные, но и социалистические русские демократы считали, что подъем национальных течений может ослабить единый фронт, сломать фронт военный (война до победного конца была еще популярной) и возродить реакцию. Меньшевистская часть российской социал-демократии, под влиянием которой тогда находился Совет Рабочих и Крестьянских Депутатов, категорически не соглашалась с той автономией, которую хотели украинцы. Она согласна была лишь на предоставление национально-культурной автономии в виде обучения в украинской школе, да и то лишь в селах, к чему уже был ранее склонен даже умирающий царизм.
Обманутые надежды породили сомнения и, в итоге, обусловили новый этап борьбы за возрождение нации. Вот как происходила переоценка украинцами понятия интернационализм по-русски (Винниченко, 1920):
«…Интернационализм специально русского образца, интернационализм, который требует отречения от своей национальности и растворения себя в бесцветной, абстрактной массе человечества, является абсурдом. И не только абсурдом, но и лицемерной, вредной, просто преступной пропагандой самоубийства, пропагандой убиения жизни в себе. Однако интернационализм как сочетание всех национальных сил человечества, как кооперация народов является высшим развитием национального чувства и высшей ступенью движения человечества».
Основное требование, которое единодушно стало поддерживаться на различных общественных украинских форумах, состояло в следующем: автономия Украины в рамках федеративной России и украинизация всех отраслей жизни. Считалось при этом, что у украинского народа должны иметь место все учреждения: правительство, администрация, школа, суд, а также войско, для которого предусматривался план украинизации. При этом украинцы сходились во мнении о том, что без национального освобождения не может быть освобождения социального. С этих стартовых позиций, соответствовавших воле украинской нации, и возникла в марте 1917 года Украинская Центральная Рада (УЦР). Это была первая смена власти в Киеве, за ней власть в городе за последующий период по июнь 1920 года менялась еще 13 раз!
В первой стадии своего существования УЦР брала на себя выражение только лишь национального облика украинского народа. Решение острых социальных вопросов сознательно откладывалось на потом. Украинские социалисты сознательно принимали участие в Центральной Раде, не боясь лишиться своей «социал-демократической чистоты». Понимая свершившуюся революцию как буржуазно-демократическую, они не покушались на существующий строй, делая при этом ставку на союз с украинской мелкой буржуазией, так же участвующей в работе Центральной Рады. Между тем, преобладающее большинство Центральной Рады, по мнению В. Винничепнко, рассматривало революцию именно как социалистическую и даже стремилось к этому.
Стремление украинцев иметь собственное войско в рамках своей автономии сто лет назад воспринималось как явная причуда. Усугублялось это тем, что в условиях продолжающейся Первой мировой войны они настаивали на создании собственных воинских частей, состоящих из украинцев.
О том, как проходила на практике украинизация воинских частей, можно судить по воспоминаниям П. Скоропадского. Две дивизии корпуса, которым он командовал, было приказано украинизировать. Будущий гетман начал с того, что передал в другой корпус «членов комитетов, всех евреев и великороссов», но «хороших офицеров» он оставил у себя. Вскоре ему, однако, пришлось разочароваться в своих действиях по следующим причинам:
«Во-первых, через некоторое время явились пополнения совершенно другого состава, все больше политиканы на социалистической подкладке. Затем недостаток украинских офицеров сразу дал себя почувствовать. Мне все присылали с пополнениями одних лишь прапорщиков, очень остро национально настроенных, но не имеющих никакого понятия о военных делах. В части сразу же пошла рознь между новыми украинскими офицерами и старым, главным образом великорусским, элементом.
…Глядя на всех этих украинских шовинистов, я понял с первого дня, что ссоры должны начаться и что в каждой части будет два непримиримых лагеря.
…Офицеров мне не присылали, снаряжения также, а самое главное, совсем не думали о том, что делать с офицерами и солдатами великороссами, положение которых, несмотря на все мои усилия, становилось все более и более трудным. В данном случае обе стороны были виноваты: великороссы надсмехались над украинцами, последние отвечали тем же, но очень часто бывало наоборот».
