Сунув его под мышку и наклонившись, Алекс, казалось, носом ощупывал бледно-кофейные плитки кафеля, где не было и намёка на технические устройства. Через некоторое время он повернулся, окатив Светку тяжелым, полным непонимания взглядом, затем стал осматривать заднюю поверхность зеркала. Для верности даже поскрёб ногтем.
– Дай мне и возьми молоток. – Светка протянула руки (Алекс вопросительно сморщился). – Разбей кафель. Чтобы убедиться, что в стене ничего нет. Иначе тебя не отпустит.
Положив зеркало на стиралку, убитый Алекс, шаркая тапками и покачиваясь, поплелся в зал, где плюхнулся в кресло и подобрал ноги.
Выскочив следом, Светка побежала к дивану. Хлюпая и давясь слезами, завалилась лицом к стене. Громкие истеричные рыдания заполнили зал.
Сколько это продолжалось, Алекс не помнил. Он сидел, тупо уставившись в стену, не думая ни о чем.
Светка притихла и заворочалась. Села, вся в слезах и соплях, с раздутым носом и вспухшими искусанными губами.
– Ты пойдешь к врачу? – гундосо спросила она.
Алекс молчал.
– В общем так, – Светка тёрла рукавом лицо. – Мои силы кончились. С тобой мне не совладать… Да и не знаю, есть ли у меня такие права… (Брови Алекса сошлись, но он продолжил смотреть в стену). В общем так. Я передам записи и письмо Ольге Николаевне. И как она… Как вы с ней решите, так и будет. А у меня после этого будет своя жизнь.
– Маму не надо впутывать, – глухо сказал Алекс. – Пойду я к врачу. Пойду. Сам понимаю. Ты только запиши меня… Сделай, что надо. И я пойду. Не бросай меня. Я буду лечиться.
* * *
Принять решение тяжело. Но куда тяжелее его исполнить.
Как это будет? Как? И какой он, этот Кривоспицын? Что меня спросит? А что скажу я?
Ночами Алекс пытался представить беседу с доктором. Мысль о том, что ему придётся открыть Джулию, выставить ее напоказ, как экспонат, а потом отвечать на тупые и бестактные вопросы, кидала Алекса из пекла в озноб. Это было равносильно убийству Джулии. Такого предательства она не выдержит, наверняка, бросится из окна, живи она хоть в своём средневековье, хоть в лабиринтах его воспалённого разума. Да, он болен. Да, готов к лечению. К лечению, но не предательству. Ведь, живя в его голове, она тотчас об этом узнает.
Бред? Да, бред. Я болен, потому брежу. Но она-то есть. И так случилось, что я до беспамятства в нее влюбился. В эту воплощенную частичку себя. Такую тонкую и ранимую. Она не вынесет предательства.
Да и почему я должен о ней рассказывать? Ведь человека лечат от глюков, а не от Джулии, Вероники или Марии. Да хоть от Джона… Надо придумать глюк.
Мысль эта принесла успокоение и сон.
Для своего тайного лечения Алекс взял полный отпуск, и на всякий случай, оставил Женьке заявление еще на две недели за свой счет. Этого должно хватить. Другу он что-то наплел про ремонт у матери и отдых в Геленджике.
Светка тоже взяла неделю отпуска, чтобы быть рядом. Хотя, лучше бы этого не делала. Или нет, всё верно, спасибо, что взяла. Алекс не мог понять, что лучше, что хуже.
Во всяком случае, она оттаяла и повеселела, и, как могла, отвлекала его от тяжких мыслей. Стоит признать, она не только не выпытывала, а даже словом не обмолвилась о случившемся. Правда, зеркало пока решили убрать. Обернув одеялом, спрятали в шкаф за зимнюю одежду.
Бывало тяжко, особенно, когда Светка уходила в магазин. Пару раз Алекса накрывало так, что он, дабы не броситься к шкафу, запирался в туалете, трясся, жмурился, кусал до крови губы и бил себя кулаками по голове.
Когда отпускало, возвращался в «семейную идиллию» досматривать очередной фильм. Ради Алекса, Светка с неподдельным интересом смотрела даже фантастику.
В это утро Алексу показалось, что он проснулся внутри сна, и пошел, как зомби. В том же сне побрился и умылся. Горячие бутерброды и крепкий кофе. Потом Светка за рулём арендованной машины что-то болтала взахлёб. И вот уже больничный двор. Вахта. Гардероб. Лифт. Стулья коридора – изящные, на гнутых ножках, бежево-кофейных тонов.
