Александр Леонидов (Филиппов) "Подлинная история Дракулы"

– Раз ты так хорошо всё это знаешь – то ты мне её к земле и пригвоздишь! Гарпуном, мля! Найди мне тварь – ничего для тебя не пожалею, не будь я Влад Дракула!

– Вообще-то это не совсем мой профиль, Влад Георгиевич…

– Ну чего ты цену-то набиваешь?! Какой не твой?! Всё вон разложил, в теории подкован…

– Ну, и теория-то спорная, а на практике таких тварей никто уже тысячелетиями не ловил! Не совсем это мой вопрос!

– Ты специалист по зеркалам Нергала?

– Да, но…

– Ты читаешь с листа угловое письмо «банановых» народов?

– Ну да…

– Тогда прекрати валять дурака, и займись делом! Получишь свою «наконечницу» и хорошее бабло, только поймай мне тварь, которая поганит асфальт в моей республике!

***

Марионеточный «премьер» Мирон Лафитник с утра до обеда вёл переговоры с американским послом – будет ли Америка поддерживать Дракулу, если он решительно и бескомпромиссно выступит против России. Американский посол был рассеян, невежлив, постоянно переспрашивал детали, и ничего в итоге не обещал. Очень зловеще ничего не обещал: у Лафитника создалось впечатление, что это обещание обратного…

После плотного обеда, хорошо поддавший «от нервов» Лафитник беседовал с послом России, перевернув вопрос. Будет ли Москва поддерживать Дракулу, если он решительно и бескомпромиссно выступит против Америки? В сумерках опускавшегося вечера возникло ощущение кальки, ксерокопии, потому что русский посол вёл себя очень похоже на американского.

– Россию все всегда обманывают! – сказал русский посол – Мы устали от предательства… Можете вы написать официальное письмо, в котором всё это изложите в письменном виде?

– Я не уполномочен решать такие вопросы. – попытался уклониться Лафитник.

– Но вы же глава государства!

– У нас есть президент.

– Президент подпишет такое письмо с гарантиями Москве?

– Нет.

– Тогда кто?

Лафитник промолчал. Предполагалось, висело в воздухе: это может подписать только один человек, единственный в республике приватизатор, Влад Цепеш-Дракула. Человек, у которого нет никакой официальной должности, потому что любая должность для единственного собственника всех активов – была бы унизительна. Он не глава государства – потому что он и есть само государство. Он единственный работодатель, единственный наниматель, единственный налогоплательщик – притом, что и налоги он платит сам себе, когда и сколько захочет. И все вопросы он только сам с собой согласовывает. Иные люди в Транссарабии, два миллиона человек, оставшихся от четырёх миллионов советского населения – гастарбайтеры, нанимающиеся на предприятия Влада Цепеша.

Включая и президента, которого пьяный Влад у себя на вилле однажды для смеха заставил кушать из собачьей миски, и премьера, которому Цепеш прилепил на лоб ярлычок от марокканских апельсинов. Наказав за дешёвые, по мнению Дракулы, фрукты на званном приёме, организованном для Хозяина.

– Уточните у самого. – вкрадчиво попросил русский посол, хитрая бестия, старая лиса, успевшая за жизнь несколько раз поменять флаги. – Мне нужно такое письмо, чтобы говорить на эти темы в Кремле…

– Если письмо будет… – взмолился Лафитник – Гарантируете ли вы…

– Я – как и вы. – перебил посол – Я могу только озвучить. Показать. Может быть, моё мнение спросят. А может, и нет. Я имею полномочия поставить вопрос, но я не имею полномочий решать вопросы…

– Ходят упорные слухи… – раскрыл карты Лафитник – Что Кремль и Белый Дом объединяются против режима Цепеша.

– Теперь он уже «режим»? И даже не ваш, domnule[6 - Румынск. «Господин».] Лафитник? К тому же Кремль и Белый дом – оба в Москве.

– Не придирайтесь к словам! Вы же поняли, что я имел в виду!

– Я старый человек, Мирон Петшавич, я номенклатурой ЦК КПСС ещё успел побыть, и много кем потом… Мне трудно себе представить, чтобы в наши дни Вашингтон и Москва действовали в Шикилеве заодно. Они везде порознь, почему же для вас должны делать исключение?!

– И всё-таки это не ответ…

– А я ответа дать не могу. Предполагаю, что такого быть не может. Но… Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…

И Мирон Лафитник, лоб которого ещё горел от импортной наклейки, почувствовал в словах русской лисы несвойственную посольскому корпусу развязность, фамильярность, насмешку.

