Алексей Анатольевич Кутырев "Огненные дороги"

Не скажу, что личный состав полностью готов к боевым действиям, но сделать мы успели многое. Мои пограничники научились отлично стрелять из всех видов оружия. Ножи бойцы кидают не хуже любого диверсанта. Овладели рукопашным боем, разбираются в технике, умеют управляться с лошадьми. Изучили подрывное дело. Из лучших стрелков я сформировал снайперскую группу в количестве десяти человек. Свою наградную винтовку я отдал ординарцу Жоре Якунину. Из него вышел отличный снайпер. В общем, потрудились мы на славу. Времени вспоминать Капитолину у меня практически не было, хотя иногда она мне снилась.

После стрельбы на границе вечером 21 июня немцы около 8-ми часов выставили на берег реки шесть орудий, на вид, калибром 88 мм. Рядом с пушками они сложили ящики со снарядами. Идея ночью переправиться на польскую сторону и заминировать немецкую батарею мне в голову пришла мгновенно. Тем более, что перебежчики в один голос уверяли, что война начнется именно в 4 утра 22 июня. В двадцать два часа немцы ушли спать. Охранять орудия остались два часовых. Мы осторожно переправились через реку, оглушили солдат и заминировали пушки, поставив таймеры на 03.59.

В три часа ночи я потихоньку поднял весь свободный от наряда личный состав заставы. Нарядам еще раньше был отдан приказ – в случае обнаружения значительных сил противника, перешедших на нашу сторону, огня не открывать, а возвращаться на заставу.

В 3 часа 15 минут я снял бойцов с вышек. Мы рассредоточились в окопах и стали ждать. Через пятнадцать минут небо над нами потемнело и стало черным от армад вражеских самолетов. Они летели ровно, не сбавляя скорости. Мы их явно не интересовали. На провокацию это было не похоже. Немцы народ экономный и практичный, тратить столько денег на заправку тысячи самолетов, ради мелкой провокации, это вряд ли. Это точно война.

В 3 часа 59 минут на немецкой батарее прогремели взрывы. Это стало неожиданностью для врага. Погибли все шесть расчетов, находящиеся в это время около орудий. Таким образом, хотя бы на какое-то время нам удалось избежать артиллерийского обстрела. После подрыва батареи на немецкой стороне наступила тишина.

Но очень скоро дошла очередь и до нас. В восемь утра по нашим позициям ударила дальнобойная артиллерия. Мы ушли на замаскированную четвертую линию обороны. Артиллерия работала по нашим позициям до двенадцати часов дня с небольшими перерывами. Наши окопы перепахали и смешали с грязью. Связи с погранотрядом и соседней заставой нет. Я послал восстановить ее двух связных на трофейном мотоцикле.

В 12.30 началась атака вражеских сил. Впереди шли три средних французских танка. Два из них сразу же подорвались на заранее установленных нами минах, третий – сполз в противотанковый ров, и пограничники закидали его гранатами. Пехоту мы отсекли пулеметами и метким ружейным огнем. Отбились, уничтожив около шестидесяти фашистов и три танка. Для первой атаки неплохо. Наши потери: трое убитых и пятеро раненых. Разведчики доложили, что правее заставы, в 12-13-ти километрах за поворотом реки Буг, немцы проложили понтонный мост и шпарят по нему технику на территорию Советского Союза.

У нас организовалось затишье. Видимо дальнобойная артиллерия снялась, а больше выковырять нас нечем. Мы собрали трофейное оружие, сняли пулеметы с танков. В лесу обнаружили грузовик – французский «Рено» на бензине. Он был немногим больше нашей полуторки. Свою технику, лошадей и телеги мы попрятали по оврагам, туда же отогнали и трофейный грузовик.

В три часа дня началась бомбежка. Я не знаю, сколько было самолетов, но утюжили наши позиции полтора часа, практически сравняв с землей. Половина моего блиндажа была разрушена, чудом остался цел медпункт.

