– Этот месяц для вас будет раем. Но и следующие месяцы могут не стать для вас адом, если за этот месяц вы научитесь: быстро просыпаться и одеваться, ежедневно менять воротнички, правильно ходить строем, бегать в сапогах и противогазах по шесть километров, подтягиваться на перекладине и делать подъём с переворотом, мыть гальюн и всю казарму, жрать в столовой культурно, никакой еды из столовой в казарму не забирать. А также за этот месяц необходимо выучить Устав и… зубрить текст Присяги так, чтобы ночью, когда я вас разбужу, вы могли его прочитать. И главное: научиться подчиняться всем, кто старше вас по званию или по сроку службы. Подчинение означает, что необходимо выполнять любой приказ, любое поручение, каким бы идиотским, грязным или немыслимым оно вам ни казалось. Начнём с простого: запомните главный ответ: ТАК ТОЧНО! Всё поняли? Все всё поняли?
– Так точно! – вразнобой ответили бойцы, и сержант ещё несколько раз повторял свой вопрос, пока не добился слаженного ответа.
Затем сержант приказал всем представиться по форме: «рядовой Петров из… (и назвать регион из которого прибыл)». Серёга по инерции назвал город Ленинград, чем очень удивил сержанта. Ленинградцев, москвичей, киевлян и иных столичных жителей никогда в этой части не бывало. Серёга даже пожалел о своём признании.
– Прибыл я из Карелии, – попытался он оправдаться. – Но всю жизнь свою, за исключением двух месяцев, провёл в Ленинграде.
Сержант никак не прокомментировал Серёгино признание и, выслушав остальные «рапорты», приказал всем спать, а, соответственно, раздеться, затем – вновь подъём, а, соответственно, одеться, затем – снова спать…. и так далее. Бойцов, которые не успевали совершать все эти действия менее, чем за минуту, он выстраивал отдельно, чтобы затем они совершали все эти действия под напряжёнными взглядами однополчан.
Когда в команде не осталось ленивых, сержант всех отправил на плац, где учил правильно поднимать ноги. Ноги надо было поднимать высоко. При этом надо было ещё и петь. Пение доставляло особую радость сержанту. Методы дрессировки применялись те же, что и при подъёме. Те, у кого не получалось поднимать ноги и идти строем, выходили из строя, стояли в одиночестве, а затем на виду у других бойцов тренировали технику. Это был приём, когда неудачников выставляли перед всем строем и заставляли оттачивать мастерство под взоры более удачливых бойцов. Для неудачников это было большой проблемой, так как однополчане в своём рейтинге инстинктивно заносили их в список лузеров.
Ранним, как показалось Серёге, утром сержант всех разбудил громким призывом:
– Рота! Подъём!
Сержант ходил вдоль железных кроватей с лицом, излучающим очевидное неудовольствие. Тех, кто не справился за одну минуту, он продолжал тренировать. Это была жутковатая картина. Бедные ленивые бойцы мучились с портянками, у них ничего не получалось, они страдали, а сержант подходил к ним с очевидным желанием ударить. Когда все солдаты встали в строй, сержант прошёлся вдоль и несколько саркастически произнёс:
– А сейчас мы немного разомнёмся. За мной бегом марш!
Все двинулись за сержантом и бежали по специально проложенному вдоль забора части маршруту километра три. Через несколько метров большинство бойцов поняли, что портянки они намотали неправильно. Ступни болели, видимо, кровили, несколько бойцов сошли с дистанции, перейдя на шаг. Сержант подгонял их матом, грозя самыми страшными санкциями. В результате потные и «покалеченные» солдаты оказались на спортивной площадке.
– Вольно! – крикнул сержант, и бойцы тяжело вздохнули, пытаясь восстановить дыхание. Им казалось, что мучение закончилось, но сержант, немного отдохнув, сообщил солдатам, что начинается урок физкультуры.