Дракула – очень большой человек; проблема в том, что у него очень маленькое государство. В котором, к тому же, половина населения уже разбежалась и вымерла, сделав вторую половину менее пугливой: ощущение себя смертниками делает людей отважнее.

Даже самые близкие соратники Дракулы, начинавшие с ним в банде, разъезжавшей на «Жигулях» посреди «перестройки», начинали уже паковать чемоданы, и смотреть в сторону экваториальных, а главное – далёких отсюда островов-курортов…

***

А у бесноватого кокаиниста в его логове, готическом замке посреди букового парка, была теперь новая игрушка: специалист по «банановым» языкам.

Лёша Липрандин вместо своей петли попал в замковые покои, витиеватые и замысловатые, с нетопырьими ушами заострённых форм резьбы и доминирующей вертикальности рыцарской мебели, всегда тёмной и массивной. Повсюду безмолвно спорили мрамор, камень и дерево отделки. Липрандина окружили пурпур, трупный фиолет, кровавые рубины, завораживающие цвета охры, и все оттенки синего, зелёного, иссиня-черного, гвоздично-розового, пронизанные серебряными и золотыми нитями гобеленов.

– Как ты считаешь, Алексей Петрович – задумчиво поинтересовался Дракула у «специалиста» – если я убью тварь – это поднимет мою популярность у населения?

Они – очень чинно и феодально – обедали, причём вдвоём, хотя приборов стояло больше. Кошмарным сном гляделся огромный продолговатый, с закруглёнными углами стол, обставленный венскими стульями, с зеркальной до неправдоподобных бликов полировкой цвета сырого мяса. Зыбкими призраками в иллюзорной глубине своего глянца он отражал стоявшие на нём остророгие серебряные подсвечники. Под каждым на крючке – похожие на колокольцы серебряные колпаки для тушения свечей…

– Скажут – мечтал упырь, за спиной которого высокие острые углы венского стула маячили, как крылья летучей мыши – наш Дракула – защитник…

– Неужели вы думаете, Влад Георгиевич – ухмыльнулся Липрандин, отпивая из длинного узкого бокала божественной выдержки буджакское вино – Что какой-то ленточный червь, пусть даже и космический – может быть для ваших соплеменников страшнее вас?! И вообще, откуда вы, комсомольские выползни, взяли, будто можно в этом мире сделать что-то страшнее, чем вы сделали?!

– Думаешь, ничего нельзя?

– Нечисть отдыхает… – «утешил» Липрандин

Дракула неожиданно взялся философствовать:

– Жизнь в XXI веке оставила нам только один выбор, и никаких других альтернатив: или стать чудовищем, как я, или безработным самоубийцей, которого, как блохи падаль, оставляют друзья и женщины… Ты знаешь третий вариант?! Назови, если знаешь! Чудовище, которого все боятся, или бомж, которого все чураются…

– Я хочу, Влад, чтобы ты отпустил девушек… – свёл диктатора с небес на землю Липрандин. А внутренне – поразился дьявольской проницательности этого беса…

– А то что?! – оскалился вурдалак – Убьёшь меня… опять?!

– Зачем они тебе? Я здесь, и что обещал – сделаю…

– Так и они пока здесь… Сделаешь, что обещал – отдам. Да и почему ты решил, что им в гостях у Цепеша цепи?! А может, они ещё и не захотят уезжать?!

И с умилительным хлебосольством пододвинул по гладкой до предельно мягкого скольжения полировке гостю tokаny: нежнейшее рагу из свинины, говядины, птицы, крольчатины, томлёное в собственном соку с помидорами, луком и перцем.

– Это особый рецепт, Лёша, мой рецепт, тает во рту – обязательно попробуй! – советовал Цепеш. – Потом запей купажным красным вином, и докуси брынзой… И тебе тоже, как и твоим девочкам – он издевательски, клоунски сюсюкал – не захочется покидать старого, доброго Влада Дракулу…

***

Чудовище, отражавшееся в зеркальной полировке цвета сырого мяса, при свечах – не лгало, по крайней мере, по поводу одной из девушек. Трудно сказать, что именно, ещё труднее – как и почему – но с бедовой и отвязной Яной Ишимцевой у них что-то вышло, причём обоюдоостро.

