Город, кажется умрет. Наплевать.
Надоело мне дышать,
И надеется, и ждать. Наплевать.
Что? Все будет хорошо?
Подождать чуток еще? Наплевать!
Закажи мне крест и гроб,
Я теперь уже готов умирать.
– Довольно талантливо, не находишь? – он засмеялся и отложил тетрадный листок, взятый со стола.
Черный человек. Никита знал его. Они встречались раньше, когда черный человек хотел забрать его жизнь. Однажды ночью Никита проснулся от того, что задыхался. Чувствуя сильное удушье он с ужасом попытался вздохнуть, но не смог. Воздуха не хватало. Невозможно было сделать ничего, лишь наблюдать за происходящим. Единственное, что слушалась Никиту – это глаза. Правда он не был уверен, что это были именно глаза. Обычно Никита носил контактные линзы и видел не очень хорошо, но по ночам он был без них. Однако сейчас видел все также четко, как в линзах.
Никита увидел свою комнату, залитую ночным синим светом, и черный силуэт, стоящий над кроватью. Силуэт не двигался. Не двигался и Никита, бешеным усилием воли пытаясь сделать хоть что-нибудь. Тело не слушалась. Наконец, спустя какое-то время, показавшееся вечностью, Никита смог слегка пошевелить большим пальцем на ноге. Это стало толчком к тому, чтобы жизнь постепенно начала возвращался в тело. Спустя еще целую вечность ему удалось оттолкнуться рукой от кровати и перекинуться на спину сделав глубокий вдох, больше похожий на стон. Так он первый раз познакомился с черным человеком.
Но это встреча оказалась не единственной. Ночное удушье и черный силуэт возвращались к нему снова и снова раз. Дошло до того, что Никита боялся засыпать, так как знал, что снова встретит его. Закончились приступы довольно необычным образом.
Постепенно Никита стал осваиваться в этом ужасном состоянии. У него начало получаться отделяться от парализованного тела и словно парить над ним. Внутри все закипало и протестовало. Хотелось выкинуть черного человека из комнаты. В один из таких дней он смог вылететь из тела достаточно далеко и кинуться на ненавистную тень. Комната наполнилась необычным сиянием и все стало видно как днем несмотря на то, что пространство было погружено в темноту. Никита или то, что считало себя им, летел в сторону преследователя и орал матом на всю вселенную, желая тени убираться прочь. В тот раз ему удалось прогнать черного человека до входа в квартиру.
С удивлением Никита заметил, что в прихожей стояли вещи, которые были выкинуты несколько лет назад, после смерти деда. Справа на стене висело зеркало, которого там давно уже не было. Никита схватил тень за горло и увидел испуганное лицо, перепачканные сажей. Почему-то захотелось поцеловать это лицо и Никита не стал себя сдерживать. Не сговариваясь они оба повернули головы вправо и посмотрели в зеркало. Тень исчезла а то, что было Никитой, вернулось в тело.
Можно было бы назвать это ночной галлюцинацией, но по странности совпало так, что в эту же ночь очень сильно избили его соседку по лестничной клетке, когда она вышла покурить на пролет. Избили до крови, до криков, до приезда полиции. И эти ночные избиения продолжались еще несколько дней.
Каждый раз приезжала полиция, которая никого не находила. Каждый раз соседка продолжала выходить покурить по ночам на лестницу и каждый раз кто-то караулил ее за дверью. В конце концов ее избили так, что она отправилась в больницу. На этом все и закончилось. Но ощущение ужаса паралича и яростное желание сопротивляться въелось Никите в кости. Теперь у него было только одно желание – поскорее расквитаться с черным человеком и выгнать его вон. Страха не было. Была решительная ярость.
– Не забудь, что там была и вторая часть, – сказал Никита.
Ты уходишь как всегда – не прощаясь.
Я смотрю на твою спину косую.
И на лужах, в пузырях, что от капель,
нашу следующую встречу рисую.
Кто тебе я? Для чего ты так грубо
разбиваешь раз за разом мне сердце?
Повторяюсь и опять ищу встречи.
И рискую, рискую, рискую.
Ты уходишь как всегда – не прощаясь.
Я опять смотрю на спину косую.
И на лужах, в пузырях, что от капель,
я рисую, я рисую, рисую.
– Да, была. Романтичный ты пенек. Была! Там было еще много частей. Почему ты не дал мне слово, когда я этого хотел? Почему не дал мне закончить начатое? Почему ты так противишься тьме? Разве в тебе есть хоть что-то светлое? Кем ты себя возомнил? Неужели ты думаешь, что ты хозяин нашей жизни?