Российское Временное Правительство в итоге основательно потеряло доверие украинцев, которые своими продолжали считать лишь тех, кто непосредственно сверг царя, к которому они были непримиримы. К требованию о создании Российской Демократической Республики делегаты Центральной Рады на Всероссийском Крестьянском Съезде, проходившем в Петрограде, настойчиво требовали добавки слова «федеративная». Как только кто-либо из докладчиков произносил «Российская Демократическая Республика», украинские делегаты поднимали отчаянный шум и возмущенно кричали «I хведеративна! I хведеративна!». Снова забегая на столетие вперед, в сегодняшнее время, можно в полной мере понять позицию тех украинских граждан, которые сейчас выступают за преобразование Украины в федерацию, как украинцы сто лет назад – России.
Примечательно, что в Инструкции, выданной украинцам вместо ожидаемой ими Конституции, полномочия Генерального Секретариата т. н. Временного Правительства Украины, а не Центральной Рады, распространялись лишь на пять губерний: киевскую, волынскую, подольскую, полтавскую и черниговскую. Харьковщина, Екатеринославщина, Херсонщина, Таврия и Бессарабия в сферу влияния Генерального Секретариата при этом не входили. Украинская делегация, заполучившая данную Инструкцию в Петрограде, вынуждена была с большинством ее пунктов согласиться, и УЦР, хотя и с множеством оговорок, ее все же приняла.
Восстание в Петрограде и арест большевиками Временного Правительства нашел отклик в Киеве. Здесь, однако, рабоче-крестьянская революция приняла иные формы, поскольку на сцену сразу же выступила третья сила – украинство. Полемика в Центральной Раде завершилась тем, что она выступила против восстания в Петрограде, потому как сочла «недопустимым переход всей власти исключительно в руки Советов Рабочих и Солдатский Депутатов, которые являются только частью организованной революционной демократии». После этого большевики покинули Центральную Раду, а находящийся под их руководством киевский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов решил держаться в стороне от Центральной Рады. Силы большевиков в Киеве были невелики, и мятежникам, верным свергнутому правительству, удалось арестовать руководство большевиков и потеснить их войска в разгоревшемся бою на улицах Киева. Кончилось это тем, что войска Центральной Рады выступили против мятежников. Мирное соглашение с мятежниками предполагало, в частности, освобождение арестованных большевиков и вывод из Киева воинских частей, вызванных мятежниками с фронта в свою поддержку. Руководители мятежников из Киева бежали, а вся власть в городе перешла в руки Центральной Рады и Генерального Секретариата.
Не поддержав власть большевиков, УЦР фактически отрезала Украину от России, оставив с ней лишь номинальную федеративную связь. Это было зафиксировано 3-м Универсалом (Манифестом), выпущенным Центральной Радой 20 ноября 1917 года. В нем, в частности, было провозглашено следующее:
«Отныне Украина становится Украинской Народной Республикой.
Не отделяясь от Российской Республики и сохраняя ее единство, мы твердо станем на нашей земле, чтобы силами нашими помочь всей России, чтобы вся Российская Республика стала федерацией равных и свободных народов.
…К территории Народной Украинской Республики принадлежат земли, заселенные в большинстве украинцами: Киевщина, Подолье, Волынь, Черниговщина, Полтавщина, Харьковщина, Екатеринославщина, Херсонщина, Таврия (без Крыма).
…Украинский народ, сам долгие годы боровшийся за свою национальную свободу и ныне ее добывший, будет твердо следовать воле национального развития всех народностей, существующих на Украине. Поэтому заявляем, что за народами великорусским, еврейским, польским и другим на Украине признаем национально-персональную автономию для обеспечения им права и свободы самоуправления в вопросах их национальной жизни».
Солдатские массы и украинские трудящиеся в это время поддерживали Центральную Раду, не выказывая враждебности к большевизму, полностью разделяя провозглашаемые им лозунги полного социального освобождения. Они ничего не имели против лозунга «Вся власть Советам!», но с условием – своим Советам, не позволяя большевикам скинуть украинскую власть.
