– Черт, – вслух ругаюсь я и тут же захлопываю рот.
Поздно: малыш начинает ворочаться и распахивает свои огромные голубые глаза. Потерев их, Оливер тихо спрашивает сонным голосом:
– Селена? Вы давно пришли?
Пытаюсь натянуть улыбку, подхожу к брату и, поправив его взъерошенные каштановые волосы, качаю головой:
– Нет, минут двадцать назад.
Мальчик хмурится, будто распознал, что я что-то скрываю. Мы с мамой обычно возвращаемся не намного раньше, но сегодня вместо полной смены мы просидели в полицейском участке. Оли приподнимается и тянется ко мне, прося взять его на руки. Я поднимаю его и глажу по спине, чтобы он уснул быстрее. Да и сама успокаиваюсь, обнимая самого лучшего шестилетнего мальчика во всем мире.
– Сел, можно я посплю с тобой сегодня? Я правда не буду пинаться, но я очень-очень хочу поспать рядыщком, – Оли жалобно выпрашивает меня и кладет голову на мое плечо.
Вместо ответа я кладу Оливера на свою кровать ближе к стене, а сама ложусь с краю, прикрыв нас одеялом. Кручу между пальцами волосы брата, изучая его лицо. Оли не очень похож на Джорджа, возможно, он пошел в отца какими-то небольшими чертами лица и телосложением, но в целом Оливер – копия мамы.
Мальчик поднимает голову и вновь внимательно смотрит.
– Селена, скажи мне честно, что-то случилось? – Оли словно заглядывает в мой разум и видит все.
Должна ли я сказать ему? Мама точно не захочет этого сделать. Она придумает какую-то небылицу о том, что он уехал в командировку, а потом все закончится несчастным случаем в вулкане. Да уж, она могла бы стать писателем. Поджимаю губы, опустив взгляд.
– Да, Оли, кое-что произошло, – делаю глубокий вдох и крепче обнимаю брата. – Твой папа… он погиб, малыш. Мне очень жаль.
Оливер не отвечает, что-то обдумывая, хлопает длинными густыми ресницами и сводит брови у переносицы.
– Как мои рыбки? – я утвердительно киваю. Жаль только, что Джорджа нельзя смыть в унитазе. – Он на небе?
Все тело напрягается, не желая сделать простой кивок. Надеюсь, Джордж Миллер горит в каком-нибудь самом ужасном котле в аду.
– Да, он на небе, – шепчу я.
Оливер не плачет и тут же засыпает. На одну проблему стало меньше. С остальным будем разбираться завтра.
***
Из кухни доносится приятный аромат кофе и свежего хлеба. Открываю глаза и вижу, что Оли еще спит. Желудок жалобно урчит, и я поддаюсь голоду и иду на кухню. Мама стоит перед плитой и нарезает горячую чиабатту на кусочки. В комнате играет какая-то итальянская песня, под которую она весело танцует. Ее волосы завязаны на макушке в гладкий хвост, и она уже одета. Рановато для такой собранности.
Стоя в проходе, оглядываюсь и замечаю, что почти вся кухонная фурнитура упакована в картонные коробки с подписями, а в коридоре стоят два больших чемодана и сумка. Нас уже выселили, а я не в курсе?
– Мама, что происходит? – резко говорю я. – Почему наши вещи упакованы?
Мама подпрыгивает на месте и оглядывается. Ее радостное выражение лица тут же сменяется на тревогу, но затем она снова улыбается. Мама достает две тарелки и выкладывает на них чиабатту, сыр, ветчину и томаты, политые оливковым маслом и базиликом. Моя мама – чистокровная итальянка. Ее родители, которых я ни разу не видела, эмигрировали в США до ее рождения. Они были праведными католиками и выгнали мать за позор семьи в пятнадцать, когда она забеременела мной и больше не могла скрывать это.
– Потому что мы переезжаем, детка, – чуть ли не прыгая от радости, говорит она.
Выхватываю из ее рук лопатку для готовки, беру ее за плечи и хорошенько встряхиваю. Мама наконец перестает улыбаться, как сумасшедшая, и серьезно смотрит на меня.
– Хорошо, Сел, садись, и я все тебе объясню, – мама кивает в сторону стула, и я подчиняюсь. Она поджимает губы, подбирая слова. – Я некоторое время встречаюсь с одним мужчиной, и он любезно предложил нам переехать к нему.
