Пять красных селедок. Девять погребальных ударов
Дороти Ли Сэйерс
Золотой век английского детективаЛорд Питер Уимзи
Живописная шотландская деревушка издавна служила приютом художникам, рыболовам и тем эксцентричным джентльменам, которые умело сочетали оба этих пристрастия. Именно к их числу принадлежал Сэнди Кэмпбелл, погибший при крайне загадочных обстоятельствах.
Детектив-любитель лорд Питер Уимзи быстро понимает, что в этом деле не один или два, а целых шесть подозреваемых – шесть художников, ненавидевших убитого по разным причинам, но в одинаковой мере. Однако как узнать, кто из них виновен, если все шестеро что-то скрывают?
Покой тихой деревни в Восточной Англии нарушен – на местном кладбище найден труп. Казалось бы, что здесь необычного? Вот только обезображенное тело принадлежит жертве таинственного убийства…
По просьбе настоятеля приходской церкви лорд Питер Уимзи берется за дело, но во время расследования возникает все больше вопросов. Неужели сыщик впервые не сможет назвать имя убийцы? И по кому в этот раз звонит колокол?
Дороти Ли Сэйерс
Пять красных селедок. Девять погребальных ударов
Dorothy L. Sayers
FIVE RED HERRINGS THE NINE TAILORS
© The Trustees of Anthony Fleming (deceased), 1931, 1934
© Перевод. Е. Ильина, 2019
© Издание на русском языке AST Publishers, 2020
Пять красных селедок[1 - В русском названии романа использован дословный перевод английской идиомы «red herring» – ложный след, отвлекающий маневр.]
Предисловие
Моему другу Джо Дигнаму, самому сердечному из хозяев
Дорогой Джо!
Вот наконец и увидела свет книга о Гейтхаусе и Керкубри. Все упомянутые в ней места существуют, и поезда тоже. Описание местности соответствует действительности, хотя я добавила от себя пару домов. Но тебе лучше, чем кому-либо, известно, что ни один из персонажей моей книги не похож на реальных людей. Ведь никому из местных художников не придет в голову напиться, сбежать от жены или ударить своего соседа по голове. Все это придумано лишь ради забавы, чтобы сделать повествование более захватывающим.
Если я случайно дала имя настоящего человека герою с дурным характером, прошу передать ему мои извинения и заверить, что я сделала это не намеренно. Ведь даже у отрицательных персонажей должно быть имя. Пожалуйста, передай мэру Лори, что, несмотря на то что действие происходит в эпоху масляных ламп, я не забыла, что теперь в Гейтхаусе есть электричество, благодаря которому можно читать эту книгу.
Если ты встретишь мистера Миллара из гостиницы «Эллангоуэн», начальника станции в Гейтхаусе, кассира из Керкубри или одного из сотни добрых людей, терпеливо отвечавших на мои вопросы о железнодорожных билетах, расписании автобусов или старом руднике возле Критауна, передай им мою искреннюю благодарность за помощь и извинения за то, что слишком им надоедала.
Мой сердечный привет всем, в том числе Феликсу. А миссис Дигнам скажи, что мы приедем на следующее лето, чтобы снова отведать картофельных лепешек в «Энвосе».
Дороти Ли Сэйерс
Кэмпбелл в гневе
Если вы живете в Галловее, то вы либо рыбак, либо художник. Хотя союз «либо» здесь не совсем уместен, поскольку все художники на досуге легко превращаются в рыбаков. Человека же, равнодушного к этим двум видам деятельности, считают странным и даже эксцентричным. Рыбалка – привычная тема для бесед в пабе и почтовом отделении, в гараже и на улице. Ее обсуждают все: и приезжие на «роллс-ройсах», прихватившие с собой удилища «харди», и местные жители, задумчиво наблюдающие за раскинутыми в речке Ди сетями. Погода, которую в остальных частях королевства определяют по меркам фермеров, садоводов и отдыхающих, в Галловее оценивается с точки зрения рыбака и художника. Какой бы ни выдался день, рыболов-живописец всегда найдет свою выгоду. Слишком ясный для охоты на форель день заливает светящимися яркими красками холмы и море, а дождь, лишающий живописца возможности провести время на этюдах, наполняет водой реки и озера, выгоняя его из дома с удочкой и корзиной для рыбы. В холодные пасмурные дни, когда окрестности тускнеют, а на реке нет клева, наш живописец-рыболов с радостью проводит время в уютном баре, где в дружеской компании может обсудить мушки для спиннингов, а также попрактиковаться в завязывании замысловатых узлов.
