На следующий день Олега забрали в армию – попал всё-таки под весенний призыв, который аукнулся летом. Провожали… А впрочем, никто его не провожал. От бабки не дождёшься.
Поэтому добрался до райцентра, а дальше уже по прямому назначению без провод под конвоем, можно сказать, человека от военкомата. Олег так и не понял, почему. Вероятно, бабкины козни.
Маша даже не знала о такой перемене в жизни любимого и её тоже жизни. А когда узнала, то поплакала в подушку, и всё. Жизнь потекла по-прежнему: по утрам вставала к скотине, потом тоже помогала матери по хозяйству.
В конце концов устроилась счетоводом в контору – стало немного легче. По большей части морально, что никому не обязана. Домашней работы-то никто не ценит.
В любую свободную минуту приходила к яблоне, при участии которой произошёл тот переломный момент в её жизни, который пока был не заметен, и, хотелось бы, чтобы был так же незаметен подольше – однажды Маша поняла, что беременна.
Она никогда не была слишком худенькой, но и полной не назовёшь. Среднего роста, ладненько скроенная фигурка, как сказали бы работники моды – форма песочных часов. Высокая грудь, красивой формы ноги. В общем, ребята заглядывались, особенно сейчас, когда лицо вдруг озарилось внутренним светом.
О лице – нельзя было сказать, что красивое, но очень даже миленькое. Карие глаза смотрели на мир мягко и ласково. Пухлые губы, приглашали либо к разговору, либо к поцелую.
Тёмные, густые брови росли по природе, без выщипывания. Лицо могло нести на себе румянец, который очень мило уживался с лёгкой припушенностью веснушек.
Впрочем, они были почти незаметны, разве только на свету отдавали свой тёплый отсвет. Обычный носик, ничем особо не приметный. Но это как раз и говорило о его хорошей форме.
И особенность лица –густые, длинные ресницы, которые так сильно подчёркивали такие яркие и без того глаза, что от любой косметики было бы хуже. Вот и считайте, красивая она или нет.
Маша всегда носила просторную одежду, чтобы не стесняла движения при работе по хозяйству, поэтому рассмотреть её животик, конечно, никто не мог. О нём знала только сама.
Она бережно прикасалась к тому месту, где росла, развивалась жизнь. Не думала о том, как потом будет оправдываться. Придёт время – придут заботы. Продолжала всё делать так же, как и раньше.
Когда работала на огороде, то волей неволей подсматривала за тем, что творилось в доме через луг – в доме Олега и его бабки. А там во дворе постоянно толпился народ, который приходил за зельем – бабка промышляла деревенским колдовством.
Знахаркой, как ни странно, её не называли, а больше ведьмой. Но, тем не менее, обращались по разным нуждам – привороты, отвороты, лечение пьянства, заговоры на удои, здоровье скотины и детей и прочее…
Иногда работала на огороде, но работой это и не назовёшь(по деревенским меркам) – так, несколько грядок зелени. Но деревья-то росли. Безо всякого ухода, но урожай давали. Да и куры иногда вносили свой вклад в удобрение земли. В деревне кур держат все – без этого нельзя.
А как же! Яйца, мясо. Молоко Серафиме Фёдоровне приносили люди, так же, как и прочие продукты. А брала она сало, свинину, масло и, конечно, деньги. Без денег людей не принимала – прямо ставила вопрос, не стесняясь.
Так совсем незаметно пролетело лето, потом осень, зима. Наступила весна. Тут Маша начала всерьёз задумываться о будущем. В апреле должен появиться ребёнок, а она не встала на учёт в женскую консультацию, которая находилась, конечно, в райцентре при райбольнице.
Ждать, что всё само рассосётся, не приходилось, да и Маша не хотела этого. Как ни странно для многих, оказавшихся в её положении, она ждала ребёнка и уже любила его. Только вот как дальше? Поставит родителей перед фактом?
Но в роддоме всё-равно потребуют обменную карту беременной. Так что, поневоле надо ехать к гинекологу. Что однажды и сделала.
– Милочка, что же ты так поздно, как я тебе декрет оформлять буду? – с упрёком сказала гинеколог.