Мой рот открывается, но язык не придумал, что сказать. Я отчетливо помню, что Джордж ночевал у нас на протяжении года почти каждый день, а сейчас мама заявляет, что встречается с кем-то? Бред какой-то! Ее романтичная натура никогда бы не позволила ей крутить мужчинами таким образом. Она довольно совестливый человек, и это противоречит всем ее моральным принципам.
– Я его знаю? – недоверчиво вскидываю бровь, глядя на реакцию мамы.
Она отводит взгляд, и на ее щеках появляется румянец.
– Не лично, но думаю, что знаешь, – ее голос больше похож на писк, будто это я родитель и отчитываю ее за что-то. – Его зовут Росс Кинг, ты могла видеть его фотографии в прессе. Наши отношения были… тайными. Он публичный человек, поэтому мы решили обезопасить нас от внимания журналистов.
Ничего не отвечаю. Стоит ли ей напомнить, что Джордж умер вчера? Или мне надо звонить в психиатрическую больницу? До самого следующего дня думаю, что она врет или бредит, но когда за нами приезжают шикарные автомобили и фургон для перевоза вещей, я окончательно запутываюсь.
Глава 2
Что гугл поведал мне о Россе Кинге?
О, очень многое!
Я знала, что он бизнесмен. Его корпорация занимается многими вещами: энергетика, недвижимость, издательское дело. Недавно он решил заняться ресторанным бизнесом, однако столкнулся с проблемой в покупке нужных объектов. Какая-то организация не хочет продавать ему свою недвижимость, а после переговоров главный юрист был убит на пороге своего дома. На сайтах, публикующих слухи, говорят, что Росс занимается наркотиками, контрабандой и нередко убивает. Почему-то я склонна верить этим слухам. Не могу представить, куда ему столько денег. Империей «правят» три из четырех братьев, и вряд ли они нуждаются в стольких миллионах.
Не представляю, как маму угораздило с ним связаться. Она так и не рассказала, как они познакомились. Сегодня состоится ужин, на котором нас с Оливером официально представят маминому ухажеру.
На пути в наше временное пристанище я разбираюсь со всеми счетами за прошедший месяц, пусть мы и уезжаем, но я должна разобраться со всем, потому что мама не станет заниматься этим. Оли рядом увлеченно читает свой новый комикс про «Человека-паука». Утром мой младший брат все-таки поплакал из-за смерти Джорджа, но сейчас он успокоился. Глажу его по голове и осматриваюсь по сторонам. Мама едет на переднем сидении и строчит СМС кому-то, возможно, Россу. Мы находимся в каком-то невероятно элитном районе с высокими зданиями. Боюсь, представить, сколько здесь стоят квартиры. Остановившись у одного такого, водитель объявляет, что мы на месте. Выхожу из автомобиля, взяв на руки Оливера, и читаю табличку на здании: «Кинг Консалтинг». То есть все здание принадлежит Россу?
– Охренеть! – присвистываю я.
– Охренеть! – повторяет Оли, улыбаясь и глядя на меня.
Не могу сдержать смешок, однако все же с укором смотрю на братишку, щипаю его за бок и шепчу:
– Нельзя повторять за сестренкой плохие слова, мистер. Особенно перед встречей с маминым другом. Понял?
Оли кивает, и мы проходим внутрь. Лобби выглядит шикарно, и мы кажемся здесь лишними. Все отделано мрамором и стеклом с тонировкой. Мужчина за ресепшном обходит стойку, вежливо улыбается, не скрывая удивления от нашего внешнего вида, и провожает к частному лифту. Мама проводит ключом-картой у датчика, и мы поднимаемся на самый верхний этаж. Водитель молча стоит позади и держит наши вещи. Если лобби показалось мне шикарным, то пентхаус достоин королей. Два этажа с ультрасовременным дизайном, все в серых и коричневых тонах, лестница сделана из стекла, как и часть потолка. Люстра будто куплена на выставке современных художников. Она представляет из себя странное сплетение металлических прутьев и ламп. Окна от потолка до пола открывают вид на Центральный парк. Как таковых личных вещей здесь мало, словно пентхаус только сдали для проживания.
– Твою мать… – снова не сдерживаю свой шок, но брат не вторит мне на этот раз и просто осматривает квартиру с широко раскрытыми глазами и ртом.