Вначале Янка думала только об одном: сбежать любой ценой, по возможности спасая школьную подругу, с её милости вляпавшуюся в такой кошмар. Отдавалась тому, кто её пленил – изощрённо, но вынужденно, и потому всё равно холодно. Как и бесчисленные проститутки его постоянно обновляемого гарема…

Но так уж совпало, что у Влада была назначена королевская дикая охота, и он – по непонятной прихоти – взял Яну с собой, выделив ей горячего жеребца из своих конюшен. Мол, пусть дурочка покатается с высшим обществом, чтобы было потом чего вспомнить на помойке её серой, унылой жизни обычного человека…

Руководил охотой один из подручных Влада – полугрузин – полутатарин с крымскими корнями, Шалва Шахмад. Как в лучших фильмах, кавалькада аристократии углубилась по специальной просеке в личный заповедник Дракулы, недалеко от его замка, в ароматную, на холодке чуть курящую дыханием прель и прелесть вековых буковых рощ.

Здесь росли буки-великаны из трансильванских сказок, которые, прежде чем попасть в загребущие лапы Влада Цепеша – сумели затаится от топоров в первозданном виде, благодаря многочисленным крутым скалистым склонам особого распадка местности. Среди них попадались и стволы, которым выпало жить больше 500 лет, помнившие ещё османские нашествия…

Старые, первобытные, девственные леса жили и умирали своей судьбой, чураясь всего суетно-человеческого, обрастая в положенный срок самыми разными и живописными грибами и мхами на поваленных колодах. Кое-где по коре мелькала редкостная, почти уже вымершая на планете, огненная саламандра, будто сполох холодного пламени.

Над головой всадников колыхались высокоствольные своды, здесь для Дракулы разводили оленей и косуль, а сами по себе завелись зайцы, кабаны, ежи, сурки, лесные коты, немыслимое количество птиц. Буковые ряды разреживали ещё более благородные и старые кошенильные, каменные и обычные дубы. Но и сами буки гляделись шикарно: собрание растительных патриархов, нетронутых человеческой рукой – они были раскидисты и тенисты, сплетались в своды классической, европейской сказки…

– И это всё твоё? – невольно вырвалось у невольной гостьи Дракулы.

– На тысячи вёрст во все стороны – один хозяин… – хвастливо подтвердил приватизатор Дакии.

Это само по себе пугало – а то, что случилось в старательно оформленной декораторами «чащобе» букового парка, напугало Яну ещё сильнее.

Со смехом и трансильванскими прибаутками челядь Дракулы выследила в подлеске кроликом затаившегося там, и пытавшегося слиться с местностью чужака.

Вытолкали они перед Дракулой крестьянского напуганного старика, словно бы подбадривая друг друга однотипными гортанными выкриками:

– Браконьер!

– Хозяин, браконьера поймали!

– Вот он, браконьерская fa?a…

– Fa?a по нашему – «рожа» – галантно, привстав в стременах, объяснил Яне Ишимцевой Дракула – фата невесты означает «невестину морду»…

Старый воришка хозяйских благородных лесов не впервые попадался в силки егерям Влада.

– О! Да это же полоумный Мирче Деалиде! – улыбнулся Шалва Шахмад – Он тронутый, domnule! У него сын хотел продать почку, чтобы выручить немного денег, как все эти деревенские с?mpia… Попал к немецким трансплантологам, а они ребята хозяйственные… Раз уж потратились на наркоз при операции – заодно вместе с почкой и всё остальное из дурня выпотрошили…

Шалва Шахмад хохотал так, будто рассказал смешной анекдот. Отхохотавшись, закончил сухо:

– С тех пор старый Мирче совсем стал nebun, и постоянно пролезает в ваш заповедник, domnule, потому что все тропинки тут знает, лучше чем свои пять пальцев. Он браконьерит, но мы его раньше отпускали, Влад Георгиевич, потому что он nebun…

– Думаешь, чокнутые полезнее, чем здоровые?! – зло оскалился Дракула. – К чему чокнутым такие привилегии, а, Шалва?!

Страшный татаро-грузин не нашёлся, что ответить господину.

– Я думаю, что безумие – не повод продлять жизнь! – изрёк Влад с таким видом, будто порождает афоризм под запись биографам. – А совсем наоборот…

И привычным жестом щёлкнул карабином привязей, спуская альпийских волков, служивших ему вместо охотничьих собак.

Яна смотрела на всю эту сцену, больше напоминавшую театральную постановку в дурдоме, нежели жизнь. И не верила своим глазам. Что вообще происходит? О чём они говорят?! Ведь альпийские волки сейчас растерзают затрапезного жалкого старика-браконьера…

– Ждите меня здесь! – приказал Цепеш своим прихлебателям – Я сам загоню эту свинью!

