–Мальчики проходят обряд обрезания, чтобы стать мусульманами, – продолжает он, затянувшись и медленно выпустив кольца табачного дыма.
–У нас в кишлаке, в честь такого события глава семьи устраивает в этот день большое пиршество в кругу близких родственников.
–Режут двух барашков, готовиться плов для мужчин и пекут много вкусностей для женщин и детей. В плов в самом конце добавляют обрезанную крайнюю плоть мальчика.
–Готовый плов выкладывают на одном большом красивом блюде.
–Приносят его в комнату, где собралась только мужская половина родственников.
–К плову подают отдельно виноградный уксус, нарезанную редьку, редис, гранатовые зерна, клубнику, ежевику, салаты из свежих помидоров, огурцов и лука.
–И тот, кому в плове попадется крайняя плоть мальчика, становится ему, как говорят по вашему – «крестным отцом».
– После плова подают густо заваренный зеленый чай.
Мы не доверчиво переглянулись.
–А че вы пацаны удивляетесь, ваш Христос тоже был обрезан на восьмой день после рождения и вовремя обряда обрезания получил свое имя Иисус (Иисус – означает спаситель), – видя наше замешательство, менторским тоном выдает Бача.
–Точно мне бабушка говорила, что 14 января мы празднуем старый Новый года, а православные христиане в этот день празднуют «Обрезание Господне», – подтверждаю я.
–Эй, товарищи комсомольцы, что за «религиозная пропаганда»?
–Затуманили себе головы религиозным дурманом идеологий «небесных религий».
–А ведь еще В.И. Ленин говорил, что «религиозный дурман» – вызывает у человека неверие в свои силы, гасит его социальный протест, уничтожает иммунную защиту духа у народа.
–Ну, ты и выдал, Гриц!
–А ты что Гриц, в Бога не веришь?
–Я?! Если честно – не знаю в кого я верю, но последний раз, когда я с Богом разговаривал, Бог сказал мне, что он – Атеист!
–Хороша-а компания собралась – мусульманин, буддист, христианин и атеист, который с Богом разговаривает.
–Так, Так, Так. Ну что ж товарищи комсомольцы, внеочередное собрание комсомольской ячейки можно считать открытым? – в очередной раз включил Жорка – сурового учителя сельской школы.
–Тема собрания: «Религия – опиум для народа и почем опиум для народа – оптом и в розницу?!»
Примечание: «Остап наклонился к замочной скважине, приставил ко рту ладонь трубой и внятно сказал: – Почем опиум для народа? За дверью молчали…» И. Ильф, Е. Петров. «Двенадцать стульев».
–Ебать ты важный! – осадил Гриц, заигравшегося Жорку.
–Ага! – тут же подхватывает Бача.
–Важный, как хуй бумажный!
–Жаржавелло, остроумный ты наш, запомни – шутка, повторенная дважды не становиться в два раза смешнее! – продолжил назидательным тоном Гриц.
Затрещала рация, поступила команда обеспечить сопровождение колонны Сарбозов и разминирование дороги до трассы на Андхой. Колонна уже формировалась, нам необходимо было занять место в голове колонны. Мы неспешно собрали вещи, боеприпасы закинули их в Бронник и поехали занимать свое место в колонне.
Чтобы не пылить, Жорка поехал прямо по бахче мимо брошенных позиций, от КП за нами увязалась БРДМка.
Гриц оглянувшись назад усмехнулся:
–Вот хитрожопые, за нами увязались. Едут, след в след по нашей колее шпарят, как привязанные, только не приближаются!
–А кому охота пыль глотать?! – вставил свои три копейки Бача. Жорка уже обошел колонну и стал выруливать на дорогу перед головной машиной. Гриц крикнул:
–Жорка, давай вперед метров десять сдвинься, место оставь для БРДМки, пусть за нами встают, раз такие хитрые!
Жорка выехав на дорогу и покатил накатом по ней освобождая место для БРДМки, следовавшей за нами.
БРДМка стала выруливать на дорогу, стараясь не сходить с нашей колеи.
Когда ее передние колеса выехали на полотно дороги, раздался оглушительный взрыв. Пацанам, сидящим на броне, в спину ударило упругой волной спрессованного до каменной твердости воздуха. Уши заложило, как будто ты резко ушел на глубину. Жорка резко вдарил по тормозам. Грица и Бачу мгновенно сдуло с 202-го и они залегли в дорожной пыли, не полезли на обочину, где могли быть растяжки. В общем, все сработали на рефлексах. Я уже поворачивал башню вдавив до боли наглазник прицела (Наглазник – защитный накладка из резины, который одевается на оптический прицел) и высматривая цели. Крутанувшись по сторонам, я понял, что целей нет и не будет. Справа и слева ровная как стол поверхность, до горизонта покрытая слоем песка. От кишлака нас отделяет хвост колонны. Скинув шлемофон и выбравшись наружу на броню, спрыгиваю вниз в дорожную пыль.
–Пацаны, драки не будет! Похоже, БРДМка на мину напоролась!
Гриц и Бача уже подходили, закидывая автоматы за спину и отряхиваясь.
–Ну что пойдем, посмотрим только щупы надо взять.
Жара, воздух раскален и насыщен пылью. Она тончайшим желтоватым туманом висит над раскаленной землей, растушевывает, размывает контуры отдаленных предметов.
– Гриц, у тебя как Джек сможет поработать?
– Думаю да.
– Пойду, схожу за ним.
– Давай! А мы с Бачой к БРДМке.
– Бача, пошли.
