Лиза уважала и очень любила отца, он был прекрасным и гордым человеком, но лишившись любимого дела, Александр Георгиевич раскис как пропавшая от первых морозов тыква и превратился в бледную тень былого главы семейства Кутищевых.
Мама, сначала всячески поддерживала супруга, безропотно выслушивая постоянное нытьё и несправедливые упрёки в свой и государства адрес, но со временем осознав, что тяготы по обеспечению семьи основательно легли на её хрупкие плечи, перестала обращать на мужа внимание.
– Пап, мне нужно выпускное платье. – Выпалила Лиза, по привычке обращаясь к отцу, забежав по пути в танцевальный кружок на пару минут домой, переодеться и взять всё необходимое. Но взглянув в его пустые глаза, сразу осеклась.
– Ладно, с мамой вечером обсудим.
И как бы отметив для себя, что то очень важное, опрометью неслась на занятия, уже не обращая внимания на случившиеся в семье перемены. Лиза решила, во что бы то ни стало уехать из этого «зверинца» в Столицу, и будь, что будет.
Мммм… Столица!!! Блеск отмытой с благоухающим крымской лавандой ШАМПУНЕМ!!! тротуарной плитки. Огромные, заполненные открыторотыми туристами проспекты. Сияние отполированных витрин, взывающее к бегущим по важным, столичным делам прохожим и так далее и так далее…
Лиза не хотела быть похожей на маму, доверившей свою жизнь, как оказалось – слабому мужчине. И уж тем более идти по пятам старшей сестры, год назад закончившей университет и засевшей над диссертацией в ближайшем к дому архиве.
Лизе хотелось праздника, яркого, весёлого, вечного.
Обладая юным, великолепным телом, развитым и прекрасно сформированным благодаря генетике и многолетнему труду у хореографического станка, Лиза решила, окончив школу, попытать удачи в поступлении в труппу любого из столичных театров, ну на крайний случай, продолжить образование, но исключительно в столичной же «хоряге».
Соперничать с многочисленными нимфетками в жалком подобии свадебного балагана, в лихом танце с бубном за мимолётное внимание «принца» Лиза Кутищева считала ниже своего достоинства, решив, самой раз и навсегда стать «Королевой»! Мнения родителей и уж тем более сестры, она решила не домогаться, дабы избежать ненужных уговоров и слезливых воплей.
Собрав документы, только нужные на первое время вещи и деньги, скопленные за год в виде «пожертвований» на питание и проезд, карманные выдаваемые еженедельно, присовокупив финансы выделенные предками на антураж выпускного, Лиза вместо праздничного гуляния с уже бывшими одноклассниками, стремглав унеслась на вокзал к просмоленному шпальной мастикой поезду.
Однако избежать разговора с родителями, а точнее с отцом ей не удалось. Записка оставленная беглянкой в платяном шкафу (дабы не нашли раньше времени) привела хватившихся на следующий день родителей в шоковое состояние.
Сестра отца, выбранная Лизой для остановки в столице (пока не решится ситуация с общагой), была немедленно проинформирована в плаксивом телефонном разговоре. И Кутищев старший отправился в аэропорт. Снабжённый супругой: строгими формулировками, деньгами на обратные билеты и толстым, замотанным в модную пищевую плёнку бутербродом, он хмуро молчал, весь путь обдумывая случившееся.
Встретив опешившую от неожиданности младшую дочь на пороге тёткиной квартиры (ведь самолёты намного быстрее поездов), Александр Георгиевич не произнёс ни слова. Глядя в полные надежды и силы глаза Лизы, он напрочь забыл шаблонные банальности, заученные накануне, поскольку сам уже не владел этой силой. Тихо заверив, что попробует поговорить с мамой, отбыл в обратный путь, пополнив Лизины финансы суммой её обратного билета.
Лиза Кутищева первый раз одержала «взрослую» победу, но это была и последняя её победа.