Однако вскоре вновь созданная украинская власть стала ощущать отчуждение со стороны своего народа. Причиной тому была отнюдь не большевистская агитация, а нечто другое (Винниченко, 1920):
«Вся причина в том, что украинская власть и вся правящая партийная украинская демократия разошлась со своими массами оттого, что она была социально непоследовательной, нерешительной, невыразительной и не социалистической.
…Вместо того, чтобы идти к своему пролетариату, хотя бы и не совсем разбуженному национально; вместо того, чтобы пробудить его и набраться у него социальной решимости и отваги; вместо того, чтобы, пойдя с ним социально, повести его за собой национально, мы отшатнулись от него, мы испугались его и даже того крестьянства, которое шло за ним.
Это было основной ошибкой и промахом нашим. А из этого стали вытекать все наши дальнейшие болезненные и вредные ошибки. И главной из них было фальшивое понимание нашей национально-украинской государственности».
Суть этого «фальшивого понимания» состояла в следующем:
«Мы боялись, что с властью советов придет та самая русская власть, с которой нам так тяжело приходилось бороться. Мы не верили в то, что наш русифицированный пролетариат станет активно в защиту нашей государственности, наших национальных интересов, в защиту того, что он ощущал своим, родным и необходимым для себя.
Это недоверие было огромнейшей ошибкой, которая проявилась после. Это стало величайшим вредом и для чисто национального дела, так как недоверие и дальнейшая наша политика отвернули от национального дела русифицированный украинский городской пролетариат.
…Мы настолько мало были социалистами, что не допускали даже мысли о разрушении буржуазного государства. Где уж там, как говорится, в таких странах, как Россия или Украина, где подавляющее большинство населения есть крестьянство и где капитализм только в начальных формах, – заводить социалистический строй. Мы даже ссылались на Маркса, не зная его учения, не зная, что большевизм был ничем иным, как последовательным, чистым марксизмом.
…Все «действующие» законы остались в полной их силе, все аппараты охраны буржуазного строя мы и ногтем не тронули. Вся наша «революция» была в том, что мы не-украинцев заменяли украинцами и велели применять те законы «именем Украинской Народной Республики».
Примечательный факт. Когда украинская власть провозгласила Украинскую Народную Республику (УНР), то много украинских воинских частей, расположенных в тылу в России, стали проявлять жгучее желание ехать на Украину, чтобы защищать вновь созданную республику. Преодолевая большие трудности, эти воинские части стали прибывать в Киев. С дороги они постоянно слали телеграммы в Центральную Раду, сообщая о том, что они едут поддерживать ее и помогать своей революционной, народной и социалистической власти. Вполне естественно, что они рассчитывали на теплый прием, который будет оказан им, как своему войску. Однако в большинстве случаев их встречали недоверчиво и настороженно, допуская, что они успели пропитаться большевистским духом. Поэтому некоторые из таких полков украинская власть по нескольку дней держала «под карантином» на станции без еды в холодных грязных вагонах. То, что предстало взорам солдат, этих переодетых в солдатские шинели крестьянам и рабочим, отнюдь не свидетельствовало о том, что новая власть борется с социальной несправедливостью и эксплуатацией. Описание этого явления В. Винниченко завершает следующим выводом:
«И разве это не было самой бессовестной, самой преступной нашей агитацией против великой идеи национального освобождения нашей несчастной служанки-нации? И каких еще большевистских агитаторов нужно было, чтобы вызвать глубокое недоверие к „своей“ власти?».
Интересно мнение Павла Скоропадского, убежденного монархиста, о причинах популярности большевизма на Украине:
«Почти вся промышленность и помещичья земля на Украине принадлежат великороссам, малороссам и полякам, отрицающим все украинское. Из-за ненависти к этим национальностям, очень может быть галичане, а наши украинцы и подавно, скажут, что большевизм им на пользу, так как он косвенно способствует вытеснению этих классов из Украины».
