– О чем-то еще мне нужно знать?
– В общем, это все. На вашем месте я бы пока не торопился приглашать сюда обычных покупателей – больше мороки, больше бумаг. Если стройку утвердят, не отказывайтесь от предложения компании – сожгут дом, сами понимаете, сожгут. Прямо вместе с мебелью и жильцами. Казалось бы, мне должно быть это безразлично, а у меня отчего-то сердце болит, ничего не могу с собой поделать. Ну ладно, я пойду, а вы располагайтесь. Кстати, пока я не ушел: этажом ниже живет сын моих давних знакомых, он наверняка к вам заглянет. Пожалуйста, вы уж не отказывайте человеку в общении: меня знакомые попросили приглядеть за ним. Он славный парень, хоть и немного издерганный, нервный. Но с кем этого не бывает! Вы поболтайте с ним, сходите куда-нибудь: и вам весело, и ему хорошо. К тому же он тоже продает квартиру, так что у вас будет общая тема, да и сможете не продешевить в цене, если что.
– Странная просьба.
– Ничего странного – обычная человеческая просьба, – сказал старик, собравшись уходить. – И да, все хотел спросить: как там ваша мама поживает, у нее все в порядке? Когда мы с ней общались по телефону, у нее был как будто взволнованный голос.
– Все нормально, не переживайте.
– Переживать не буду, но вы уж поберегите ее, будьте с ней поласковее. А то, знаете, у нас в городе так много стариков живет, что каждый день у каких-нибудь знакомых обязательно умирает очередной родственник. Тут уж волей-неволей начнешь пристальней следить за здоровьем.
Разобрав чемоданы, Саша решил прогуляться и заодно купить продукты. Как и в любом не особо крупном приморском городке, оживленными здесь были только набережная и центральная улица: как раз между ней и морем находился его дом. От своих собратьев город отличался лишь редкими дорогими бутиками и свежими, только возведенными зданиями из стекла и бетона, которые контрастировали с ветхими советскими постройками. Проходя мимо кирпичных облупившихся зданий, где ютились универсамы, копеечные парикмахерские, магазины «французской одежды», Саша жалел этот исчезающий мир, который готовился кануть в небытие, подобно Атлантиде. Рядом с ним он особенно остро ощущал, как быстро сжимается время, как бойко оно проскальзывает сквозь щели в земле, как уходит в ее недра. Это чувство испытывала и его мама, которая лет с сорока постоянно говорила о старости, о том, что ее лицо и тело меняются, теряют красоту. С недавнего времени к этому добавились и другие страхи – она боялась лишиться рассудка, боялась стать инвалидом: «Лучше уж умереть, чем проходить через такое унижение, чем это жалкое зрелище: ни сесть, ни встать, ни сходить в туалет без чужой помощи», – говорила она, когда плохо себя чувствовала. Вспомнив об этом, Саша решил позвонить маме, но в трубке услышал только длинные гудки – она не отвечала.
В магазине на Сашу напало желание покупать все подряд: овощи, десерты, вино. В итоге, когда он уже под вечер возвращался домой, пакеты едва не лопались от содержимого. Распаковав продукты, он стал готовить курицу с овощами. Через несколько минут в дверь громко постучали. Выйдя в прихожую, Саша увидел молодого человека с полупустой бутылкой коньяка. Опираясь на дверной косяк, он улыбнулся в ответ на его удивленный взгляд и, покачиваясь, ввалился в квартиру.
– Ну здравствуй, сосед! – сказал он и рассмеялся – весело, совсем без зла. – Не удивляйся, я живу в этом же доме и зашел познакомиться, выпить по стаканчику – коньяк захватил, ну. Думаю, наконец-то тут кто-то поселился, будет с кем выпить. Судя по виду, ты нормальный мужик, с тобой должно быть о чем поболтать, а? Давай, давай, кивни в ответ и иди скорее выключай плиту, – дым уже пошел, а ты и не чуешь, эй!
