Вот так и началась наша война с Польшей. Оказалось, что у поляков сильная армия и их поддерживают англичане и французы. Нам пришлось отступать. Когда фронт подошел к Стрыю, папа забрал нас с Мартой и отвез домой, в Старый Угрынев. Там как раз проходила мобилизация. Папа с селянами привозили из схронов оружие и раздавали его новобранцам. Когда их провожали на фронт, на площади собралось все село. Женщины, старики, дети. Все плачут, причитают. Ведь многие только что вернулись с фронта, и опять им надо воевать.
Папа провел молебен. Он служит капелланом в нашей УГА – Украинской Галицкой Армии. И вместе со всеми он ушел на фронт. Нашей армии удалось остановить поляков, но тут началась распутица, и бои на время прекратились. Так что я вернулся обратно в Стрый к деду Мише и бабе Розе и снова хожу в гимназию.
9
Наш Стрый – небольшой городок, в нем примерно поровну украинцев, поляков и евреев. Через город протекает река Стрыя, и здесь сходится несколько железнодорожных путей. Мы из Угрынева тоже ехали на поезде – паровозе, к которому были прицеплены три вагона для пассажиров.
Прямо в центре города стоит большой католический костел, в нем много униатских церквей и еврейских синагог. Дети ходят в духовные семинарии или училища – реальные или коммерческие. Но самыми престижными считаются гимназии, после них можно поступать в университет. Еврейские дети учатся в ешивах – это у них такие училища при синагогах, типа наших духовных семинарий. Но много их и в гимназиях, в основном в польских.
Не могу сказать, что мы, украинские дети, раньше дружили с детьми польскими или еврейскими, каждый был сам по себе. Папа как-то сказал, что в России случались еврейские погромы, но у нас, в Австро-Венгрии, их никогда не было. Теперь все изменилось. Поляки – враги нашей республики, а евреи предали империю, нанесли нам удар в спину. Они виноваты в том, что Германия и Австро-Венгрия проиграли войну.
Я как-то сказал об этом дяде Ярославу, но он ответил, что это пустые слухи и что все подданные империи воевали в одинаковой мере. Просто у нас истощились ресурсы, а тут еще Соединенные Штаты вступили в войну.
10
Как я уже писал, я живу у деда Миши и бабы Розы. А Марта живет неподалеку, в доме бабы Гали, сестры бабы Розы. И все мы очень нуждаемся. Раньше я никогда не знал, что это такое – нуждаться в самом необходимом. А теперь понял, как это ужасно.
И вот ко мне в гимназии подходит один наш хлопчик, и говорит: «Ты хорошо учишься, тебя всегда учителя хвалят. Не мог бы ты со мной и моим младшим братом позаниматься после уроков арифметикой и немецким? Мама будет платить за каждый час». Я, конечно, согласился. И теперь приношу домой немного денег.
Учусь я действительно хорошо. Все предметы мне легко даются – и арифметика, и языки, и, само собой разумеется, Закон Божий. Наша гимназия – классическая, а потому мы, помимо «живых» языков, еще учим латынь и греческий. Я не понимал, зачем нам нужны эти «мертвые» языки, но учитель-латинист сказал: «Всякий культурный человек должен иметь возможность насладиться чтением Вергилия в подлиннике. Его слог бесподобен». И примерно то же самое сказал наш «грек», только про каких-то древних греков.
А кроме обязательных предметов, я записался в кружки: спортивный, музыкально-хоровой и агрономический. Так что свободного времени совсем не остается. Вечером – получасовая молитва на коленях пред образом Николы Чудотворца, и спать.
11
Все в гимназии знают, что мой папа – депутат, и сейчас он в Станиславе. Спрашивают: «Ну как там, чего нам ожидать?» А что я могу ответить, если он давно не бывал у нас. И вот такая радость – он приехал. Оказывается, он ездил на подписание важного документа. Теперь два украинских государства, УНР – Украинская Народная Республика со столицей в Киеве – и наша ЗУНР, объединяются в единую УНР. Документ так и называется – «Акт Злуки», или, по-русски – «Акт Единения».
Дед Миша спросил:
– Теперь общими усилиями поляков погоним?
– Сомневаюсь. Наши сечевые стрельцы – единственные боеспособные части у Петлюры, – ответил папа.