КОгда автономии уже мало: война с Советской Россией
Украина от Советской России сразу же после победы большевиков получила всё то, за что она долго боролась. Совет Народных Комиссаров заявил о своем признании УНР, о статусе федерации и о праве каждой нации на самоопределение в том виде, в котором это ей видится наилучшим образом. Теория, однако, вскоре разошлась с практикой, и между большевиками и Центральной Радой, сразу же не поддержавшей власть большевиков в Питере, развернулась борьба, перешедшая в итоге в военный конфликт. Начиналось это так.
После описанной выше победы над войсками Временного Правительства в Киеве остались некоторые большевистские воинские части, состоявшие преимущественно из русских. Эти части, как и киевские большевистские организации, вначале вполне лояльно относились к Центральной Раде. Однако вскоре им стало ясно, что политика, проводимая Центральной Радой, ничего им хорошего не дала ни в социальном, ни в национальном планах по сравнению с властью Временного Правительства. Лояльность к Центральной Раде сменилась на агитацию против нее. Украинские организации ответили контрагитацией, обвиняя большевиков в том, что они выступают против чисто национальной украинской власти как таковой, что они по существу как бы такие же русские шовинисты и империалисты, как меньшевики и черносотенцы, и что они якобы только о том и думают, как бы сбросить на Украине украинскую власть и установить власть свою – русскую, центральную.
Дело не завершилось вербальной перепалкой. Украинские власти стали делать всё для того, чтобы распустить большевистские воинские части: перестали им выдавать регулярно еду, одежду, зарплату и выпустили специальный циркуляр, разрешающий солдатам покинуть службу и разъехаться по домам. Эти и другие мелкие пакости лишь усилили агитацию против Центральной Рады, которая в ответ приняла решение разоружить красногвардейцев и выслать их за пределы Украины, что и было проделано довольно быстро. Кроме того, Украина стала беспрепятственно пропускать с фронта на Дон через свою территорию донских казаков, из которых там начала формироваться антисоветская Добровольческая армия генерала Каледина. Позитивный «нейтралитет» к Дону вызвал сильное недовольство Петроградских властей. В итоге Совет Народных Комиссаров предъявил Украине ультиматум. В нем, в частности, были выдвинуты требования: прекратить формирование украинской армии, не пропускать с фронта на Дон казачьи части для помощи Каледину, прекратить разоружение красногвардейцев и вернуть им отобранное у них оружие. На удовлетворительный ответ был дан срок 48 часов.
Однако УНР от прямого ответа отклонилась и предпочла выдвинуть свои требования, сопровождая их уклончивыми обещаниями. Отклонив ультиматум Совнаркома, УНР перешла в состояние войны с большевистской Россией.
Овладев Харьковом, большевистские войска в середине декабря 1917 года овладели важными железнодорожными узлами – Лозовой, Павлоградом, Синельниковым, что дало возможность блокировать калединские войска на Дону и Донбассе и создать выгодный плацдарм для решающих боев с УНР.
В начале декабря в Харькове собирается большевистский съезд Советов, объявивший себя единственно законным Съездом Советов Украины. Состоявшийся перед этим съезд в Киеве, на котором большевики успеха не добились, они объявили незаконным. С этого момента провозглашается Украинская Советская Республика (УСР) со столицей в Харькове, которая и заключает договор о взаимопомощи с Советской Россией. УЦР при этом объявляется вне закона. Парадокс, однако, заключался в том, что Харьков в то время был русским городом, находящимся в Новороссии. Устраняют большевики этот парадокс тем, что произвольно создают территорию нового украинского государства, в которое включен Харьков с его окрестностями, Донбасс и другие районы. УСР объявляет, что эта территория является частью подлинной Украины и что созданная в Харькове советская украинская власть и есть единственная законная власть на территории всего украинского государства, временно расколотого «сепаратистами». Киев получает еще один ультиматум: признать законные полномочия Харькова и подчиниться ему. УЦР отвергает и этот ультиматум.