4. Авиадиспетчер
Такие же стулья были и в отдельной палате, которую позволила страховка. Доктор не обманул – палата напоминала гостиничный номер. И теперь, валяясь в домашней одежде на застеленной кровати, Алекс думал, что этот комфорт сыграл с ним злую шутку: если бы речь шла об общей палате, он ответил бы однозначным отказом, а там будь что будет. И тогда не помогли бы ни речистые обороты, ни кандидатская степень молодого доктора, ни его страшилки. Тем более, что Алекс не предполагал здесь оставаться – ну не псих же он, опасный для общества. Поэтому слова Кривоспицына о 3–4 месяцах стационара ударили молотом по голове. После чего, измученный долгой беседой, он потерял способность сопротивляться.
Сейчас пытался вспомнить, в какой момент появилась Светка, прижалась, стала гладить ему руки и целовать лицо. Затем внимательно читала договор о добровольной госпитализации, пока лобастый доктор с расставленными крупными глазами давил убедительными фразами.
«Поймите, у вас комплексные галлюцинации. Зрительные и слуховые, да еще усугублённые головокружениями. Болезнь быстро прогрессирует. И если сейчас они в зеркале, то вскоре могут являться из каждой двери или шкафа. Поверьте, три-четыре месяца – не такая большая плата за возвращение к нормальной жизни.»
Ради возвращения к жизни можно и потерпеть. Вот только не убедил доктор, что этот стационар не станет ему пропиской или пожизненным клеймом.
Одно грело душу – Джулию он не предал. Вместо неё скормил психиатру сексапильную блондинку Леночку из архива, на которую пялились все мужики СКБ. И вышло так красочно, что, когда Алекс сочинял обтягивающую футболку на высокой тугой груди без лифчика, доктор довольно крякнул.
Когда подошло время обеда, Алекс уже знал, что здесь не едят, а «принимают пищу» и делают это исключительно в общей столовой. От мысли о «приеме пищи в коллективе» било током, поэтому обед был пропущен. Но к ужину недовольно бурчавший живот выгнал Алекса из убежища.
Внушительное меню приятно удивило. Две нянечки сновали меж столов, выспрашивая и удивительным образом запоминая. Кому-то несли сразу, а с кем-то вели загадочный диалог, расшифровывая мычание и тыканье пальцем, как у патлатого с большой бородавкой на носу.
Сев за просторный двухместный стол и попросив куриные крылышки с гречкой, солянку и компот, Алекс украдкой рассматривал «собратьев», суетливо заполнявших зал. Вдруг из-за спины выскочила девица лет двадцати пяти с крупными зубами и широкой наивной улыбкой. Показательно дернув черными косичками, она плюхнулась напротив.
– Привет. Новенький?
Прозвучало как в пионерском лагере, словно лет им было двенадцать-пятнадцать. Алекс едва не подавился.
– Александр, – буркнул он и огляделся, словно ожидал помощи в защите его прав на личное пространство. Но никто не торопился оттаскивать одного психа от другого, потому, что дисциплина не нарушалась. И Алекс стал отыскивать свободный столик. Только вот гудевший ульем зал был почти заполнен.
– Ты случайно не авиадиспетчер? – хитро спросила девица.
– С чего вдруг?
– Там до тебя диспетчер лежал. Говорил, что в грозу у него три самолета над морем столкнулись, оттого он и попал сюда. Врал, конечно. Он и вырос в психушке. А в отдельной палате его к лоботомии готовили. Но после операции мы его больше не видели.
У Алекса пропал аппетит. Отодвинув тарелку, он заметил напряженный заинтересованный взгляд темных маленьких глаз. Крупноголовый лысый парень неопределенного возраста со слегка оттопыренными круглыми ушами внимал из-за соседнего столика. Алекс взял компот, продолжая смотреть, в надежде, что лысый отвернется. Но в этом заведении всё было по-другому, и в суровом лице соседа мелькнула тень благодарной улыбки за внимание Алекса.
Лысый всё же отвел глаза, чтобы наградить недобрым взглядом девицу, сидевшую к нему в профиль. И Алекс понял, что не будь её, у него сейчас был бы другой, возможно, менее приятный собеседник. Оглядевшись, он заметил и другие знаки внимания.
Девица придвинулась ближе и доверительно зашептала:
– Он ссался. В постель. Ты посмотри матрас, там пятна должны быть.
Поставив стакан с нетронутым компотом, Алекс нервно поднялся и быстро направился к выходу.
– Меня зовут Ляна. Слышь, сегодня суббота. Приходи в зал, на первом… – кричала вслед девица, но Алекс ее уже не слышал. Вышагивая по длинному коридору, он мысленно клял себя за согласие, а также Светку, соседку-анонимщицу, Кривоспицына с его отдельной палатой, а еще ни в чем не повинного Женьку.
Проскочив без внимания ярко освещенный пост, Алекс замедлил шаг, остановился, и вернулся неуверенной походкой. За высокой стойкой, на которую он оперся локтями, спиной к стене сидела дежурная сестра, в чепчике и халате, усердно раскладывая таблетки в большую кассетницу с фамилиями и номерами палат. На вид, немного старше Алекса, с крупными, чуть грубоватыми чертами, в целом симпатичная, но совершенно не в его вкусе. Алекс поздоровался, поймав игривый взгляд и дружелюбную, слегка натужную улыбку полных, неуместно ярких губ.