Меня засыпало землей. Хорошо, что это заметил старшина и вовремя откопал меня. Представить мои чувства в тот момент практически невозможно. Во рту был кляп из земли, в носу, в ушах, в глазах – везде земля. Еще несколько минут и я бы задохнулся. После авианалета в строю осталось 35 моих пограничников, еще 20 человек было ранено, из них лишь 9 – более или менее легко.

Мы приготовились к отражению следующей атаки, но немцы как будто о нас забыли. После некоторого размышления я послал две группы бойцов в разведку в две противоположные стороны. Некоторое время спустя вернулся один связной на мотоцикле. Его товарищ погиб. Связной рассказал, что немцы окружили Брестскую крепость и там идет ожесточенная схватка. Других боев он нигде не видел.

Судя по всему, немцы ушли далеко вперед. Вернулась разведка. Удалось узнать, что немцы после бомбежки сильно продвинулись вглубь советской территории, а на место заставы через полчаса прибудет похоронная команда, так называемые трофейщики. Об этом разведчики узнали, подслушав разговор двух немецких мотоциклистов. Пограничники уничтожили фашистов, а мотоциклы прихватили с собой.

Поскольку, находясь на месте, оказать сопротивление большим силам противника мы не сможем, я принял решение выходить к нашим основным силам. Решив готовиться к эвакуации, я послал шесть пограничников за лошадьми, мотоциклами и автомашиной, а новые мотоциклы мы закидали ветками. Тем временем, бойцы вытащили все, что было припрятано у меня в блиндаже: три кавалерийские шашки, вещмешок с противопехотными гранатами, другой – с «лимонками», еще один – с патронами для «ТТ» и «Нагана».

Кстати, забыл рассказать – когда меня откопали из земли, в правой руке оказался «Наган» без патронов. Откуда он взялся, не знаю. Так что теперь у меня стало два пистолета «ТТ» с четырьмя запасными обоймами. Кроме этого мое вооружение составили граната на поясе, стандартный штык-нож и финский нож. Револьвер я почистил, зарядил и положил в полевую сумку, добавил туда же пару гранат.

Со стороны Буга послышался гул автомашины. Подъехавшие трофейщики остановились на краю заставы и разбежались по полю боя словно тараканы. Я незаметно подкрался к водителю и, когда он вышел из машины, ударил его ножом в сердце. Оставив его около кабины, я зашел за кузов, куда тащил восемь винтовок немецкий солдат. Ему было тяжело, и он нагнул голову, это помешало ему заметить меня. Его я тоже ударил в сердце. Жора страховал меня с другой стороны машины. Он тоже уже убил одного фашиста, заколов его штыком. Я притаился за кузовом, держа в руках винтовку с примкнутым штыком. Подошли еще два трофейщика. Одного я проткнул штыком, а другого – застрелил.

Пограничники собрали разбросанное оружие. Я приказал раздевать немецких солдат до исподнего и забирать все личные вещи, особенно оружие и боеприпасы. Все это сдавалось старшине, он разберется, что с этим делать. Дело в том, что у нас не ничего, даже пуговиц и ниток с иголками. Немцы снарядами и бомбами все смешали с землей. Я уже не говорю про перочинные ножи, ножницы и бритвы.

У меня сохранился в резерве большой ящик с патронами на двадцать цинков по 1200 штук в каждом. Пока мы бегали по полю и собирали трофеи, ребята уже набили патронами пустые ленты к пулемету Максима и диски к «Дегтяреву». Четыре немецких мотоцикла, снаряженные пулеметами МГ-34, были готовы к бою. Я решил ударить по понтонной переправе.

Шестерых тяжелораненых погрузили на пароконную телегу. Имеющие легкие ранения и ранения средней тяжести разместились вместе со здоровыми бойцами в кузовах автомобиля «Рено» и «Опеле», отбитом у трофейщиков. Кухню подцепили к последнему. На всякий случай взяли с собой телегу с водой, планировался большой поход по открытой местности.

Хочу рассказать, что 20 июня к нам на три дня для планового медицинского осмотра личного состава прислали фельдшера. Когда началась война, и связь с командованием была потеряна, старшина медицинской службы Филипп Евгеньевич Комаров остался с нами и стал лечить раненых. Так, у нас появился грамотный медик. Филиппу Евгеньевичу было 49 лет, и он всю свою жизнь послужил в армии. Он был очень опытным специалистом.

