Раз мы затронули общественно-полезную тему, то о сборе металлолома не рассказать просто нельзя. Тем более, что этот случай до сих пор вспоминают с улыбкой на лице все учителя нашей школы и жильцы соседнего дома.
Наш класс поклялся занять первое место. Но как решить эту задачу? Сначала мы разошлись по двое и по трое по всевозможным местам нашего района. Банки, крышки, трубы, утюги, листы железа, бочки постепенно собирались в кучу. Этого нам показалось мало, и дело, решили мы, идет очень медленно. И вдруг с сенсационным сообщением прибежал Сережа: «Ребята, в соседнем дворе в домах поменяли трубы и батареи, и все они пока лежат на улице! Надо их собрать. Победа – за нами!»
Возражений ни у кого не возникло. Батарей оказалось так много, что даже общими усилиями на место сбора металлолома мы смогли дотащить их только к вечеру. Усталые, но радостные, в предвкушении заслуженного «золота», мы разошлись по домам.
Каково же было наше разочарование на следующий день, когда встревоженные рабочие ходили по школе с нашим директором. Оказывается, это были не замененные, а новые батареи. Только еще не крашенные, поэтому мы и приняли их за старые.
Теперь все это хозяйство медленно переносилось обратно. Через неделю мы с грустью провожали в обратный путь последнюю из батарей.
Случай в лагере
Романтик в душе – это прекрасно. Под впечатлениями от «Робинзона Крузо» наша компания, сложившаяся в пионерском лагере из самых отчаянных ребят, тайно устроила себе шалаш за территорией лагеря, на берегу огромного озера. Здесь мы пропадали целыми днями. В один из таких дней в голову пришла идея – попробовать полностью обеспечить себя дарами природы. Из «фабричного» мы взяли с собой только спички.
Ягоды нам очень быстро надоели. На свежем воздухе аппетит разыгрался так, что есть хотелось неимоверно. Чтобы удовлетворить свои потребности, решили попытать удачу на озере, которое славилось богатством рыбы. Удочек у нас не было, поэтому мы воспользовались методом браконьеров. Из проволоки и майки сделали сачок, наложили в него бабочек, тополиного пуха и прочей ерунды. Но главной приманкой служил белый цвет майки.
К нашему удивлению, мы вытащили сачок, полный мелкой рыбы – синтявки, как тогда называли уклейку. Нарушив запрет, мы залезли в воду и наловили раков, прямо руками. Встал вопрос, как все это сварить. Но в детстве неразрешимых вопросов нет. Кастрюлей нам послужила найденная на берегу большая консервная банка. В ней мы сварили, без соли, наш небогатый улов и, надо признаться, ели с аппетитом. Нам даже показалось мало.
После этого целую неделю мы все вместе провели в санчасти. На этом любовь к лесной жизни в нас, на время, пропала.
Правда
Место для стартовой площадки оборудовали прямо у гаража школьных автомашин. Это была пятая ракета нашего инженера Ромы. На нее возлагались большие надежды, так как через неделю в районе должен был проводиться конкурс технического творчества.
Четыре предыдущих ракеты еще не взлетали – они только подпрыгивали на месте, испуская клубы дыма и огонь.
– Эта взлетит. Диаметр сопла уменьшен до минимума, корпус облегчен, – уверял всех Ромыч.
Я, как помощник номер один, установил направляющий стержень, подготовил электропускатель, установил ракету.
– Первый к пуску готов, – отрапортовал я.
Рома стоял в позе победителя, скрестив руки на груди и наблюдая за действиями окружающих.
– Всем отойти, – сказал он и добавил: – Павлуха, у тебя легкая рука. Контакт!
– Есть контакт… – Остальные мои слова никто не услышал… из-за оглушительного взрыва. Первое мгновение все стояли молча, ничего не понимая, моргая глазами. Затем раздался чей-то смешок, постепенно переходящий в дружный хохот.