На данном этапе сержанту было важно определить физические способности каждого. С трудом пробежав три километра, но не сойдя с дистанции по причине нежелания выглядеть лузером, Серёга напрягся. С перекладиной, на которой предстояло подтягиваться, Серёга ранее не дружил, и со страхом ожидал произнесения своей фамилии. Немного успокаивало, что, судя по выступлению ряда его однополчан, он был не один такой. А лучшие результаты показывали донецкие шахтёры. Когда сержант назвал Серёгину фамилию, он вышел к перекладине, подпрыгнул и вдруг, испытывая огромные физические трудности, подтянулся по всем правилам целых пять раз и упал.
– Первый раз? – впервые засмеялся сержант. – Через три дня с тебя десятка.
– Есть! – коротко ответил Серёга.
Заканчивая тему физической подготовки, следует сказать, что во время карантина Серёга трепетно относился к утренним занятиям физкультурой, будто хотел компенсировать легкомысленное отношение к физическим упражнениям за всю свою небольшую жизнь. Ему даже нравилось становиться, как ему казалось, сильнее. Но основным движущим стимулом, безусловно, стало простое нежелание быть отстающим. Необходимо было стремиться к лидерству и остановиться где-то в середине рейтинга «физкультурников».
Неотъемлемой частью КМБ была так называемая политическая подготовка и изучение основ военного дела. В казарму приходили молоденькие лейтенанты – как и наш первый знакомый, выпускники институтов с военными кафедрами; кто-то испуганно, кто-то с важным видом нудно читали по брошюрам Уставы и выдавали задания выучить те или иные главы. Политинформации были ещё забавнее. Лейтенанты приносили с собой газеты, читали статьи. Темы международной политики были достаточно однообразны: «США – источник военной агрессии», «Япония – возрождение милитаризма», «Китай на пути к агрессии», «НАТО – бюджеты растут», «Франция, Англия, Бельгия, ФРГ наращивают военные расходы». Большинство бойцов и стран-то таких не знали, но становилось страшно – хотелось схватить автомат и бежать воевать. Наиболее смелые лейтенанты даже устраивали нечто вроде семинара, то есть задавали вопросы, пытаясь выявить не только физическую подготовку солдат, как это делал сержант, но и их интеллектуальный уровень. Серёга особо не общался с однополчанами на темы, которые так или иначе были связаны со знаниями или образованием. Он гнусно старался мимикрировать под общую интеллектуальную среду. Эти политинформации его несколько угнетали. Он вынужден был воздерживаться от ответов на вопросы. Если спрашивают, когда в стране отмечается День Победы, – не проболтайся. Тебя все сочтут за умника. Если спросят, кто такой Ленин, – молчи. Никто не знает, и ты не должен знать. И только один раз Серёга не выдержал. Разочаровавшийся в интеллектуальном уровне подопечных лейтенант вдруг задал вопрос:
– Когда в нашей стране проходят ПЕРВОМАЙСКИЕ демонстрации?
В связи с тем, что все молчали, Серёга напрягся и осторожно сказал:
– Первого мая, наверное, товарищ лейтенант.
– Правильно! – удивлённо и радостно воскликнул офицер и что-то пометил в своём блокноте.
Первое наказание
Серёге постоянно хотелось есть. Напомним, что привередливым в еде он не был. Привык есть суп с плавающим жиром, когда валил лес в Шортанды и спал с пьяными лесорубами. Привык есть хлеб с горчицей или вообще ничего не есть, пока учился на первом курсе в институте. Даже ел непонятно какие грибы в Суоярви. Но здесь ему всё время хотелось есть. Вроде бы уходишь с обеда с набитым животом, а через час – голод. Дело не только в той энергии, которую необходимо было тратить на физические упражнения на перекладине или полосе препятствий, марширование по плацу; дело было в качестве самой пищи. Она, пища, куда-то уходила. Естественно, Серёга не был одинок в своих ощущениях. Многие однополчане брали с собой в казарму куски хлеба и ночью поедали его под одеялом.
