Любовь Степановна Холодова "Сегмент времени"

– Здравствуйте, – сказала она. – Очень рада видеть здесь всех в добром здравии.

Она обвела взглядом всех и продолжила:

– Почти каждый из вас задается вопросом, что же происходит? И не менее важно, когда все это кончится и кончится ли вообще? Я постараюсь ответить на эти вопросы. Скажу сразу, что информация, о которой я буду говорить, некогда имела гриф «секретно». Думаю, что ситуация, в которой мы сейчас оказались, сама автоматически снимает этот гриф. Было бы неразумно, оставлять всех в неведении.

Вокруг полковника Валуевой стояли человек пятьдесят. Это были, в основном, военные, солдаты срочной службы и офицерский состав. Но было немного гражданского населения, семьи военнослужащих, и еще Чепрыгин со своей аспиранткой, которые совершенно случайно оказались здесь в это время.

– Почти десять лет назад учеными всего мира было замечено, что ядро нашей планеты начало активно смещаться из центра к поверхности Земли. Ядро, как мы предполагаем, имеет твердую металлическую структуру, оно, плавает в плазме, поэтому, ему относительно легко перемещаться. Надо сказать, что ядро никогда не оставалось на одном месте, оно всегда немного двигалось, но потом, снова возвращалось на свое место. В последнее время, его движение стало не хаотичным, а направленным. Были высказаны гипотезы, что Земля может из-за этого резко изменить ость вращения. Просчитывались варианты. Но, так как спрогнозировать, как будет в дальнейшем вести себя ядро, не представлялось возможным, ни один из вариантов не мог быть принят за основу.

Современная наука еще не настолько сильна, чтобы стало возможным заглянуть вглубь планеты, нашему подразделению и некоторым другим была поставлена задача, наблюдать за проявлениями движения ядра.

Но никто не мог предположить, что может случиться то, что мы имеем сейчас. Ни одна из гипотез такого сценария не предполагала.

Люди внимательно слушали, даже те, которые понимали не все. В толпе среди жителей городка прошел удивленный возглас.

– Судя по всему, Земля стремительно меняет ость вращения. Какой она теперь станет, не может сказать никто. Могу только сказать, что наша планета потеряет на какое-то время свою магнитосферу а, значит, и атмосферу. Чем быстрее она будет переворачиваться, тем разрушительнее будут последствия на ее поверхности. Кроме того, можно предположить, что Земля может изменить свою орбиту вращения вокруг Солнца. Совсем с орбиты она, улететь не должна но, скорее всего, от Солнца отдалится, надеюсь, не на много.

– Сколько мы будем здесь сидеть, не знаю. Предполагаю, что за пределами нашего убежища уцелеют немногие. Когда будут новости, мы обязательно поставим всех в известность. Если можете, молитесь. Мы все будем надеяться на лучшее. А сейчас прапорщик Данилюк всех вас расселит.

Едва Александра Константиновна, пройдя сквозь замершую толпу, вышла в служебное помещение, где теперь был ее кабинет, послышались крики и надрывные рыдания. Некоторые женщины метались в истерике, прижимая своих детей. Кто-то оказался в прострации, отключившись от осознания реальности. Кто-то искал место, где бы сесть, чтобы переварить услышанное и садился прямо на пол.

Людям было не до расселения.

Сидя в своем кабинете, Александра Константиновна закрыла ладонями свое лицо. Прежде всего, она была просто женщиной. Теперь ей предстоит проявить недюжинную силу, чтобы уберечь людей, за которых отвечала, не допустить паники, не позволить им голодать а, главное, не дать потерять надежду. И ради этого ей пришлось сейчас лгать. Не обо всем, но о том, что подорвет веру и тем самым помешает возродиться цивилизации лучше помолчать.

