Никита Киров "Волк 8: Лихие 90-е"

Ремезов затушил сигарету и хрипло откашлялся. Несколько секунд он молчал.

– И заодно начали лезть в наши оперативные дела, узнавать, кто у нас агенты, кто информаторы, кто с расследованиями помогал, кто расписки давал, по любым поводам. Короче, куча людей, с нами связанных, могли крепко влететь. Эти дела мы по ночам сжигали.

– Слышал, – я кивнул.

– А вот Револьд поступил иначе. Часть бумаг сжёг, а часть себе спрятал, на случай, если пригодится. Работал-то он долго, по всей Сибири и Дальнему Востоку, архив остался солидный. Он же всё считал, что вот-вот, ещё год-два, и опять Советский Союз будет, и КГБ заново откроют, вот и готовился вернуться и вставить всем, кто наверх поднялся.

– Значит, компромат у него есть на многих.

– Угу. Вот и поделился со мной одним листиком. Блин, закончилось.

Он показал на капельницу, в которой закончилось лекарство. Я вышел позвать медсестру, и подождал, когда она закончит. Ещё Ремезову полагался укол, но полковник уговорил её подождать, хотел успеть рассказать всё важное, несмотря на боль. Она вышла, он закурил снова и продолжил:

– Револьд мне сказал, что много чего интересного про Эдика знает. Дал только одну бумажку, но были ещё, – Ремезов усмехнулся. Лоб у него блестел от испарины. – Сказал, что завтра, то есть уже сегодня, придёт в управу при всём параде, в мундире, с медалями, и остальное принесёт. Только чтобы официально всё.

– А тебе дал копию?

– Угу, но у него ещё есть. Старик много интересного знает, говорит. И про Эдика, и про Захара покойного, и даже про Витю Батумского, который сейчас Смотрящий в области. Говорит, проблемка у него есть большая, но не сказал какая. Всё завтра, говорил.

– А на этого Шелехова у него что-нибудь есть?

– Вряд ли, он московский, они не пересекались. На Горбаня может быть что-то и есть, но Револьд его не выдаст, – полковник нахмурил брови. – Да нам и Эдика хватит. Если прижмём его, тот сам и Горбаня сдаст, и кто груз поставляет, а дальше всех сами раздавим. Но всё должно быть точно.

– Мне бы с этим дедом поговорить. Но у меня вопрос, неужели никто из воров про него не знает?

– Ну нет, раз он до сих пор сидит живой на этой горе компромата. Короче, – он задумался. – Можешь съездить, скажешь, что от меня, объясни что случилось. Но будь готов, что он может и матом послать, дед вообще вредный стал. Бухает ещё по-чёрному.

– Разберусь, я тоже не подарок. И где эта расписка?

– В бумагах была, надо искать. Я говорил Кольке… набери-ка его, напомню..

Я набрал номер Кузьмичёва и приставил телефон к голове Ремезова. Тот приказал майору ещё раз перепроверить бумаги, найденные на месте происшествия. Кузьмичёв заявил, что старая расписка не попадалась, но он посмотрит внимательнее.

Тут я уже напрягся. Как-то всё слишком совпало. Надо бы съездить к этому Револьду, пока не поздно. Покушение на Ремезова устроили, когда он возвращался от него. Наши враги тоже могут быть в курсе про старого чекиста, и любую связь предпочтут оборвать. Тем более, раз устроили покушение на действующего полковника ФСБ, назад дороги уже нет, пойдут дальше.

– А что у тебя с охраной? – спросил я.

– Какая охрана? – он покачал головой и поморщился. – Официально же авария. Надо душить кого-нибудь, чтобы дело начинали, а я пока здесь. И праздники не вовремя, пока Москва проснётся, пока почешется… Я бы и к Револьду людей отправил, но…

– Тебе нужна охрана сейчас, хотя бы на ближайшие дни. Но если я своих поставлю, могут менты приехать и их арестовать, а потом кто-нибудь закончит. Или меня подставят под это дело. Когда здесь Крюков лежал, нас прикрывал ты, а сейчас некому.

– Кузьмичёв может.

– Он молодой и никого не знает. Хм, – я задумался. – Дай мне номер Левшинова из читинского СОБР, я с ним поговорю от твоего имени. Ты же его хорошо знаешь, а он принципиальный, замучаются на него давить. Отправит пару ребят тебе на помощь, а я им оплачу работу. А то пока твои почешутся, время пройдёт.