– Курганов? Из сто восемнадцатой? Могу чем-то помочь?
– Да… – замялся Алекс. – Не знаю, как сказать. У вас запрещено брать с собой обеды. Нельзя ли, в виде исключения… мне… Я гарантирую чистоту и возврат посуды…
Пока Алекс говорил, лицо сестры медленно скисало, и по его выражению Алекс понял, что он далеко не первый, кто начинает именно с этого.
– Вас кто-то обидел?
– Нет, нет…
– Кто-то потревожил вас своей назойливостью?
– Не совсем… Хотя… Мне так хотелось побыть одному.
– Я вас понимаю, – вздохнула сестра и поднялась для доверительного разговора. – Но вы нас тоже поймите… (Опустив быстрый взгляд, она выхватила откуда-то его имя) Александр. Если мы сделаем исключение для вас, то как сможем отказать другим? А если половина или даже треть пациентов станет носить обед по палатам, во что превратится наше отделение?
– Я понимаю, – виновато промямлил Алекс, затем попытался сбивчиво объяснить что-то про личное пространство, делая упор на отсутствие одноместных столиков в обеденном зале.
Внимательно слушая, сестра молча и согласно кивала, затем вышла из-за стойки. Алекс отметил чертовскую привлекательность ее фигуры, которую не мог скрыть халат. Жестом пригласив его сесть на один из стульев, она села рядом.
– Скажите, Александр, вы надеетесь полностью излечиться?
Алекс скроил такое лицо, что сестра положила на его руку свою мягкую ладонь.
– Ну, ну. Вы обязательно поправитесь. Я это вижу наверняка, иначе я не стала бы с вами говорить. А теперь послушайте. Некоторых пациентов с похожими симптомами не удается полностью избавить от проблем. И они возвращаются с рецидивом. А потом еще и еще.
Алекс слушал столь напряженно, что сестра заискивающе улыбнулась, пытаясь его подбодрить, затем повернула лицо навстречу тихим шагам. Мимо проходил тот самый лысый мужичок. Бросал короткие испуганные взгляды, демонстративно отворачивался, но возле них существенно сбавил шаг. Почти остановился. Затем резко, по-птичьи, повернул голову на молчавших и обратно.
– Толик. Толюшка. Ты что-то хотел спросить?
Поскольку хотел он не спросить, а послушать, то встрепенувшись, Толик быстро зашагал прочь.
С улыбкой проводив его, сестра продолжила:
– Знаете, что с ними бывает дальше? Сначала их бросают жены или мужья. Затем забывают друзья, сторонятся подрастающие дети. И зачастую, их посетителем остается лишь престарелая мать. Но наступает момент, когда к ним больше некому приходить. Раньше они жили отдельно, и это было ужасно. Сейчас они здесь, и им крайне необходимо общение с новыми людьми. Без этого они страдают, усугубляя своё безнадежное положение. В этом их последнее лекарство. Не отстраняйтесь от этих людей, Александр. Никто не знает будущего. Может кто-то когда-нибудь не отвернётся и от вас.
Подскочив на нервных пружинах, Алекс пробормотал невнятные сочувствия и устремился по коридору с ощущением, будто через него пропустили долгий электрический разряд.
Влетев в палату, сдернул постель с простынёй и подушкой. Матрас выглядел чистым и почти новым. Если не считать крохотного желтого пятнышка на торце, которое Алекс не сразу заметил. Но как заметил, резким движением перевернул.
Глядя на густые желтые разводы, красочно дополнявшие ужин и беседу с сестрой, Алекс с нарастающим ужасом ощущал, как психушка заглатывает, разжевывает и проталкивает его в своё нутро. И чёрт его знает, чего он сейчас боялся больше – запущенной болезни с глюками из шкафов, которые могут быть, а могут и не быть, или кошмара здесь и сейчас, в который он едва окунулся, но уже точно понимал, что вынести его не хватит сил.
В бархатной желтизне узоров вдруг привиделся спасительный выход. Алекс с силой утопил кнопку вызова дежурной сестры.
Вздёрнув бровями, Елена Сергеевна растеклась монотонными успокоительными извинениями.
А толстая невысокая горничная, лет пятидесяти на вид, с редкой седой щетиной на бороде и верхней губе, божилась, что матрас был перевернут, бросая на Алекса короткие злые взгляды.
– Машенька, – сказала Елена Сергеевна, глядя на горничную сверху вниз. – Тебя ни в чем не винят. В твоем хозяйстве есть новый матрас? На котором никто не спал?
