Он, не обращая на неё внимания, не отводил взгляда от меня, шёл к выходу. Это была его победа, он всем видом показывал своё превосходство над ситуацией. Мелкая пакость от него загоняла меня на долгое время под арест. Чувство справедливости и правды стали у меня угасать мгновенно.
– Я завтра буду у вас, будем писать апелляцию, так дело не пойдёт. Мы показания не даём, у вас есть Конституционное право по пятьдесят первой статье не свидетельствовать против себя и своих близких, без меня на допросы и разговоры со следователем не соглашаться, – сказала мне Неля и её попросили тут же отойти от клетки, надевая на меня наручники.
Я уезжал, опять увидев своих родных у выезда из суда. Моя жена пытливым взглядом выискивала меня в окне машины, на её лице были слёзы. Я знал, что принёс ей новую боль и страх. Зять стоял рядом, дочь обнимала свою маму. Только меня уже не было рядом. Они казались мне оставленными и одинокими, я понимал их растерянность после сегодняшнего решения суда. Они ждали меня, веря в справедливость и мою невиновность. На душе было тягостно и противно.
– За что, что происходит?! – только это сейчас крутилось в моей голове.
Сегодня был праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, который я планировал встретить радостно, в монастыре. Господь уготовил другой путь и встречу с иным настроением и мыслями.
Тюрьма не исправляет человека как исправительное учреждение, она его пытается подавить как личность. Заставляет страдать через лишения привычного образа жизни, нормальных бытовых условий, уважительным отношением со стороны режима. Твоя вина ещё не доказана, но ты уже изгой общества с клеймом преступника. Ты должен страдать, быть униженным! Этот отпечаток липкой грязи ложится и на твоих близких людей, пачкая чистых, ни в чём не виноватых, подставляя под незаслуженные обвинения, осуждения и домыслы.
Вижу надвигающуюся беду в своем сердце. Не скрытая злость на Бога, в словах: «Где Он, его милость и любовь ко мне». Так бывает в обиде: начиная роптать, проверяешь остатки веры у себя. Вот она, пропасть твоего маловерия. Ещё вчера ты верил, ждал помощи и утешения, сегодня ты можешь потерять веру и себя в ней. Как долго ты шёл по этому пути распада, в какой момент появилась претензия к Нему?
– Ну, где же Ты, мой Бог? Мне плохо!
Я почти был счастлив, от этих малых удобств
Ночь после суда была без сна, мысли не давали покоя. Болела спина, неудобная для меня поездка откликнулась ноющей болью в моей не самой здоровой спине. В камере холод, доски жгут мои кости своей жесткостью, я третьи сутки не раздеваюсь, сплю одетый, тело просит чистоты. Один, жду сокамерника, тяготит одиночество и раздирают душу тягостные мысли. Сигарет нет. Всё плохо. Разбудило меня лязганье открывающейся двери. Это проверка.
– Встать! – с ходу начал орать краснолицый прапорщик, который в первый день меня принимал в ИВС.
– Почему не встаёте и отказались от еды? – офицер говорил со мной, не заходя в камеру.
Только сейчас я понял, что мою спину заклинило, и острая боль не даёт мне возможности встать с нар.
– У меня болит спина, встать не могу, – проговорил я, понимая, что доверия к моим словам у них не будет.
– Слышишь ты, кусок дерьма, вставай, пока тебя я за ноги не стащил на пол, – заорал прапорщик.
– Ты, мне завязывай играться, тебя жизни научат быстро, это тебе не дома, – не прекращал краснолицый.
– Пусть лежит, досмотри его так, – сказал офицер и ушёл.
Прапорщик рылся в моих вещах, постели, бурча как старая бабка, немного поубавив свой тон в мою сторону.
Я проспал завтрак, не услышал, может его не принесли?
Что делать со спиной, с этой болью в таких условиях я не знал. Дома, три дня минимум, уколы и мази. Чуть позже упражнения на профилакторе, который я приобрел много лет назад. Он меня спасал всегда. Но здесь? Две межпозвоночные грыжи и протрузия поясничного отдела позвоночника дали о себе знать в самый неподходящий момент. Я пытался встать, так как утренняя нужда толкала меня к этому.