– Черт! – Саша побежал на кухню и снял сковородку, попутно обжегшись шипящим маслом. – Да чтобы все провалилось. – Включив холодную воду, он сунул под струю замасленные руки. А впрочем, почему бы и не выполнить просьбу? В конце концов, какая разница, с кем пить. – Ну что, ты идешь сюда или решил остаться в прихожей?
– Иду, иду, надо только набраться сил. Ты не подумай, я не так легко пьянею, просто быстро уносит с первых двух стаканов, а потом я начинаю постепенно трезветь – все не как у людей. Отличный организм, нечего сказать.
– Тебя как зовут?
– Ян.
– И что же ты пьешь один, Ян, – позвал бы друзей, ну или свою девушку, если есть, для компании.
– О, друзей у меня здесь нет – я, как мне говорят, плохо схожусь с людьми. А вот девушка есть, но она занята – готовится к приезду сестры. Кстати, знаешь, как ее зовут? Герда! Представляешь, бывает же такое. Мне вообще с ней повезло: она не совсем дура, и все при ней. А что еще надо? Меня старается не бесить, – при этих словах он налил себе коньяку и залпом выпил.
– Забавное имя, хотя чем-то похоже на кошачью кличку.
– А я смотрю, ты шутник. Кажется, Петр Николаевич не зря посоветовал к тебе зайти. Он так волнуется за меня, даже странно. Один минус: он общается с моими родителями. Тебя самого-то как зовут?
– Александр.
– Так вот, Александр, – сказал Ян, прищурившись, – ты часом не сумасшедший?
– Чего?
– Спрашиваю, не сумасшедший ли ты? Просто мне регулярно попадаются сумасшедшие, я их притягиваю как магнит, поэтому решил уточнить. Вот, например, буквально сегодня очередная ненормальная подходила ко мне в кафе. Я сидел, никому не мешал, наслаждался утром: солнце светило, птицы гуляли по асфальту. И тут она выплыла из-за угла – в огромной шляпе с бантами, с леопардовым шарфом на шее, – подошла ко мне, подмигнула и быстро стащила печенье с моего блюдца. Положила его себе в карман и расхохоталась. Честно говоря, если бы не ее безумный смех, я бы убил ее прямо на месте. А так – что взять с сумасшедшей?
– Может, это просто была какая-нибудь старая писательница? Во всяком случае, по описанию она похожа на Петрушевскую.
– На кого?
– На Петрушевскую, известную писательницу. Она тоже любит огромные шляпы.
– Господи, какой бред ты сейчас несешь.
– Что?
– Забей, это неважно.
– И все же: не считая сумасшедших, здесь есть чем заняться? Ты тут постоянно живешь? – спросил Саша после короткого молчания, снова наливая коньяк.
– Нет, я бы свихнулся, здесь же пропасть, нечего делать. Но иногда сбегаю сюда, почему нет.
– От кого тебе сбегать? Тебе же лет двадцать.
– Двадцать один, если быть точным. От родителей, конечно. То есть не совсем сбегаю, они догадываются, где я, просто отстают на время: понимают, что в некоторые моменты лучше меня не трогать.
– От таких заботливых родителей и сбегать как-то глупо.
Ян посмотрел на него исподлобья.
– А сам-то ты чего здесь? Тоже от кого-то сбежал?
– Нет, просто мама попросила меня продать эту квартиру, пока сама занята.
– Чем же она таким занята, что даже не может летом съездить на море?
– Ну, она занимается своим здоровьем – анализы, обследования, консультации.
– У нее какое-то серьезное заболевание, да? – Ян откинулся на стуле и улыбнулся.
– Надеюсь, что нет.
– Как это глупо, – он вдруг засмеялся. – А я вот, наоборот, мечтаю, чтобы мои родители как-то побыстрее уже заболели, да и с концами: они богатые, так что деньгами я буду обеспечен на годы вперед. Ну а пока ничего такого не случилось, я хочу продать эту квартиру и съездить за границу – хоть поживу по-человечески. Глядишь, за это время и с родителями что-то произойдет.
