Костяной скипетр
Антон Болдаков
1895 год. Италия. Эйнджел Снарк-младший, более известный как Доктор Акула, прибывает в один из городов итальянской Ломбардии для того, чтобы присутствовать на небольшой сделке – продаже так называемого "хоероа" – жезла власти племён маори из Новой Зеландии. Однако, сразу же по прибытии в Ломбардию, Доктор Акула узнаёт, что в доме продавца совершено убийство, а сам скипетр похищен. Преступник очень умело продумал и совершил своё преступление. Однако он и предположить не мог, что Доктор Акула отправится по следам убийцы и вора…
Антон Болдаков
Костяной скипетр
1895 год. Италия.
Снег в этой части Ломбардии не был редкостью, причём часто он сопровождался сильным ветром, что весело заносил улицы города в считанные дни.
Впрочем, и таял он так же быстро, как и выпадал. Близость к жарким широтам Средиземного Моря, оказывала своё влияние и на погоду. Гамбара, этот таинственный город Ломбардии, жил на границе холода и тепла, и его жители привыкли как к проливным ливням, так и затяжным снегопадам.
На этот раз снег валил не переставая – крупные хлопья сыпали и сыпали из густых туч, что нависли над крышами города, алчно пожирая солнечные лучи. За неполные сутки снега выпало больше, чем за два последних года – и, судя по всему, останавливаться этот снегопад не собирался.
Город, как говорили старожилы, «накинул шаль из каминов» – десятки печных труб выбрасывали жирные языки дыма, что смешивались с хлопьями снега, придавая Гамборе вид игрушечного города, словно сошедшего с детских книжек о Рождестве.
Машина остановилась у вокзала, распугав своим видом несколько десятков прохожих. Судя по виду, это были крестьяне из глухих горных деревушек, что приехали в город для решения каких-то своих личных дел, или просто – посмотреть на мир.
Мощный автомобиль «Единорог», сделанный на предприятии «Бейнц», по строго индивидуальному заказу маркграфа, представлялся им каким-то волшебным агрегатом. Самодвижущейся повозкой из волшебных сказок, управляемой парой сноровистых чертей.
Франка хорошо знала это – и испытывала удовольствие, глядя как простолюдины, те, кого её отец сравнивал с «зайцами», шарахаются от её машины – символа власти и богатства её хозяина.
Остановив машину у вокзала, прямо поперёк площади, Франка достала тонкую сигарку, и неторопливо раскурив её от золотой зажигалки, выпустила кольцо дыма, глядя, как оно пролетает через снежинки.
Прохожие с негодованием смотрели на это, и, качая головами, обходили автомобиль стороной. Для них и автомобиль то был – чудовищным порождением самого Дьявола… А уж курящая девушка – это ни в какие ворота не лезло.
Некоторые даже складывали пальцы в «фигу», отгоняя зло. Франка это дико веселило – ей нравилось наводить страх на людей – даже такой – мистический. Отец всегда учил Франка, то в мире все люди делятся на два вида – тех, что пугаются, и тех, что пугают. На «зайцев» и «охотников».
И те, кто пугает – всегда стоят выше. А «зайцы» служат для того, что бы на них охотились охотники.
Выпустив ещё несколько колец дыма, Франка достала часы и посмотрела в них.
Судя по времени, этот странный тип – Эйнджел Снарк-Младший, особо не утруждал себя всякими глупостями типа пунктуальности. Он был должен появиться тут минуты три назад, но, видимо, не спешил, хотя его поезд прибыл на станцию уже минут пять назад.
Франка вышла из машины и посмотрела вверх, в хмурое, затянутое тучами небо, откуда сыпали густые хлопья снега…
Опустив голову, она чуть-чуть не уткнулась носом в громадный, больше её ладони, зуб какой-то рыбы, вроде акулы – если, конечно, можно представить себе акулу размером с вагон паровоза.