Художественным центром Галловея по праву считается Керкубри. Проживающие здесь художники напоминают своеобразное созвездие, центр которого сосредоточен на Хай-стрит, а отдельные звезды мерцают в примостившихся на склонах холмов уединенных коттеджах, озаряя своим сиянием Гейтхаус-оф-Флит. В величественных каменных коттеджах располагаются роскошные просторные студии с высокими потолками и обитыми панелями стенами, блистающие полированным дубом и тщательно начищенной латунью. С ними соседствуют студии попроще – этакие временные пристанища творческих личностей, с превосходным освещением и беспорядочно разбросанными кистями и холстами, являющимися неотъемлемой частью жизни истинного живописца. Здесь есть также небольшие домашние студии с веселыми голубыми, красными и желтыми занавесками и странными образчиками гончарного искусства. Они прячутся на узких улочках, окруженные очаровательными садиками со старомодными клумбами. Почва тут настолько плодородна, что от обилия цветов рябит в глазах. Многие студии и вовсе располагаются в переоборудованных амбарах. Они привлекли своих владельцев простором и высокими потолками, став обитаемыми благодаря переносным печкам и газовым горелкам. У художников большие семьи, служанки в чепцах и кружевных фартуках. А некоторые снимают комнаты и с радостью принимают помощь их владелиц. Кто-то живет с подругой, а кто-то – в полном одиночестве. Одни нанимают помощниц по хозяйству, а другие предпочитают вести жизнь отшельников, заботясь о себе самостоятельно. Кто-то пишет маслом, кто-то отдает предпочтение акварели или пастели. Одни увлекаются гравюрой, а другие работают по металлу. Но всех этих людей, представляющих разнообразные направления в живописи, объединяет одно: они воспринимают свою деятельность всерьез и не приемлют дилетантства.
Однако лорда Питера Уимзи в этом сообществе рыболовов и художников приняли весьма дружески и даже с долей привязанности. Он весьма сносно забрасывал удочку и не пытался выдать себя за художника. Будучи англичанином, да к тому же чужаком, не давал поводов для недовольства. Англичан терпят в Шотландии лишь в том случае, если они не задаются. А лорд Питер был, к счастью, лишен этого присущего англичанам недостатка. Да, его акцент резал ухо, а манера держаться порой отличалась от тех, что приняты в здешних краях. И все же за время многочисленных визитов лорда Питера сумели оценить по достоинству и провозгласили совершенно безобидным. А уж если он и позволял себе какое-то чудачество, то окружающие просто пожимали плечами и снисходительно произносили: «Помилуйте, это всего лишь его светлость».
Провидению было угодно, чтобы Уимзи оказался в баре «Герб Макклеллана», когда разгорелась ссора между Кэмпбеллом и Уотерсом. Специализировавшийся на пейзажах Кэмпбелл, возможно, позволил себе на пару рюмок больше, чем следовало, особенно человеку с такой огненно-рыжей шевелюрой, как у него. В результате воинственный настрой шотландца проявился во всей красе. Он разразился хвалебной речью о деяниях джоков[2 - Прозвище солдат Шотландского гвардейского полка. – Здесь и далее примеч. пер.] во время Первой мировой войны, прерываясь лишь для того, чтобы указать Уотерсу на низкое происхождение англичан, неспособных даже разговаривать внятно на собственном треклятом языке.
Будучи представителем древнего рода йеменов, Уотерс, как и все англичане, с готовностью воздавал хвалы почти всем иностранцам, кроме даго[3 - Прозвище итальянцев, португальцев, испанцев.] и негров, но в то же время совершенно не переносил, когда те восхваляли самих себя. Ему казалось непристойным демонстративно гордиться собственной страной. Ведь это все равно что подробно рассказывать присутствующим в курительной комнате мужчинам о прелестях своей жены. Он слушал пылкую речь Кэмпбелла с той снисходительно-каменной улыбкой, которую иностранец принимает за проявление непроницаемого самодовольства, совершенно не нуждающегося в оправдании.