Чепрыгин тоже обнаружил себя сидящим на полу. Он понимал, что жизнь никогда уже не будет прежней. Что теперь этот бункер может стать его пристанищем навсегда. А еще он подумал, что теперь его научные изыскания кажутся не только совершенно не нужными, но даже нелепыми.

Он посмотрел на Карину, сидящую рядом с ним, и ему захотелось прислониться к ней и замереть в ощущении единства, она сама обняла его:

– Папа, что же теперь будет? – спросила она, вытирая слезы.

Чепрыгин прижал ее плечо к себе:

– Не плачь, девочка, – сказал он. – Главное, мы вместе.

Если бы не сам повод, который их сблизил, это был бы самый счастливый момент в их жизни.

Глава 9

Сколько они уже сидели в этом убежище Чепрыгин не знал. Наверное, кто-то следил за временем, но только не он. Когда всех звали в столовую, он не шел, а продолжал лежать на своей кровати, отвернувшись к стене.

Карина попросила зайти к отцу военного врача, майора Рякина Николая Николаевича, но в это время многие обитатели убежища жестоко болели, и военврач только заскочил на минутку к Чепрыгину и ушел, признав его здоровым.

Население бункера спасало то, что были они народом молодым и здоровым. Большинство отделывались только головной болью и потерей аппетита. Но больше всех досталось Лене, жене прапорщика Данилюка. Она совсем не вставала с постели, доктор не отходил от нее, переживая, что ее хватит инсульт.

Был еще один человек, который тяжело переносил катаклизм, это был старшина сверхсрочник Войкович Анатолий Павлович. Он служил в продовольственном отделе в штабе дивизии, и уже готовился выйти на пенсию. Когда в законсервированную часть отправили команду, попросили его поехать помочь своим опытом наладить там жизнь. Он поехал и оказался абсолютно незаменимым. Теперь он был при смерти.

Тот, кто проходил мимо приоткрытых дверей комнаты Анатолия Павловича мог видеть неизменную капельницу, стоящую у его кровати. Говорили, что старшина давно не приходит в сознание.

Первое время Карина звала отца в столовую, но потом, перестала. Их поселили в одну комнату, как семью. Она носила ему еду, ставила тарелки на тумбочку, надеясь, что запах пищи пробудит в нем аппетит.

– Скушай что-нибудь, папа, – упрашивала она, – нам всем нужны силы.

– Зачем? – вдруг развернулся к ней Чепрыгин. – Какой толк от стареющей лабораторной крысы, которая ничего не умеет, кроме как исследовать лягушек? Я нахлебник! Из выдающегося ученого с множеством регалий я превратился в никчемность, дармоеда! Теперь все мои заслуги аннулированы. Я никому не нужен!

– Мне ты нужен! Это очень важно. А еще, подумай, хоть ты и атеист, если Бог оставил тебя в живых, значит, ты зачем-то нужен. Думаю, не только мне. Ты просто еще не знаешь, зачем.

Чепрыгин совсем забыл, что Лола была православной христианкой. Она никогда об этом не говорила, он узнал об этом случайно.

Он свесил ноги с кровати и посмотрел на Карину.

«Что-то в этом есть, – подумал он. – Надо разобраться».

– Нас в живых оставил не бог, а полковник Валуева, – возразил он. – Это она попросила меня ненадолго остаться. Поэтому, мы пока живы. Она уже тогда догадывалась, что может произойти.

– Вот, видишь, – сказала Карина. – Даже Валуева считает тебя нужным, а она знает тебя лучше, чем ты сам себя. Знаешь, как она беспокоилась о тебе!

На это Чепрыгин ничего не мог возразить. Он задумался. Спесь начала проходить.

На тумбочке возле кровати стояла железная миска с супом. Чепрыгин пододвинул ее к себе, понюхал и начал есть. Сначала медленно потом, открылся аппетит, и он начал быстрее орудовать ложкой.

Когда вечером он пошел на ужин, его встретили одобряющим гулом.

Навстречу ему шла Александра Константиновна:

– Как Вы себя чувствуете? Спросила она.