Не получилось, больно, надо пытаться встать и расходиться, рассуждал я, пытаясь делать скручивающие упражнения на кровати.
Дверь снова открылась и мне сказали идти в кабинет.
– Кто там пришёл? – спросил я.
– Следователь ждёт, – ответил постовой.
Я понимал, что отлежаться мне не дадут, прилагая усилия в борьбе с болью, попытался встать.
– Помогите подняться, – просил я.
– Нельзя, сами, – ответил постовой.
Сбросив ноги на пол, пытаясь не показывать свою беспомощность, я начал подниматься. Всё что я делал, вызывало боль, ноги не слушались.
Как стыдно, мне надо было проявлять только силу и уверенность, а я так сдал, – думал я.
Опершись двумя руками на бёдра и получив, таким образом упор, давая минимальную нагрузку на спину, не сумев разогнуться, волоча и шаркая ногами, в полу скрюченном состоянии, я двинулся к крану, пытаясь умыть лицо. Не получилось, руки не смог оторвать от тела.
– Долго ждать, Мерцалов? – с новой яростью заголосил краснолицый.
– Руки за спину, я буду надевать наручники, – шумел без остановки он.
– Нет, только впереди, я не смогу так дойти до кабинета, – запротестовал я.
– Руки за спину! Применить силу, ломать тебя? – начал орать прапорщик.
Я понял, что надо подчиняться. Приложив все усилия, в полуприседе, отдал ему руки за спину. Наручники надеты. Выходя в коридор, делая маленькие неспешные шаги, я продвигался медленно и не спеша. Пытаясь собраться мыслями для разговора, моля Бога дать мне силы и терпение.
– Иди быстрее, – сказал мне прапорщик, толкнув не сильно в спину.
Этого было достаточно, чтобы острая боль прострелила мне спину, и ноги, словно подкошенные, перестали слушаться меня. Я понимал, что удержать себя более не могу и падаю. Руки за спиной не оставляли мне надежды удачного падения и не желая прямого удара лицом в пол, я всеми усилиями пытался, смягчит падения, цепляясь плечом за стену. Я рухнул, как мешок, громко вскрикнув от удара, у меня потемнело в глазах. Всеми силами пытался встать, как перевернутая черепаха, с застёгнутыми руками за спиной, крутился, издавая тихие стоны.
– Сука, вставай быстрее, помоги ему, – шептал прапорщик.
– Ты что сделал, посмотри на него, – сказал второй.
Меня поднимали под руки, я только вскрикнул, что болит рука.
– Ты смотри на руку, тебе хана, ты ему руку сломал, – говорил второй.
Я не мог адекватно оценить состояние, моя боль спины и руки смешались воедино и меня вернули в камеру. Сняли наручники и помогли лечь на нары. Через некоторое время зашел офицер, молча и долго смотрел на меня, разглядывая меня полностью.
– Что с рукой, – робко и с сожалением спросил он.
– Болит плечо от удара о пол, нужен врач, – сказал я, понимая, что сам я с этим уже точно не справлюсь.
Он тут же вышел.
Боль стала тупой, и я начал засыпать от бессонной ночи. Я не понимал, сколько прошло времени. Мне удалось уснуть на какое-то время.
В открывшуюся дверь зашел врач и медсестра скорой помощи.
– Что с вами случилось, что болит? – спросил врач.
– Болит спина, обострение грыжи позвоночника, не удержался на ногах и упал на плечо, болит сильно.
Он помог мне снять одежду, рука не шевелилась совсем, давая острую боль.
– Вас били? Говорите правду, не бойтесь, – спросил врач, осматривая плечо.
Плечо было опухшее, наливалось синевой.
– Нет, я упал.
Запах немытого несколько дней тела добавил аромата в этом и так не ароматном месте. Врач это почувствовал и стал улыбаться.
– Давно здесь?
– Третьи сутки.
– Выбито плечо, я его сейчас поставлю на место, если опухоль не пройдёт, вызывайте скорую и на снимок. Сейчас руку правую убери на колено, эту отдай мне и не сопротивляйся. Смотри в другую сторону, – сказал врач.
– Господи, не оставь, помоги! – только это успел вслух сказать я.