Однажды измотанный тяжёлым дневным распорядком Серёга забрал на ужине из столовой целую буханку черного хлеба и спрятал её под подушкой, чтобы ночью вместе с однополчанами съесть. В одиночку под одеялом съедать краюшки хлеба было, по мнению Серёги, неприлично.
Случайно или не случайно, сержант разглядел этот манёвр и, в соответствии с данными ранее предупреждениями, вынужден был Серёгу наказать. Серёгу выставили перед строем однополчан:
– Солдаты! Я предупреждал, что брать из столовой хлеб недопустимо?
– Так точно! – ответили солдаты.
– Я предупреждал, что виновные будут наказаны?
– Так точно!
Далее последовала процедура наказания. Она была проста – необходимо было съесть на глазах у всех то, что забрал из столовой. Серёга понял, что объяснять сержанту про заботу о друзьях и тем более предложить разделить с ним эту трапезу сержанту и однополчанам бесполезно. Хочется отметить, что как бы ни был голоден человек, но проглотить целую буханку черного хлеба не по силам даже коммунистам с высшим образованием. Серёга почему-то вспомнил фильм «Судьба человека», где немцы заставляли героя Сергея Бондарчука выпивать один за другим стаканы водки. Хлеб – не водка, да и сержант не фашист, и Серёга приступил к исполнению церемонии наказания. Впрочем, после трёх съеденных кусков сержант отобрал у Серёги остатки хлеба:
– Завтра доешь. Отбой!
Все быстро разошлись по своим койкам, а сержант подсел к Серёге, чтобы провести разъяснительную беседу.
– Ты понимаешь, почему я это сделал? – тихо спросил сержант.
– Так точно! – прошептал Серёга.
Сержант задумался, а затем признался, что его звать Антон и он из Макеевки (город – промышленный центр в Донецкой области). Странно, но все знали, как звать сержанта, но, видимо, в данный момент ему хотелось представиться. Курс молодого бойца подходил к концу, сержант скоро вернётся к своим «дедам», перестанет быть непосредственным начальником Серёги. Это сподвигло его на откровения. Антон настраивал рядового Серёгу на предстоящую армейскую жизнь: «Никогда не выноси ничего из столовой, хочешь есть, сходи в чайную». – Здесь очень суровые законы, особенно, когда перейдёте в соседнюю казарму. Это «кадра». Здесь нет закона, здесь всё решают те, кто своим сроком службы это право заслужил. Значительно позже Серёга узнал, что толчком к созданию дивизий типа «Г», а именно «кадровых дивизий», в которых не существовало полностью развёрнутых частей и соединений, послужила необходимость сокращения Вооружённых сил СССР при одновременном сохранении офицерских кадров, не имеющих соответствующего опыта, запасов боевой техники и вооружения. Получалось, что офицеров много, а солдат мало, но именно они должны были обслуживать технику, обеспечивать охрану и, видимо, удовлетворять многочисленные потребности большого числа офицеров. Именно в таких дивизиях больше всего и в самых ужасных формах процветала «дедовщина», суть которой и состояла в том, что солдат должен год промучиться и выполнять работу за троих, беспрекословно подчиняясь, а затем год отдыхать. Издевательские «воспитательные» приёмы передавались из поколения в поколение.
– Будь осторожен. – Сержант помолчал, а затем немного стеснительно попросил: – Расскажи о Ленинграде. Никогда там не был. Но, мне кажется, что это очень интересный город.
Целый час они разговаривали. И казалось, что подружились. Антон внимательно слушал то, что Серёга рассказывал про свой любимый город и про своё детство возле Петропавловской крепости, крейсера «Аврора», мечети, про Музей революции и Эрмитаж, Кунсткамеру и Музей артиллерии. Антон расстроился:
– Надо обязательно побывать в Ленинграде… А теперь – спать!
Сержант вернулся в свою казарму, а Серёга заснул в своей.
Первый «бой»
Однажды в одно из воскресений политинформации и занятия физкультурой сменились настоящей службой.
