Синдром Анны Карениной, или повесть о Слишком с излишком
Susanna Susanna
Произведение рассказывает о современной молодежи, ее образежизни, устремлениях, мыслях и интересах на фоне современных заведений(клубов, ресторанов, клиник пластической хирургии и т.д.). Главная героиня живет беспечной жизнью и все ее окружение под стать ей занято только собой и своими капризами.Книга начинает свое повествование с момента, когда жизнь главнойгероини резко начинает меняться. Одно неожиданное событие выкидывает ееиз зоны комфорта, погружая в беспорядочный хаос, приводящий кнеожиданному знакомству с мужчиной совершенно не из ее мира. Сначалаэто встреча вызывает у нее чванливую брезгливость, но под воздействиемкапризности медленно перестает в болезненное желание обладать. Это устремление начинает обрастать бездумными поступками и идеями, которыми героиня опутывает всех персонажей книги, завлекая их в сети своих капризов. Но, в итоге, не сумев найти нужного подхода, она теряется и полностью подаётся власти эгоистического вируса под названием «слишком с излишком»
Susanna Susanna
Синдром Анны Карениной, или повесть о Слишком с излишком
Однажды я где-то читала, что имя данное нам при рождении, играет немаловажную роль в формировании характера. Помниться, мне стало до хохота смешно, после прочтения этой статейки где рассказывалось какими же чертами наделило меня мое имя. Эгоистичность и фантазерство. Да уж, поистине, эти качества не раз сыграют со мной злые шутки. Хотя, может быть они были наследственными и достались мне от моих ближайших родственников, иначе как можно было объяснить их довольно причудливый и нестандартный для средней полосы России выбор имени? Родители назвали Аллегрой. Представляете, как обзывали и дразнили в русской школе обладательницу такого имени? Честно признаюсь, насмешек было более чем достаточно, и, естественно, они, конечно, будут вырисовываться косвенными стежками на полотне произошедших событий моей жизни. Однако, я никогда не применяла к своим промахам и ошибкам некий «фрейдовский налет», пытаясь таким образом выбить у совести индульгенцию, ссылаясь на травмы детства. Как и у всех, в моей жизни было довольно много перекосов, с которыми я удачно или не очень справлялась мало-мальски достойно. Особенно, наверное, я всегда буду очень хорошо помнить день, когда Аннушка все-таки умудрилась разлить особенный сорт масла на мои трамвайные пути. В то утро Мойры явно встали не с той ноги, и им захотелось на чьей-то шее завязать крепкий гордиев узел. Так уж сложилось, что жертвой случая стала именно я, наверное, как и всех моих знакомых людей, их тоже начала раздражать присущая мне легкость усвоения бытия под кисло-сладким соусом женского цинизма и ума, вот они и решили сыграть со мной злую шутку, перевернув мою жизнь с ног на голову. В то ничем непримечательное утро ноября 2018 года я вышла из подъезда своего дома с мыслью, что сегодняшняя пятница будет сестрой близнецом предыдущей и меня ждет короткий, не обремененный большими трудностями и заботами, рабочий день, который, по моим расчетам, должен закончиться в районе 2-3 часов дня. Затем меня, как обычно, ждала увеселительная программа в окружении своих подруг в одном из гламурных заведений города. Однако, реальный уличный пейзаж, представший передо мной, быстро сменил мое радостное, пятничное предвкушение праздника на хмурое раздражение. Вся моя машина была в мокрой листве, которую со злостью я начала стряхивать с лобового стекла машины.
– Вчерашняя мойка черту под хвост! Вот блин, еще и шмотки заляпала! – Мелькнула злая мысль в голове.
Ткань моего нового бежевого кардигана была в пыли и крошках листвы, которые за секунду успели запутаться в ней, словно мелкие жучки. При более тщательном изучении края шва, вдобавок ко всему, мною были еще обнаружены образовавшиеся на ткани катышки.