***
– Сашуль, пойдём тебя кормить. – Чуть повысив голос, произнесла Лиза, постепенно проявляясь в оседающем тумане, хлынувшем из распахнутой двери ванной комнаты. – Надеюсь, яйца и лук вы с Машей не прикончили?
Лиза направилась на кухню, давно отточенным движением заматывая в полотенце волосы, соорудив высокую гульку, взвившуюся над головой причудливым тюрбаном.
День за непрозрачным от налипшей пыли и сигаретной смолы стеклом окна казался чумазо-унылым, нехотя заглядывая сквозь дымчатую материю давно нестиранных тюлевых занавесок в сжатое со всех сторон кухонное пространство.
– Твою-то мать… – вырвалось и Лизы, – а посуду вы слугам оставили?
– Александр, сколько можно над матерью издеваться? Ну, неужели трудно убрать за собой? Превратили квартиру в дом свиданий, пока мать на работе…
Этот двухкомнатный хрущёвский «трамвай» достался Елизавете Александровне от одинокой отцовской сестры, два десятка лет назад приютившей беглую племяшку, прижившуюся у престарелой и бездетной тётушки.
За эти стены, без малого девятнадцать лет назад она спрятала своё сокровище – тёплое и орущие, сейчас бессовестно разгуливающее в одних трусах по их маленькому фамильному «Замку».
– Оденься, балбес! – Теплея, окликнула она сына, с любовью засмотревшись на вымахавшее «сокровище».
– Мам, а ты рубашку мне погладишь? – Заискивающе проблеяло «сокровище», натягивая запутавшиеся штанинами брюки, смешно подпрыгивая на одной ноге, в попытке их освободить. – А то я опаздываю.
– А ты куда собрался? – Вопросительно уставилась на сына Лиза, и немного понаблюдав за его прыжками, с ехидством добавила, направляясь за утюгом в свою комнату. – В институте чего случилось или жениться собрался?
– Жениться… – утвердительно, с явным удивлением ответил Алекс, замерев посреди коридора с полуспущенными, так и не поддавшимися штанами. – А… как ты догадалась?
Лиза замерла, остановившись в глубоком поклоне у распахнутого шкафа и медленно разгибаясь, с трудом вздохнула, тяжело проталкивая в лёгкие остановленный внезапным спазмом воздух. Мир вокруг неё заискрился, яркие брызги разлетелись по тёмной комнате, и Лиза присела на валкий край дивана, закрывая глаза и шумно выдыхая.
– Мам… ты чего? – Занервничал Алекс, направившись к Лизе, мелко перебирая так и не освободившимися от пут ногами. – Мы с Машей только подали заявление, до свадьбы ещё целых два месяца…
Глава вторая. СТУЛОВ
– Не будет никаких двух месяцев! – кричал взбешённый Стулов, вслед убегающей по лестнице дочери. – Ни месяцев, ни дней, ни часов…
Вычурное, созданное из нержавеющей стали и белоснежного мрамора сооружение, насчитывало не менее сотни ступеней и плавными изгибами соединяло входную зону их дома, переходящее в огромное гостевое пространство, где стоял Стулов и личные покои живущей здесь семьи.
Стулов дождался, пока Маша пролетит последний изгиб, скрывшись от его взора и услышав громкий «взрыв», от удара дверного полотна о мощный дубовый косяк, медленно двинулся в сторону гостевого бара.
– Я тебе покажу замуж, – приговаривал он, пытаясь ослабить узел непослушного галстука. – Молоко ещё на губах не обсохло! – Повысив голос до фальцета, добавил Стулов, придавленный непокорной «удавкой».
Кое-как, справившись с английским узлом, Стулов добрёл, наконец, до бара. Не глядя в его тёмные закрома, он нащупал первую попавшуюся бутылку, оказавшуюся одной из разновидностей кокосового ликёра, и вслух выругавшись, в сердцах сильно метнул её обратно.