– Кажется, мы заключили договор? Разве я тебя не отпустил?
– Спасибо великодушно! Только ведь я не собираюсь уходить до тех пор, пока не закончу все, что собирался сделать.
– Что именно?
– Убить тебя, мой хороший. Убить тебя.
В глазах у Никиты потемнело.
– Никита!
Никита открыл глаза. Над ним склонилась Наташа.
– Ты в порядке?
– Не совсем. Что произошло?
– Он кинулся на тебя и мне пришлось дать ему по голове этой штукой, – Наташа показала посох.
– Что было дальше?
– Он превратился в дым и исчез.
– Сколько времени я был без сознания?
– Не знаю, пару секунд. Кто это был?
– Это было мое незаконченное дело. И теперь я знаю, куда нужно идти.
Туман отступил. По Лермонтовскому проспекту в сторону Васильевского острова двигались трое. Кот, девушка и парень. С неба медленно падали хлопья то ли снега, то ли пепла. Холодно не было, ветер стих. Было тихо, сонно и сумеречно. Город засыпал и проваливался в вечность. Только эта странная троица создавала в нем хоть какое-то подобие жизни. Когда они подошли к синагоге, Наташа спросила:
– Мне кажется, – сказала Наташа, – Что все, что с нами было, все наши переживания, волнения и впечатления, все то, что было в нашей жизни, уже не важно. Можно сказать, что это просто игрушки. Подумай сам, здесь и сейчас с нами не осталось ничего из того, что было тогда таким реальным. По большому счету, нужно ли нам то, что осталась с той стороны? Вещи, книги, фильмы, письма, все наше имущество.
– Великий Тамерлан сказал, умирая: «Я держал этот мир на ладони, но так и не смог забрать его с собой». Поэтому да, я с тобой согласен. Мы приходим в этот мир и уходим из него поодиночке. А все, что происходит с нами здесь, остается здесь же. И я сейчас не только материальные ценности. Посмотри, сколько переживаний, страданий и чувств – ненависти, любви, злости, радости и всего остального было с нами. Теперь все осталось в прошлом и не имеет ровно никакого значения. Мало кто знает даже своих прабабушек и прадедушек, не говоря про более старшие поколения. А ведь у них тоже все это было.
Мы просто бултыхаемся в реке жизни. Кто-то не понимает, что происходит. Кто-то пытается понять. Только это все не имеет никакого значения и больше похоже на какие-то миражи и обман зрения. А может ты права, и это все действительно игрушки.
Пока каждый из нас стремится набрать побольше игрушек для себя, собирая вокруг все, что только может достать и пряча это от других, кому-то не хватает того, чего могло хватить на всех. А потом это лежит где-то, собранное в кучу, наверху которой сидит единоличник, кричащий «Это мое!». Так и рождается большая часть войн и конфликтов. Если бы мы изначально понимали, что это все общее и все для нас всех – ничего подобного бы не случалось. И мы ведь играем не только с вещами, но с другими людьми. Играем друг другом, а кто-то играет нами. Получается, что живя в игрушечном мире мы становимся игрушками сами.
– Значит все вокруг игрушки, и все вокруг игроки?
– Получается так. Но благодаря тому, что ты играешь, думаешь, чувствуешь и переживаешь, ты становишься осознанным и растешь. Это и есть награда, добраться до которой можно только одним путем – переиграв со всем, что тебя окружает и поняв, что все это не имеет никакого смысла.
Никита с Наташей пересекли мост и вернулись к Академии Художеств.
– Ты знаешь своих дедушек и бабушек? – спросил Сфинкс.
– Конечно.
– А прадедушек и прабабушек?
– Нет.
– В том и дело. Вы, люди, лишь мимолетный всполох. Отблески великого на ткани мироздания. У вас нет даже малейшего понимания об истинных размеров мира. Вы даже на можете удержать в голове свою родословную, хотя бы на десять колен назад, вглубь веков. Для нас вы похожи на насекомых или животных, в жизни которых немало смысла. Просто еще одна разновидность сущего, суетливо собирающая материальные погремушки в свои норки, ставшие для вас прибежищем на час, по пути из ниоткуда в никуда.
Сфинкс улыбался краешками рта.
– Что из того, что я не помню свою родословную, если даже такие великие и древние существа заперты здесь вместе со мной. Кстати, туман не щекочет вам пятки, когда наступает? – Никита тоже умел изысканно потушить.
– Значит, ты встретил себя? – сменил тему Сфинкс.