Кэмпбелл указал на то, что все высокие административные посты в Лондоне занимают шотландцы; Англии так и не удалось подчинить себе Шотландию, и если та захочет самоуправления, она, видит бог, его получит. Когда английские войска утрачивали контроль над своими позициями, приходилось посылать за шотландскими офицерами, которые сразу наводили порядок, и когда на фронте приходилось туго, становилось легче при мысли, что джоки где-то поблизости, на левом фланге.
– Спроси любого, кто побывал на войне, приятель, – добавил он, тем самым выказав свое превосходство над Уотерсом, достигшим призывного возраста только к концу войны, – и он непременно поведает, что думает о джоках.
– Ну да, – ответил Уотерс, усмехнувшись, – я знаю, что мне скажут: «Они только и делают, что бахвалятся».
Будучи человеком благовоспитанным да к тому же оказавшимся здесь в меньшинстве, Уотерс оставил без продолжения обидную цитату. Впрочем, Кэмпбелл и сам был в состоянии ее продолжить. Он разразился проклятиями, направленными уже не столько на национальность оппонента, сколько на него лично.
– Проблема шотландцев состоит в том, – произнес Уотерс, когда Кэмпбелл замолчал, чтобы перевести дух, – что в вас сильно развит комплекс неполноценности.
Он с беззаботным видом опустошил свой стакан и с улыбкой взглянул на Уимзи. Вероятно, именно эта улыбка, а не насмешка как таковая, переполнила чашу терпения разъяренного Кэмпбелла. Бросив в адрес своего обидчика несколько достойных осуждения фраз, он выплеснул в лицо Уотерсу часть содержимого собственного стакана.
– О нет, мистер Кэмпбелл! – воскликнул Вулли Мердок, которому не нравилось, когда в его заведении возникали подобные разборки.
Но тут уже и Уотерс не остался в долгу: осыпал Кэмпбелла не менее отвратительными ругательствами, и через мгновение они, сцепившись, катались по полу среди осколков стекла и опилок.
– За это я сверну твою чересчур умную башку! – в ярости бросил Уотерс. – Грязная дворняжка с гор!
– Эй, прекращайте, Уотерс! – попытался остановить англичанина Уимзи, хватая за ворот. – Не глупите. Он же просто пьян.
– Отойди-ка, приятель, – вмешался в дело рыбак Макадам, обхватывая Кэмпбелла своими крепкими мускулистыми руками. – Негоже так себя вести. Успокойся.
Драчуны разошлись в стороны, тяжело дыша.
– Нет, так дело не пойдет, – произнес Уимзи. – Здесь же не Лига наций. Чума на оба ваши дома! Имейте хоть немного здравого смысла.
– Он назвал меня… – пробормотал Уотерс, отирая виски с лица. – Будь я проклят, если оставлю это безнаказанным! Пусть держится от меня подальше. Вот что я скажу. – Он гневно взглянул на Кэмпбелла.
– Всегда к твоим услугам, – не остался в долгу тот. – Я не собираюсь убегать.
– Ну-ну, джентльмены! – снова вмешался Мердок.
– Это он первый начал со своими насмешками! – заявил Кэмпбелл.
– Нет, мистер Кэмпбелл, – возразил хозяин бара. – Это вам не следовало говорить того, что вы ему сказали.
– Буду говорить все, что пожелаю!
– Только не в моем заведении!
– Буду говорить все, что захочу и где захочу, – стоял на своем Кэмпбелл. – И еще раз повторю, что он…
– Да хватит уже! – рявкнул Макадам. – Утром тебе все представится в ином свете. А теперь идем-ка, подкину тебя до Гейтхауса.
– К черту! – ответил Кэмпбелл. – У меня своя машина есть. Так что доеду. Глаза б мои не глядели на ваше отвратительное сборище.