Основную ударную силу большевистских вооруженных сил составляли части регулярной русской армии, перешедшие на сторону большевиков, подразделения моряков и красногвардейцы промышленных центров Украины и России. 25 декабря 1917 г. 30-тысячному советскому войску был дан приказ о наступление на УНР. Войска довольно быстро овладели Александровском (http://histua.com/ru/slovar/o/oleksandriya), Екатеринославлем, Полтавой, Лубнами и другими городами, перед ними открылся путь на Киев.
26 января 1918 года в Киев вступили красные части под командованием бывшего полковника царской армии Никиты Муравьева. В городе сразу же начался красный террор: экспроприируют буржуев и по спискам мужчин призывного возраста, имевшимся в захваченном архиве Рады, расстреливают офицеров.
Но представители Рады успевают попасть в Брест-Литовск и начать там переговоры с немцами. В результате Германия признает Центральную Раду как законное правительство Украины, с которым заключает договор. Согласно этому договору, в помощь Раде и по ее просьбе Германия и Австро-Венгрия с целью обеспечения законности и порядка вводят на Украину свои войска, гарантируя Раде помощь в сохранности границ. Рада же в ответ гарантирует оккупантам поставки хлеба и сырья. Самым же чудовищным было то, что едва только созданная большевиками территория УСР со столицей в Харькове так же становилась частью «единой и неделимой» территории Украины, как бы временно оккупированной русскими большевиками. И немцы к 1 марта 1918 года в соответствии с договором без боев стали занимать Украину в «новых границах».
Летом 1918 года немцы решили, что Рада, опьяненная своей «независимостью», плохо обеспечивает обещанные «союзникам» поставки и что ее пора разогнать. Поводом для такого разгона стало похищение директора Киевского банка внешней торговли Абрама Доброго, организованное министрами марионеточного украинского правительства, подчиненного УЦР. Занятно, что Михаил Ткаченко, один из этих министров, до того, как принять МВД, занимал в УЦР должность, носившую название «министр справедливости и финансов». Видимо, на новую должность его потянуло стремление улучшить собственное благосостояние.
Судил высокопоставленных рэкетиров германский военно-полевой суд. Судебный процесс вылился в трехдневную комедию, которой издевательски управлял прокурор суда ротмистр Трейде. Вот примеры его реплик в адрес подсудимых, то и дело вызывавших смех в зале:
«Когда с вами разговаривает прокурор, вы должны стоять ровно и не держать руки в карманах», «У воробьев лучшая память, чем у некоторых бывших министров Украины!».
«Что, вы действительно так глупы или представляетесь таким глупым?», – это было сказано в адрес бывшего премьер-министра Голубовича, который признал-таки свою вину и, расплакавшись, пообещал «больше никогда этого не делать». Трейде в ответ сказал: «Не думаю, что вам вновь когда-нибудь придется стоять во главе государства!».
Сейчас, как и сто лет назад, после недавнего Майдана Украина заполучила такую Верховную Раду и такое правительство, что многострадальный украинский народ выручает только чувство юмора. Ну, разве это не комедия, когда во время заседания Рады премьер-министра Яценюка стаскивают с трибуны подобно манекену, обхватив его за интимные места?..
Созванный одновременно с разгоном УЦР Съезд селянских хлеборобов Украины, проходивший в центре Киева в здании цирка, постановил сменить в стране стиль правления и учредил гетманство, а в качестве гетмана по предложению немцев выбрал потомка старого рода Павла Скоропадского. УЦР сочла это военным переворотом, однако гетман считал себя легитимно избранным (из 7000 делегатов за Скоропадского проголосовали 6432).