Папа пояснил, что под Киевом был лагерь для военнопленных, среди которых было много галичан. Вот из них и сформировали воинские части. Возглавили их два офицера-галичанина – Коновалец и Мельник. Они еще раньше бежали из русского плена и добрались до Киева.
– Благодаря сечевым стрельцам Центральную Раду удалось спасти и вывезти из Киева, когда туда ворвались красные, – говорит папа. – Все против Рады: и немцы, и красные, и деникинцы. Всем она поперек горла стала, никто не хочет нашей самостоятельности. А простому человеку – лишь бы все это хоть как-то, но закончилось. Любая власть лучше, чем безвластие. Так что не жду я ничего хорошего. Самим придется воевать с поляками.
12
Сейчас весна, быстро теплеет. Мы с ребятами пошли на озеро ловить раков. Опускаешь руку и шаришь по дну, а они в норки прячутся. Нащупаешь рака, схватишь его и тащишь. Рак понимает, что ему конец, норовит вырваться. Если держишь его за клешню, то он отпускает ее и удирает. Ребята говорят, что у них клешни отрастают заново. Вытащишь его, и сразу бросаешь в кипяток. Он сначала быстро-быстро бежит, а потом останавливается. Представляю, как ему было больно перед смертью. Кипяток врывается через глаза в мозг, жжет брюшко. Ужасные мгновения. «Боже, прости, что я это делаю», – прошептал я, бросая в котелок свою добычу.
А ведь когда-то, и не так уж давно, так и людей казнили. Казаки – поляков, поляки – казаков. Папа говорит, что «смягчение нравов» произошло под влиянием христианской религии. Но почему христианская религия не смогла остановить войны? Почему Господь дозволяет убивать друг друга, несмотря на Свои заповеди? Почему вера в единого Бога разделила людей на религии?
Я слишком много задаю себе вопросов. Ребята спокойно кидают раков в кипяток, смеются и ни о чем таком не думают. А может, и думают, но никогда не говорят об этом. Как и я сам. Ведь мы же ребята, а не девчонки. Нам нельзя быть слишком чувствительными и сострадательными. Хотя Иисус Христос учил нас сострадать ближнему своему. Но не ракам же? Тут много неясного.
А я еще вспомнил, как мы с Мартой, папой, мамой и всей нашей малышней как-то ходили на озеро. Мама покупала у рыбаков рыбу. Они как раз вытащили целую сеть. Папа взял одну рыбину, она извивалась, билась у него в руке. Он молча посмотрел на нее, а потом размахнулся и бросил далеко в воду.
– Ой, рыбаки увидят, им не понравится, – дернула его за рукав мама.
– Она так хотела жить… – произнес папа. – Так не хотела умирать.
– Рыбка, рыбка, принеси нам счастье, – забубнила мама, – чтобы детки выросли здоровыми, чтобы семьи у них были, и чтобы жили они долго и счастливо. А папа добавил:
– Чтобы все твои хворобы остались в прошлом, и чтобы ты больше не кашляла. И чтоб весь наш край…
Он хотел продолжить, но мама опять дернула его за рукав:
– Все, все, а то рассердится рыбка, и останемся мы у разбитого корыта.
Папа засмеялся и прижал ее к себе.
13
Вчера был последний урок, впереди каникулы. Баба Роза была на школьном собрании, и мы вместе отправились домой. Она была очень довольна. Все оценки у меня отличные, а наша музы?чка сделает меня в следующем году «запивником». Я буду играть на баяне и запевать песни. Мне за лето надо выучить тексты песен и музыку. Я как стал читать, так не смог оторваться. Написала Леся Украинка. Она наша, волынско-галицкая. Она пишет именно тем языком, каким мы говорим между собой. А умерла она не так давно, совсем еще не старой. Простудилась в детстве и потом всю жизнь болела. Мне ее очень жаль.
Коханiй мамi
Уже скотилось iз неба сонце,
Заглянув мiсяць в мое вiконце.
Вже засвiтились у небi зорi,
Усе заснуло, заснуло й горе.
Вийду в садочок та погуляю,
При мiсяченьку та й заспiваю.
Як же тут гарно, як же тут тихо,
В таку годину забудеш лихо!
Кругом садочки, бiленькi хати,
I соловейка в гаю чувати.
Ой, чи так красне в якiй краiнi,
Як тут, на нашiй рiднiй Волинi!