– Да. И теперь мне нужно попасть домой. Я чувствую, что он там, ждет меня.
– Возможно ты и прав, – ответил Сфинкс. – Оставьте здесь посох и двигайтесь дальше. Но перед тем, как идти домой, загляни на могилу предков, Никита. Это необходимое условие.
Впереди уже виднелась ограда за которой чернел лес. Это было Смоленское кладбище. Место в котором нетрудно заблудиться. Именно на этом кладбище были похоронены бабушка и дедушка Никиты. Сфинкс сказал, что нужно их навестить – значит стоило это сделать. Никита понимал, что происходит явно что-то не то, но у него не было других вариантов. Поэтому он просто двигался вперед. Путники вошли на территорию кладбища.
– Знаешь, а ведь в конечном счете все было не так уж и плохо.
– У кого?
– У нас всех, наверное. Даже у тебя, Наташа.
– А почему бы и нет. Ведь, по большому счету, ничего не кончается. А добро и зло всего лишь условности.
Они свернули с главной аллеи на боковую дорожку и приблизились к памятнику.
– А, вот и они, – сказал Никита, – Мои бабушка и дедушка.
С эмалевых фотографий на гранитном монументе на них смотрели довольно симпатичные мужчина и женщина.
– И что? – спросила Наташа, – Что-то должно произойти?
– Я не знаю, – сказал Никита, – Пока никто ниоткуда не появляется и ничего не происходит. Хотя, знаешь, мой дедушка был старовером и у него был староверческий крест. Когда он умер, его отпевали по обычному православному обряду. Возможно это не очень хорошо.
Спустя какое-то время дедушка явился ко мне во сне и попросил вернуть ему его крест, который хранился дома. Он являлся несколько раз, я хорошо это помню. А я тогда довольно сильно пил. И как-то раз, набравшись смелости, я пришел на кладбище ночью. Было страшно и темно, где-то рядом лаяли собаки. Алкоголь горячил кровь. Я пришел на могилу к деду и закопал в нее его староверческий крест. А потом просто уснул и проспал на кладбище несколько часов. Когда я проснулся то понял, что самый страшный зверь в темноте – это ты сам. С тех пор я ничего не боюсь. Ну почти ничего.
Никита протянул руку и погрузил ее в могилу. Немного поискал и вытащил оттуда старообрядческий крест облепленный комьями земли.
– Вот и он, – сказал Никита, – Видимо, вы приходили сюда для этого и теперь осталось совсем немного. Нужно попасть ко мне домой.
– Подожди, – сказала Наташа, – У меня ведь тоже есть незаконченное дело.
Они уже выходили из ограды кладбища, когда Наташа спросила:
– А ты скучаешь по тем временам? Ты вообще почему нибудь скучаешь? – Наташа посмотрела в глаза Никите.
– Нет, мне ничего не жаль. Теперь нет.
– Почему?
– Потому, что все, что было, уже случилось. И навсегда осталось в истории и в моем сердце. Это все уже никуда не денется и навсегда останется со мной. А зачем скучать по тому, что никуда от тебя не уйдет? Конечно, мы меняемся. Становимся другими, вырастаем. Изменяются наши интересы и круг общения. Уходят старые друзья.
Когда я ушел в ремиссию и перестал употреблять алкоголь от меня отвернулась большинство из тех, кто был со мной раньше. Просто у нас стали разные интересы. Глупо пить молоко на каком-нибудь празднике, где все пьют вино. Точно также глупо пить вино там, где все пьют молоко. Для каждого занятия и каждого дела есть свои время и место.
Мы приходим в эту жизнь для того, чтобы встретиться, сказать друг другу какие-то важные слова, попрощаться и двинуться дальше. Каждый в свою сторону. И все, что у нас остается – это то, что остается внутри. Я не про какие-то сокровища или материальные блага, а про самые настоящие сокровища. Про дорогих нам людей и дорогие чувства. Я верю, когда-нибудь мы обязательно встретимся снова. И, как видишь, с тобой так и получилось. Кстати, куда мы идем?
– Мне очень нужно попасть туда, где я рассталась с жизнью. Я хочу вспомнить свои последние мгновения, чтобы понять, все ли я сделала так, как хотела.
– И куда же мы направляемся? – спросил Никита.
– На Площадь Восстания.
Они шли утопающему в тенях Васильевскому острову. С кладбища вышли на Малый проспект, потом повернули налево и двинулись в сторону Петровского стадиона. Разумеется, было бы здорово иметь под рукой какой-нибудь транспорт. Но никакого транспорта не было. Хотя гулять по городу и вспоминать прошлое было довольно приятно. Никита украдкой взглянул на Наташу. Ее лицо было полно решимости, волосы слегка развевались от ходьбы. В целом Наташа выглядела достаточно спокойной.