Зуб висел на верёвочке, поверх странной куртки – из какого-то чёрного, лоснящегося, меха. Мех был странным – создавалось впечатление, что шкурки взяли у каких-то мелких животных, величиной не больше ладони Франка. Причём – что было ещё более странно – кем бы ни были эти животные, их мех одинаково легко складывался во все стороны – и вверх, и вниз. Франка видела такое только один раз в жизни –отец и друзья «посетили с визитом вежливости» раскопки какого-то гуннского воина, времён Вторжения Атиллы – тогда кроме золотых украшений и дорогой диадемы работы до императорского Рима, отец принёс и рукав от одежды гунна – сшитой, по словам историка, «из шкур мышей» – однако тот мех был не мышиным – а точно такого-же зверя, даже двигался так…
Куртка из шкур этих странных зверей, была надета на здоровенного – два с лишним метра, молодого человека странной внешности – немного мрачное, и какое-то «стёртое» лицо, в котором было не разобрать никаких эмоций.
Тёмно-зелёные глаза прятались за массивными очками, причём Франка сразу поняла, что стекло там простое – не линзы. Такие очки часто носили те, кто имел хорошее зрение, но старался выглядеть начитанным и умным. Например, те знакомые Франка, что втирались в доверие к богатым людям, выдавая себя за «умных ослов», и потом забирая последние монеты у обманутых ими.
Молодой человек был гладко выбрит и коротко, почти под «ноль», и не носил никакой шапки – куртка имела громадный капюшон, на который, судя по всему, пошла целая лиса какого-то сероватого оттенка.
Штаны у него были из какой-то кожи, а вот ботинки были странными – больше похожими на сапоги с высокими голенищами, и со шнуровками.
За спиной у парня висел очень странный вещмешок – его словно сшили из чешуек, странного вида – самая маленькая чешуйка была размером с чайное блюдце – было страшно даже представить размеры рыбы или рептилии, что отдала свою чешую.
Сам он меньше всего был похож на учёного или какого-то там умника, закончившего университет – больше всего он смахивал на тех парней, что приезжали в Ломбардию с юга, что бы стать теми, кого в Гамборе называли «подмастерья чести». Однако в нём не было никакой той жёсткой решительности, которую хранили в себе «подмастерья», даже самые ничтожные. Ни один из «отцов» «людей чести» не взял бы такого типа себе в помощники – разве что чисто на «один скок» (то есть в качестве «козла отпущения», при совершении преступления. Примечание автора).
– Сеньорита Франка? Меня зовут Эйнджел Снарк-Младший. Я прибыл в гости к вашему многоуважаемому сеньору…
Голос у молодого человека был странным – гулким и густым – словно у профессионального певца или потомственного ныряльщика – Франка, из той, старой жизни, которую изо всех сил желала забыть, помнила, что у ныряльщиков из её деревни был точно такой же голос – следствие хорошо развитой постоянными погружениями под воду грудной клетки. Когда проводишь под водой чуть ли не больше времени, чем на суше – то выбора особого нет – или «раздувай грудину, как кузнечный мех», или захлебнись – на радость плотоядным сиренам из свиты Нептуна.
Совершенно непонятно было как этот тип ухитрился подойти к ней так близко, посреди открытой площади… Впрочем маркграф предупреждал Франка, что Снарк далеко не такой простак, каким кажется, и с ним надо быть повежливее. И даже упоминал, что своё прозвище – Доктор Акула, он получил отнюдь не за отличное знание истории и океанографии.
Это предупреждение Франка, как водится, пропустила мимо ушей – человек который был учёным и разбирался в науке, для неё был простым простаком и глупцом, принадлежавшим к породе «зайцев». Умные люди не имеют всяких там научных и профессорских званий.
– Маркграфу. Томазз Кардинни – маркграф, – поправила Франка, и, не без яду, добавила. – Вам известно, что такое – маркграф? Или ваши познания, распространяются только на дубинки Тихого Океана?
– Да, известно – маркграф, это изволит быть граф марки. А марка – приграничное поселение. В данном случае предки графа получили свой титул от самого Карла Великого, в 774 году, когда тот завоевал и разгромил королевство лангобардов. Фактически мы сейчас находимся в месте, что пало перед Каролингами в последнюю очередь… – равнодушно проговорил Снарк. – Название города, кстати, происходит от имени первой известной королевы великих лангобардов – Гамборы. (По легендам Гамбара была первой известной королевой винилов – как тогда назывались лангобарды, и именно при ней и её сыновьях лангобарды двинулись скитаться по Европе. Примечание автора). Именно она предложила для своего народа фокус, как можно удивить бога войны Тора и получить от него победу для тех, кого мы зовём лангобардами.