Нiч обгорнула бiленькi хати,
Немов маленьких дiточок мати,
Вiтрець весняний тихенько дише,
Немов дiток тих до сну колише.
Скоро нас с Мартой посадят в поезд и отправят домой, в Старый Угрынев. Очень хочу увидеть маму и нашу малышню. Страшно по ним всем соскучился.
14
Очень плохие известия. Снова разгорелись бои. Полякам пришло подкрепление, наши отступают, и фронт приближается к Стрыю. Объявлена всеобщая мобилизация, кругом солдаты. Настроение у всех плохое. Дед Миша говорит: «Людей-то у нас много, но чем они сражаться будут? Одна винтовка на двух человек». Помогают нам только чехи, присылают вооружение и боеприпасы. Румыны и венгры заодно с поляками.
В Старый Угрынев теперь не проехать, и дед Миша отправляет нас с Мартой в Ягельницу, к дяде Антону. У него там приход. Как жаль, что я не могу принять участие в этих боях. Слишком маленький. А ребята из старших классов уже записываются добровольцами. Но дед Миша говорит: «На голом энтузиазме долго не продержимся».
Как там наш папа? Жив ли он? Мы с Мартой вчера перед сном долго молились за него и всех наших воинов.
15
Мы в Ягельницах, у дяди. Приехала мама со всей нашей малышней. У нас в Угрыневе расположилась польская дивизия, маму вызывали на допрос, спрашивали, где папа, где ее братья. Их тоже ищут. Поэтому она взяла малышей и уехала, соседи помогли. Здесь, в Ягельницах, все пока спокойно. Только очень голодно и тесно, спим на сеновале. Прихожане, конечно, нам помогают, несут, что могут. Но ведь у всех свои семьи.
А новости самые плохие. Наши собрали силы и перешли в наступление, дошли почти до Львова. Но к полякам подошла свежая армия, ее сформировали во Франции и с полным вооружением перебросили в Польшу. А у нас кончились боеприпасы, Петлюра так ничем и не помог нам. Наши войска оставили всю Галицию и отступили к Сбручу. Восточнее Сбруча – уже территория УНР.
Дядя Антон говорит: «Слышал, что наши войска уходят за Сбруч, поступают под командование Петлюры. Вроде бы между поляками и Антантой достигнуто соглашение, и поляки Сбруч не переходят».
От папы никаких известий. Мама часто плачет, мы с Мартой помогаем ей, как можем.
16
На днях с ребятами ходили в лес за грибами. В этом году грибной год. Грибы – значит война. Так люди говорят. В 14-м тоже был небывало грибной год. И началась Великая война. Леса в этих краях большие, глухие. Я ребятам говорю: «Если надо, тут целую армию можно спрятать и совершать вылазки на противника». Мы долго на эту тему спорили: чем людей кормить, где от холода укрываться, да где оружие держать. Помечтали, одним словом. Заодно и грибов набрали видимо-невидимо, целые корзины. Мама была очень довольна.
А вчера приехали наши дядья – дядя Павел и дядя Ярослав. Дали денег на наше содержание. Я слышал, как мама их благодарила. И самое главное – папа наш жив и здоров, он ушел за Сбруч с УГА и по-прежнему служит в ней капелланом. А с дядей Ярославом он передал нам письмо. Дядя Ярослав состоит на дипломатической службе. Он пытается примирить Петлюру с Пилсудским, главой Польши.
Мама просияла от радости, услышав эти известия. Схватила письмо и уселась на скамеечке. Марта сразу к ней, сидят в обнимочку и читают. Ну, и мы все вокруг столпились.
«Дорогая моя Мируся, дорогие мои детки, Марта, Федька, Сашка, Василька, Владимирка, Оксанка! – читает она и смеется и плачет одновременно. – Всех вас вижу перед собой денно и нощно. Иногда даже разговариваю с моей ненаглядной, правда, про себя».
– И я с тобой тоже разговариваю, дорогой ты мой, – шепчет мама.
«Бог миловал, я жив, здоров. Но очень, очень многие не дожили до сего дня. Вечная память героям. И боюсь, что самые большие бедствия еще впереди. Погибли мои двоюродные братья… – Тут папа перечислил несколько имен, которые я слышал, но самих родственников никогда не видел. – Из нашего Угрынева погиб кузнец наш, пан Грицко. Разорвало снарядом в клочья. Отпел его и похоронили то, что смогли собрать от него».