– Простите, всё тянула. Не хотела, чтобы узнали. Я же без мужа, – откровенно отвечала Маша. – А декрета мне никакого не надо.
Перед такой откровенностью любые осуждения пасуют. Карту молча оформили – по другому нельзя, и Маша отправилась домой, жить дальше и ждать родов.
Глава 5.
Серафима Фёдоровна, как уже говорилось, была не старой женщиной и крест на себе и в прямом и переносном смысле этого слова не поставила. Она уже давно приметила Тимофея, отца Маши. Он, правда, был женат, но женщину это не останавливало, как не останавливали и методы, которыми она хотела заполучить желаемое.
А вообще, эпопея их отношений длилась давно,– с детства. Вместе росли, вместе учились, работали, гуляли. Она всегда была красивой и стройной, но он почему-то выбрал теперешнюю жену – мать Маши. И вообще стал отцом многочисленного семейства.
Серафима всеми способами пыталась обратить его внимание в свою сторону. Он не мог не понимать этого, но ведь всегда что-то останавливало! Чувствовал, наверное, тьму, которая жила в женщине.
Периодически пыталась привязать его своими колдовскими методами, но почему-то не удавалось – ведь недаром же говорится, что сапожник без сапог. А ещё бытует поверье, что у колдуний личная жизнь не складывается. Прогадывают своё счастье.
Серафима понимала бессилие, но смириться не могла. Сколько пакостей творила! Болезни всякие насылала на жену, детей. Раздор сеяла. Это действительно ей удалось – родители Маши плохо жили. Постоянно ссорились. Но к себе призвать Тимофея так и не смогла.
Вот и сейчас она снова задумала навести порчу на семью – это программа минимум. А программа максимум – очередная попытка приворожить Тимофея.
Серафима Фёдоровна постучалась в калитку:
– Соседи! У вас соли не найдётся?
– А, это ты! Нет, соли для тебя не найдётся – известно ведь, какими делами занимаешься. Соль колдуньям не дают, – выглянула мать Маши.
– Какое колдовство?! Ты в школе – то училась?
– То-то к тебе народ ходит! Просто так, что ли?
– Да так, помогаю чем могу – то травки против болезни дам, то совет какой-никакой, а глядишь – поможет.
– Ну вот и помогай! Мы тебе магазин что ли?
– Да магазин уже закрыт. А хватилась – ни соли ни хлеба. Ну хоть хлебушка-то краюшку дай!
С такими словами Серафима уже и в калитку вошла, и к сараю подобралась – хотела на корову порчу навести. Впрочем – это была не совсем порча. Она хотела подбросить куклу, в которую заключила мавку.
Русалка недолго пролежала в сарае. Серафима стала давать ей всякие мелкие поручения, подбрасывая куклу то к одному, то к другому. А сейчас несла её в этот дом, в этот хлев.
Она потихоньку приоткрыла дверь, где держалась скотина и засунула куклу под ясли. Потом прикрыла дверь и, как ни в чём не бывало, стала ждать хозяйку с хлебом.
Глава 6.
Утром Маша пошла доить корову и, как всегда, ласково погладила её по спине, слегка похлопала, подставила скамеечку, ведро под вымя и приготовилась доить. Но молоко не пошло.
Маша озадаченно встала, подошла к морде коровы, заглянув зачем-то в её глаза. Но та только хлопала своими длинными ресницами и жалобно мычала. Глаза её страдальчески взирали на хозяйку, как будто просили помощи.
Маша попробовала ещё дёрнуть за вымя, но безрезультатно, только дрожь пробежала по телу животного.
– Что-то неладно, – подумала девушка, теперь уже молодая женщина, – Надо сказать отцу – пусть вызовет ветеринара.
Но ветеринара в селе не было – он уехал принимать роды у коровы из соседнего хозяйства. Стали с беспокойством ждать его визита. Он мог приехать и сегодня, и завтра, и через неделю.
Маше было жалко корову. Вечером решила навестить кормилицу. Снег на дворе уже растаял, но было свежо – ранний апрель. А вечер поздний. На тёмном небе мерцали мелкие звёздочки и полная огромная луна.