Боюсь отпустить Оли, потому что если он заденет что-нибудь и сломает, то нам будет не расплатиться за всю жизнь. Никаких признаков теплого приветствия я не замечаю. Вместо хозяина пентхауса нас встречают три охранника. Все выглядят страшно, как головорезы. Крепче прижимаю к себе Оливера и прищуриваюсь. Тело напрягается, готовясь к побегу и защите младшего брата, но мама подходит ко мне, кладет руку на плечо и шепчет:
– Моя луна (прим. от автора «Селена» с греческого языка означает «луна», «Богиня луны», « лунный свет»), нас просто осмотрят и пропустят. Никто нам не навредит.
С сомнением хмурюсь, смотря в ее глаза. Мама кажется уверенной, поэтому я киваю и ставлю Оли на ноги. Брат тут же прижимается к моим ногам, с опаской бросая взгляды на огромных мужчин. Я же не могу отвести глаза от их оружия: у каждого телохранителя по два пистолета. Черт, мамин ухажер либо параноик, либо действительно все время находится в опасности.
Мама приводит пример, подходит к одному из телохранителей, позволяет себя ощупать и идет дальше по коридору. Оли становится следующим. В его рюкзачок с Железным человеком тоже заглядывают, мнут его плюшевого мишку, и я не могу сдержать язык за зубами:
– Вы думаете, что шестилетний мальчик засунет в медведя пушку, высшие разумы?
Мама с укором шикает на меня. Поздно, она уже опоздала с воспитанием, если честно. Пусть я только наполовину итальянка, но свой характер я сдерживать могу редко. За спиной у мамы замечаю огромную фигуру и перевожу на нее взгляд. Когда эта фигура выходит на свет, во рту пересыхает, а между ног мгновенно становится жарко.
Мужчина, спустившийся по лестнице, не просто красив, а великолепен. Густые темно-русые волосы, постриженные в модную прическу, зачесаны назад. Высокие скулы, острые линии челюсти, покрытые щетиной, и холодное выражение лица делают его похожим на изваяние. Росс очень высокий, наверное, чуть ли не два метра. Огромные мышцы выпирают из-под строгого костюма черного цвета. Белая рубашка расстегнута у горла, и благодаря этому открывается вид на несколько татуировок. Губы сомкнуты в тонкую полоску, а самые ледяные в мире серые глаза с орлиной внимательностью осматривают всех присутствующих и, остановившись на мне, изучают.
Черт побери… Мне немедленно стоит перестать пялиться, все-таки это мамин мужчина, но, честно, я не в силах оторвать взгляд.
Вальяжной походкой он направляется к маме, хотя его взгляд все еще прикован ко мне, и обнимает ее. Жест не выглядит нежным с его стороны, однако мама сразу же улыбается, словно не видит этого холода. Росс отпускает ее и спрашивает:
– Что-то случилось?
Его голос направляет по моей спине армию мурашек. Низкий баритон с хрипотцой подходит под его внешность. Вопрос, думаю, был адресован мне, но мама тут же качает головой и взглядом останавливает меня от ответа. Я закатываю глаза, сложив руки на груди. Мама прижимается к руке мужчины и мило щебечет:
– Селена не очень любит, когда к ней прикасаются незнакомые люди.
Класс, то есть получается, что я уже успела устроить скандал? Не хочу, чтобы меня считали истеричкой, поэтому, подойдя к громиле, который уже проверил маму и Оли, и бурчу:
– Валяй, любитель медведей.
Телохранитель никак не реагирует на мой комментарий и начинает меня щупать. Его огромные лапы проходятся по рукам, талии и задерживаются на талии. Я напрягаюсь, когда охранник находит под моим ремнем выпуклость. Так и знала, что надо было спрятать в обувь! Телохранитель сощуривается, намекая, чтобы я достала предмет, спрятанный под поясом. Понимая, что другого выхода нет, запускаю ладонь под ремень и вытаскиваю свой складной нож-бабочку. Мама тяжело вздыхает, а телохранитель протягивает свою руку и забирает его у меня. Перевожу взгляд на Росса, который с интересом смотрит на меня, ожидая объяснений.
– Я не собиралась вас убивать, мистер Кинг, – любезно говорю я. – Он нужен был для самозащиты.
Росс кивает в сторону двери в коридоре, и охранники уходят вместе с моим ножом. Открываю рот, чтобы начать бороться за право оставить свою вещицу у себя, но мужчина меня опережает:
– Здесь тебе ничего не угрожает, Селена. Тебе не нужен нож.
– А если я захочу нарезать яблоко? – с вызовом бросаю я.
Губы Росса изгибаются в ухмылке. Его лицо обретает некое хищное выражение. И пугающее. Я тут же начинаю жалеть, что сказала это. Росс глядит на меня, будто я добыча, а он хищник.