– Боже милостивый, пан Грицко погиб! – воскликнула мама. – Федя, ты его помнишь? Он твой зуб клещами вырвал, а потом ко мне пришел и умолял простить его. Бедный Грицко, он мухи за свою жизнь не обидел.
«Много больных, – читала мама, – лазареты переполнены, а лекарств нет. И, что самое страшное, были случаи тифа. Молю Господа нашего, Иисуса Христа, чтоб миновала нас эпидемия этой страшной болезни. Перемещаемся в сторону Киева, это вселяет надежды. Красные бегут от нас, а белые где-то далеко. По крайней мере, так сообщила наша разведка. Так что все мы полны надежды, что войдем в Киев, там отдохнем и подлечимся. Береги себя, береги наших деток. Если нам не суждено, то они-то будут жить в вольной Украине, верю в это. Слава героям. Целую всех вас, ваш муж и отец Андрей».
17
Вечером все улеглись ночевать на сеновале. С одной стороны сеновала – мои дядья и я с ними. С другой – мама с тетей Катей и малышней. Мне очень нравится спать на сеновале, вдыхаешь запах сухих трав, и сразу в сон тянет. Мама говорит, что запах трав – целебный. Она даже кашлять перестала.
Но мои дядья разговорились, и мне очень хотелось их послушать. Так что я некоторое время не засыпал, слушал их и боролся со сном. Но потом все же заснул. Они говорили, что Петлюра обращался и к французам, и к англичанам. Просил о помощи, о признании. Говорил, что сам он – социал-демократ, журналист. И государство наше будет современным европейским государством, вечным союзником Антанты. Но в ответ слышал лишь одно: «Решайте вопрос о вашей независимости с Деникиным». А тот и слышать не хочет о признании Украины. Говорит: «После разгрома красных соберется Учредительное собрание, тогда и решит вопрос об Украине».
Армию Деникина вооружили англичане, прислали даже танки и аэропланы. У красных тоже сильная армия, в их руки попали все царские арсеналы и военные заводы. Бои между ними сейчас идут по всей Украине и России, вплоть до Волги. Кто победит – сказать трудно. Донбасс был в руках красных, сейчас перешел к белым. В Киеве пока красные, но Петлюра с надднепровцами (так именуются его воинские части) и нашей УГА ведут наступление на город.
– А что поляки? – спросил дядя Антонович.
Заговорили о поляках. Их вооружают Франция и американцы. У них тоже сильная армия, которая по численности не уступает белым или красным. Поэтому и пришлось нашей УГА уйти с боями за Сбруч.
– Наши сражались как герои, – говорит дядя Ярослав, – но когда поляки бросили в бой армию Халлера, только что прибывшую из Франции, они нас сломили. Наше правительство ликвидировано, наш президент, Евген Петрушевич, ушел к Петлюре, и вся восточная Галиция включена в состав Польши, вплоть до реки Сбруч.
И что особенно возмущало дядю Ярослава, все это – с согласия и поощрения Антанты.
18
Сегодня после утренней молитвы и завтрака я играл с ребятами в чижика. Есть такая игра – по чижику бьют палкой, он подлетает, и пока он в воздухе, бьют по нему еще раз, так что он улетает подальше. Ведущий его ищет, а все остальные в это время прячутся, и надо их найти. Ну, там много всяких правил.
Дядя Павел уже уехал по своим торговым делам, а дядя Ярослав сидел в саду на скамеечке и что-то писал. Видно было, что он переживал при этом – бормотал, грозил кому-то кулаком. Я подошел к нему и, чтобы что-то сказать, спросил:
– Дядя Ярослав, мы, наверное, вам мешаем. Нам уйти?
– Нет, Федя, играйте, жарко сегодня. Пойду-ка я на озеро, искупаюсь. Завтра и мне уезжать.
– А можно и я тоже? Я знаю короткую дорогу через лес.
– Конечно, – отвечает он.
Вот так и получилось, что мы втроем – дядя Ярослав, я и мой братик Сашка – отправились на озеро. Сашка за мной, как хвостик, ходит. Куда я, туда и он.
Дорога поднималась в гору, с одной стороны лес подступал, с другой – поля и наш городок, как на ладони, с садами, мазанками и соломенными крышами или черепичными, как стали в последнее время строить.
– До чего ж чуден наш край, – произнес дядя Ярослав, – ничего краше в мире не видел.