– Что-то не слышала ни разу.
Снарк улыбнулся, а затем сделал странную вещь – щёлкнул зубами. Звук раздался такой, словно он стукнул в кастаньеты. Такую привычку – щёлкать зубами, Франка встречала у тех-же ныряльщиков – под водой особо не покричишь, а вот щелчки зубами слышны отлично.
– Прошу прощения, сеньора, но такие знания – далеко не всегда то, к чему стремится простой человек. К чему вам нужны такие знания – об истории лангобардов, прозванных «длиннобородыми»? Мы живём в иные времена, когда никому нет дела до мрачных тайн прошлого…
– Знаете Снарк… – Франка намеренно обратилась к Снарку по имени. – Вы человек, как я погляжу, умный… Но позвольте мне самой решать, что для меня интересно, а что – нет. Не хотите сигару?
– Благодарю, я не употребляю никотин, – Снарк вежливо склонил голову. – А что вас интересует?
– Почему «длиннобородые»? – Франка выкинула выкуренную наполовину сигару в снег. – Вроде бы все варвары носили длинные бороды, но почему-то термин «длиннобородые» – относится только к лангобардам.
– Сказания самих лангобардов указывают, что давным-давно бог Один не знал, кому из двух племён отдать победу в бою – племени вандалов или племени винилов? Тогда его жена посоветовала жёнам обеих племён распустить косы и завязать их на лице подобно бороде и усам. Так уж вышло, что совета богини послушались только женщины винилов. Они сделали себе бороды из своих распущенных волос, и вышли, вместе с мужьями, на поле боя. И когда Один увидел это, то он был впечатлён такой находчивостью и даровал победу именно их мужьям. А напоследок сказал: «Эта земля мала для вас – ищите себе землю, что соответствует вашим свершениям». И народ, который в честь своих жён и их хитрости, называл себя – «лангобарды», «длиннобородые», решил отправиться в путь – и выполнить совет своего Бога Войны – захватить себе землю и царствовать над ней, (В оригинале винилы и вандалы искали у Одина – победы в бою. Один пообещал, что даст победу тем, кого, увидит первым утром. Фрейя дала совет винильским женщинам завязать волосы наподобие бороды и выйти в поле битвы с мужьями. Увидев их, Один спросил «кто эти длиннобородые» и тем самым был вынужден даровать победу винилам. С той поры они и носили прозвище «лангобарды». Таким образом, лангобарды являются чуть ли не единственными варварами Тёмных Веков Европы, что получили своё прозвище в честь женщин. Примечание автора). – Снарк ловко подобрал окурок Франка и, щелчком пальцев, отправил его в урну для мусора, что отстояла от него в пяти метрах. – Можем ехать. Мой груз, а я изволил прихватить с собой кое какие вещички, доставят следом к особняк маркиза чуть позже.
Франка провела рукой по своим длинным, чёрным волосам, завитым в толстенные косы и попробовала представить, как она могла бы выглядеть, если бы распустила пряди и сплела из них бороду – то есть заплела бы «хвост» под подбородком.
Потом поёжилась и, запрыгнув в автомобиль, запустила двигатель и покатила по заснеженным улицам Гамборы.
Снарк сидел рядом, держа свой вещевой мешок на коленях. При этом он напоминал не живого человека, а манекен – практически не дышал, не шевелил ни одним мускулом и смотрел прямо перед собой.
Более того – Франка никак не могла отделаться от ощущения, что Снарка рядом с ней вообще нет. И это нервировало женщину очень сильно – в её детские и юные годы отец подметил, что его дочка умеет «чуять» людей – способна без труда ориентироваться в самой густой толе и никогда не теряет из виду тех, за кем её отправляли следить. При этом Франка не теряла человека, даже если тот заворачивал за угол или его скрывала толпа – она «чувствовала» того, за кем следила – более того, даже во сне она спокойно могла почувствовать приближение человека к своей кровати и проснуться.
Сама Франка тоже развила в себе это чутьё и, от скуки, часто давала уроки фехтования или танцев – с завязанными глазами. Она хорошо ощущала людей вокруг себя даже в полной темноте и даже если те прятались и пытались скрыться.