И все охотники засмеялись. И только Яна, не распространяя приказ на себя, поскакала вослед волчьей своре и Дракуле надеясь как-то, сама не зная как, предотвратить безобразную и омерзительную расправу…

Как ни странно, Влад одобрил её, видя рядом и сбоку на взмыленном жеребце. Старик Мирче убегал от волков, и в итоге забрался на невысокую, но почти отвесную скалу посреди лесной опушки. Там тявкающие гончими пастями четырёхногие преследователи не могли его достать, и толклись внизу, надеясь, что он, быть может, сам к ним свалится…

Влад и сам скалился волчьим ощером, даром, что двуногий. Спешиваясь, легко, даже как будто помолодев, спрыгивая с седла – упивался ситуацией.

Яна – тоже слезая со своего коня – одновременно думала, как это всё ужасно, и как это невозможно, немыслимо, и, конечно же, это сон, просто кошмарный сон… Ибо такого не может быть – но вот оно, есть. А его не может… А оно… Вот…

Влад, посверкивая наркотическим отливом в сумасшедше-бликующих глазах с расширенными зрачками садиста, снял с плеча своё охотничье ружьё, и, делая вид, что шутит – прицелился в старика, нелепо и неустойчиво балансировавшего на скальном карнизе.

– Влад, умоляю… – шептала, думая, что кричит, Яна Ишимцева, удерживая под узду нетвёрдо танцующего, длинноногого скакуна. – Не надо… Он же старик… Он – живой человек… Не надо… Опусти стволы…

Но эти бабьи причеты только сильнее возбуждали выродка.

– Вот так! – хохотал он восторженно и пьяно – А ты думала приватизация – это о чём?! О кирпичах? О заборах? Это о мясе, о человечине! Это когда идёшь жаловаться в полицию – а начальник полиции назначен теми, на кого жалуешься! Идёшь в прокуратуру – а прокурор назначен теми, на кого жалуешься! Идёшь в суд, а судья назначен тем, на кого жалуешься! И куда бы ты, мясо, ни пришло – они везде хозяева! Неужели, говорят, ты, ушлёпок, думал, что можно забрать в собственность все гайки, все болты – и не забрать себе в руку жизни человеческие?!

– Влад, я прошу тебя… Отпусти его… Я всё сделаю для тебя, только отпусти – бормотала Яна, и выражение её глаз было такое, что она тоже казалась «тронутой» вполне гармонируя с этой компанией из психбольницы.

Но Цепеш уже не смотрел на наложницу. Крупно и жадно забирая воздух чувственно и приторно раздувавшимися ноздрями, он готовился пополнить свой список душегубства ещё одним трупом, бессмысленным и случайным, «шуточным».

– Моё ружьё – кричал старику на утёсе Влад задорно, как будто перекликался с соседом по дачному участку – Beretta SPORT, стоит пятьдесят тысяч долларов!

Он потрясал, ковбойским жестом из вестернов, этим легендарным ружьём миллионеров из холоднокатаной стали, у которого пистолетный приклад и затылок обработаны из лучшей древесины грецкого ореха. И «щёки» двустволки сверкали на холодном солнце серебром и изящными охотничьими миниатюрами ручной гравировки.

– Во сколько это ружьё дороже твоей никчёмной жизни, Мирче-vecinul[7 - Румынск. «сосед», «приятель».], а? В десять раз? Или во все сто?! Зачем ты залез в мой заповедник, старый козёл? Умрёшь в шутку, за дежябэ[8 - Румынск., «бесплатно, понапрасну».]…

– Ты плохой! – кричал с утёса слабоумный старик в отороченной овчиной гуцульской безрукавке – Стрелок, ты плохой человек!

– Я стрелок плохой?! – по-своему услышал диктатор-наркоман. Это обвинение показалось ему забавным, и он хохотал, повторяя между выстрелами:

– Да! Я плохой стрелок! Видишь, промазал, Мирче!

Грохнул выстрел со второго ствола, Влад сделал клоунское выражение лица, и посетовал шутовским тоном:

– Видишь, опять промазал!

Старик на скале при каждом выстреле насмешника сжимался, прикрывал уши иссохшими ладонями, как будто больше всего боялся звука, а не пуль.

– Прекрати! – визжала Яна, обезумев от невероятной очевидности этой инфернальной игры, этого растянутого в скоморошество убийства деревенского дурака – Влад, я умоляю тебя, прекрати! Прекрати, я не могу больше…