– А откуда у тебя здесь квартира?
– Мой отец тут вырос, это его матери. Она вот, кстати, была ничего, получше своего сына. В детстве меня то и дело отправляли к ней на выходные, когда я мешался в Сочи. Ну а я и не был против, бабка была заботливая. Только вот умерла рано. Родителям оказалось не до ее квартиры, у них ведь вечные сделки, встречи, переговоры. Они, черт возьми, очень важные люди, понимаешь. Ну и со временем эти ключи достались мне. Такая история.
Выпив коньяк, Саша поставил бокал в раковину.
– Тебе пора идти. А мне спать. У меня еще дел на целую ночь хватит.
Ян встал, совсем не шатаясь, как будто и не пил, и вышел в прихожую. Там он обернулся и сказал Саше:
– А что, может, завтра вечером сходишь со мной и Гердой в бар? Ее сестра тоже будет. Бары тут не очень приглядные, но зато веселые. И девушки хорошие – пойдем, тебе понравится.
– Если только я не просплю двое суток подряд, – сказал Саша и закрыл за Яном дверь.
Оставшись в одиночестве, он понял, как устал за прошедший день. Он стянул с себя футболку и лег в кровать. Атласная ткань покрывала холодила кожу. Из коридора в комнату просачивался слабый желтый свет. Саше захотелось его выключить, но он уснул прежде, чем смог заставить себя подняться.
* * *
На следующее лето после смерти бабушки Саша впервые увидел море: вместо деревни он с мамой поехал в Крым, в санаторий неподалеку от Ялты. Делать там было нечего, кроме как лежать на пляже, препарировать огромных медуз и ходить на процедуры – прогревания, массаж, ингаляцию, – так что весь отдых ему запомнился как бесконечный и сонный летний день, который длился и никак не мог закончиться. Именно с этим путешествием ассоциировалась у него потом строчка из стихотворения Бориса Пастернака: «И дольше века длится день» – ему казалось, что он и правда длился дольше пары веков. Тем более что мама заставляла его читать «Записки охотника» Ивана Тургенева, а скучнее этой книги, да еще на палящем солнце под равномерный шум волн, трудно что-то представить. Еще более удручало, что кормили в санатории ужасно: гороховое пюре, печенка, брокколи и тушеная капуста снились ему ночами, и с тех пор он не притрагивался ни к одному из этих блюд.
Несколько раз за время отдыха он с мамой ездил на экскурсии, где смог увидеть и путаные улочки Евпатории, и порт Севастополя, и гору Ай-Петри, и Ласточкино гнездо, и Ливадийский дворец, и Бахчисарайский фонтан. Мама постоянно жаловалась на дурное обслуживание и запущенность всего вокруг, но под конец отдыха ему было грустно уезжать из Крыма. Было жаль тенистых парков, огромных скалистых гор с елями и соснами, резных беседок в восточном стиле, небольших домиков с облупленными белыми стенами, гибких вездесущих кошек, розового ягодного мороженого в хрустальной фиалке, морского воздуха, сладкого от цветочной пыльцы, – все это хотелось взять с собой в город, сложить в мешок без дна и увезти.
В Москве его ждала неожиданная новость: оказывается, они вот-вот переедут в новый дом. Вместо двухкомнатной квартиры на Павелецкой, в здании еще сталинских времен, у них появлялась трешка в совсем новом доме, тоже недалеко от центра. Родители были уверены, что Саша обрадуется, ведь у него будет собственная комната, а не совмещенная с гостиной, – и он обрадовался, хотя заранее начал скучать по знакомой квартире, по высоким потолкам и прочной дубовой мебели, даже по нелюбимой школе.