Со Снарком её чутьё, впервые в жизни, дало сбой – Франка просто не «чувствовала» его – ей казалось, что она везёт не крупного, взрослого мужчину, а привидение – если бы Сарк сейчас испарился в воздухе – то наверное Франка не удивилась бы ничуть…
– И что же? Лангобарды потом покинули свою страну?
– Да, – заговорил Снарк. – В их стране наступили голодные годы, и этот народ двинулся на юг, в поисках лучшей доли. Блуждая по Европе, лангобарды остановились здесь, на юге Италии, и обосновали тут своё королевство – древнее и могучее. Лангобарды стали жёсткой и острой костью в горле Рима, поскольку они были варварами – они не принимали католического христианства и смотрели на Италию как на территорию, которую им суждено, рано или поздно, завоевать.
– Я слышала, что они надолго тут осели, – Франка нажала на гудок, чуть ли не до полусмерти испугав медленно перебегающую дорогу женщину. – Долго жили.
– Фактически, они изволят жить тут и сейчас… – Снарк молниеносно выбросил руку, сцапал рулевое колесо и дёрнул его на себя.
Машина, со страшным скрипом, «пошла юзом» по сыроватому снегу, однако каким-то чудом разминулась с двумя лошадьми, что бодрой рысью вылетели из проулка.
Лошадь тянула за собой красивую повозку на колёсах, крытую роскошным тентом из золотистого шёлка, сидящий на облучке кучер с трудом натянул поводья, остановив повозку.
Двери повозки распахнулись, и оттуда выскочила жутко полная женщина, облачённая в какой-то невообразимый наряд – роскошные платки и кучу юбок, поверх кожаной куртки. Судя по лицу, женщина была цыганкой – смугловатой, с густыми бровями и тёмной кожей.
Женщина упёрла руки в боки и – ни разу не повторившись, и не сбившись, ни единого разу, поведала на всю улицу, кто такая Франка, где он и от кого она родилась, и на каком болоте под корягами пряталась, пока не села за «поводья этой дьяволовой самокатной кареты».
Франка не осталась в долгу и ответила ей в том же ухе, разве что с уточнениями насчёт того, у кого из них «бока толще, от прозябания в трясине и диеты из жирных комаров».
Цыганка затряслась так, что случайные свидетели сей ссоры (включая кучера) спешно попрятались кто куда. Затем на Франка обрушился такой поток ругательств, что у женщины аж в глазах побелело, и она сунула руку в рукав своей шубки…
На рукаве Франки словно защёлкнули наручники. Снарк легко приподнял руку Франка, – его хватка была похожа на стальные оковы, разорвать которые не было никакой силы. Затем, отстранив женщину в сторону, Доктор Акула клацнул зубами и проговорил пару слов на каком-то странном языке. Франка ни разу не слышала ничего подобного – эти слова не были ни цыганскими, ни итальянскими, ни вообще какими-то. Какой-то набор гортанных слов, совершенно непонятного смысла.
Однако на цыганку они произвели воистину волшебное воздействие – она выпучила глаза, побледнела и молча прыгнула в повозку.
Снарк чуть сильнее стиснул руку Франка, так, что спрятанный в рукаве дамский пистолетик врезался в кожу женщины.
– Не стоит вам давать волю своим чувствам, милостивая сеньора, из-за такого пустяка… – проговорил Доктор Акула. – Поверьте – никакая мелкая обида зачастую не стоит такого мрачного ответа…
Голос у него был спокойный и даже преисполненный уважения – но Франка стало страшно. А ещё страшнее стало, когда женщина обратила внимание на руки Снарка.
До этого Доктор Акула прятал их в варежках, но перед тем как схватить Франка за запястье – варежки снял.
Каждая фаланга на кисти Снарка была чуть-чуть длиннее фаланг простого человека. От этого пальцы Снарка были странными – длинными и даже очень. Словно у паука.
– Я поняла. Убери свои руки и больше не хватай меня без разрешения, – процедила Франка.
– Как изволите приказать, сеньорита, – Снарк выпустил запястье Франка. – Но изволю и вас попросить больше не давать мне поводов останавливать вас. Хорошо?