– А ты много для меня делаешь, Макс, – он выдохнул.

– Потому что надо.

Не сказал, что во многих случаях я избегал части проблем по двум причинам: в конторе работало много людей с оружием и боевым опытом и что я лично знал офицера ФСБ. Но раз Ремезова вывели из строя, могут возобновить нападки. А мне нужен прожжённый кгбшник, чтобы отбиться от угрозы, а не молодой кабинетный офицер, каким был Кузьмичёв. Да и что-то он подозрительно себя вёл.

– Ты лечись, – сказал я. – И дай мне адрес этого деда, я съезжу к нему. Может, ещё чего подкинет полезно.

– Ща, вспомню, будет тебе адрес.

– И подсказывай, что ещё полезного в голову придёт и кто надёжный, чтобы обратиться за помощью. А то сейчас наглеть начнут многие.

– Договорились. Ещё одна вещь. Они прибыли с центра, – сказал он приглушённым голосом. – Но действуют через местных.

– Полковник Шелехов и майор Горбань. Да, но Шелехов же не будет делать всё сам, у него есть майор для этого, у которого остались старые контакты.

А про себя подумал, что если Горбань не будет делать всё своими руками, то и Шелехов не станет заниматься этим сам. А он далеко, и люди на местах подумают, стоит ли помогать Шелехову, когда Ремезов рядом? Рано или поздно он выздоровеет, главное, чтобы дожил до этого момента.

Но если всё подстроили по приказу Шелехова и связанных с ним людей, то действуют они в тайне. А что они могут бояться в это время? Огласки, например… но об этом ещё надо было подумать.

Больше Ремезова я мучать не собирался, позвал медсестру вколоть укол. А на тумбочке я оставил газетку, где на главной странице было чёрно-белое фото со вчерашнего закрытия Олимпиады в Нагано, Япония.

Там же опубликован медальный зачёт, где у наших было третье место, а первое у немцев. Как я и ставил, и о чём однажды говорил с Ремезовым. Судя по его взгляду, он тот разговор вспомнил, но ничего не сказал, засыпал после укола.

* * *

Посёлок Каштак находился на окраине Читы. На машине туда ехать не так и долго, но едва отправился в путь, как понял, что легко с этим не будет.

Убедился в этом быстро. Когда прибыл по нужному адресу в частном секторе, то на месте дома увидел только чёрные обгоревшие брёвна, обрушившуюся крышу, лежащие повсюду осколки лопнувшего шифера, и полуразрушенную кирпичную печь в центре руин. Чуть дальше стояла баня, целая, если не считать выбитых стёкол.

Снег не выпадал давно, а старый вокруг дома растаял после пожара, обнажая неубранный с осени мусор. Деревянные ворота были выбиты и лежали на земле, похоже, их сломала пожарная машина, которая прибыла тушить огонь. На остатках печки сидела ворона, которая взлетела, когда я подошёл к калитке. Номер дома был написан мелом, его ещё видно – 27. Сюда мне и было нужно, но делать здесь уже нечего.

– Взорвался, о-ей-ё, – услышал я чей-то голос за спиной. – Как бахнуло, аж стёкла задрожали! Я ещё давеча говорю, что он бухат много, кабы чё не случилось.

Из калитки дома напротив выходил седой усатый дед в тёплой клетчатой рубахе синего цвета и шапке-ушанке. Он выкатывал за собой тележку с большим алюминиевым бидоном на ней, похоже, собрался ехать с ней за водой на ближайшую водокачку. Грязные от угольной пыли и пепла китайские дутики скрипели при каждом шаге.

– Тот, кто здесь жил? – спросил я. – И как взорвался?

– Так алкаш был, – дед махнул рукой. У него был своеобразный местный выговор, как у многих стариков. – Старый Револьд, вон, здесь жил, один, жена-то у него давно померла. В милиции, говорел, работал раньше. Бухал по-чёрной, кажный день. Пожарный говорел, каво он, пьяный был, с сигаретой уснул, а у него баллон с газом на кухне стоял, большой такой, красный. Вот и загорелось, и как рвануло сегодня ночью! Внуков напугал, всех, о-ей-ё! Всю ночь тушили! А у меня сено ж, я всю ночь вон караулил бегал, воду готовил, тушить хотел. Уголёк бы какой прилетел, занялось бы и всё! А сгорело бы, чем бы я корову кормил? А без коровы-то сложно, у меня старая её доит, так хоть молочко продать можно. Я ж раньше-то на мебельной фабрике работал, потом гонят с работы-то, старый стал, говорят, а я говорю, давайте хоть сторожем поработаю…

Дальше он жаловался на пенсию и на Ельцина, но ключевое он сказал в старом начале. Старый Револьд, ещё только вчера говоривший с Ремезовым, был мёртв, сосед лично видел, как выносили чёрные после пожара останки.