– Тоже мне покупка в крутом шоуруме, не успела одеть, уже пора на свалку! Ко всему прочему, я за него переплатила, да, и, вообще, приобрела лишь потому, что надо иногда тешить самолюбие своей подруги, которая изображает из себя бизнес леди! Ну, сегодня я точно выскажу про этот кардиган владелице шикарного шоурума турецкого барахла! – Раздражительно подумалось мне, пока усаживалась в свою машину. Несмотря на все эти маленькие, раздражительные нюансы, настроение было довольно-таки на высокой ноте. Мои глаза, как всегда, с удовольствием пересчитывали атрибуты роскоши, говорящие о том, что их владелица – буржуйка с хорошим достатком в жизни. Я сидела в своей машине, не самой худшей марки «Volkswagens» и собиралась ехать на хорошо оплачиваемую работу, из внутреннего зеркала машины на меня смотрела 33-летняя, симпатичная, шатенка с зелеными глазами и безупречной кожей. Благодаря прекрасной наследственности возраст еще не чувствовался в моих чертах, утопая в красках зрелой свежести и самодостаточности. Конечно, во многом это была заслуга моей работы, так как я была врачом-косметологом, работающим в известной эстетической клинике «Андромеда», где во многом ее успех и узнаваемость создавались на талантливых работах моего отца – лучшего пластического хирурга города. Мне грех было жаловаться, как никогда, мода на пластику была на пике популярности, а профессионалы этой области занимали пафосною нишу на рыке труда, с пренебрежением посматривая на представителей других медицинских направлений. Знакомый пластический хирург в «загашнике связей» любого мещанина в крупном провинциальном городе, как наш, приравнивался по важности к прокурору или даже судье, и эта приятная значимость частенько кружила мне голову. Более тесного общения со мной искали молодые девушки – наши главные клиенты. В основном, это были девочки из богатых семьей, которые благодаря денежным возможностям и капризному желанию что-то в себе подкорректировать хотели иметь в своем пафосном кругу общения людей моей профессии. Мне льстило их внимание и желание более близкого контакта, поэтому дружеские призывы влиться в модную, богатую тусовку были приняты мной с тщеславным удовольствием, и даже, несмотря на разницу в возрасте, я органично вплелась в этот пестрый гобелен молодежной мануфактуры. Тем более, к описываемому времени все мои студенческие подруги были уже замужем или потеряны в других слоях населения, да и желания поддерживать с ними контакт у меня не было. Обществу депрессивных мамаш или разведенных, неудовлетворенных жизнью сверстников, съедаемых экзистенциальной хандрой или злым цинизмом ума, я предпочла молодую, беззаботную молодежь, где благодаря умственному резонансу постоянно с легкостью одерживала победы в эмоциональных и словесных баталиях. Помимо всего этого, доказательством стабильности моей социальной ниши свидетельствовал тот факт, что я в свои 33 года была обладательницей шикарной, двухкомнатной квартиры со всеми удобствами с элитного микрорайона, приобретенной для меня любимым родителем в лице отца. Естественно все эти элементы успешной жизни придали моему и так самоуверенному характеру нотки высокомерия, которые частенько «перегибали палку» в общении с людьми.
На любовном фронте у меня тоже все было спокойно и комфортно. Уже второй год я находилась в «якобы» отношениях с успешным 38-летним дантистом армянского происхождения по имени Артур, с которым познакомилась в медицинских кругах своего отца. Он считался один из лучших мастеров своего дела и был узнаваем среди нашего местного бомонда. Невысокий, плотный, сбитый мужичок был носителем стандартного типажа холеного холостяка средних лет. Отличительной чертой его внешности была темная залысина и симпатичное пузо современного, не обремененного физическим трудом, обывателя, которое он с неистовством и переменным успехом пытался ликвидировать с помощью модных спортивных занятий в престижном фитнесс центре. В основном, инициатором и большим поклонником этих любовных отношений стал мой отец, который видел в данном союзе большие возможности для создания совместного бизнеса, но дальше туманных перспектив этот романчик и не мог бы уйти, благодаря нашему тухлому стержню отношений. В силу возрастной лени и эгоизма, наши встречи были довольно скудные на истинные эмоции, и подавались в основном под соусом комфортабельности и стабильности чувств друг к другу. Постоянно дремлющий вулкан мужского темперамента моего ухажера, редко извергался в страстно-романтических потугах, не доставляя мне хлопот в виде экспрессивных выяснений отношений или ревности. Его арсенал героя-любовника был скучным, но практичным. Верхом изобретательности в области свиданий для Артура были походы в рестораны, где он любил совмещать два своих любимых занятия – вкусно поесть, выпить, и под звуки своего голоса, рассуждающего о политике, истории или всякой другой ерунде пообщаться с молчаливым собеседником женского пола, естественно, со смазливой рожицей. Мы не часто с ним встречались, но вели постоянно бурную переписку в WhatpsАpp. Диалоги наши в этом приложении были обильно усеяны смайликами, веселыми видео с «YouTube», которыми он щедро со мной делился и всякой другой ненапряжённой ерундой. Особенно большим пристрастием у него пользовалась мания фотографировать себя или, как сейчас модно говорить, делать селфи. Результатами своего хобби он с чрезмерной навязчивостью забрасывал телефон, а затем, по-детски нетерпеливо, ожидал мои комментарии касательно своей внешности. Эти фотоснимки частенько становились отправной точкой для переписки на целый день, связывая двух взрослых людей, не сильно обремененных своей работой, в узел бесполезного трепа. Несмотря на все маленькие недочеты, Артур компактно смотрелся в категории состоятельного ухажера с перспективами на будущее сожительство, помимо этого, он служил нужным атрибутом успешной светской львицы, которой я себя позиционировала. Однако, среди женской, молодежной богемы большой популярностью кроме успешных представителей среднего класса пользовались местные инстаграмные знаменитости: спортсмены, фотографы, ди-джеи, администраторы модных заведений и т.д. Поэтому очень быстро один из этих новоявленных «поэтов» современности стал моим молодым 23-летним любовником. Прихлебай, начинающий ди-джей и шоумен вполне соответствовал своему ярлыку модного пижона, поэтому очень скоро завязавшийся в пафосном клубе флирт перерос в бурный, постельный роман. Так я уравняла чашу своей личной жизни, комфортно совместив взрослого лентяя и модного, симпатичного тусовщика.