– Еще один такой взрыв – и машина наша! – воскликнул кто-то.
Всеобщее веселье прервали грозные громкие окрики: «Держи хулиганов!» – и всех как ветром сдуло.
Через несколько секунд мы, тяжело дыша, уже стояли перед кабинетом литературы. Ребята из параллельного класса, давясь от смеха, рассказывали веселую историю, свидетелями которой они только что оказались: «Чешете вы, как скаковые лошади, через кусты, клумбы, заборы. А за вами, не отставая, – бабка лет семидесяти. Да и еще кричит что-то вдогонку». Мы от души посмеялись.
Зашли в класс, расселись и почти забыли про случившееся. Ромыч размышлял над за своими расчетами, как вдруг, минут за пятнадцать до окончания урока, неожиданно распахнулась дверь, и в класс вошел школьный завуч.
– Кто был на той перемене на улице? Встать! – грозно сказал он. Никто и не пошевелился. – Земсков, собирайся, пойдем к директору!
Недоумевая, Володька взял портфель и поплелся за серьезно настроенным завучем. Было ясно: разбираются по поводу взрыва. И надо же – вызвали самого невиновного! Земскова и близко там не было. Он даже про запуск не знал.
Володька стоял лицом к лицу с «пострадавшей».
– …А тот. Товарищ директор, он крикнул: «Еще раз взорвем – и машина наша». Володька стоял и не знал, о чем идет речь, отказывался от всех обвинений. Потом он начал догадываться, что, видимо, ребята опять проводили опыты.
– Кто с тобой был?
Володька подумал, что отказываться бесполезно, вызовут еще милицию, и решил – будь, что будет. На перемене мы отправили «разведку». Узнали, что он взял все на себя. Весть была добрая и недобрая одновременно.
– Так, опять Земскову не повезло.
– Да, это попахивает жареным. Бабка больно настырная попалась. На учет в детскую комнату могут поставить.
– Надо как-то выручать.
– А что тут думать? Надо идти к директору и все рассказать.
– Только идем все, а не только Ромыч и Павлуха. Ведь участвовали и удовольствие получали все.
Сказано – сделано. Через минуту полкласса стояло в кабинете директора.
– Любовь Александровна, это мы все устроили. Вовка тут ни при чем. Он и не знает даже, что случилось.
Директор улыбнулась:
– Земсков во всем признался, нечего его выгораживать.
– Это он соврал, чтобы выгородить нас. А на самом деле ракету принес я, и я все устроил, – уверял Рома.
– Ну не только ты, – вступились другие.
В кабинете поднялся гам. Каждый старался приписать себе как можно больше подвигов.
Любовь Александровна взялась за голову:
– Что вы меня путаете, какая ракета? Рассказывайте по порядку!
К концу перемены общими усилиями справедливость была восстановлена. «Пострадавшая» уже не обвиняла никого в покушении на свою жизнь. Бабка оказалась с чувством юмора, а главное, понимала наш энтузиазм.
Но теперь пришлось всю исследовательскую работу вести под руководством преподавателя физики. И, надо сказать, не безуспешно.
Первая любовь
Теперь можно сказать с уверенностью: да, это была самая первая любовь, настоящая.
Осенним дождливым днем я отправился в кино. Это было воскресенье, и мне чудом удалось достать билет. Я шел довольный по людным улицам, предвкушая интересный кинопросмотр. До фильма оставалось около часа, и я решил прогуляться по набережной. Шелест листьев под ногами, мелкий моросящий дождь, заставляющий втягивать шею в плащ, серые волны реки, напоминающие о пролетевшем лете – все это сбивало хороший настрой. Я шел уже понурый, перепрыгивая через лужи. Прохожие не привлекали моего внимания.