Я так и не понял его манипуляций – резкая боль, но каким-то волшебным способом моё плечо приобрело прежний вид. Сделав обезболивающий укол, врач предупредил всех, что я буду спать несколько часов. После этого нужны лекарства и мази.
Я спал, пропустив обед, меня не будили. Проснувшись от чувства голода, начал движение по камере. Укол сделал своё дело, плечо немного ныло, спина почти не болела.
Открылась дверь, зашёл опять краснолицый.
– Я не специально, так получилось, – виновато начал он свой разговор.
– Для нас это залёт, меня могут уволить, не губи, – с мольбой говорил он.
В моём сердце не было зла, боль утихла, я выспался, и мне его стало жаль.
– Иди с Богом! Пару сигарет принеси, – кратко ответил я, всем видом показывая, что он мне неинтересен, и мстить ему я не желаю.
Бурча что-то себе под нос, он робко вышел из камеры.
Жизнь стала меняться! Через полчаса, мне предложили сходить в душ. Помывшись, я получил пачку сигарет, коробку спичек и пять книг. После ужина мне занесли все лекарства, которые выписал врач, бутылку воды, конфеты и две пачки печенья.
– Это вам от меня, зовите, если что надо ещё, позже вам дадут чай, – мило сказал мне прапорщик, всем видом показывая, что мы уже друзья.
Я был почти счастлив от этих малых удобств.
Есть крайне неприятные для меня люди. Они живут как-то и, предполагаю, творят добро, любимы кем-то, возможно, и сами любят. Я пытался разобраться и в этом. Что меня так раздражает в них, что пугает? Если ты видишь несовершенство, значит ты и сам к нему причастен? Я понял, что меня тяготит несогласие между словами и делами, всё сказанное должно подтверждаться поступками и жизнью человека. Особенно если человек верует! Вот она опасность – подменить собой, своим поступком, истинные ценности.
Не знаю, поняла, что только ты
В большом кругу моих знакомых особое место занимает одна семья. Девушка ближе к сорока, её золотой, для меня рыженький мальчонка, с редким древним христианским именем, малознакомый брат, их мама. Мужа девушки я не знал, в разговорах редко были упоминания о нём. Дружили мы с одним из уважаемых нами батюшкой. Девушка проживала в другом городе и частенько приезжала проведать свою маму, погостить у неё. В один из дней раздавшийся звонок принёс мне тяжелые известия.
– Пропал брат. Он позвонил, что идёт домой, и его нет уже сутки, – сказала она.
Она была легкая и беспечная, имела множество друзей, прекрасно проводила с ними время. Почему в тот момент она позвонила именно мне, неизвестно.
– Не знаю, поняла, что только ты, – ответила она мне, спустя время.
Мы начали его искать, нашли в морге. Он там пролежал двое суток. В кармане у него были права, личность известна. Почему не искали и не сообщили родным? Ох уж эта наша безответственность или опять чей-то злой умысел!
Худое утончённое лицо, заплаканные глаза, трясущиеся руки. Стройная осанка её увяла, внешне она выглядела раздавленной от всех этих обстоятельств, навалившихся на неё.
– Прошу тебя, пойди, посмотри, он ли это, – просила она меня у морга.
– Я его живым видел только один раз, пойдём вместе, – взял её за руку и повёл в здание.
Запах! Этот запах въедается до костей в каждого входящего человека. Для меня же он провоцировал рвоту, и я едва сдерживал свой позыв. Откинутая грязная простыня оголила часть его лица. Это был он, я его узнал сразу. Я стоял рядом, ожидая реакцию моей знакомой. Её лицо успокоилось, стало собранным, наполнилось внутренней силой. Я это лицо не могу забыть и сегодня. Она сразу повзрослела внутренне на моих глазах. Время беспечной жизни для неё закончилось. Это было начало сложнейшего пути, нескончаемых трудностей и проблем на несколько лет в её жизни, но тогда она ещё этого не знала. Сейчас же было только принятие новой реальности.
Её брата сбили на пешеходном переходе, когда он шел домой, и по дороге в больницу он скончался. Жил и работал он в другом городе, вдали от своей семьи и матери, его жена и пятеро детей проживали на Украине. Он ехал на выходные погостить домой к матери и проведать приехавшую сестру. Не дошёл до дома пятьсот метров.