– Черт! Опять пробка! Это, походу, надолго?! – Осматривая вереницу машин впереди, подумала я.
– Надо, что-нибудь выложить в «Instagram» с едким комментарием о наших дорогах. Там такие темы любят пообсуждать!
Поправив волосы и натянув на себя гламурное выражение лица, начала фотографировать себя на камеру. Сбоку засигналила машина, оглянувшись, увидела, что на меня в упор смотрит типичное кавказское лицо мужчины, который с нескрываемым удовольствием и любопытством следил за мной.
– Показать средний палец? Нет, это, значит, нарваться на маты, лучше проигнорирую. Тем более, судя по марке машины и выражению глаз, этот тип представитель рыночной прослойки, а такие товарищи самые похабистые и лучше просто его проигнорировать.
Презрительно посмотрев на новоявленного поклонника, я уткнулась в свой «Instagram», куда начала загружать свои фотографии, а далее вернулась в ленту, которую начала листать с обычной привычкой лайкать все подряд. Между чередой стандартных пейзажей с раскрученных страниц и рекламных роликов всплыло с не менее известного аккаунта моей подруги Ирки ее новое фото, обработанное в формате модного приложения, которое выгружало в мир интернета кадры с собачьими, заячьими и другими атрибутами животного мира. Конечно, выглядят эти фотоколлажи полным бредом, и мне кажется, с ослиными ушами Ирка смотрелась бы симпатичней, но разработчики еще не додумались до столь гениального открытия! А вот следом за моей подругой новыми сексуальными кадрами хвалится и ее нынешний ухажер, имеющий подписчиков больше, чем моя подруга! Ну конечно, их у него много, ведь он бывшая звезда местных боксерских турниров, которая теперь своей псевдо харизматичной рожей рассказывает соплякам и писюхам, как надо правильно качаться в тренажерных залах. Такой типаж сейчас очень популярен, ведь новая волна здорового образа жизни захватила «Instagram»! Ради красивых форм народ сейчас готов на все, поэтому люди, которые зарабатывают на этой моде, активно раскручивают страницы липовых спортсменов в интернете, чтобы с помощью тех впаривать всем, мечтающим иметь идеальное тело, разные добавки по увеличению мышечной массы. Естественно, на фоне мускулистых тел такой товар хорошо продавался, потому как, все хотели подешевке и без лишних хлопот получить фактурную внешность. Эстетика и нарциссизм стали новыми демонами молодежи! Невероятно, но как же молниеносно быстро это новая философия зомбировала новое поколение?! Хотя, жаль, что эпоха нетрезвых дуэлянтов и джентльменов, запомнившихся дворовыми драками за честь брата и сердце дамы, а также их предшественники – шипованные панки и рок-н-рольщики, отчаянно бренчащие на гитарах, сменились тухлой эрой ухоженных бородатых «Дорианов Грееев», любящих кальяны со вкусом яблока и банана! Данилой звали этого новоявленного и яркого представителя новой субкультуры. Очередной контракт по обмену славы, так я называла все увлечения своей подруги. Она планомерно выбирала для отношений только парней с раскрученной страницей, обильно осыпая далее свой аккаунт совместными фото и чувственно философскими описаниями, захвативших их страстей. Этот «сентиментальный» бизнес приносил каждой из сторон новый приток фолловеров, а это, естественно, означало и новые предложения по размещению рекламы.
– А что, молодец Ирка! – Подумала я, рассматривая вычурные кадры любовных перипетий в Stories подруги. Работа и удовольствие в одном флаконе.
Помимо стандартного пижонства лента приложения также пестрила семейными фотосессиями, полуголыми моделями и всякой другой чепухой. Мелькнула белоснежная улыбка моего дантиста.
– Вот еще один любитель селфи!
Далее в веренице кадров всплыло симпатичное тельце моего молодого любовничка Вадима, который, как обычно, раскручивал очередное кафе, где он якобы с удовольствием поел.
– Надо поставить им обоим лайк. – Решила я и лицо мое растянулось в улыбке самодовольного удовольствия.
– Как же, чисто по-бабски, приятно водить за нос двух мужиков!
Сзади начала нетерпеливо сигналить маршрутка, чтобы я проезжала вперед.
– Да, слышу-слышу, угомонись! – Раздраженно крикнула в окно.
Бросив телефон на сидение рядом, я сосредоточилась на дороге, проехав до светофора, далее свернула в переулок, и понеслась дальше, где вдали вырисовались очертания нашей клиники.