БРДМка стояла уткнувшись в дорогу и накренившись на правый борт. Правое колесо с редуктором лежало метров в десяти. Ниже ватерлинии корпус БРДМки был разорван и зиял рваными краями брони, как будто его пытались вскрыть снаружи гигантским консервным ножом. Мы забрались на броню, заглянули в распахнутые люки. Водила и офицер, сидящие на передних сиденьях не двигались. Перегнувшись в люк и взяв водилу за подмышки, мы с Бачой потащили его наверх. Водила застонал.
– Жив?!
– Держись братишка, сейчас мы тебе поможем!
Мы вытащили его наверх и осторожно спустили его по броне в руки подбежавшим Сарбозам, которые уложив его на одеяло, пошли с ним к грузовику. На броне осталась кровавая полоса, как будто валиком с краской мазнули
– Бача, давай командира вытащим.
Бача молча кивнул. Перегнулись в люк и подхватив тело за подмышки, мы потащили его наверх. Внизу, что-то противно схлюпало.
Под телом была большая кровавая лужа, все командирское сиденье и полик под ним были залиты кровью.
На пластиковом полике БРДМки освещенная пыльным лучиком солнца, сквозь пробоину в броне разлилась темно-красная кровавая лужа, причудливо смешавшаяся с угольно-черной лужей машинного масла.
Выглядело это, как картина какого-нибудь сумасшедшего художника абстракциониста.
Подхватив с двух сторон за подмышки, мы вытащили тело командира наверх, усадили его на броню, навалив спиной на башню БРДМки. Его ноги ниже колен свешивались в люк, вся нижняя часть его формы и ботинки были густо пропитана кровью, которая уже местами свернулась. Так как БРДМка после потери колеса накренилась на правый борт, мне пришлось придерживать его за плечо, чтобы тело не упало вниз. Тело покойника еще не окоченело и голова офицера склонилась на правое плечо, кепи слетело с головы, обнажив коротко стриженые волосы. Я вгляделся в лицо убитого, это был молодой парень, может быть чуть постарше меня с правильными чертами лица и густыми коротко стрижеными абсолютно седыми волосами.
– Бача, а я ведь его знаю!
– Да ладно, – удивленно тянет Бача
– Откуда ты его можешь знать?
– Помнишь, мы вам с Грицем сегодня рассказывали про француженку?
– Ну!
– Это и есть тот стрелок, которого мы меж собой «Командором» окрестили!
– Вот так встреча, – Бача с интересом вгляделся в смуглое лицо мертвого офицера ХАД.
– Бача, подзови Сарбозов, пусть его заберут, – попросил я, все еще придерживая труп «Командора» руками, не давая ему, свалится с брони.
Бача огляделся, заметив двоих Сарбозов осматривающих БРДМку обратился к ним на узбекском, один из них понял его и радостно затараторил в ответ. Они о чем-то потрындели на своей тарабарщине и Бача огорчено цокнув языком отвернулся.
– Бача, я не понял, что за на-а-Х?!
– Это что сейчас было?
– Вы как две подружки поболтали о погоде и пожелали друг другу хорошего дня?!
– Они что, своего командира забирать не собираются?
– Да боятся они его!
– Кого боятся?
–Его? Мертвого?
– Я сам не до конца понял, там какое-то суеверие с ним связано.
– Они боятся к нему мертвому прикасаться.
– Что за бред!
– Бача, сходи за пацанами, надо его положить на землю.
Бача ушел, а я сел на броне рядом с погибшим, подперев его своим плечом, потому что руки уже устали придержать его и хотелось курить.
Так мы и сидели с ним на броне, как два товарища.
Один курил, а другой, как бы задремал, навалившись на плечо друга.
Подошли пацаны. Гриц расстелил на земле принесенный с собой кусок брезента.
Мы аккуратно сняли с брони тело «Командора» и положили его на брезент.
– Жорка, узнал его?
– Кого? – тупит Жорка.
– Приглядись, – киваю я на мертвого ХАДовца.
Жорка начинает всматриваться в лицо лежащего на брезенте офицера.
– Командор? – неуверенно тянет Жорка, вопрошающе глядя на меня.
Я молча киваю.
– Куда его?
– А вон Шишига (ГАЗ 66) стоит, туда и отнесем.
– Пошли!
Перекинув автоматы за спину и взявшись за углы брезента, мы подняли и понесли свою ношу по пыльной дороге, на которой толпой стояли Сарбозы. Мы шли сквозь толпу, при нашем приближении толпа расступалась, образуя коридор. Навстречу нам, торопливо рассекая толпу с другой стороны, двигались четыре офицера ХАД.
Они, не особо церемонясь, расталкивали стоящих к ним спиной Сарбозов, быстро расчищая себе дорогу. Подойдя к нам, они остановились.
В полной тишине они несколько мгновений смотрели на нас и на нашу ношу.
Затем стоящий чуть впереди, видимо старший, что-то негромко сказал на пушту.
Примечание: Пушту – официальный язык Афганистана.
Все четверо подошли к телу с четырех сторон и взяв у нас из рук углы брезента молча и не оглядываясь, продолжили путь, унося с собой тело своего товарища. Со стороны это, наверное, было похоже, на смену почетного караула.
В это время раздался протяжный вой. Все оглянулись. На 202-м на броне сидел Джек, оставленный охранять БТР. Задрав свою морду к небу, он выл протяжно и тоскливо.
Мы переглянулись.
– Гриц, что это с ним?
– Не знаю, чертовщина какая-то, – растерянно ответил Гриц.
Мы еще с минуту стояли молча с автоматами за спиной и с непокрытыми головами, глядя вслед ХАДовцам которые, рассекая живую массу людей, удалялись от нас, унося с собой свою скорбную ношу, а толпа, как вода смыкалась за их спинами.
Затем мы развернулись и не спеша пошли к 202-му, все молчали, говорить не хотелось.