А ведь старик не говорил соседям, что работал в КГБ, хитрил.

– А бумаги не видели? – спросил я на всякий случай.

– Какие?

– Ну может быть, какие-то кипы бумаг? Старые дела, папки, всё такое…

– Ничё такого не видел. Да и какие бумаги? Старый он был, бухал, но, – тут дед хитро усмехнулся. – Бабу-то молоду себе завёл.

– Какую бабу?

– Да ездила к нему, он даже не пил эти дни.

Слава, куривший рядом с БМВ и слушавший разговор, вдруг свистнул и показал мне на другой конец улицы. Там только что скрылась жёлтая машина, иномарка, но модель я не рассмотрел.

– Сюда ехала, – сказал Слава. – А потом нас увидела и развернулась. Жёлтая ауди.

– Точно ауди?

– Похоже, но не уверен.

От деда удалось только выведать, что к старику Револьду приезжала молодая женщина на жёлтой машине, пару недель как. Больше ничего.

* * *

Пришлось возвращаться. Странно, что Кузьмичёв ничего не сказал о погибшем Револьде, он точно должен был знать, что погиб ветеран КГБ, особенно тем, которым интересовался его шеф.

И бумагу он не нашёл. Я плохо знал майора Кузьмичёва, не понимал, какой это человек и что он хочет. Но полагаться на него не буду, а то мало ли, вдруг он решил поработать с коллегами из центра и кинуть Ремезова.

А это значит, что силового прикрытия у меня не будет. Дальше сам, пока Ремезов не вернётся к работе. Впрочем, я не приучался к хорошему, и большинство проблем мы решали сами, подключая остальных по необходимости. Сейчас такой же случай, хотя будет сложнее.

Покушение может быть и на меня. Повсюду буду ездить с вооружённым Славой, а в заплечной кобуре держал не служебный ИЖ, а тот ПСМ от Ремезова. Несмотря на габариты, это опасное оружие. Ослабленный патрон ИЖ вполне мог не пробить зимнюю одежду, а вот ПСМ, по словам Жени, прошивал лёгкие бронежилеты не хуже ТТ. Не зря же мне его подогнал полковник, пусть будет при мне на самый крайний случай.

Вернулся в гостиницу. Едва мы дошли до номера, как Слава полез под куртку, завидел человека в чёрной кожанке. Но оружие не доставал.

– Максим Михалыч, – отозвался тот с лёгкими блатными интонациями, демонстративно держа руки на виду. Во рту он гонял жвачку. – Меня послал Виктор Владимирович, хочет с вами переговорить сегодня вечерком, часиков в восемь, в ресторане внизу. Сможете?

– А что за Виктор Владимирович? – спросил я.

Мужик в кожанке, всё ещё гоняя жвачку, огляделся по сторонам.

– Витя Батумский. Слыхал?

– И что ему нужно?

– Говорит, базар один есть, – мужик уже говорил более привычным для него образом. – И в этом интерес для тебя самого. Будет ждать.

Слава покачал головой. Я пока отправил его отдыхать, а сам зашёл в номер, чтобы зарядить телефон. Разговоров сегодня будет много, и надо пользоваться, вдруг возобновят прослушку после праздника.

Первым позвонил Антонов, когда я ещё не успел переодеться.

– Слушай, Волк, что стряслось, – голос был взволнован. – Как там твой знакомый из ГБ?

– Мы этой шахтой заниматься не будем, – отрезал я, усаживаясь на край жестковатой кровати в номере.

– Да я не про шахту! Тут мэр себя странно начал вести. Затребовал отчётность, ещё какие-то бумажки, спрашивает за угольный разрез. Про налоговую начал базарить. Обычно, они так себя ведут, когда денег хотят…

– И в чём проблема? Он же у тебя с рук ест, ты мне сам говорил.