Зазвонил телефон. На экране высветилась фотография моей мамы. Переключив звонок на громкую связь, я заговорила с ней.
– Привет, мамулька! Пчелка моя ты, трудолюбивая, что, уже, небось, на работе трудишься вовсю?
– Привет, доченька! Я готова быть где угодно, но только не дома, постоянно одной.
Так, судя по началу разговора, сейчас начнет жаловаться! – Мелькнула мысль в голове.
– Интересно, что на этот раз?
– Мам, ну что ты начинаешь? Ведь я часто к тебе заезжаю, да и папулька старается быть дома по мере возможностей. Зачем опять заводить эту старую шарманку?!
Тут, конечно, я немного лукавила, говорить то, чего нет на самом деле, и дружно это всем семейством поддерживать, при этом зная истинное положение вещей, было нашей любимой садомазохистской, семейной игрой.
– А что толку от того, что ты приезжаешь и твой отец дома бывает хоть иногда? Мне от этого легче что ли?! Твои визиты с каждым разом все короче и короче становятся, прям как наш совместный быт с моим любимым мужем.
– Понеслось! – Со вздохом подумала я.
– Мам, по-моему, ты, как всегда, преувеличиваешь? Мы просто с отцом много работаем!
Опять обман, но нужно говорить именно так для общего блага.
На экране высветились первые лайки на мои недавние фотографии.
– Интересно, кто первый лайкнул?
– Конечно, все преувеличиваю! – Продолжала обидчивым голосом мама.
– Даже то, что твоего отца постоянно нет дома и то, что вроде есть семья, а поговорить не с кем! Дочка выросла, а мужу больше не интересна. Вот такая горькая судьба!
Она так тяжело вздохнула в трубку, что мне пришлось отвлечься от своих лайков.
– Мам, обещаю, приеду завтра, и мы поговорим столько, сколько ты захочешь! – Ответила я ей, не реагируя на протяжные вздохи и пытаясь быстренько отделаться от нытья со стороны матери.
– Ох, доченька, как же устала от постоянных придирок твоего отца! Вот даже сегодня умудрился взять и на пустом месте обидеть! Представляешь, ему моя прическа не угодила! Сказал, чтобы я краску сменила, не то с этим цветом похожа на старуху! А что с ним не так? – Слегка взвинченным голосом продолжила мама, как будто говоря сама с собой.
– Мне ведь не 20 лет, чтобы по парикмахерским бегать, да укладки делать, и так постоянно ему все не то, все не так! Я уже забыла, когда он последний раз вовремя домой возвращался! Мы практически уже не разговариваем. Засыпаю, его нет, просыпаюсь, он спит, и так каждый день! Конечно, можно долго на все это закрывать глаза, ведь не хочется перед людьми краснеть, но, знаешь, иногда невыносимо обидно за всю эту несправедливость к себе!
– Его придирки к моим волосам, ногтям, платьям слышать, сил больше нет! – Последнюю фразу мама почти выкрикнула и затем резко замолчала.
– Выговорилась наконец-то! – Подумала я.
Тоже мне новость! Мой отец эстет, пластический хирург, естественно, для него красота – это Идол, которому он поклоняется. Мама живет с моим отцом уже столько лет и все никак не может привыкнуть к тому, что папик просто влюблен в совершенную красоту тела и лица. Нет нечего плохого в том, что он хочет ею быть окружен везде и повсюду. Наверное, смотреть на увядающую внешность моей матери ему, как мужчине, работающему в сфере «прекрасного», не очень нравится. Вообще, если глубоко покопаться, на фоне сменившихся межполовых ориентиров семейной жизни их союз вообще выглядит нелепым и даже нереальным. Будь им сейчас по 20, как в момент, когда они решили вступить в брак, они бы точно не поженились и я не родилась. Слава Богу, что в 80-е года 20 века семьи создавались по другим принципам и мне, все-таки, удалось появиться на свет.