И вот я случайно поднял глаза – и в груди всколыхнулось. Сердце забилось учащенно, и я, может быть, даже раскрыл рот, теперь трудно сказать. Навстречу мне шла прекрасная блондинка. Желтенькая курточка, светлые брючки, заправленные в сапожки, говорили и об ее прекрасном вкусе. Возраст не больше моего, подумал я. И понял или, лучше сказать, вспомнил, что это – мой идеал. Девочка как будто сошла с «картинки» моего представления о прекрасном. Огорчало лишь одно – она была с мамой. В моей голове мелькнула мысль: познакомиться в ходе разговора, поводом для которого могли послужить любые вопросы. «Как пройти…», «Как найти…» и так далее. Но язык меня не послушался – я не смог вымолвить ни слова. Так я и прошел мимо. А через несколько минут я понял, что влюбился с первого взгляда. Но где теперь искать свою любовь?
В кино идти уже не хотелось, однако, надеясь на то, что комедия меня взбодрит, я все же пошел. В зале расположился на своем месте и… обмер. Впереди меня, креслом левее, сидели и мама, и ее прекрасная дочь. Про себя я подумал, что это чудо. О чем был фильм – не скажу, даже если очень захочу. Я смотрел не на экран, а, как прекрасной картиной, любовался девочкой.
После кино, как шпион, я отправился за двумя дамами, чтобы выяснить, где они живут. В битком набитом автобусе мы стояли с ней в двух шагах друг от друга. Она, видимо, почувствовала мой пронзительный взгляд, и наши взоры на мгновение встретились. Таких голубых, просто небесных глаз я не видел ни у кого. Хотелось верить, что мы связаны одной ниточкой, но слишком рано я возмечтал.
На одной из остановок мама и дочь вышли – так неожиданно, что я не успел выскочить. Мощная волна входящих людей втащила меня вглубь автобуса. Мне было обидно до слез. Но почему-то верилось в то, что блондинка обязательно должна была в меня влюбиться. «И если она умная девочка, – решил я, – то она приедет в следующее воскресенье к этому кинотеатру на этот же сеанс».
После такого заключения свободного времени у меня больше не было. Я проводил его или на набережной – первом месте встречи, или у кинотеатра. Так прошло несколько воскресений, а затем я ездил в этот кинотеатр, уже почти не надеясь.
Больше мы не встречались. Я не мог забыть ту блондинку очень долго. Мечтал еще раз ее увидеть. Черты ее лица постоянно возникали перед моими глазами. Я ходил по людным улицам города и всматривался в прохожих. Часто узнавал ее, подбегал, но – увы…
Мне казалось, что незнакомка наблюдает за мной, и это определяло мое поведение.
* * *
Так я ее и не встретил. И не встречу, наверное, никогда. Хотя…
Осень 1983 г.
Слезы ребенка
Рассказ
Машина неслась по грунтовке. В крытом кузове мощного ЗИЛа тряслись на ухабах солдаты. Сначала дорога и быстрая езда занимала их и даже веселила. Одинокие сельские пешеходы, идущие по обочине, заслышав вдалеке песни, что по мере приближения становились громче, не сбавляя шагу, подолгу смотрели вслед проезжающим машинам.
Песни были пропеты, а шипение автомобильных шин, неравномерное, но убаюкивающее покачивание и мерная работа хорошо отлаженного урчащего двигателя успокаивали солдат. Они располагались поудобнее, облокачиваясь друг на друга, и, незаметно теряя ощущение времени и места, смыкали ресницы. Крепко заснуть не давали встречающиеся иногда выбоины на дороге. В такие моменты ЗИЛ подбрасывало, сильно встряхивая всех, кто был внутри, поэтому состояние дремоты не переходило в сон, но и выйти из него также было невозможно.