Когда 9 ноября 1918 года в Германии была провозглашена республика, и кайзер Вильгельм II бежал в Голландию, гетман Скоропадский, мгновенно оценив ситуацию, 14 ноября назначил новый кабинет министров, уже без украинских националистов. Он провозгласил Акт федерации, по которому обязался объединить Украину с будущей небольшевистской Россией. Принимая такое решение, Скоропадский рассчитывал на поддержку со стороны главнокомандующего Добровольческой армией генерала Деникина и стоявшей за его спиной Антанты. В своих мемуарах Скоропадский так описывал свое видение будущего Украины после того, как падет режим большевиков:
«Я остался глубоко убежденным, что Великая Россия восстановится на федеративных началах, где все народности войдут в состав великого государства, как равное к равному, где измученная Украина может лишь свободно расцвести, где жизнь не будет пронизана насилием и справа и слева, как до сих пор, что только тогда наступит покой, только тогда мы дойдем до периода нового, совместного, народного творчества, и нам не страшны будут ни Центральные государства, ни Антанты того времени».
В ответ на действия Скоропадского националисты организовали альтернативный временный орган УНР – Директорию. Ее председателем был избран В. Винниченко, а Головным атаманом – С. Петлюра. Директория призвала народ к восстанию против гетмана и двинула в Киев свои отряды. Гетманская армия – сечевые стрельцы и Серожупанная дивизия – тут же перешла на сторону Петлюры, а немногочисленные русские дружины, состоявшие из офицеров и юнкеров, умирать за гетмана не стали и разошлись по домам.
В пьесе Булгакова «Дни Турбиных» и его романе «Белая гвардия» эти события хорошо описаны. Правда, у почитателей Скоропадского к Булгакову имеются серьезные претензии в части точности и объективности их отображения (Смирнов, 2008).
Гетман Скоропадский, как оказалось, вовсе не переодевался в мундир немецкого офицера и не претворялся раненым, убегая в Берлин под натиском петлюровцев, как утверждал не только Булгаков, но и другие авторы (Широкорад, 2007). Он ушел, подписав следующее последнее обращение к народу Украины:
«Я, гетман всей Украины, в течение семи с половиной месяцев прилагал все свои силы, чтобы вывести край из того тяжелого положения, в котором он пребывает. Бог не дал мне силы справиться с этим заданием, и ныне я, в соответствии со сложившимися обстоятельствами, руководствуясь исключительно благом Украины, отказываюсь от власти».
Этот текст не случайно напоминал текст Манифеста отречения Николая II. Ведь Скоропадский, убежденный монархист, явно мечтал о создании новой царской династии на Руси. Поэтому он своим Универсалом от 1 августа 1918 года утвердил наследство высшей государственной власти по родству! И не случайно генерал Деникин «справа» обзывал Скоропадского «вторым Мазепой», Троцкий «слева» – «украинским Бонапартом». Примечательно, что Скоропадский задолго до Хрущева выразил жизненно важную для Украины претензию на Крым. «Украина не может существовать, не владея Крымом, – это будет некое туловище без ног», – так он написал в своих мемуарах.
К слову, сравнение с гетманом Иваном Мазепой, перешедшим на сторону шведов, для П. Скоропадского не могло быть обидным. Оно, как ни парадоксально, льстило ему, поскольку в родительском доме висел портрет Мазепы, которого здесь почитали. Когда в 1908—1909 г. г. по повелению Николая Второго праздновалось 200-летие Полтавской победы, то царь, учитывая верность гетмана Ивана Скоропадского, предка Павла Скоропадского, Петру Первому, предложил ему стать новым гетманом Украины, разумеется, в составе Российской империи. Но стать гетманом тогда П. Скоропадский не согласился. В ответ на свое искреннее удивление царь получил явно парадоксальное, но честное, признание: «В моем доме больше почитают гетмана Мазепу».
В своих мемуарах П. Скоропадский с благодарностью вспоминает Мазепу, который много полезного сделал для просвещения и развития культуры на Украине. В своих мемуарах так Скоропадский описывает свое выступление по случаю открытия украинского университета:
«…Я указал, что старая высшая власть на Украине всегда заботилась о просвещении народа, и в числе гетманов указал, между прочим, Мазепу. Все у нас знают его любовь к просвещению, искусству и религии. Я это сказал без всякой политической тенденции, но нужно было бы потом слышать, как зашипели со всех сторон в некоторых кругах, для того, чтобы понять, какой дух непримиримости живет в отношении ко всякому неказенному проявлению мысли. Я терпеть не могу украинского шовинизма, но должен сказать, что этот шовинизм искусственно поддерживается многими дикими выходками с противной стороны».