Мама продолжала свой стандартный монолог об одиночестве и эгоизме своего мужа. Сколько мне пришлось выслушать, похожих на этот текст душевных излияний? Это привело к тому, что у меня просто появился крепкий иммунитет, который зиждился на мнении, что она во многом сама виновата в возникших с отцом проблемах. Многие ее ровесницы сейчас стремятся догнать время, в котором они живут, сняв со своих тел бремя возраста, так сказать, вырезать кусок плоти под названием «старость». Ведь, как никогда, пластическая хирургия теперь доступна всем! Мир просто усеян предложениями продлить женский век, и было бы грехом этим не воспользоваться! Да и расценки на этот продукт вполне лояльные. Но моя мама относилась к самой консервативной касте женщин, поклоняющихся до сих пор каким-то захудалым сводам правил, основанным на непонятном домострое, где почему-то красоте отводилось чуть ли не последнее место. Даже, несмотря на всеобщую пропаганду новых мобильных мировоззрений, представители этой женской породы продолжали свято верить в «забитые гвоздями в их головы понятия», храня им верность всю свою жизнь. В молодости мама была симпатичной девушкой, да и сейчас, почерк былой красоты еще не был стерт с лица, но мещанские утопии, которыми подпитывался ее ум, создали какой-то вакуум в понятиях, основанный на том, что все, связанное с неестественной природной красотой, – это что-то аморальное. Поэтому на фоне этих убеждений и затухающей привлекательности, любовь мужчины в какой-то момент ею была потеряна. Это упрямое неприятие всего, что было связано с работой супруга, сделало маму совсем блеклой на фоне женщин, с которыми сталкивался отец на своей работе. Со временем это отчуждение стало истинной виновницей войны понятий, которая началась между моими родителями. Почти вся моя юность прошла в обстановке колких замечаний и обидчивых выяснений отношений между ними. Сначала папа воспринял упрямство своей жены, как каприз, но со временем его попытки завести даже разговор на тему внешности приводили к долгому продолжительному психозу со стороны мамы. Она была несгибаема против любых изменений во внешности в угоду желаниям мужа, поэтому не удивительно, что со временем этот локальный бытовой конфликт перерос в раздражение, а далее в глумливое равнодушие одной из сторон. Будучи закоренелой интеллигенткой старого пошива, моей матери казалось, что все эти операции по улучшению внешности выглядят глупо на фоне ее возраста и положения в тех слоях общества, где она имела социальный авторитет. Ведь она проработала в школе более 20 лет и все это время она с гордостью носила титул «миссис безупречный консерватизм», который принуждал ее сохранять внешний моральный лоск перед публикой. Больше всего она страшилась отрицательного общественного мнения, и этот страх был одним из главных постулатов ее архаичного воспитания. Со временем мой отец нагло научился манипулировать ее страхом перед порицанием, который был намного сильнее женской гордости. К более зрелым годам у меня сложилось устойчивое мнение, что в ее положении жены далеко не юного возраста, чей супруг вращается в обществе красивых женщин, пусть даже и рукотворной внешности, заботиться больше о своем моральном титуле, а не о брачной постели, было крайне глупо и легкомысленно.
– Времена изменились, мамочка, как ты этого не понимаешь!? – Частенько повторяла я про себя, слушая их язвительные высказывания друг о друге.
– Именно у таких, как ты, чаще всего и уводят мужей хищницы современных реалий.
Даже обида и боль, рожденные на фоне постоянных язвительных выпадов моего отца касательно ее лица и тела, не могли избавить мою мать от легкомысленного налета самоуверенности в том, что все в ее семье незыблемо и стабильно. Скорее всего, виновником такого восприятия ситуации был тот факт, что мои родители поженились в то далекое время, когда брак воспринимался, как выбор партнера на всю жизнь. Тогда еще семейные пары не умели проходить квест под названием сексуальная совместимость, обходя стороной эту темную материю своих желаний и устремлений, мирясь с человеком рядом, даже если между ними не было искры. Мои родители познакомились на выступлениях КВН между вузами, где моя мама выступала ведущей, будучи лучшей отличницей на филологическом факультете, а мой отец выступал за сборную медицинского университета. Как их связала судьба, до конца не ясно мне! Хотя, если делать выводы из домашних застольных рассказов, встреча их была очень романтична, впрочем, как любые истории, рассказанные на публике и ради публики. Если разобрать по деталям куски их повести, то можно сделать вывод, что в те времена моя мама была завидной невестой с симпатичной мордашкой, в то время как ее будущий супруг был заурядным студентом медицинского университета. Может именно этот факт и кружит до сих пор голову моей матери, которая не видит в упор, что правила в отношениях между мужчиной и женщиной сильно изменились в наше время? Ну, а выбор моего отца был вполне логичен, если смотреть сквозь призму его характера и того времени, когда их союз возник. Мне всегда казалось, что сексуальной жизни толком у них и нет, ведь я с детства никогда не видела никаких двухсторонних нежностей друг к другу. Чудо, что вообще, у них родился ребенок. Моей матери эта сторона отношений была чужда и не интересна, а моему отцу уж слишком легко доставались победы над другими женщинами. Поэтому сильных страстей он никогда не испытывал на моем веку, спокойно обходясь короткими интрижками со своими пациентками. Даже сейчас, насколько я знала, у него крутилась пара легких романчиков, но, по-моему, мнению, эти любовные отношения были вызваны профессиональным интересом, а не настоящим искренним чувством привязанности. Мысль, что он обладает и пользуется той красотой, которую сам создает, наверное, просто его возбуждала. В любом случае, именно с такой самоуверенной трактовкой я относилась ко всему, что происходило на тот момент между родными мне людьми.
– Ты вообще меня слышишь?
Обиженный голос мамы пронзил поток мыслей.
– Вот блин! Вообще ее прослушала! – Подумала я, переключаясь вновь на беседу с матерью.