– Спасибо, хорошо, – кивнул Чепрыгин.

– Берегите себя, – сказала она и прошла дальше.

Сутулость Чепрыгина мгновенно прошла. Он как-то торжественно посмотрел на дочь и попытался распрямиться, насколько смог.

Буря не утихала, а переходила в ураган. Ураган становился тайфуном.

Почти все жители военного городка бездействовали, это немного успокаивало Чепрыгина. Но были и те, которые отсюда, из бункера, наблюдали за стихией. Измеряли давление, скорость ветра, температуру и многое другое, что было возможным в таких условиях. Все данные заносились в программы. Интернета, конечно, не было, но компьютеры работали автономно, обработать данные они могли.

– Переживаешь? – спросил участливо Данилюк.

Чепрыгин удивленно на него посмотрел.

– За своего мальца, – уточнил прапорщик.

Леонид Алексеевич нахохлился. В последнее время его что-то очень тревожило. Только он никак не мог вспомнить, что. О Ромке он приказал себе не думать, сделать он уже ничего не мог, а переживания мешают работе. Только какая сейчас работа? Но это была его привычка, в трудную минуту, прятать голову в песок, как страус. Только внутри него что-то очень больно ныло, с каждым днем все больше. Когда Данилюк напомнил ему о Ромке, боль стала такой сильной, что чуть не вылилась наружу с рыданием.

Он сдержанно кивнул. Хотелось курить. Чепрыгин по привычке сунул руку в карман, нащупал пачку сигарет, помял ее и оставил.

– Мне приятель сказал, что ветер начал, наконец, утихать. Уже не такой сильный, как был. Скоро можно будет выйти наружу, как думаете?

Чепрыгин пожал плечами:

– Не знаю.

– Как все успокоится, надо сходить, поискать мальца. А?

Леонид Алексеевич молчал. Он был совершенно уверен в том, что Ромки уже нет в живых. Найти его мертвое тело ему не хотелось. Это если повезет но, скорее всего, тела не будет. Ему нужно о нем забыть и о его дедушке, старом леснике. Так будет легче. Как когда-то он забыл о своей Лоле.

Но легче не становилось. Душа болела. В таких случаях он уходил с головой в работу, но ее не было. Чепрыгин не находил себе места. Это заметила Карина.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать, – спросила она его осторожно.

Леонид Алексеевич мотнул головой:

– Нет.

Она все же нашла прапорщика Данилюка, Чепрыгин общался только с ним.

– Василий Федорович, – обратилась она к прапорщику. – Мне нужно поговорить с Вами.

– Сейчас, подожди минутку, – попросил Данилюк Карину. Он занимался выдачей продуктов поварам.

– Ну, вот, пойдем, поговорим, – повел ее прапорщик в столовую. Они сели в небольшой комнате, в которой стояли столы и стулья. Столовая была рассчитана на одновременный прием пищи двенадцати человек. Кушали в несколько заходов, некоторые брали еду на всю семью с собой.

– Леонид Алексеевич чем-то очень обеспокоен, – сказала Карина. – Я не знаю, в чем дело. Он мне не говорит. Я за него волнуюсь. Может, Вы что-то знаете?

– Знаю, – ответил Василий Федорович.

Он рассказал ей о старой избушке лесника, о Ромке и о его дедушке.

– Он обещал дедушке, что позаботится о парнишке. А теперь такое дело, может, их уже и в живых нет, – вздохнул Данилюк, – вот он и переживает.

Карина задумалась.

– Как Вы думаете, – спросила она прапорщика, – есть ли смысл их искать?

– Надежды почти нет. Но все же лучше знать наверняка, чем душой маяться, – ответил ей Василий Федорович.

– Я думаю, Вы правы. У меня к Вам просьба: поговорите с ним об этом. Я не могу, он мне ничего не рассказывает. А я хочу, чтобы он успокоился.