П. Скоропадский был незаурядным дипломатом и политиком. При нем суверенную Украину официально признали 30 государств мира, в 23 страны были направлены его дипломаты, а в Киеве располагались посольства 10 стран. Он сумел «дружить» с Деникиным и с Лениным одновременно, хотя большевиков ненавидел всеми фибрами души и планировал после создания своей армии двинуть ее на север для освобождения России от большевиков. Свой тяжелый выбор – согласие стать гетманом – П. Скоропадский, уже находясь в эмиграции, объяснил так:
«Тогда я думал, что человек, который ради своего собственного спокойствия упускающий возможность спасти страну, – трусливый и безвольный».
П. Скоропадский не видел сложностей в замене немецких союзников Антантой, если бы это диктовалось интересами Украины. Его рассуждения на эту тему дают ключ к пониманию политики украинских лидеров и в наше время:
«Если бы кто-нибудь задался целью вникнуть в мою политику на Украине, он мог бы видеть, что я честно относился и к немцам, и к союзникам. Когда мы были отрезаны от союзников, я работал с немцами, стараясь извлечь, сколько возможно более для нас пользы, и дать минимум, но относясь честно к принятым обязательствам. Когда у немцев вспыхнула революция, я им сказал откровенно, что сделаю все от меня зависящее для того, чтобы войти в соглашение с Антантой, и так же честно относился бы к своим обязанностям по отношению к Антанте, и так же старался бы получить от них максимум при договорах, давая им минимум. Если у человека всегда на первом плане его родина, другого способа действий быть не может».
Сочетание германофильства и ненависти к большевизму в условиях Второй мировой войны привели П. Скоропадского в стан врагов своей родины. Он как бы и не замечал немецкую жестокость на Украине. Своим сторонникам он советовал проявлять осмотрительность, сотрудничать с немцами против большевиков и выжидать мира, ясно какого. Поднимая логику на дыбы, бывший украинский гетман, ставший к тому времени другом Германа Геринга, 30 августа 1942 года настаивал на том, что «немцы должны быть убеждены, что украинцы – честный народ».
С Симоном Петлюрой, организовавшим его свержение, Скоропадский практически не сотрудничал. В трехчасовой беседе с делегацией, которую возглавил Петлюра, гетман отверг почти все пожелания, высказанные ему. Их было несколько, в том числе – назначение нового состава министров исключительно из украинцев. Дело в том, что гетман украинским шовинизмом никогда не отличался. В своих подчиненных он ценил исключительно деловые качества, поэтому министром промышленности поставил еврея Гутника, которого он характеризовал как «человека очень умного». К сожалению, ожидания гетмана найти в этом министре «широко коммерческого человека с инициативой» не оправдались, и министра пришлось заменить, но отнюдь не по национальному признаку. К слову, в кабинете министров Директории у Петлюры был министр по еврейским делам Ревуцкий, но его участие в работе правительства было лишено какого-либо смысла. Еврейские погромы этот министр приостановить не смог бы при всем желании.
Когда воинство Директории вступило в Киев, начались массовые грабежи и убийства.
На территории Западной Украины, входившей в то время в Австро-Венгерскую империю, потрясения начались еще до революции в Германии. 1 ноября 1918 года украинские части австрийского гарнизона, нейтрализовав военнослужащих других национальностей, заняли Львов, до 60% которого составляли поляки и 30% – евреи. В конфликте состояли украинские националисты и поляки, а евреи в нем участия принимать не стали, но тут же создали свои военные формирования. Австрийский гарнизон покинул город без боя, и в начале ноября здесь была провозглашена Западно-Украинская Народная Республика (ЗУНР). Руководить этой республикой без проведения каких-либо выборов стал «генеральный секретариат» во главе с Кость-Левицким. Польское население Львова тут же восстало и вместе с подкреплением с севера выбило части ЗУНР из Львова.