– Я с радостью нарежу его тебе на дольки, – с веселыми нотками в голосе хрипит мужчина. Он разворачивается и бросает через спину: – Прошу, чувствуете себя как дома.
Провожаю взглядом телохранителей, ушедших досматривать наши вещи. Надеюсь, они не выкинут мой ножик.
Оли не бежит за мамой, а протягивает ко мне руки. Беру его на руки и иду смотреть, где мы будем сегодня ночевать. Второй этаж выполнен в таком же стиле, что и первый, но состоит только из коридора с пятью дверьми. В одну Росс заводит маму, и решаю, что это хозяйская спальня, однако сам он говорит, что его комната последняя прямо по коридору. Странно. Мама остается в выделенном ей помещении, а Росс ведет нас дальше и открывает одну из дверей. Комната под тон всего пентхауса. Здесь стоит двуспальная кровать, туалетный столик и собственный санузел. Красиво, просто и со вкусом.
– Здесь, думаю, тебе будет удобно, Селена, – говорит мужчина, пропуская меня внутрь. Его глаза задерживаются на брате в моих руках, и у меня тут же появляется желание прикрыть Оли, но я сдерживаюсь. – Тебе, мистер Оливер, я выделил комнату рядом с маминой.
Оли застенчиво опускает взгляд, тянется к моему уху и тихо спрашивает:
– Можно я останусь с тобой?
Я киваю и чмокаю брата в висок. Росс вопросительно вскидывает брови. Я ставлю брата на пол, чтобы он осмотрел комнату. Когда Оли отходит на приличное расстояние, я делаю шаг вперед и объясняю:
– Оливер расстроен из-за смерти гов… то есть своего отца, поэтому он останется со мной.
Росс, на мое удивление, понимающе кивает, подходит к двери и напоследок говорит:
– Ужин будет готов через два часа. Вещи вам принесут минут через десять. Отдыхайте.
– А нож? – с надеждой в голосе решаюсь на вопрос и сжимаю руки в кулаки.
Росс тихо хмыкает. Его красивые губы снова расплываются в ухмылке. Мужчина складывает руки в карманы своих брюк и, изучающе оглядывая меня, парирует:
– А он тебе так дорог?
На самом деле, я не особо дорожу им. Точнее, нож действительно напоминает мне о хорошем времени. Но все же плохого в нем больше. Его подарил мне мамин ухажер, бывший военный. Он специально покрыл его голубой перламутровой краской, чтобы нож не выглядел угрожающе для девочки. Он заботился обо мне и маме, всегда говорил, что мы должны научиться защищаться. Джон был хорошим, и мне он нравился, пока я не увидела, как он колется. Он не смог справиться с прошлым и подсел на героин.
– Нет, – качаю головой, отмахиваясь от воспоминаний.
– Тогда пока он побудет у меня.
Росс уходит, и я могу лишь смотреть ему в спину. Мускулистую, широкую спину.
***
Перед ужином, когда нам отдали вещи, я переодеваю Оли в голубую футболку-поло и джинсы, потому что он не захотел наряжаться в костюм, подобранный мамой. Я тоже отказываюсь от платья и нацепляю джинсовые шорты с майкой и рубашкой. В пентхаусе довольно жарко, поэтому смогу снять часть верха если что. Причесываю Оли и, взяв его за руку, веду вниз.
В квартире маминого ухажера кухня и столовая разделены. Мы идем вслед за двумя женщинами, похожими на поваров, и оказываемся в просторном помещении с большим столом из светлого дерева, накрытым для ужина на четверых, стульями, обитыми серым бархатом, и видом на высотки Нью-Йорка. Небо стало темно-синим, почти черным, и все огни города становятся ярче. Ненадолго задерживаюсь на месте, любуясь видом, Оли делает так же. Он хочет подойти ближе к окну, но глубокий мужской голос одергивает нас:
– Я тоже часто засматриваюсь на Нью-Йорк.
Разворачиваюсь, ожидая увидеть Росса вместе с мамой, однако он один. Мужчина одет в тот же костюм, но волосы немного опали и начали лезть на лоб и глаза. Его взгляд вдруг перемещается с окна на мои ноги и медленно ползет от щиколоток до бедер. Шорты не откровенные, они закрывают все интимные места и часть бедер. Вспышка в глазах Росса говорит мне о том, что моя одежда не препятствие для его воображения. Я танцую стриптиз с шестнадцати лет, поэтому легко могу различить такое во взгляде мужчины. Разумом я понимаю, что ему не следует так смотреть, а мне не должно нравиться это, но повторный жар между ног не согласен с мозгом. Кажется, Росс осознает, что так нельзя, откашливается и, отведя взгляд, приглашает нас к столу. Мои щеки краснеют от стыда, хочется пнуть себя и помыться в кипятке, изгнав неправильные мысли о мамином женихе.