Дело было так: сидели однополчане и смотрели по телевизору художественный фильм «Неуловимые мстители». Кто-то видел его впервые (как, впрочем, и сам предмет под названием «телевизор») и, раскрыв рот, следил за приключениями подростков-переростков. И в самый кульминационный момент, когда в кабаке бандиты поднимают чарки с водкой, на дне которых написано «Мстители», раздаётся сигнал «Тревога!». Для всех он прозвучал впервые. Недоучившиеся молодые бойцы бросились в разные стороны, чтобы построиться в ряд.
Оказалось, что прибыл поезд с техникой и патронами. Пять открытых платформ с зенитными орудиями и пять закрытых вагонов с ящиками патронов.
Молодые бойцы, оглядев вагоны с ящиками патронов и платформы с зенитными установками, сначала испытали страх, но затем увидели большое число стоящих на платформе солдат и офицеров и не упали духом. «Народа много, справимся быстро» – обычная, мол, утренняя зарядка.
Молодые солдаты, видимо, прошлого призыва, воротничок которых был застёгнут на крючок у самого горла, отправились разгружать зенитные орудия.
И вдруг оказалось, что остальные стоящие на платформе солдаты даже не собираются принимать участие в разгрузке патронов. А тем более не было такого желания у офицеров. Даже неприлично было представить, чтобы ровесники Серёги в офицерских погонах таскали ящики с патронами.
Старослужащие солдаты вели себя более развязно, чем лейтенанты-выпускники, в намерении организовать процесс разгрузки вагонов. Они так злобно посмотрели на Серёгу и его однополчан, что те, не задумываясь, рванули в «бой». И в этот момент узнали, что ящик патронов весит сорок восемь килограммов.
Первый ящик Серёге показался очень легким. Второй – тоже… Но когда вдруг все увидели, что от перестановки ящиков из вагона на платформу их количество в вагоне не уменьшается… ситуация показалась им трагичной. Один молодой боец из Донецка решил перекурить, а заодно высказать свое неудовольствие тем, что очень много представителей рядового состава этой воинской части занимаются руководящими видами деятельности и не принимают участие в решении конкретной задачи опустошения вагонов от ящиков с патронами…
Представители рядового состава с расстёгнутыми воротничками и приспущенными ремнями очень удивились этой смелости и уже готовы были вступить в силовую дискуссию, но сержант Антон их успокоил и в течении трёх минут объяснил молодому бойцу, что названные им солдаты являются «дедами» и «дембелями», которые в силу своего срока службы не могут осуществлять иных функций, кроме руководящих.
Молодой боец затушил сигарету и продолжил разгрузку вагонов. Больше уже никто не осмеливался устраивать себе перекур. Отдых был возможен только тогда, когда солдат падал, как правило, вместе с ящиком. Только в этом случае кто-то из «дембелей» подхватывал солдата, а кто-то – ящик. Солдата относили в сторону, не испытывая чувства жалости. По крайней мере, самым приличным словом, коим нарекали этого солдата – «слабак». Было ощущение, что эти солдаты-слабаки автоматически заносились в чёрные списки, и их ждала нелёгкая участь после переезда из отдельной казармы в общую.
Надо отдать Серёге должное. Парнем он был, чего скрывать, хилым с детства, но сказывалась трудовая закалка почтальона, монтёра путей, бетоноукладчика и лесоруба. А если к этой закалке добавить чемодан с книгами, а также волю к победе, то можно понять, почему он не падал, хотя был очень близок к этому. На ладонях Серёги появлялись кровавые мозоли. Но они тут же лопались, заливая ладони кровью…
К большому несчастью всех молодых бойцов, подобные поезда с патронами и орудиями прибывали каждый выходной день. И это было очень серьёзное испытание для молодых солдат. Казалось, что легче пробежать три километра в сапогах и противогазе. Кстати, эти пробежки в будни не исключались.