Но больше всего ему было жаль расставаться с соседкой, Галиной Сергеевной. Несмотря на тяжелое имя, она была стройной красивой женщиной, которая в сорок с небольшим выглядела на тридцать или тридцать пять. Неважно, по какому поводу она выходила за порог квартиры, она всегда безупречно выглядела: в ярком облегающем платье, в широких белоснежных брюках и блузке кобальтового цвета – она неизменно красила губы красной помадой и обязательно подводила глаза, которые выглядывали из-под рыжей челки, – большие, с темными зрачками. Саша видел, как все мужчины во дворе смотрят ей вслед; даже отец провожал ее быстрым взглядом.
Однажды, когда родителям нужно было ехать в гости, а Саша болел, они попросили ее приглядеть за ним – после этого мальчик стал то и дело навещать ее после учебы. Однокомнатная квартира Галины Сергеевны была совсем не похожа на свою обладательницу – вещи пребывали в беспорядке, на полу валялись монеты вперемешку с цветными записками и окурками, а грязные окна были обклеены пожелтевшими газетами. Только кресло у торшера, кровать и гардероб с зеркалом выглядели более или менее опрятно. Поначалу Саша удивлялся этому, хотя и не показывал, а потом привык к хаосу, в котором она жила. По вечерам она снимала роскошные наряды, как сбрасывают мертвую кожу, надевала объемный махровый халат голубого цвета и без сил падала в огромное кресло, закинув ноги на мягкий изогнутый подлокотник. Она звала Сашу, просила сесть напротив себя, и начинала рассказывать о своих путешествиях и знакомствах: она любила бывать в Каннах и Конго, в Осло и Сеуле, в Праге и Тегеране, дружила с писателями, пиратами, наследными принцами. Она рассказывала увлекательно и легко, и казалось, будто за плечами у нее не одна жизнь, а несколько, и она их последовательно разыгрывает перед зрителем. Саша не все понимал из того, что она говорила, но слушал завороженно, а самым любимым моментом во всех историях была концовка, когда в руках Галины Сергеевны сама собой, прямо из воздуха, возникала какая-нибудь затейливая вещица, сувенир, привезенный из далекого города: нефритовая статуэтка, магнит с Эйфелевой башней, костяной браслет, бутылочка из синего стекла с морозным воздухом – все это она отдавала Саше, который не верил, что можно так легко разбрасываться подобным богатством.
Потом Саша обычно быстро уходил домой – он и рад был бы остаться, но к вечеру у Галины Сергеевны начинала болеть голова и портилось настроение. Как-то раз она даже сорвалась на него и накричала за нерасторопность, а когда Саша что-то ей возразил, она с размаху дала ему пощечину, так что щека у него покраснела и распухла, а из глаз брызнули слезы. Она сразу же принялась извиняться перед ним, встала на колени, руки ее тряслись, а Саша только молчал и не мог понять, что произошло, от удивления он не чувствовал боли. Дома он ничего не рассказал и через неделю снова решил пойти к ней. Галина Сергеевна радостно ему улыбнулась. Она выглядела не так, как обычно: голубой халат был грязным, а волосы лежали нерасчесанными, как придется. Привычных историй тоже не было: она попыталась начать что-то рассказывать, но запуталась в именах и датах, в географических названиях. Это ее вывело из себя – она впилась ногтями в спинку кресла, а потом посмотрела прямо на Сашу долгим немигающим взглядом, словно бы стараясь увидеть сквозь него что-то еще. Но за ним не на что было смотреть: за спиной была только стена в цветочных обоях, и все.
Вместо несостоявшегося рассказа Галина Сергеевна решила напоить его чаем и повела на кухню. Там она долго искала на полках все необходимое – заварку, чашку, блюдце, – а когда нашла, села напротив Саши, поставила перед ним фиалку с засохшим овсяным печеньем и расплакалась, случайно увидев себя в зеркале, висевшем над столом. Вытирая слезы ладонями, она часто дышала, и в сумрачном свете, затопившем кухню, Саша вдруг увидел, как она стареет у него на глазах, как становится частью этих пожелтевших стен, этого грязного пола, этого неубранного, в крошках, стола. Он испугался, но все равно спросил:
– Почему вы плачете?