Он стремительно вышел за дверь, и в баре на мгновение воцарилась тишина.
– Ну и ну-у, – протянул Уимзи.
– Пойду-ка, пожалуй, и я подобру-поздорову, – угрюмо пробормотал Уотерс.
Уимзи и Макадам переглянулись.
– Подождите немного, – попросил Макадам. – К чему такая спешка? Всем известно, как вспыльчив Кэмпбелл, а уж если выпьет лишнего, начинает нести чушь.
– Верно, – кивнул Мердок. – Только вот он не имел права оскорблять мистера Уотерса. – Жаль, очень жаль, что так получилось.
– Простите, если я дурно отозвался о шотландцах, – вздохнул Уотерс. – Я не хотел никого обидеть. Просто этот парень вывел меня из себя.
– Мы на вас не в обиде, – произнес Макадам. – Вы же не подразумевали ничего дурного, мистер Уотерс. Выпьете чего-нибудь?
– Да, двойной виски, – ответил тот, пристыженно улыбнувшись.
– Вот это правильно, – сказал Уимзи. – Утопите воспоминания об оскорблении в напитке, производимом на родине обидчика.
Посетитель по имени Макгеок, державшийся во время ссоры в стороне, поднялся со своего места и подошел к стойке.
– Еще пива «Уордингтон»! – бросил он. – Не удивлюсь, если однажды Кэмпбелл попадет в серьезную передрягу. Он переходит всякие границы. Слышали, что Кэмпбелл недавно заявил Стрэчену на площадке для гольфа? Вел себя так, будто он там хозяин. Стрэчен даже пригрозил свернуть ему шею, если Кэмпбелл еще раз там появится.
Присутствующие молча закивали. Ссора между Кэмпбеллом и председателем местного гольф-клуба уже стала притчей во языцех.
– И я нисколько не осуждаю Стрэчена, – продолжил Макгеок. – Кэмпбелл живет в Гейтхаусе лишь два года, а уже успел перессориться со всеми в округе. Он становится настоящим исчадием ада, когда напьется, а протрезвев, превращается в неотесанного деревенщину. Такой стыд. В нашем маленьком художественном сообществе люди прекрасно между собой ладили и не оскорбляли друг друга. А теперь что ни день, то какая-нибудь ссора или драка. И все из-за этого Кэмпбелла.
– Думаю, со временем он утихомирится, – с надеждой протянул Мердок. – Он ведь не местный. Вот и чувствует себя не в своей тарелке. Кстати, несмотря на ту чушь, что он тут нес, Кэмпбелл не шотландец. Всем известно, что сам он из Глазго, а его мать родилась и выросла в Ольстере. Ее девичья фамилия Фланеген.
– Он из тех, что говорят много и не по делу, – вставил Мюррей, банкир и уроженец Керкуолла, выказывающий презрение, и не всегда молчаливое, всякому, кто родился южнее Уика. – Но лучше вообще не обращать внимания на его болтовню. Если Кэмпбелл и получит по заслугам, то вовсе не от кого-то из здесь присутствующих.
– Вы подумали о Хью Фаррене? – предположил Макадам.
– Я не называл никаких имен. Но ни для кого не секрет, что Кэмпбелл нажил себе неприятностей, спутавшись с одной известной всем леди.
– И в том нет ее вины, – решительно произнес Макгеок.
– А я этого и не говорил. Но люди обладают способностью попадать в неприятности без посторонней помощи.
– Не представляю Кэмпбелла в роли соблазнителя! – весело откликнулся Уимзи.
– Я вообще не желаю о нем говорить, – проворчал Уотерс. – Только вот он сам о себе слишком высокого мнения, и не за горами тот день, когда…
– Ну-ну, – поспешил успокоить англичанина Мердок. – Верно, Кэмпбелла тут не слишком-то жалуют, но лучше проявить снисхождение и постараться не обращать на него внимания.
– Все это, конечно, очень хорошо… – промолвил Уотерс.
– А по поводу рыбалки он ни с кем не ссорился? – перебил его Уимзи. Если уж разговор продолжал крутиться вокруг Кэмпбелла, то следовало постараться не давать слова Уотерсу.