Мы помним со времён Бородина. Присяга
Прошёл месяц и все начали готовиться к самому ответственному событию в жизни молодого бойца – к принятию присяги. Текст присяги надо было выучить наизусть. Молодые лейтенанты проверяли знание присяги каждый день. Для Серёги выучить текст проблем не составляло, память у него была хорошая, да и текст присяги был достаточно коротким:
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю Присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.
Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооружённых Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа».
За два дня до события бойцам выдали парадную форму, чтобы те успели к ней привыкнуть. В парадной форме все стали значительно симпатичнее: пиджак, зелёная рубашка, узкий галстук и фуражка. На лицах многих бойцов стали проявляться следы интеллекта. Хождение по плацу в торжественном строе в парадной форме оттачивалось под руководством сержанта до идеала и блеска. Особо сержанту нравился запевала. Можно было не попадать в ноты, главное – попадать в такт ходьбы. Запевала пел громко и, в принципе, не нуждался в том, чтобы ему кто-то подпевал. Но строй подтягивал и старался не отставать от запевалы, а потому получалось громко и по-армейски красиво:
Стоим мы на посту, повзводно и поротно.
Бессмертны, как огонь. Спокойны, как гранит.
Мы – армия страны. Мы – армия народа.
Великий подвиг наш история хранит.
Не зря в судьбе алеет знамя.
Не зря на нас надеется страна.
Священные слова «Москва за нами!»
Мы помним со времён Бородина.
Не сложно догадаться, что запевалой был Серёга. Куда ему ещё было девать свой голос? Так что на торжественной церемонии проход строем с песней мимо трибун прошёл с огромным успехом.
Принятие присяги считалось праздником. Праздник, после которого любого юношу, принявшего присягу, можно было судить особым военным трибуналом и посылать воевать в любую страну. После торжественной церемонии, где каждый выходил вперёд перед строем и зачитывал присягу, большинство чувствовали себя настоящими солдатами и были готовы залезть в танк, встать у зенитного орудия и начать стрелять. После церемонии всем солдатам выдали по три рубля (первую зарплату) и отправили в чайную, где можно было позволить себе съесть пирожок или пирожное. К некоторым солдатам приехали родственники, мамы, папы, которых пропустили на территорию части и дали время на общение в той же чайной, но, как и следовало ожидать, пирожков у них было больше.
К вечеру праздник закончился, солдаты сдали парадную форму в каптёрку и вернулись в повседневной форме в казарму, в которой им предстояло провести последнюю ночь. Все ждали команду «отбой», и в этот момент в казарму пришли друзья сержанта Антона. Высокомерные, с откровенно наглыми лицами, со спущенными до нижней части живота ремнями и распахнутыми до пупа кителями, они расселись на кроватях, рассматривая своих будущих «рабов».
– Ну что, салаги, с праздником! – с противной улыбкой начал свою речь самый хамоватый из них. – Вы попали в «кадру», а значит, вас ждёт год настоящего ада. Вы – «салаги», то есть никто. Запомните это! Через полгода вы станете «молодыми» и всё равно останетесь говном, но появятся такие, как вы, салаги и станет чуть полегче. Затем через год вас посвятят в «черпаки», и начнётся настоящая красивая жизнь. А ещё пройдёт полгода, и вы будете сидеть здесь, как мы.
Следующим этапом «церемонии» служила проверка тумбочек бойцов. Если у кого-то находили одеколон, типа «Шипр», тут же, издевательски извиняясь, забирали: типа, вам лучше в нашей казарме не пахнуть. «Шипр» был прекрасным заменителем алкогольных напитков, и ряд молодых бойцов просто не успел выпить свои запасы. Шапочки или, не дай Бог, носки, случайно сохранившиеся в тумбочке, служили поводом для дополнительного унижения.
– И куда ты в шапочке и в носках сбежать собрался, солдат? – мерзко смеялся худощавый, угловатый прыщавый ефрейтор. – Запрещено! Отбираем на благо развития Советской Армии!