– Если честно, – говорила она, снова стараясь успокоиться, – если честно сказать тебе, если честно, – ее голос дрожал, – я не помню, как тебя зовут. И я не помню, как называется эта, эта… из чего ты пьешь этот чертов чай. Понимаешь?
– Так меня Сашей зовут. А вот это – чашка. И все. И из-за этого вы так плачете?
– Саша, да, Саша, я где-то запишу, только найду ручку. Ты не видел ручку? Куда я могла ее положить? – Галина Сергеевна стала искать ее под столом, а потом вдруг резко выпрямилась и посмотрела на мальчика сверху вниз. – Мне кажется, мой дорогой, мне кажется, – она судорожно вздохнула, – вам пора идти к себе. Немедленно. Немедленно!
Зачем-то взяв печенье, он медленно встал со стула и ушел и больше никогда не видел ее. Только подростком он узнал от мамы, что Галина Сергеевна была женой успешного бизнесмена, который отселил ее в однокомнатную квартиру, когда ее поведение стало невыносимым: за час она могла успеть впасть в смертельную меланхолию, а потом стать веселой до дрожи в руках. Он хотел с ней развестись, но не стал этого делать, когда выяснилось, что причиной поведения жены является не ее вздорный характер, а опухоль в мозге. Галина Сергеевна страдала рассеянным склерозом и наотрез отказывалась принимать блокирующие таблетки по странным религиозным принципам, хотя в церковь ходила разве что на Пасху. Какое-то время после начала жизни в этой квартире она еще держалась, а потом болезнь стала стремительно развиваться и победила. Муж нанял ей сиделку и раз в неделю приходил сам; правда, довольно скоро он перестал это делать.
Когда вещи были собраны и зазвонил домофон, сообщавший, что два грузовика с мебелью готовы трогаться и ждут только их, Саша вдруг понял, что навсегда уходит из этой квартиры и из этого дома. На лестничной площадке, пропахшей табаком и продуваемой насквозь солнечным августовским ветром, он невзначай помахал рукой, как будто самому себе, и постучался к Галине Сергеевне, чтобы попрощаться, – но она не открыла.
Спустившись на улицу, он забрался в грузовик вместе с мамой и сел поближе к окну. Машина долго не трогалась, и он все смотрел и смотрел на детскую площадку, освещенную солнцем, посреди тенистого двора, и ему вдруг захотелось выскочить наружу и удержать все это – и зеленые тени, и свет на пыльном асфальте, и выцветший бордюр – оранжевый и желтый, синий и голубой.
– Ну, пора ехать, – отец постучал в окно и улыбнулся.
3
Когда хороший фильм заканчивается не так, как я задумала, – любимые герои умирают или расстаются или злодеи торжествуют, – мне всегда хочется после титров пересмотреть кино заново: а вдруг на этот раз все обойдется и будет другой финал? Так же у меня дела обстоят с книгами или даже с обычными новостями – кажется, если прочитаешь об одном и том же теракте в разных газетах, то, может, число погибших уменьшится или выяснится, что тревога вообще была ложной.
Но, конечно, это плохо работает: фильмы заканчиваются, как закончились и в первый раз, а число жертв обычно только растет.
Думаю, что так же ничего не изменится и с моими новостями, сколько бы раз я ни перечитывала свой диагноз, сколько бы ни складывала и ни разворачивала вновь больничный листок. Странно, когда я только ехала к врачу, когда шла по коридору, когда садилась напротив него в хорошо проветренном кабинете – мне, кстати, очень продуло шею, – я думала, что готова к самому плохому. Что я заранее смирилась со всем, приняла любой диагноз. Я даже просыпалась с этой мыслью: ну рак, ну умру – ну и ладно, и ничего страшного. Сколько людей через это прошло, так чем я хуже или лучше них? Но, оказывается, я только думала, что готова, а на самом деле просто была уверена, что все обойдется.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=51790815&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