Примечательно, что руководители ЗУНР пытались заручиться поддержкой местной еврейской общины. Они даже предлагали создать ЖНР «Жидiвську Народну Республику». А в составе созданной в ЗУНР Украинской Галицкой Армии (УГА) был сформирован батальон из галицких евреев «Жидiвський пробойний курiнь» (здесь слово «жид» галицийскими евреями воспринималось без обид, поскольку в польском языке для евреев другого слова не существует). Существенно, что в то время когда на территориях, контролируемых Директорией, бушевали антисемитские погромы, в ЗУНР ничего подобного не наблюдалось. Однако всего 20 лет спустя в Западной Украине, которую украинские националисты из ОУН начали строить по образцу нацистской Германии, евреи стали второстепенным врагом, вслед за «москалями».
22 января 1919 г. Директория и ЗУНР, руководители которых не испытывали никаких симпатий друг к другу, подписали, тем не менее, «Акт злуки» (объединения). Сейчас в Киеве это событие считается днем основания «незалежной» Украины.
Герои и антигерои украинского возрождения
В украинской нации столько хамско-сволочного элемента, нестойкости и склонности к предательству, что иногда аж страшно становится, и не знаешь, как бороться с этой гангреной, которая внутри, в самом лоне ее, словно шашель, и точит, и разрушает ее.
Симон Петлюра
Украине есть, кем гордиться. Украинцы по числу Героев Советского Союза занимают второе место после русских (русских – 7998, украинцев – 2021, белорусов – 299, татар – 161, евреев – 107).
Из пятнадцати фронтов, которые действовали во время Великой Отечественной войны, более половины была возглавлена маршалами и генералами, украинцами по происхождению. Среди них: командующие фронтами Й. Р. Апанасенко, М. П. Кирпонос, С.К.Тимошенко, АЛ. Еременко, И. Д. Черняховский, Р.Я.Малиновский, Ф.Я.Костенко, Я. Т. Черевиченко. Около 2,5 млн. украинских воинов награждены орденами и медалями, звания Героя Советского Союза был трижды удостоен И. М. Кожедуб. Со ста пятнадцати дважды Героев Советского Союза – тридцать два являются украинцами или уроженцами Украины. Из четырех Героев Советского Союза и, одновременно, полных кавалеров ордена Славы, два – украинцы. Это – И. Г. Драченко и П. Х. Дубинда. Около 4-х тысяч бойцов – представителей 43-х национальностей – удостоенные звания Героя Советского Союза за мужество и отвагу в боях на территории Украины. Украинские воины были освободителями народов Европы, они штурмовали Берлин, а командир 756-го стрелкового полка Ф.М.Зинченко, Герой Советского Союза, был первым комендантом рейхстага.
Но ратные подвиги подлинных героев Украины сейчас не в почете, особенно в Западной Украине, где бандеровцы осмеливаются срывать награды и георгиевские ленточки с груди истинных ветеранов Великой Отечественной войны. Однако настоящих героев у националистов очень мало, поэтому и нужны им фальсификации и ложные «герои».
В почете сейчас на Украине целая когорта гетманов, которых именуют «талантливыми политиками» и «полководцами», потому как они отличались «горячим патриотизмом, широким пониманием задач и перспектив борьбы за объединение всех земель Украины в границах соборной и независимой державы». Так современные украинские историки пишут о тех, по вине которых малороссийская территория за несколько десятилетий 17 века превратилась в то, что было названо горьким словом Руина. Архимандрит из монастыря, что под Батуриным, современник тех событий, так нелицеприятно описал «деяния и злодеяния гетманов и прочих вождей народа малороссийского» (в этом списке Хмельницкий Юрий – это сын Богдана Хмельницкого):