– Мамульчик, за рулем, поэтому отвлекаюсь. Прости, слегка прослушала. Это все глупости, не обращай внимания, ты же знаешь, что наш папик тебя очень любит. Да он всегда был таким придирчивым, ну не первый раз же?! Что поделать, любит наш Димочка делать замечания? Это у него в крови! Да, блин, мне он тоже постоянно заявляет, что я растрепанная и несобранная или, еще хуже, может ляпнуть, типо у меня мешки под глазами, а цвет помады старит. Ты что, не знаешь нашего эстетичного папика?!
Я сделала паузу в ожидании ответной реплики со стороны матери. Мне было слышно, как она тяжело дышит в каких-то раздумьях, но почему- то она продолжала молчать.
– Мамуль! – Игривым голосом позвала ее.
– Ты со мной?
Тишина. После недолгой паузы она вновь заговорила.
– Дело не в волосах, доченька, а в том, что он постоянно недоволен мной. Чувствую себя старым псом из мультика, который отслужил уже свой век и его держат из жалости, вот и все! Ладно, доченька, не буду тебя отвлекать своим старческим маразмом. Езжай аккуратно, хорошо?! Завтра ты же к нам заедешь? – Спросила мама, резко поменяв тему разговора.
Судя по концовке беседы, она не хотела продолжать эту тему, что соответственно мною было принято с облегчением.
– Мамочка, конечно, приеду! – Нарочито бодрым и веселым голосом произнесла я, для создания видимости того, что все сказанное – глупости и причины для переживаний нет. Обычная игра слов для сохранения поверхностной незыблемости благополучия нашей семьи.
– Хорошо, буду ждать. – Тихо ответила моя мама и так быстро положила трубку, что я не успела выпалить стандартную концовку про свою любовь к ней, что тоже являлось неизменным словесным атрибутом нашего общения, дабы избежать ненужных обид. Услышав гудки, я еще несколько минут заторможено следила за дорогой, переваривая наш разговор с матерью.
Чему тут удивляться? Ситуационный драматизм всегда был присущ ей, особенно в отношении мужа. Хотя уже поздно обвинять и искать виноватых! Мама сама остановила свой выбор на такой жизни, решив из отличницы и популярной передовой красавицы университета стать заурядным учителем, женой и просто матерью. Да, в отличие от нее, мой отец удачно выбрал, на момент своей молодости, самое модное направление пластической хирургии, где и смог добиться неплохих результатов.
– Но кто в этом виноват? – Раздраженно подумала я.
Она сама положила на алтарь семьи все свои амбиции, отдав предпочтение тылу отца, а не передовую своего тщеславия. Пока он достигал профессиональных подвигов, мама обеспечивала его тем уютом и комфортом, который угоден был ему, в первую очередь.
– Ну, разве это не стандартный выбор всех советских женщин, их так воспитывали, им вдалбывали этот строгий мещанский домострой, а от того и трудно, наверное, им понять, что в наше время умение гладить, готовить вкусные пироги, – достаточно малый арсенал для удержания мужчины возле себя? У любого человека есть выбор траектории своей жизни, и моя мать его сделала, решив жить ради моего отца.
– Даже не ради своей единственной дочери! Да, она много занималась моим воспитанием и почти все свое детство, в большей степени, я провела именно с матерью, но, когда дело касалось отца, мы обе всегда предпочитали его, чем друг друга. Для нее любовь к дочери в большей степени была продиктована материнским инстинктом, а не чистым чувством, рожденным не из занавеса долга. В те времена, когда разрозненность семьи еще не сильно чувствовалась, я часто ловила себя на мысли, что мы с матерью моментами становимся соперницами за любовь отца и мне, как дочери, не обремененной самым сильным разрушителем семейного счастья, в виде чувства ревности, эту войну было проще выиграть. В результате, мной был заполучен главный ключ к сердцу моего отца, которым, как мне казалось, я буду владеть вечно. Этот ключ мне достался благодаря товариществу, возникшему между нами. Мы, порой, с отцом объединялись для того, чтобы подтрунивать над матерью, которая не дружила с юмором и постоянно обижалась на наши шуточки. Возникшее доверие отца ко мне стало на тот момент моим главным приобретением. Тайны, в которые он посвящал меня, были соразмерны моему умственному развитию и восприятию подростка, а потом уже взрослой женщины. К 30-ти годам я знала все о жизни отца вне зоны доступа моей матери и очень гордилась своим положением в иерархии его привязанностей, чувствуя себя в безопасности, благодаря своему родственному определению единственной дочери. Это глубокое чувство привязанности смогло образоваться, даже, несмотря на то, что видела своего второго родителя в детстве я очень редко. Он все время мотался по командировкам и курсам обучениям, но каждое его возвращение становилось для меня долгожданным праздником, так как домой отец заявлялся по-купечески с дарами, которые соответствовали детской моде и самым потаенным желанием ребенка того времени. Дорогие, популярные игрушки, наряды и всякая, близкая сердцу девчонки, чепуха влюбляла меня в