– Знаешь, – сказала Наташа, – Мы ведь с Егором прожили вместе несколько лет. Даже хотели, чтобы у нас был ребенок. Но из-за моих проблем со здоровьем это никак не получалось. Егор тогда работал на стройке и хорошо зарабатывал. Большую часть денег мы тратили на то, чтобы поправить мое здоровье. И самое обидное, что когда это получилось и я наконец-то забеременела, мы расстались, по его инициативе. Я попыталась с ним встретиться и объяснить ситуацию, но у него уже была другая. Ему пришлось отказаться от от меня, а мне пришлось отказаться от ребенка.
Помолчали.
– А что там, на Невском? – спросил Никита.
– Там послание, которое я оставила. Возможно, когда я его увижу, смогу вспомнить все до конца. Слушай, а расскажи мне про свое детство, – вдруг попросила Наташа, – Был ли ты счастлив когда-нибудь?
– Сейчас мне кажется, что детство – самое лучшее время. Самая яркая и сильная часть жизни. Ведь чем старше я становлюсь, тем чаще мысленно в него возвращаюсь.
– Детство тоже бывает разным, – сказала Наташа, – Я ведь никогда не рассказывала тебе про свое детство. А там было о чем рассказать. Хорошо помню, как меня наказывала мать – лупила шнуром от утюга. Она раздевала меня, ставила в середине комнаты, орала и хлестала меня шнуром от утюга. Это называлось воспитанием.
Наверное, она меня била потому, что ревновала к соседу, который меня домогался. Но когда ей об этом говорила она делала вид, что не верит. В то время мы жили в небольшом Северном городе и единственный кто мог мне помочь, мой самый верный и надежный товарищ, мой друг – очень быстро сторчался и погиб из-за наркотиков.
Из-за наркотиков в нашем городе вообще очень много людей умерло. В какой-то момент одна банда не поделила что-то с другой и по городу началась резня. Буквально в течение суток было убито несколько моих друзей и подруг. До меня в тот раз не добрались каким-то чудом. Потом было следствие, допросы, угрозы. Из-за этого мне пришлось тогда уехать.
– Да, – сказал Никита, – Действительно, у каждого из нас за плечами своя грустная история. Егор мне что-то рассказывал об этом. Удивительно, что после всего ты осталась такой жизнерадостной и уверенной в себе. Хотя знаешь, если подумать, то большинство моих знакомых девушек имеет непростую судьбу.
Например, на соседней со мной улице жила художница, которая была старше меня на десять лет. Она сама со мной познакомилась, когда я купался в Ленэкспо. Эля была довольно необычная и яркая девушка. Она была художницей и модельером. У нее даже прошло несколько модных показов. Я помню, как она все говорила о том, что хочет написать книгу о себе и своей жизни.
Правда, мне почему-то кажется, что она уже ее не напишет. У Эли было два мужа. Первый все время выпивал и лупил ее, а второй о ней заботился. Но и со вторым она тоже развелась. С ней у нас не было отношений в том смысле, в каком их можно придумать. Мы просто то какое-то время были близки и проводили время вместе. До того момента, пока она не подставила меня. У Эли были проблемы с алкоголем и контролем над собой. В какой-то момент она позвонила мне и попросила приехать, чтобы помочь ей дойти до дома. Я приехал туда, куда она сказала, и попал прямо в центр скандала.
Оказалось, что она там со всеми перессорилась, всем наговорила кучу гадостей, всем угрожала и сказала, что сейчас приеду я и всем там наваляю. В общем, поставила меня в довольно неудобное положение. Еле-еле удалось урегулировать конфликт мирным путем. Оказалось, что там она пропивала деньги, которые я дал ей на покупку парикмахерских ножниц. С ее слов она хорошо умела стричь и для того, чтобы выбраться из тяжелой жизненной ситуации ей не хватало именно парикмахерских ножниц, чтобы она могла начать стричь на дому.
Так вот, эта художница постоянно получала от своего первого мужа. Как-то раз он ее избил особенно сильно – приехал к ней в квартиру, выбил все окна, поколотил ее и ушел. Я тогда предложил заступиться за нее и поговорить с ним по-мужски. Но Эля отказалась и сказала, что он ее любит, просто темпераментный и глупый. Сказала, что трогать его не надо. А через несколько дней второй муж ставил в ее квартире новые окна взамен тех, которые выбил первый.