Франка скривила губы, готовясь испепелить наглого американца «глаголом», но так и замерла, вспомнив, что этот самый Снарк вообще-то приглашён её хозяином, и не след слуге проявлять излишнюю инициативу.
– Хорошо, постараюсь сдерживать себя… – улыбнулась она, одними губами. – А теперь если у вас всё – то прошу в машину. Мой хозяин ждёт вас с нетерпением. Уж не знаю, отчего он вызывал вас, но думаю, что причина – весьма важна.
– Это да, – Снарк кивнул и сел в машину. – Так уж изволили повернуться обстоятельства, что ваш хозяин не стал связываться с более опытными профессионалами, коим знакома техника работы Новой Зеландии и вызвал меня. Как полагаю, вам известна причина этого его желания, ибо вы, как ни крути, его верная секретарша, перед коей он часто открывает свои замыслы.
– Да. Просто я так ничего и не поняла. У нас в нашем городе сотни антикваров и специалистов, чья репутация весьма заслужена и справедлива. Но нет – маркиз, за каким-то шутом, обратился к тебе, человеку совершенно никому неизвестному, – Франка повернула руль и загнала машину в проулок, дабы срезать путь. Вот скажи мне, американец, что в тебе такого, чего нет у других итальянских специалистов?
– Знаете в чем, правда, жизни? – усмехнулся Снарк, сложив руки на груди.
– Просвети меня.
– Правда жизни в том, что мы должны часто или лгать или не отвечать на вопросы. Я не люблю лгать, поверьте. Поэтому я не стану отвечать на сей ваш вопрос… Могу только сказать – если ваш хозяин изволил вызвать меня, значит, он абсолютно убеждён, что с возникшей проблемой могу справиться только я.
Франка помолчала, отметив, что Снарк очень деликатно дал понять ей, что она лезет не в своё дело. Хотя, что и говорить, дело было странным…
Больше они не успели поговорить – автомобиль завернул к особняку маркиза…
***
Около особняка клубился народ, среди которого чётко было видно снующих во все стороны «фазанов», хорошо различимых благодаря торчащим на шлемах перьям данных птиц. (В указанное время в некоторых городах Ломбардии роль полиции играли и берсальеры. Это связно с тем, что после объединения Италии в 1870 году, не во всех городах новое правительство могло полагаться на старую полицию – вот почему в некоторых северных частях Италии, вплоть до начала Первой Мировой Войны, полиция была усилена и берсальерами, как бы абсурдно это не звучало (с современной точки зрения это всё равно как если б военная комендатура России следила бы за порядком в городах, в мирное время, вместе с милицией). Объяснялось это во многом тем, что развивающемуся индустриальному обществу Ломбардии требовалась жёсткая рука в контроле над преступниками и революционерами. Примечание автора).
– Да что меня сирокко разодрал! – Франка остановила машину и шустро выскочила на улицу. – Эй, Осёл – что творится?!
– Сеньорита Франка! Как хорошо, что вы приехали! Безносого убили! Его сам Нога-Бананом, этот поганый чёрт, чей отец был прокажённым ослом, убил! – крикнул привратник, расталкивая толпу и подбегая к Франке. – Он убил Безносого а, узнав, что прибыли «фазаны», торчит в гостиной с тремя тоннам взрывчатки, чтоб мне всю жизнь жрать протухшую сардину, с фонарём и угрожает пустить всех нас на небеса, если только какая свинья посмеет протянуть к нему своё копыто! Да что ж это творится?!
Снарк выскочил из машины, всмотрелся в окружившую толпу, а затем приказал Франка.
– Зажмите уши.
Сказано это было так, что уши зажала не только Франка, но и привратник, а также полдесятка набежавших поглазеть зрителей.
Доктор Акула издал какой-то жуткий, рокочущий клич – громкий и решительной – от которого у Франки, очень даже заметно, задрожали ноги. И это несмотря на зажатые уши!
Остальная толпа оценила этот клич правильно – и в долю секунды разбежалась, испарившись со сказочной скоростью. Снарк подхватил Франку на руки и решительно влетел с ней в особняк маркиза. Стоявшие у дверей охранники и берсальеры бросились было на перехват, но Франка без труда остановила их одним только выражением лица.