Оливер все еще смотрит на ночной город, когда в столовую вплывает мама. Она надела обтягивающее персиковое платье с длинными рукавами, спущенными плечами и вырезом в форме сердца. Мама выглядит безукоризненно. Она знает, как подчеркнуть свои достоинства, и определенно хочет показать их Россу. Не припомню, чтобы она так старалась для Джорджа, хотя зачем? Она тоже танцевала со мной не один год в откровенных нарядах или без них вовсе. Росс, на мое удивление, почти не обращает на нее внимание. Он что, вдруг ослеп? Мама великолепна! Она проходит к своему избраннику, обнимает и целует в щеку. Росс снова как-то отстраняется, но не так явно, как при первой встрече. Не могу не нахмуриться.
Чувствую, что что-то здесь не так. Не может один и тот же мужчина вести себя настолько по-разному со своей женщиной и малолетней незнакомкой. Малолетней, потому что разница между нами четырнадцать лет, если верить гуглу.
– Мама, ты выглядишь волшебно, – стрельнув предупреждающим взглядом в Росса, говорю я.
Мама благодарно улыбается, никак не прокомментировав наши с Оливером наряды. Все-таки мы не голубых кровей и всегда одеваемся просто. Росс с вызовом вскидывает брови, глядя на меня, затем ближе прижимает маму к себе и с обольстительной улыбкой делает ей комплимент:
– Селена приуменьшает. Ты безумно красива, дорогая.
Мне не нравится, что мужчина похвалил маму, словно хотел меня превзойти и что-то доказать. Мне осточертели козлы, в которых влюбляется моя мать. Она заслуживает любви и счастья, а выбирает себе в избранники лишь отребье. Мой отец, отец Оливера тому прямое доказательство.
– Спасибо, милый, – мама покрывается румянцем.
Росс галантно отодвигает для нее стул, помогая сесть. Оливер с интересом наблюдает за мужчиной и решает повторить. Я не могу сдержать улыбку и покалывание от любви в сердце. Я уже упоминала, что мой брат – лучший мальчик во всем мире? Чмокаю Оли в висок, когда он садится рядом. Он выпячивает грудь вперед и становится таким довольным, что на его лице читается гордость за себя.
Когда все садятся, наступает неловкая пауза. Я стесняюсь взглянуть на Росса, Оли боится заговорить первым, а мама и ее избранник накладывают себе еду. До сих пор я не понимала, насколько проголодалась, но когда аромат пряной курицы достигает моего носа, я сдаюсь и поднимаю голову. Росс уже держит тарелку с мясом, макаронами и салатом и протягивает мне с самодовольной ухмылкой. Раздраженно фыркаю, но все же беру еду и бормочу нечто вроде «спасибо». Едим мы молча. Тишина просто ужасно угнетающая, и я сдаюсь первая:
– Как вы познакомились с мамой, мистер Кинг?
Мужчина наливает нам с мамой белое вино, и я рада, что он забыл о том, что мне еще нельзя пить алкоголь. Затем он слегка подается вперед, снимает с себя пиджак и вешает его на спинку своего стула. Его мышцы и татуировки становятся более видимыми для меня. Во рту тут же становится сухо. Ворот рубашки отгибается, и я могу разглядеть загорелую кожу груди с цветными рисунками. Делаю глоток вина, чтобы избавиться от этого противного постыдного ощущения. Нельзя так, нельзя… Мистер Кинг устанавливает со мной зрительный контакт и с наигранным весельем рассказывает:
– Можно просто Росс, Селена. Мы случайно столкнулись в Центральном парке. Твоя мама облила меня кофе. Слава Богу, он был холодным. Мы разговорились, пообедали и начали общаться. Немного банально, но все же именно так мы познакомились.
Не скажу, что мама пылает от любви, но она действительно с теплыми чувствами смотрит на Росса. Это хорошо. Возможно, она наконец-то поняла, что благополучие важнее, чем ее заветная любовь. Тем более, у нее двое детей в ее тридцать три. Хорошо, меня можно уже убрать из этого уравнения, но все же она мать-одиночка. Это редко привлекает нынешних… принцев.