Девушка вспомнила такую же луну в день на Ивана Купалу почти год назад. Ей, почему-то стало жутко. Она было передумала входить в хлев, но, услышав жалобное мычание животного, решилась.
Осторожно дёрнула дверь, которая нехотя, со скрипом отворилась. Как назло вчера в сарае перегорела лампочка, а новую так и не вкрутили, поэтому ориентироваться приходилось в темноте.
Тот свет, который проникал через узкое, низкое оконце, не спасал. Кроме того стёкла давно не протирались, а потому заросли паутиной. Тем не менее Маша пошла на свет.
Она медленно переставляла ноги, нащупывая, что под ними. Спасало то, что помнила расположение предметов.
– Милка, что с тобой? Как ты? – позвала Маша корову.
Та замычала. Но мычание больше напомнила девушке стон бесконечно больного, страдающего человека.
– Что ж ты, милая, заболела? Я ли тебя не кормила, не холила?! – приговаривала девушка, подходя по разбросанному сену шаркающими шагами. Боялась упасть, чтобы не дай Бог не навредить себе и ребёнку
В тишине ей послышалось что-то напоминавшее чмоканье. Нет, не коровье чавканье, когда животное пережёвывало траву, а именно чмоканье сосущего что-то с наслаждением существа.
В темноте стали проступать предметы, потому что зрение наконец-то приспособилось. В углу привычно наваленная солома, висящие на гвоздях, вбитых в брёвна, вёдра и прочая утварь. В другом углу пень с воткнутым в него топором и, самое главное, корова, привязанная к яслям.
Отдельно висела коса. Девушка обратила на неё особое внимание, потому что показалось, что остриё медленно разворачивается в её сторону. Маша перекрестилась. Но отступать было некуда, и она двинулась к животному.
Подошла, уткнулась в тело коровы, как во спасение. Провела рукой по спине, ощущая короткую, жёсткую шерсть. Спустилась на выпуклые, тёплые бока, которые часто вздымались и опускались при дыхании. И, наконец, рука потянулась к шее, чтобы потрепать по загривку.
Но… Вдруг наткнулась на какой-то посторонний предмет, которого здесь быть не должно. От испуга отскочила в сторону. Что это может быть? По величине похоже на хорька. Другого сравнения придумать не могла. Но хорёк мохнатый, а это что-то тряпичное, узловатое.
Маша потянула, превозмогая страх, руку обратно, но это что-то вдруг шевельнулось и на девушку уставились два ярко горящих глаза, которые, казалось, пронзили её. Она вскрикнула… Это что-то потянулось к ней, но не удержалось, свалилось на пол под ноги корове.
Та взбрыкнула и наступила на то, что как чуяло животное, мучило его. Раздался жуткий визг, который леденил кровь. Корова шарахнулась в сторону, Маша тоже и, уже не контролируя себя, упала наземь.
Хорошо, что на солому. Но от испуга у неё заболела спина, низ живота, да так, что, казалось, раздирало все внутренности. Она закричала. Корова тоже.
Предмет, так напугавший всех, сам тоже напуганный, пролетел по воздуху и выскочил в приоткрытую дверь. На крик прибежали родители, которые как раз выключили телевизор и готовились ко сну. Поэтому в наступившей тишине смогли услышать звуки, рвущиеся к ним из сарая. Кинулись туда.
– Мама, папа, не беспокойтесь! Это я! Кажется, рожаю.
Родители, которые сначала остолбенели от неожиданности, очнулись, кинулись к дочке и услышали её нехитрую исповедь, которую она вместила в несколько слов.
– Отец! Беги, вызывай скорую! – крикнула в возбуждении мать.
Дальше Маша уже ничего вокруг не видела. Боль полностью поглотила её.
Глава 7.
Олег маршировал на плацу. Его часть готовилась к смотру по поводу окончания службы. Прошёл уже почти год. Он бы не сказал, что незаметно, потому что время в его течении распределилось по разному.
Сначала тянулось так медленно, как будто застыло, потом всё убыстрялось, полетело, как почтовый голубь вместе со стремлением домой. Потому что дом действительно стал ближе, также, как и конец его срока.