отца, который становился для ребенка долгожданным вечным Дедом Морозом. Смесь доброй безалаберности, халатности в вопросах воспитания, на фоне постоянной уступчивости и поощрения моих капризом делала его в моих глазах любимым родителем в противовес моей маме с ее постоянными нравоучениями, воспитанием моего духовного и нравственного баланса души. Она с фанатичной настойчивостью и упорством взращивала во мне воспитанную, мещанскую леди и интеллектуалку по своему подобию и образу. Естественно, это сопровождалось принужденным чтением книг, занятиями музыкой и другой скучной воспитательной деятельностью, которой ребенок не хочет заниматься в юном возрасте. Это рождало во мне детское раздражение против нее, в отличие от моего отношения к отцу, с которым любое времяпрепровождения становилось праздником баловства и вседозволенности. Вместо книг – мультфильмы и игровые приставки, вместо музыки и этикета – поедание руками запрещенной еды, вместо каруселей и мороженного – прогулки с моим отцом по разным мужским компаниям, где его друзья воспринимали меня красивым зверьком, которого баловали и во всем потакали. За хохот и умиление, вызванные моими детскими шалостями, на этих мужских посиделках меня всегда щедро награждали чаевыми, на которые я забивала свои карманы жвачкой, конфетами, чипсами и другой вкусной фигней, обожаемой любым ребенком. Наевшись до отвала всей этой вредной едой, счастливая девочка слонялась между ног отца, играющего в карты или выпивающего чего-нибудь горячительного, который частенько забыв, что я рядом увлеченно вел беседы со своим друзьями, при этом куря и матерясь в полный голос. Может, именно в этой халатности и заключалось его притягательное обаяние? В моей памяти отчетливо отложилось ощущение радости, испытываемое мной, когда отец ерошил по утрам мои идеальные прически, которые моя мама заплетала, мучаясь с непослушными волосами. В эти моменты она частенько закатывала истерики, а мне же почему-то эти отцовские шалости доставляли неописуемое удовольствие.
Постоянное сопротивление матери сказалось и на моей дальнейшей жизни, даже в выборе профессии, в противовес ее желаниям видеть меня ведущей новостей в строгом костюме мной был сделан выбор в пользу медицины. В университете я никогда не была передовым студентом с замашками «ботаника», отличаясь от своих сверстников бунтарством высказываний и пофигизмом к учебному процессу. После окончания учебы я пошла на работу к отцу, где моя практика со временем переросла в постоянное рабочее место. Клиника «Андромеда», где он работал, принадлежала его давнему другу, естественно, благодаря таким хорошим связям, здесь быстро нашлась для меня легкая, и не требующая глубоких знаний и умений, работа, которую я исправно исполняла с легким налетом безразличия и постоянным «забиванием» на нее. Естественно, моя халатность постоянно прощалась мне из-за статуса дочери лучшего пластического хирурга. Привилегии моего положения кружили мне голову, рождая во мне спесивое отношение к другим сотрудникам, которые за это меня недолюбливали, но реагировать на все эти нюансы я не считала нужным, мне достаточно было того, что в это время наша духовная связь с отцом из-за совместной работы стала сильней и необходимей ему и ни что не предвещало, как мне казалось, моего падения с этого олимпа. Мои панибратские, и немного вульгарные отношения с отцом, стали настолько откровенными, что мы могли, как два старых друга, обсудить с ним его пассий, с которыми он спал или хотел бы этого, в ответ я так же рассказывала ему о своей личной жизни во всех деталях. За всей этой нарочитой близостью мной не было замечено, как же умело была скопирована и переложена его модель поведения с противоположным полом на мою собственную жизнь, которая во многом сыграла со мной злую шутку. Я настолько в этот период была уверенна в себе и халатна ко всем этим тревожным нюансам, что не заметила, какую опасность несли измены моего отца и не только, как тогда казалось, к чувствам моей матери, но и лично ко мне. Но кто же знал, что, именно тот день, когда я почувствовала вкус предательства со стороны отца, стал отправной точкой, запустившей внутри меня эмоциональный сбой, который и дал ход всему механизму последующих событий.
Незаметно для себя же самой моя машина была уже возле клиники. Кто-то сзади из сотрудников начал мне настойчиво сигналить, ожидая, когда я припаркуюсь и дам ему дальше проехать к его месту на парковке. Сквозь стекло проезжающей машины мной отчетливо по губам был прочитан раздраженный мат, направленный против меня.
– Да пошел ты сам туда! – Произнесла я вслух, всем видом показывая пренебрежение в адрес возмущенного коллеги.
– Так, все, хватит думки гонять, Аллегра! Пора думать о работе, а не о всякой ерунде! Что за день раздумий сегодня у тебя? Как же холодно на улице! Вот уж мерзопакостная погода! – Пробежали мысли в голове, от которых я еще более торопливым шагом устремилась в холл клиники.
