Переговорил по телефону с несколькими знакомыми о содействии в трудоустройстве. Обещали помощь, но особенных надежд после этих разговоров не прибавилось.
Егор вошел в комнату сына. Обычно небрежно раскиданные вещи и книги сейчас почему-то не бросались в глаза: относительный порядок, стол чистый…
Он вышел на кухню. Посмотрел в холодильник: пусто. Немного погодя, Егор решил взять часть припрятанных «на черный день» денег.
«Сбережения таяли, как лед на солнце», – усмехнулся он, – «Придется идти в экспедиторы!»
Слабый щелчок замка известил о приходе Елены.
Он радостно вышел навстречу, хотел ее поцеловать. Она как будто не заметила этого, отстраненно посмотрела, словно говоря: «Сумасшедший».
Егор заметил на ее лице несколько острых морщинок у глаз, взгляд необычно нервный. Эти изменения он отнес на свой счет: «Переживает за меня, дурака ».
Но причина была другая.
– Ты знаешь, наш сын бросил институт?! – нарочито укоризненно выпалила она.
– Как?! – опешил Егор.
– А вот так! Надо знать, о чем думает твой сын, что собирается делать! А не рисовать в тиши свои картинки…
– Ну, причем тут это, Лена? А где он, кстати?
– Не знаю. Приходит поздно вечером, ничего не говорит. Только и выдавила из него, что бросил институт. И это не самое главное. Теперь надо думать, как спасти его от армии. Надо искать деньги, немалую сумму.
– Подожди …Ведь Сашка – разумный парень. Надо его выслушать, понять. Может, все не так страшно…Не стоит так убиваться?
– Ты вечно все упрощаешь. Надо было больше заниматься сыном!
– Но он – взрослый парень…Я в его годы, конечно, прислушивался к мнению родителей, но все решал сам…
– Так что через неделю бери собаку и домой, в Москву – заниматься им!
– Хорошо! А может ты приедешь сама на выходные? – прижимая ее к себе, пытался успокоить жену Егор.
– Да пусти ты! Ты просто идиот, какой-то!
– Эпитеты у тебя очень выразительные.
– Мне на работу надо, – выскакивая из квартиры, отрезала она.
Он опять оказался в пустом доме.
Егор сам в молодости не очень-то хотел служить в армии, но время, проведенное там, теперь не считал потерянным. Слово «спасать» касалась глупым и неподходящим к этому ведомству, однако доводы жены его убедили – их Сашка действительно слишком впечатлителен и не достаточно силен духом, да и время сейчас тупое и непонятное.
Армию он искренне считал важным воспитательный инструментом в становлении мужчины. Но растерянное, слабое и разрушающееся государство позволило отдать себя на откуп посредственностям.
Военные оказались в еще большем кризисе, и им сейчас не до воспитания. Начало войны в Чечне говорило о том, что русское военное ведомство было в агонии и не брезговало молодыми неопытными жизнями. Поэтому беспокойство жены было вполне оправданным.
Он написал записку сыну с просьбой найти время для разговора.
«Может, она все преувеличивает. Какой-то ненормальный день. Но распускать нюни тоже не время…» – настраивал себя Егор, выходя на улицу.
Теплый ясный день радовал глаз и, казалось, своим настроением старался освободить Егора от нахлынувших тягостных мыслей. Полдень давно прошел. Солнце уже начинало свое медленное движение вниз.
Егор почувствовал легкий голод и решил забежать в местную пельменную, где заказал свои любимые полторы порции со сметаной и хреном. Для поднятия духа он решил принять грамм 150 водочки.
« Действительно, почему бы и нет?»
Водка показалась ему странно неприятной, выпил он ее без удовольствия и даже не допил до конца. И пельмени были в этот раз не вкусны…
Он вышел из забегаловки и пошел к метро. Но уже после десятка шагов почувствовал себя плохо, закружилась голова, его замутило:
«Да, водочка-то … паленая», – успел сообразить Егор.
Движения стали не координированные, он тяжело задышал и оперся на небольшой бульварный заборчик. После рвоты, стало немного легче. Егор решил, что кризис миновал, купил в ларьке минеральной воды и жадно выпил.
Когда же оказался на эскалаторе метро, вновь подкатило к горлу. Едва он очутился на платформе, его вновь вырвало. Тут же он услышал свисток дежурной по станции. Через минуту подошел милиционер.
– Мне плохо, – тихо пробормотал Егор.
– Я вижу. Пить надо меньше…
– Но мне действительно очень плохо.
– Не надо оправдываться, гражданин! По всем признакам ясна и понятна причина вашего плохого самочувствия. В метро вам находиться нельзя. Пройдемте наверх, в отделение. Потом – в вытрезвитель.
Егор последовал за милиционером. Он понимал всю безысходность и неприятность своей ситуации. Ощущал и переживал низость
своего падения: даже говорили с ним, как с человеком второго сорта.
Егора привели в небольшой изолятор, где сидели другие задержанные. Настроение вконец испортилось.
Оказаться за решеткой «обезьянника», которая разделяла людей на людей на порядочных, правильных, и задержанных – пьяных, опустившихся…
Эти, другие, в полутемной обшарпанной каморке, скорее похожей на хлев, представляли какой-то потусторонний диковатый мир.
Рядом с ним два бомжа пытаются играть в самодельные карты…
Егор чувствовал тяжелую усталость. Все было неприятно, даже омерзительно, неповторимо низко, как после падения в бездну. Немного кружилась голова.
А за перегородкой равнодушный ко всему сержант с безразличным взглядом серо-голубых глаз, темный старинный книжный шкаф, наверняка, наполненный никому не нужными инструкциями или наставлениями. Старое мутное зеркало, непонятного происхождения…
Наполненные тяжестью веки слипались. Короткие блики застилающей глаза темноты немного успокаивали.
Егор застыл, увидев, как … он сидел и смотрел. Отражался в зеркале. Как бы вскользь сбоку, но заполнил собой все.
Самый конкретный, и одновременно никакой…