Старший машины – бывалый солдат, прошедший огонь и воду, боевой капитан – сидел в кабине, прислонившись головой к стеклу, и о чем-то думал. И только водитель, зорко следя за дорогой, уверенно и точно работая руками и ногами, тихонько насвистывал неизвестный мотивчик. Мимо с ревом проносились встречные машины, незаметно надвигались огромные поля и затем также незаметно отставали, сменяясь на новые. Грузовик несся под горку, все набирая скорость, а потом медленно вползал вверх, чтобы снова слететь вниз.
При въезде в неизвестный поселок солдаты оживились и с любопытством стали рассматривать цветущие сады, дома, находящиеся метрах в ста справа от дороги, и их обитателей. И вдруг неведомая сила резко потянула всех, кто был в машине, по ходу движения. Солдаты, не успев ухватиться за борта, упали на деревянный настил кузова. Завизжали тормоза, правое заднее колесо чуть подскочило, и снова загудел, набирая обороты, двигатель. ЗИЛ, освободившись от власти тормозов, поехал еще быстрее. Пассажиры начали было ругаться, обвиняя водителя: «Не дрова же везет», но вскоре увидели распростертую бездыханную овчарку. С противоположной стороны дороги показался маленький мальчик. Выкрикивая, наверное, имя собаки, он быстро подбежал к ней, присел на корточки и стал гладить ладонью по голове и шее уже мертвого пса. Ребенку не верилось, что еще несколько минут назад он бежал по осеннему лесу с любимым четвероногим другом, а теперь тот лежит на дороге и больше уже никогда не лизнет по руке теплым шершавым языком. Смерть, казавшаяся мальчику такой невероятной и нелепой, ведь до этого он никогда о ней не думал, столкнулась с ним один на один, открывая ужасную картину.
А машина уносилась все дальше и дальше, и солдаты, восемнадцати-двадцатилетние парнишки, уже едва различающие собаку и склонившегося над ней мальчишку, что слились в одно пятно, в эту минуту вспомнили свое детство. Перед глазами возникла у кого-то собака, а у кого-то кошка, которым они тайком от мамы носили горячие котлеты или сосиски, а в холодную зимнюю ночь впускали в теплые подъезды домов. Каждый, тайком от соседа, вытер одинокую слезу, наплывшую на ресницы, и представил себе горькие слезы мальчика, сидящего рядом с мертвой собакой.
Проехав несколько километров, машина остановилась. Хлопнула дверца, и к солдатам подошел капитан. Немного стесняясь самого себя и своих подчиненных, он спросил у них, что с собакой, а узнав, словно извиняясь и пряча взгляд, сказал: «Если бы свернули на такой скорости, то не собака бы, а мы… И затормозить нельзя…» – и вернулся в кабину.
Снова хлопнула дверца, и машина покатилась дальше. Ребята подумали, что, наверное, и у их строгого капитана намокли ресницы. А машина медленно, как бы преодолевая себя, силясь, поднималась и спускалась по холмистой дороге. Она, казалось, тоже переживала, как и ее хозяин, с которым за два года службы они успели «подружиться» и составить одно целое.
Декабрь 1984 г.
Лёха
Рассказ
И бывают минуты раздора
И мечтам моим, может, не статься
И споткнулся, упал, и не встать самому
И друзья мои здесь
И никто не поможет подняться
(самоцитата)
Первое сентября. Для Алексея Куницына, рослого, белобрысого, с прической «под ежика» парня, оно было пятнадцатым. Над верхней губой уже пробился едва заметный пушок усов, на некогда прямом носу виднелся «набитый» бугорок, а карие глаза оставались такими же, как в раннем детстве, живыми и даже излишне возбужденно-радостными.
Еще во всю припекало солнышко, но уже золотило кроны, потерявшие сочную зеленую свежесть. Пожелтевшие кое-где на березках пятаки-листочки, трепещущие при легком дуновении ветерка, не выдерживая, грустно срывались и падали в лужицы, оставшиеся после дождя. Такое падение напоминало о том, что на подходе промозглая осень с туманами, зонтами и блестящими импортными плащами. А на мальчишек и девчонок, еще не отпустивших счастливое чувство свободы и беззаботности, признаки увядания навевали тоску и зарождали внутри какую-то неосознанную тревогу.