Отправив телеги и автомашины с ранеными в сопровождении трех кавалеристов вперед, мы захоронили геройски погибших бойцов. Кавалерия, как разведка для всего отряда, двигалась несколько впереди. За ней, как приманка, ехала телега с ранеными, прикрывали ее две автомашины, с пулеметами Дегтярева на крышах и пулеметами Максима в кузовах. Проводив колонну, я взял с собой двадцать пограничников, разместил их всех на мотоциклах по четыре-пять человек на каждом, и мы поспешили к месту переправы, где немцы навели понтонный мост.

К нашему приезду переправа оказалась пуста. На нашей стороне у понтонного моста стояли четыре немецких средних танка. Рядом находились их экипажи. Настроение у немцев было приподнятое. Из разговоров я понял, что они ждут отставших. В это время на переправу въехала колонна из четырех автомашин с пушками, которую возглавляли четыре мотоцикла с колясками. Переправа была длиной около шестидесяти метров.

Мы легко уничтожили танкистов ножами. Стали ждать автомашины и мотоциклы с другого берега, разместив по два пулемета с каждой стороны, чтобы их огонь был кинжальным. Снайперы выбили мотоциклистов, пулеметчиков, водителей и старших автомашин. Пулеметчики ударили по кузовам, где находилась пехота. Те, кто успел выпрыгнуть, попали под огонь снайперов. На все про все ушло одиннадцать минут.

Уничтожив вражескую батарею на марше, мы проверили техническое состояние автомашин и пушек. Все находилось в рабочем состоянии. Танки, стоявшие на нашем берегу, тоже были в рабочем состоянии. Я решил дождаться танковой колонны и ударить по ней, когда она въедет на понтонный мост. Мы разместили с каждой стороны моста по два трофейных танка, вкопав их практически по башни в речной песок.

Использовать в этом бою трофейные орудия я не стал, а оставил их прицепленными к автомашинам. Все равно после двух-трех залпов ответным огнем наши огневые точки разнесут в пыль. Вскоре после того, как к встрече врага все было готово, немецкая танковая колонна вышла на понтонный мост. Я насчитал тридцать бронированных машин. Когда первый танк доехал до нашего берега, на мосту находилось одиннадцать боевых машин. Мы открыли огонь одновременно по голове и хвосту колонны.

Ребята поработали отлично. За девять минут было уничтожено одиннадцать танков на понтоне и еще четыре – на берегу. Мост окутало дымом, на нем, как одиннадцать факелов, горели танки. Но и нам стало жарко – уцелевшие танки открыли огонь по нашим позициям. Мы еле успели унести ноги, как прилетела авиация и целый час утюжила наши бывшие огневые точки. Зато не надо было уничтожать вражеские танки, которые мы использовали для атаки на немецкую колонну.

Я посчитал, что на сегодня мы свою задачу выполнили. Дальше охранять границу не имело смысла. Погибнуть просто так не хотелось, нам еще Родину от врага освободить нужно. Поэтому я принял решение догонять колонну с ранеными. Она не успела далеко уйти, мы быстро нагнали наших товарищей. Мотоциклы я теперь поставил во главе колонны, а четыре отбитых у немцев грузовика с пушками ехали в середине.

Сначала наш путь лежал по лесному массиву, но через семь километров лес кончился. Судя по карте, нам предстояло проехать порядка тридцати километров по открытой местности. Мотоциклы и трофейный «Опель» были оборудованы рациями. Для их использования мы выбрали частоту и канал, которые, как нам казалось, не заняты немцами. На всякий случай придумали код общения: каждый выход в эфир начинался с числа 17. Принимающая сторона должна была начать свою передачу с числа 83. В сумме получалось 100. Пока хоть какая-никакая предосторожность. Эти числа должны были назвать друг другу и командиры групп, чтобы при встрече не перестрелять друг друга.