На ресепшене с дежурной улыбкой, как обычно, сидела Лиза – наш белокурый, сладкоголосый администратор. Меня всегда забавлял ее самоуверенный вид королевы, сидящей на троне с собственническим взглядом. Она смотрела на все и на всех словно на свои личные владения. Это хозяйское восприятие подпитывалось тем фактом, что Лиза была официальной любовницей хозяина клиники Карена Вазгеновича. Во всем ее поведении чувствовалось, что положение, занимаемое ею, вызывает чувство гордости, а не моральной ущербности. Особенно это отчетливо просматривалось в ее наигранной манере отрицать этот факт, когда кто-то пытался намекать о ее статусе любовницы. В эти моменты, словно маленькая девочка, она начинала краснеть и хихикать, а затем, лениво-певучим голосом, начинала опровергать домыслы, называя их сплетнями, тем самым еще больше подстегивая подозрения о своем «интересном положении». Студентка педфака в свои молодые года оказалась, на удивление всем, умной, цепкой и гибкой женщиной, которая сумела безупречно организовать свою работу администратора так, чтобы ни у кого не было возможности ее обвинить в непрофессионализме. Многих это в начале раздражало, но, в конце концов, ее оставили в покое, перестав судачить по коридорам. Как правило, голый факт промискуитета, лишенный возможности порицательного эффекта, быстро теряет свои краски и обществом он начинает восприниматься как что-то средне моральное. Что могло связать симпатичную 22-летнюю студентку с 45-летним Кареном? Для всех это было загадкой. Я была уверенна, что с ее талантами и внешностью она могла бы найти партию лучше. Может, дело в том, что Лиза была выходцем из глухой, бедной деревни? Наверное, неожиданная фортуна вскружила ей голову после того, как она смогла на свой крючок подсадить богатого Карена, а цепкая, крестьянская боязнь потерять свалившуюся удачу, крепко связала ее с ним в долгосрочные партнерские отношения, в которых Лизе приходилось расплачиваться своей молодостью и красотой в обмен на шаткое положение любовницы, предложенное им взамен. Однако, рабочая философия Карена в отношении всех своих сотрудников была простой и одинаковой: все его вложения должны приносить прибыль и пользу. Поэтому он с легкостью выжимал из Лизы все ее умственные и моральные качества на благо клиники. А вот если бы бедную девочку угораздило сделать хоть один маленький неправильный шаг, то ее любовник, спокойно, несмотря на сексуальную подоплеку между ними, уволил бы свою пассию по прихоти своего характера, заменив на другую, более подходящую на эту роль, симпатичную крестьянку, которая, больше, чем нынешняя фаворитка, страшилась потерять свое положение, и, соответственно, больше выкладывалась, чтоб сохранить свое место под солнцем. Моральная сторона своего положения Лизу не сильно волновала. Помниться, что даже тот факт, что она почти ровесница дочери Карена ее вообще не смутил, обдав всех невозмутимой улыбкой хладнокровного хищника.
– Лизок, привет! – Вальяжно подходя к ней, поздоровалась я.
– Как у нас сегодня дела?
Что-то не вижу очереди за сиськами и губками! Ты что, всех разогнала или просто так плохо нас рекламируешь, что все мотанули к нашим конкурентам? Ох, накажет строгий дядя Карен ремнем, если стойка и дальше будет пустовать!
Лиза с невозмутимым взглядом встретила мой подкол. Пробежав глазами по внешнему виду, нельзя было не заметить, что он, как обычно, был вычурно дорогим. Молодая стройная девушка идеально была уложена в красивое обтягивающее платье, которое демонстрировало все прелести ее фигуры.
– Что не говори, а Карен молодец, вкладывает деньжата в лицо клиники! – Подумала я, рассматривая ее дорогие шмотки.
– Доброе утро, Аллегра! – Заговорила Лиза голосом из коллцентра.
– Нет, сегодня обычная загруженность, даже тебе придется немного поработать! – С легким ироничным подтекстом ответила она, растягивая свои ярко накрашенные губы в улыбку.
– Ты, кстати, что-то сегодня рано? Разве пятница у тебя начинается не со среды!?
Лиза с любопытством посмотрела на меня, пытаясь увидеть мою реакцию на ее язвительный выпад.
– Ну, ладно, подколола меня! С утра, что ли, заучивала шуточку? – Ответила я ей, также иронично улыбаясь.
– Лизок, ты же понимаешь, что мне идеальным поведением надо угождать папе, а не «папику»? Поэтому мне можно сачковать, а вот с «папиками» другого сорта такое не прокатит!
Лиза на пару секунд замешкалась, а затем вновь административная улыбка растянулась на ее лице.
– Согласна, «папики» бывают разные, но однажды любой папа может стать «папиком» иного сорта для другой девочки. За ними тоже нужно приглядывать!
– Намекает на моего родственничка! – Подумала я, продолжая иронично и слегка высокомерно всматриваться в лицо Лизы.