– Так сейчас-то Муратов не хочет денег! И вредничает, как баба! Или наезжает, не знаю! Может, кто его заставил на нас лезть? Его бы прижать к ногтю…

– Можно прижать его через газету, – я задумался. – Вспомнить про его племяша, чем он прошлым летом занимался, и кого там на даче нашли. Но пока погоди, тут надо подумать…

– Точняк, – Антонов обрадовался. – Знаю я тут одного местного журналюгу, приглашу его на рюмку чая.

– Без меня не начинай. Тут надо планировать.

Едва он отключился, позвонил Женя.

– Слушай, Волк, – приглушённым голосом сказал он. В трубке был слышен ветер. – Тут это, сегодня на точку нашу, в кафешку ту, мясуха пришла, сразу к хозяину заявились, два быка. Предлагали к ним под крышу идти. А потом к нам Череп послал человека. Просит переуступить ему точку, типа не забудет, потом поможет.

– Мы тоже не забудем. Охрану усилить, никого туда из братвы не пускать. Занимайся сам, Женя, они тебя побаиваются. Но один никогда не оставайся, понял?

– Да, понял, – Женя вздохнул. – Жёстко всё?

– Справимся. Не в первый раз. Приеду, буду с ним сам говорить, а то он охренел.

Я положил телефон на тумбочку. Успел принять душ, переодеться, и только после этого телефон зазвонил снова.

– Здорова, Волк, – раздался голос Студента. – Как оно?

– Разбираюсь с делами, Ваня.

– Тут тема нездоровая пошла. Пацаны вдруг заговорили про твой комбинат. Но я эти разговоры пресёк, и Иваныч тоже не собирается против тебя идти, сегодня с ним базарил. Решили, что стоит тебя предупредить, а то где одно, там второе.

– Благодарю, что предупредил, Ваня. Не просто так вспомнили.

– Да-да. Мы с Иванычем переговорили, лезть не будем, как ты нам тогда помог, мы помним. Но… как бы это, ты сам понимаешь, что мы… это… ты короче это, Волк, охрану не ослабляй, вот чё тебе скажу.

Кажется, он даже смутился. Хочет сказать, что хоть и не будет лезть, но и помогать не будет. Вернее, о помощи его можно будет попросить, но за это придётся расплачиваться. Но хоть сказал, это тоже неплохо, пригодится.

– Благодарю, Ваня. А от кого это пошло?

– Слушай, я тут…

– От Эдика? Или от Черепа? Череп уже без дела не сидит. Но если он поднимется…

– Слушай, – Студент издал какой-то протяжный стонущий звук, будто не хотел говорить, но пришлось. – Могу пробить, кто тему эту задвинул. Точняк, что со стороны пришло, а не сами пацаны прикинули. Мало ли, вдруг кто ещё захочет места побольше.

Студент помнит, что я его выручал, да и Крюков надеюсь ещё не забыл. А если и забыл, то спорить с Иваном он не захочет. И кроме этого, у меня есть чем зацепить пивзавод. Ведь если Череп или Эдик заполучат себе комбинат, они этот пивзавод размажут сразу, и Крюков должен это понимать. Как понимать, что сам он такой кусок не потянет.

Пока же мне достаточно, чтобы пивзавод оставался нейтральным, а я бы разобрался с проблемами и посмотрел, на что готов идти Череп, который решил, что у нас нет силового прикрытия. Ну, если он и правда так думает, то зря. Так и обжечься можно.

Когда приеду, придётся снова вести много разговоров с местными авторитетами. Вот только долгое побоище невыгодно никому, им куда выгоднее будет убедить меня свалить и сдаться… ну или просто грохнуть, чтобы не мешался. Никто же из них ещё не понимает, что комбинат они не увидят, тут задействованы другие силы.

А пока же я спустился в ресторан, расположенный на первом этаже гостиницы. Ровно в восемь, не раньше и не позже, а в точное время. Мой собеседник прибыл одновременно со мной.

Невысокий пожилой мужчина в очень дорогом чёрном деловом костюме и с аккуратно подстриженной седой бородкой. Грузин, многие воры в законе – грузины.

На шее у него был повязан тёмно-синий шёлковый шарф, вытатуированных перстней на пальцах уже не видно, он их давно свёл. Больше он походил на актёра, чем на вора в законе. Впрочем, среди воров было много талантливых артистов.