– Бля… ое пойло! Что за день-то сегодня такой? В конторе БЕДА и дома БЕДА…
Стулов отошёл от барной стойки, усаживаясь в уютную мягкость дивана со стороны вмонтированной в его край массивной антикварной тумбы, служащей хозяину и журнальным столом и тайным мини баром. Покопавшись в глубоких антикварных недрах, Стулов извлёк на свет несколько «иномерзавчиков», с жадным напором взломал хрупкую защиту и наконец, приложился к крохотному горлышку, в одно мгновение уничтожая содержимое.
***
Андрей Юрьевич Стулов был обычным. Многие знакомые, пытавшиеся описать внешнюю и внутреннюю составляющие Стулова, упирались в один и тот же барьер, отгораживающий «подследственного» от въедливых попыток добраться до сути – НЕПРОНИЦАЕМОСТЬ.
Он не числился, не привлекался, не был замечен. Основная черта характера, отмеченная в его личном деле, имела лишь один отзыв – Блестящий исполнитель.
В жарких прениях многочисленных собраний, пленумов и форумов, Андрей Юрьевич всегда выбирал середину, немного вяло поддерживая любое принятое решение, как бы оставляя несколько сантиметров в натянутой обществом верёвке. Ну, кто он – один из малых винтиков в огромном отлаженном механизме, прочное середняковое кресло, в наполненном коллегами органе, столбовой дворянин в представительном собрании.
– Благодарю за доверие шеф! – с теплотой в голосе произнёс Стулов. За последний год шеф Андрея Юрьевича умудрился дважды расширить площадь своей приёмной, забираясь всё выше в не лёгком восхождении на государственный Олимп, но не забывая услужливого зама, прилипшего к нему словно тень.
– Стулов! – с улыбкой ответил шеф, поправляя чуть съехавший галстук зама и глядя тому в лицо.– Ты рад…?
Андрей Юрьевич, безусловно, был рад. Быть может даже больше, чем сам хозяин тени.
У Стулова никогда не было напрягов. Нет задачи, поставленные перед ним, не всегда обладали способностью само решения, но сложность реализации тех или иных жизненных ситуаций никогда не переступали границ дозволенного. Единственное, что не укладывалось в поступательном процессе Стулова – семья.
Женившись сразу после института на сокурснице – простой провинциальной девчонке, Стулов совершил единственную в жизни ошибку. Родив дочку, ушлая супруга, вместе с пропиской получила превосходный рычаг постоянного давления на столичный Стуловский клан, в один момент поменяв их жизненный уклад, а когда и финансовая основа новых родственников оказалась в её ловких руках, оставила бесперспективного (как ей тогда казалось) мужа с трёх летней Машей на руках и крупным долгом перед двумя кредитными организациями, укатив к «зажиточному заокеанскому фермеру» добытому через приватный сайт знакомств.
Итог получился необычный. Стулов, оказавшись в столь удручающем положении, изменил свою жизнь, полностью пересмотрев приоритеты. Сменил мало денежную научную работу, стал интересоваться политикой и вложениями, читать наводнившие газетные киоски яркие брошюры с кричащими названиями и работать, работать, работать…
Через год его заметили. Впервые появились деньги, Андрей Юрьевич отдал долги и купил первую в своей жизни машину. О собственном авто, Стулов мечтал с раннего детства, с того самого момента, когда дядя Саша (приятель отца) впервые подвез их до дачного участка, тем самым приведя в восторг маленькое сердце Андрюши Стулова.
Деньги не стали самоцелью Андрея Юрьевича, но и чувства пренебрежения к их неотъемлемой силе он не испытывал, постепенно он аккумулировал их энергию, размещая финансы в около политические проекты.
Вот на этом этапе и появился Шеф. Энергичная, за гранью разумного деловая активность этого человека поразила Стулова. Сам привыкший к изнурительному труду до результата Стулов, был лишь слабым отблеском на фоне его Сияния и Андрей Юрьевич приложил немало усилий, что бы сблизиться с этим Светилом, стать узнаваемым им, быть полезным.