Его тело было сильно изуродовано от удара. Как выяснилось позднее, его сбил большой автомобиль, значительно превысивший разрешённую скорость. За рулём был публичный человек местного уровня. Пока тело было в морге, виновный решал свой вопрос. Дело по причине смерти не возбуждалось более года, виновный ни одного раза не появился у родных, чтобы выразить свои соболезнования или извиниться. Эту трассу вдоль непрекращающихся поселков в двадцать километров называют «дорогой смерти». Ежедневные аварии и множество смертей. Для меня это была третья смерть моих знакомых в этой долине.
– Он ведь полтора года назад на соседнем переходе попадал под машину. Врачи ему давали только пять процентов для жизни. За брата молились все. Он выжил, частично собранный из металла, – сказала она и, взяв теперь меня за руку, снова повела в морг.
– Покажите его руки, ноги, голову разверните! Там есть металл? – с требованием говорила она санитару.
– Есть, много, – подтвердил санитар, поднимая простыню.
Его руки были разорваны и сломаны, подтверждая силу удара. На костях видимые части металла, и сомнения рассеялись окончательно.
Я знал о трудностях этой семьи, что она одна с мамой не осилит все хлопоты. Всё это время был рядом с ними. Мы справились, похоронив брата рядом с местом проживания его матери. Его семья на похороны не приехала, они, как позже выяснилось, были в стадии развода. На поминки я не пошёл, тогда себя считал для них не близким человеком.
Жизнь ещё несколько раз сводила меня с этой семьёй, там получал свои уроки, делая выводы. Они мне близки и сейчас, в то время, когда я для многих стал неудобным, возможно опасным.
Только добрыми делами мы можем помочь себе, очистить своё сердце. Нельзя ожидать награды за то доброе, что ты делаешь. Только любовь, бескорыстие и доверие должны наполнять тебя всегда.
Сидя возле дома в день поминок, я слушал рассказы о брате. О его сложной жизни, проблемах с ногами и рукой, тянувшихся с детства. О его чудесном спасении в пожаре и долгом лечении в связи с большим поражением кожи. Его товарищ погиб. Дорога в первый раз тоже пыталась забрать его жизнь, лишив здоровья. Второго шанса Господь ему не дал – забрал к себе. Знакомая плакала, каялась, что не могла ему простить его пристрастие к алкоголю, стыдилась его в этом состоянии, отталкивая от себя. В ней жила детская обида на него, ведь он был старший и часто её задирал. Её тонкий внутренний мир рвал все основы сегодняшнего дня. Брак по расчёту, дом полная чаша, муж намного старше по возрасту, развитая европейская страна для проживания. Только душа её не жила, страдала. Много что я тогда услышал и понял. Поняла ли это она? Надеюсь, что поняла, но позже, натворив ещё много глупостей, разменивая и предавая своих близких людей и отношения.
Человека не вернуть! Через такой опыт осознания, можно вернуть себя, найдя тот тонкий мостик внутреннего мира, который поведёт тебя к истине, истине Божией. Если злость, обида или безумие не сожгли его окончательно. Ужасно, если так. Я был на этом мостике.
Евангелие учит нас осуждать только себя, других – оправдывать. Чья доля вины больше – не наше дело, это самокопание может привести к осуждению другого через оправдание себя. Кайся сам и оправдывай не себя, сокрушаясь только о своей доле вины. Тогда зло может не коснуться тебя, а если уже коснулось и живёт в тебе – уйдёт.
Затхлость боится света и чистого воздуха.
Спустя год после несчастья, она позвонила в очередной раз и рассказала, что следствие по делу смерти брата не двигается. Её близкий друг дал ей номер телефона адвоката, она собирается к нему и просит меня сходить на встречу вместе.
Вот так, вроде случайно, я познакомился с молодой девушкой, адвокатом. В разговоре я участие не принимал, вникал, слушал. Когда уходил, мне дали визитку. Эту визитку через три недели и нашла моя жена по моей же просьбе в портфеле.
Теперь я понимаю разницу слов «адвокат» или «защитник»