Стайки учеников всех возрастов медленно стекались к огромному квадрату школы – панельному четырехэтажному зданию, залитому успокоительно-нежным светом. Интереснее всех смотрелись первоклашки: самые нарядные, с крупными белыми бантами и в беленьких гольфиках – девочки, в отглаженных брючках – мальчишки, и все – с разноцветными шарами в ручонках и обязательно с охапкой цветов. Они пугливо и любопытством озирались по сторонам, ранцы на их спинах казались громоздкими, и и новоявленные ученики держали их неуклюже, но с ревностной опекой.
Приходить в школу рано Лешка отвык – в девятом все-таки несолидно, но в этот день он решил не опаздывать и появился пораньше, чтобы найти новый класс и обязательно посмотреть на будущих одноклассников. После восьмилетки он поступал в техникум, но на экзаменах провалился. Возвращаться в родную школу не хотелось (он холодел при одной только мысли, что опять начнутся заслуженные и предвзятые придирки учителей, которым Куницын надоел основательно), а в другую – его не брали (не мудрено, с такой-то характеристикой). И тогда он, ни на что не надеясь и в конец отчаявшись, заглянул сюда, в школу соседнего района, где, как ни странно, ему повезло. То ли Алексею поверили, в самом деле, то ли директор попался душевный, но его приняли. Как он радовался! Значит, не потерянный человек, не «трудный», как написали в характеристике, значит, годен на что-то и кому-то нужен. И тогда же, в августе, Алексей подумал о том, что надо раз и навсегда покончить с прежней унылой жизнью забияки и разгильдяя, взяться за учебу, а вредные привычки искоренить.
Расстегнув узкий ворот рубашки, он стоял один недалеко от парадного входа, украшенного цветами и транспарантами, а вокруг творилось что-то непонятное, цветное, пестрое, все бурлило, смеялось, торопилось выговориться. И вот совсем рядом раздался громкий мужской голос: «Девятый «А», все ко мне!» Минутное беспорядочное движение – когда классы благодаря усилиям учителей построились на торжественную линейку; напутствующая речь седого энергичного директора – когда мало кто слушал, а больше вертели головами по сторонам, вглядываясь в полузабытые за каникулы и еще не надоевшие лица; восторженные возгласы: «Братва, мы же на год старше!» После всего этого на душе Алексея было томительно-неспокойно.
Он стоял в первой шеренге с приподнятой головой и, желая всех рассмотреть, постоянно косился назад и натыкался на встречные, прощупывающие взгляды. В целом класс ему нравился: и симпатичные девочки, и бойкие мальчики – на вид не маменькины сынки. С такими будет весело учиться, думал Куницын. А главное, и это он тоже отметил в свою пользу, поскольку помнил, как в старой школе испытывал вместе с ребятами возможности новеньких в жесткой драке, – почти не было мальчишек выше и крупнее него. Интересно, а как будет сейчас?
И он представил, как на перемене в конце притемненного коридора его молча обступят, и щупленький малый, подкравшись сзади, ущипнет, слащаво улыбаясь. Леха, развернувшись, заедет тому оплеуху и отчаянно будет отбиваться от наседающей компании, пока не охладит их пыл. Потом, вероятно, без труда справится с ними. Быть может, кому-то даже расквасит нос. После чего опять возникнут горькие осложнения, посыплется неприятность за неприятностью. Снова полетят в его адрес жгучие упреки, робкие осуждения девочек, презрение покоренных мальчишек. И конечно, вызовут в учительскую, где будут стучать кулаком по столу, предупреждать, читать морали, воспитывать. И фамилия Куницын будет склоняться на всех родительских собраниях, и он с болью будет клясть себя за то, что не сдержался.