– Поговорю, – сказал, вставая Данилюк. – Я даже схожу с ним, ему никак нельзя идти одному.

– Спасибо.

Пришло время, когда природа перестала бесноваться.

Дверь открыли. Люди высыпали наружу и с удивлением смотрели по сторонам. За дверью, когда ее наглухо закрыли, оставалась слякотная осень, деревья еще не потеряли крону. А теперь перед ними предстала совершенно незнакомая местность, деревьев не было совсем. Ландшафт стал ровным, как стол, все было белым-бело.

Был полдень, но солнца видно не было. Возможно, оно спряталось за серыми тучами, которые заволокли все вокруг, от самой земли и до неба. Тогда еще никто не мог предположить, кроме командира, что солнца они больше не увидят никогда.

Но человек ко всему привыкает. Узники бункера начали выходить из добровольного заточения. Дети беззаботно играли, взрослые наслаждались свежим воздухом.

– Ну, когда пойдем? – спросил Данилюк Чепрыгина, не уточняя, куда, потому, что он и так все понял.

– Не знаю, – взвизгнул профессор и побежал к себе в комнату.

К прапорщику подошла Карина.

– Боится, что увидит Ромку мертвым, – объяснил Данилюк, оказавшись неплохим психологом.

Карина кивнула головой.

– Я все-таки соберу его в дорогу, – сказала она.

– Правильно. А я поговорю с командиром.

Когда вещи были собраны, день назначен, а полковник Валуева отправила, для усиления их небольшого отряда, сержанта Шматова, Чепрыгин сдался.

– В какую сторону идти? – спросил сержант. Он достал компас и удивленно посмотрел на него. Стрелка показывала неправильно. Север был не там, где раньше.

– Да брось ты его! – махнул рукой Василий Федорович.

– А обратно, как мы дорогу найдем? – Сержант покрутил компас, определился на местности. – Просто надо сориентироваться.

Профессор беспомощно вертел головой и не мог определиться, куда же идти. Компасом он никогда не пользовался, он и без него очень хорошо определял дорогу в лесу. Но леса не было! Была одна сплошная равнина, покрытая вывороченными деревьями и разным хламом, который принес ураган. Все это было изрядно припорошено снегом, и от этого уже различить, где лежала куча деревьев, а где разбитая машина, или крыша дома, который мог находиться в сотнях, а то и тысячах километров отсюда было совершенно невозможно.

– Понятно, – констатировал Данилюк. – Сначала давайте найдем КПП.

Это тоже было непростой задачей. Но, удивительно, в нескольких местах остался забор. Правда, он был покореженным и лежащим на земле, но по нему можно было определить некоторые границы военного гарнизона.

– Вот, здесь стояла будка КПП! – обрадовался Чепрыгин, увидев бетонный фундамент, на котором стояло раньше деревянное здание контрольно-пропускного пункта.

– Воинская часть была сзади, – начал поворачиваться на месте Леонид Алексеевич, – а лес, получается, впереди.

Все стали рядом с ним.

– Сможешь найти? – спросил прапорщик.

– Должен, – не очень уверенно сказал Чепрыгин и двинулся в путь.

Вместо леса встречались одиночные деревья, каким-то чудом умудрившиеся не упасть под натиском стихии. Они помогали Чепрыгину не сбиваться с пути. Иногда он останавливался, закрывал глаза и так стоял некоторое время, его спутники терпеливо ждали.

В прежнее время Чепрыгин с легкостью находил нужную тропку, знал, у какого дерева повернуть, мимо какого кустика пройти, но теперь все его метки, сохранившиеся в памяти, стерлись, вокруг лежала однообразная картина: ровная поверхность с множеством препятствий, замаскированных снегом.

Дорога показалась значительно длиннее, чем раньше. Все устали, но никто не просил о привале. Наконец, уже измотанные, путники вышли на поляну, где, по всем признакам, должна была стоять изба.