Машенька одарила Елену Сергеевну долгим пронзительным взглядом.
– Вот и прекрасно. Машенька, под мою ответственность, организуй, пожалуйста, замену.
Пожав плечами и бросив на Алекса недобрый взгляд, горничная, переваливаясь, протопала к двери, где громко крикнула какую-то Алию. И вдвоем с худой испуганной Алиёй, кряхтя и бурча под нос, они потащили матрас на выход.
– Ну вот, Александр. – Сестра развела руками. – Еще раз приношу извинения. А поскольку спать на этом матрасе вам не пришлось, считаю инцидент исчерпанным. Вы удовлетворены?
– Нет. Этого недостаточно.
– Конечно. – Елена Сергеевна подтолкнула носком туфли лежавшую на полу подушку к куче простыней. – Вам застелют новое бельё.
– Я попрошу вас, уважаемая Елена Сергеевна, – со скрываемым, но заметным раздражением произнес Алекс. – Распорядиться принести мои вещи. И оформить нужные бумаги. – Он руководящим жестом поиграл пальцами в воздухе. – Я покидаю ваше заведение. Сейчас же.
После вздоха в лице дежурной сестры читалась усталость от не совсем приятных, но наперед известных действий. И Алексу совершенно не понравилась умильная ирония, проскочившая в ее взгляде.
– Уважаемый Александр Евгеньевич. Пожалуйста, присядьте и выслушайте. – Она показала на стул, но Алекс твердо отказался. – Во-первых, до понедельника это невозможно по причине отсутствия руководства.
Тут в дверь ввалилась процессия с пыхтящими недобрыми лицами и запаянным в полиэтилен матрасом. Алекс и Елена Сергеевна молча наблюдали, как матрас был водружен на кровать, как подняв с пола бельё, ушла Алия и как Машенька ножницами отрезала по контуру прозрачный чехол. Сунув ножницы в карман и комкая на ходу мусор, Машенька исчезла в двери, а Елена Сергеевна продолжила:
– Во-вторых, перед ужином вы получили лекарства, и теперь мы обязаны следить за вашим состоянием. Кроме того, вами подписано добровольное согласие на возможность принудительного удержания в течение семи дней с начала лечения.
– Бред, – произнёс терявший самообладание Алекс, раскаиваясь, что доверил Светке чтение бумаг. – Я отзываю свою подпись, – продолжил он, шаря в тумбочке, откуда выудил мобильник, едва не выскользнувший из дрожащих рук.
– После начала лечения, это невозможно. Сейчас вы можете быть опасны для окружающих в случае волнений и расстройств.
Пытаясь сунуть телефон в карман, Алекс чувствовал непривычно сильную дрожь в руках.
– Полнейший бред, – нервно усмехнулся он, двигаясь на преградившую выход сестру, и сыпал фразами из американских фильмов. – Я свободный человек. Никакие подписи и бумаги не отменяют конституцию. Я буду вынужден обратиться в прокуратуру.
От идущего напролом Алекса не ускользнуло быстрое движение руки Елены Сергеевны в кармане халата. Решив, что это электрошокер, он остановился и сгруппировался.
В ту же минуту из коридора донёсся топот, а в дверях, полностью закрыв выход, показались два высоченных дуболома в зеленых халатах и чепцах. Елена Сергеевна облегчено выскользнула, став сзади Алекса.
– Мужики, это недоразумение. Я не буяню. Мне просто надо выйти. – Алекс тыкался в горы каменных мышц. – Да пропусти же. – Легонько ткнув одного из них, он тут же отлетел назад.
– Ах ты… тюремщик…
Сорвавшийся Алекс заехал обидчику в челюсть. Тот даже не качнулся, лишь вертанул головой так, что удар вышел смазанным и кулак Алекса прошел вдоль подбородка.
Четверка железных рук заработала слаженно и умело, и Алекс не успел сообразить, как оказался на матрасе со связанными за спиной руками.
– Это ошибка. Простите. Погорячился. Приношу извинения. Давайте всё спокойно обсудим…
Пока Алекс произносил эти слова, те же руки прижали его плечи, и он ощутил осиный укус.
– Ну-у. Ну заче-ем…
Алекс понимал, что снадобье не может действовать так быстро, но нездоровая легкость и поверженное успокоение уже расслабили его тело. Руки вдруг оказались развязанными, лежал он на спине, а белый потолок над ним осветился солнцем и заиграл возвышенными тонами.
Алекс всё не засыпал, разглядывая потолочную феерию. Слабые ассоциации проскакивали в мозгу. То вышка, с которой он прыгал в прозрачный голубой бассейн. То утопленный клевом поплавок, то вырвавшийся из тоннеля поезд, который он видел сверху вниз.
От стука и щелчка двери потолок побелел. А усевшийся на кровати Алекс удивленно тряс сонной башкой.