Однако конфликт, которого он опасался, но ждал, не состоялся, и уже на большой перемене вокруг Лехи образовался тесный кружок слушателей, внимательно изучающих нехитрую биографию новичка. Кстати, вместе с Куницыным впервые в этот класс пришли две нерасторопные, застенчивые ученицы. Они держались отдельно, ни с кем не обменялись ни словом, и мостом для связи с ними послужил именно Леха – он умел вызвать к себе неутоленный интерес, заставив собеседника раскрыться так, как никто другой. Кроме того, он всегда, как потом выяснилось, имел в запасе две-три забавные истории из личной жизни и с десяток новых анекдотов. Леха, видимо, часто попадал в различные ситуации, побывал не в одной компании, поэтому жизненный опыт, приобретенный не по годам быстро, располагал. Хотя и рассказы о собственных похождениях, овеянные романтикой, были насыщены картинами балагурной жизни.
Прошла неделя, и класс новенького принял. Трудно сказать, чем он понравился ребятам. То ли веселым характером, то ли непосредственностью, то ли активностью – отличительной чертой современных подростков. Во всяком случае, Лешка успел в весьма короткий срок со всеми перезнакомиться и с юмором и пространными комментариями рассказать мальчикам несколько пикантных историй. Он даже спел под гитару, удачно подвернувшуюся как-то под руку, в сопровождении одобрительных и удивленных приветствий. Девчонки по достоинству оценили его волевое, мужественное лицо, выражающее уверенную силу, и крепкую фигуру с бронзовыми от загара руками, чуть позже одноклассницы пришли к единодушному заключению, что Куницын и внешностью, и характером похож на французскую суперзвезду экрана – Бельмондо. Сходство с ним импонировало и ребятам.
Первые занятия показали, что Алексей – парень способный, эрудированный, но многое, если не сказать все, запустил, отчего он на уроках чувствовал себя скованно, испытывая при ответах, лишенных глубины знаний, кое-какие затруднения, хотя стоило ему поднажать и… Однако сентябрь пролетел, Алексей, втянулся в не так давно пугавший учебный ритм, но, поскольку предъявляемые учителями требования не отягощали, все вдруг непоправимо срезалось, пыл угас. «Как-нибудь отсижу два года, получу аттестат и – в добрый путь, как говорится», – подбадривая себя, думал Куницын. Обуреваемый радужными надеждами прощания со школой и детством, находясь в состоянии неудовлетворенности, он, чтобы разнообразить скучную, небогатую на события жизнь, занялся организацией отдыха.
Алексей любил волжские берега. Он хорошо помнил, как они с ребятами, сбегая с занятий, запасались спичками, котелком и ехали за реку в поисках укромных разливов с тихой и теплой стоячей водой. Там, раздевшись до гола, они лазили вдоль коряжистого, в буйной зелени, берега и, шаря руками по илистому дну, отыскивали рачьи норы. Нащупав еще мягкий панцирь подводного страшилы, пытавшегося ущипнуть клешнями за палец, мальчишки резко выбрасывали добычу на берег. Лешке нравилась смотреть на гладь темной воды с красными точками-буйками восхитительным летним вечером, во время теплых розовых сумерек. Тогда, когда, слабо покачиваясь на легких волнах, прогулочный катер мерно тарахтел в тишине и разбрасывал расползающиеся по разрезанной воде сверкающие овалы огней, направляясь к городской пристани. Алексей с удовольствием наблюдал за белыми медлительными пассажирскими теплоходами, многоэтажными и гордыми; восхищался акулоподобными «ракетами» – жадные до скорости и надменные, они поднимали столб влажной пыли, провожающий их бег. Он любовался «кометами», похожими на добрых улыбающихся дельфинов, или восторгался недовольно гудящими им вслед неповоротливыми танкерами и юркими, обычно суетливыми буксирами, что натружено толкали проржавевшие баржи…