Он подошёл к виновнику и сделал вид, что очень хочет его ударить. Затем ефрейтор мерзко рассмеялся, и коллеги его поддержали.
Далее состоялся процесс постепенного посвящения призывников в солдаты. «Деды» выбирали тех, кто им больше всего не нравился, и публично заставляли их отжиматься, одеваться, чистить им сапоги… Всё это «деды» делали с огромным и нескрываемым удовольствием. В этот момент они вспоминали то, что с ними делали полтора года назад, и было ощущение, что они боялись что-то забыть из этой традиционной «церемонии». Серёгу не трогали, и причина для него была понятна – откровенная симпатия сержанта Антона.
После окончания необходимых составных частей церемонии на «сцену» снова вышел худощавый, угловатый прыщавый ефрейтор и своим гнусавым голоском торжественно-громко произнёс:
– Кто из вас готов стать рабом? Есть таланты, есть художники?
В последние полгода службы «деды» готовили так называемые дембельские альбомы, которые состояли из фотографий и с разной степенью креатива оформленных страниц. Традиционно рисовали всё это представители молодого пополнения. Серёга промолчал. Он не был художником, а его артистический талант и умение громко петь к дембельскому альбому было не привязать. Два «художника» нашлись.
Удовлетворённые старослужащие покинули казарму. Сержант Антон тоскливо и даже как-то виновато оглядел казарму, прошёлся вдоль железных кроватей и, убедившись в том, что особо покалеченных (с видимыми признаками) не обнаружилось, тяжело вздохнул и также покинул казарму.
На следующее утро в казарму пришли высшие воинские чины: майоры, подполковники и один полковник, который являлся главным начальником всей этой части. Они поинтересовались общим настроением, спросили, не беспокоил ли кто-то, пафосно поздравили с принятием присяги и началом настоящей службы.
Затем последовали вопросы: кто имеет права на вождение автомобиля, кто умеет водить трактор (подразумевался танк), кто умеет рисовать (подняли руки те же два солдата, которых деды записали в «рабов»). Серёга ждал, когда спросят, кто умеет читать стихи или петь песни, но этих вопросов не последовало. В этой части не было ни клуба, ни какой-либо самодеятельности. Уже в конце этого опроса прозвучал вопрос, на который никто из офицеров не ожидал ответа: есть ли кто, кто умеет печатать на пишущей машинке? Серёга робко поднял руку. Один из офицеров в звании майора подошёл к Серёге и стал его рассматривать:
– Это правда?
– Так точно!
– Проследуйте за мной!
Майор, фамилию которого Серёга помнит до сих пор – Снегур, привёл его в свой кабинет, на двери которого висела табличка «Строевая часть». Это ни о чём не говорило Серёге. Напомним, что с пишущей машинкой Серёга был знаком с юного возраста. Он печатал на ней в квартире своего отца, затем один из общих маминых и папиных знакомых подарил ему немецкую машинку Continental, на которой он печатал дома, в кладовке, свои стишки, курсовые работы, дипломную работу и всякую ерунду, чтобы совершенствоваться в мастерстве. Эта же машинка уехала с ним в Суоярви, и именно на ней он распечатал своё заявление в военкомат. В результате он достиг определённого мастерства, в чём и убедил весьма симпатичного майора, который и был начальником «строевой части».
После всех необходимых процедур молодых бойцов, имя которым – «салаги», повели в соседний барак, называвшийся казармой.
«Дембеля», «деды», «черпаки», «молодые», «салаги»…
Серёга, как и все его однополчане, уже знал, что часть, в которую его заслали, состояла всего из двух деревянных казарм, штаба, множества складов и огромного количества зенитной техники и что называлась она «кадрированной» или на армейском жаргоне «кадра», где каждый солдат на вес золота.
Даже столовой собственной не было (ходили к соседям), не говоря уже об армейском клубе, где Серёга мог бы проявлять свои таланты. Не было и своей физкультурной площадки с полосой препятствий, а потому постоянно приходилось пересекаться с танкистами из другого мира.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70734202&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