Ребята стали чаще смеяться, весело задевая один другого – легко, беззлобно. За год все сдружились, привыкли друг к другу. Как говорится – все одинаковые и в одной упряжке. Таких, особо выделяющихся, в его роте не было.
Тем более к Олегу это никак не могло относиться, потому что парню из села гордиться нечем. А он, тем более никогда не ставил себя выше других, скорее всего возможен был другой сценарий в связи с бабкиным воспитанием. Но, слава Богу, парню удалось избежать и этого.
И командиры как-то посветлели. Может быть, весна способствовала. Апрельское солнце такое же как дома. Так же ласково начинало пригревать. Олег в связи с этим подумал о ласке. Видал ли он её когда? Ну, разве что, в раннем детстве, когда ещё живы были отец и мать. Олег всё помнил.
Было раннее утро, когда, проснувшись, он услышал громкие голоса под окном:
– Куда это ты собралась? Никуда не поедешь, – резко приказывала бабка, конечно, матери. Других особ женского пола в доме не было.
– Мама, прости, но на этот раз я тебя не послушаю. Мы уезжаем, и …
– Ещё раз говорю – никуда не поедешь. Не пущу.
– Мама! Если ты не заметила, но я уже давно выросла. У меня своя семья. муж и ребёнок.
– Ребёнок? Это ты говоришь о ребёнке? Какая ты мать? Если бы не я…
– Мама, а что ты? Постоянные скандалы? Парень уже большой и всё понимает. Неужели ты думаешь, что ему полезно всё это слышать?
– Если бы ты была хорошей дочерью, никаких скандалов и не было!
– Мама, и мужа моего ты опустила уже ниже плинтуса. Ну невозможно больше терпеть ! Мы твёрдо решили – не остановишь.
Они ругались никого не стесняясь и не слыша друг друга. Было такое впечатление, что каждый высказывал всё, что накипело только для себя и пространства.
И пространство услышало, потому что внезапно среди ясного, не предвещающего никаких перемен утра, стали собираться тучи. Олег выбежал на улицу, поскольку должен был участвовать в таком важном действии.
– А, это ты, сыночек. Хорошо, что сам проснулся. А я уже хотела будить тебя, – ласково, стараясь быть максимально спокойной, говорила мать, – Мы сейчас уезжаем. Возьми какие – нибудь игрушки, вещи-то твои я уже собрала!
– Какие игрушки? Все игрушки здесь мои. Да и внук мой. Я его никуда не пущу. Может быть тебя не смогу удержать, ну а уж с внуком-то справлюсь, – кричала бабка, схватив мальчика за руку.
Мать за другую. Они стали тянуть его каждая в свою сторону. Олегу уже больно стало. На разрыв, как говорится. Мама отпустила, потому что действительно его любила, действительно понимала, что так ничего не добьётся, а только вред ребёнку причинит.
– Мама, сына моего ты не получишь. Хватит уже! Натерпелись. Сейчас я должна смириться, потому что действительно сначала бы самим поехать, посмотреть, как оно там. Обосноваться. Но ты же понимаешь, что ребёнка я всё равно заберу?!
– А вот только попробуй! – продолжала бесноваться бабка. Она уже отпустила мальчика и две свои освободившиеся руки воздела к небу. Стала обращаться к нему с просьбами и проклятиями дочери и зятю, который, до этого возившись с машиной, оторвался от неё и с удивлением посмотрел на тёщу. А она:
– Вы отсюда выехать не сможете! А если выедете, то и ста метров не проедете!
– Это почему же?
– Вы ещё не знаете меня!
Она разразилась грязной бранью. Проклятия, казалось, достигали туч и прямо ощутимо, возвращались на землю усилившимся ветром и дождём. Олег хорошо помнит, что посмотрел на небо, так поразившее его.
Сквозь тёмную тучу, которая висела прямо над их домом,( а дальше было по-прежнему ясное небо), мальчик увидел огромные широко расставленные серые глаза с продольными, как у кошки, зрачками.
Они заглянули прямо в душу ребёнку и пронзили его жутким холодом, пригвоздили к земле никогда раньше не испытанным в такой степени страхом.