Нам очень повезло, за время движения по открытой местности нас никто не встретил и не обстрелял. Мы снова въехали в лес. Через некоторое время колонна остановилась. Я прошел вперед, чтобы узнать, в чем дело. Оказывается, дорогу перегородила пароконная телега, на которой лежали шесть мешков пшеницы и столько же овса. Было похоже, что она ехала на мельницу. Под телегой мы обнаружили три трупа – молодой женщины лет двадцати пяти и двоих детей – мальчика лет пяти и девочки лет трех. Предав их тела земле, на табличке, установленной на могиле, мы так и написали: «Женщина с двумя детьми».

Жора проехал вперед и привел двух сбежавших лошадок. Старшина починил упряжь, и телега поехала с нами. Примерно через двадцать пять километров мы выехали на поляну. Нам опять перегородили дорогу телеги. Одна телега – фургон с красным крестом – лежала в овраге, а еще две с продовольствием и боеприпасами валялись перевернутые на дороге. Похоже, что это стало результатом обстрела с немецкого самолета.

Под одной из телег мы обнаружили пограничника, который оборудовал там себе место для стрельбы. Поначалу он принял нас за немцев и едва не открыл огонь. Это и немудрено: техника-то у нас трофейная. Иван Баглий, так звали бойца, рассказал, что днем для наших застав послали помощь: одиннадцать конных пограничников во главе со старшим лейтенантом Евгением Ивановым. Они сопровождали две телеги с боеприпасами, продуктами и фургон для раненых.

Как во время авианалета остался цел сам Иван, непонятно. Он укрылся под телегой, набитой боеприпасами, которая в нескольких местах оказалась прошита пулеметными очередями. Это чудо, что она не взорвалась. Пограничник не знал, что ему делать. Он похоронил всех погибших пограничников и возниц – всего 13 человек.

Еще Иван рассказал, что за это время он собрал всех лошадей: шесть под упряжку и одиннадцать кавалерийских. Еще одна лошадь под седлом сама прибилась к остальным. На наше счастье, лошади не пострадали, и я смог сформировать внушительный конный отряд из пятнадцати всадников.

Упряжки я решил взять с собой, чтобы впоследствии переделать их в боевые тачанки. Мы двигались практически без остановки уже довольно давно, поэтому я дал команду выбрать место для привала. Этим занялась конная разведка. Примерно через час подходящее место на берегу реки было выбрано. Перед самым первым боем нашу кухню мы спрятали. Она не пострадала и всю дорогу ехала за трофейным «Рено». Кулеш я приказал готовить заранее, так что ко времени привала у нас уже был ужин.

Начинало темнеть. Прошли первые сутки войны. За это время мы удалились от границы примерно на пятьдесят километров.

Из леса за рекой вышел старшина-пограничник. Он подошел ко мне и представился. Выяснилось, что его и еще троих пограничников выставили в секрет еще 21 июня и видимо в суматохе первого военного дня забыли про них. Я посчитал возможным снять их с поста и присоединить к своей команде. Очень кстати у них оказался пулемет Максима.

Я знал, что в трехстах километрах от того места, где мы сейчас находились, в лесу расположена охотничья база. Там бьет целебный родник и есть целебная грязь. Мне же надо срочно подлечить раненых, иначе они умрут, и никакой чудо-фельдшер не поможет. Исходя из этих соображений, я решил разделить свой отряд. Обоз с ранеными под охраной пятнадцати красноармейцев я отправил к этой охотничьей базе. С остальными бойцами на восьми трофейных мотоциклах направился через болото к нашему аэродрому. На них разместилось восемь мотоциклистов, восемь пулеметчиков и восемь снайперов. Конечно силы небольшие, но у меня и пулеметчики стреляют по-снайперски.

До войны неподалеку от аэродрома стоял артиллерийский полк. В восемь часов утра мы выехали на грунтовую дорогу. Огляделись. Впереди, в полукилометре от нас, под охраной шести немецких автоматчиков стояла группа из пятнадцати красноармейцев. Рядом с ними стояли три мотоцикла с колясками, в каждой из которых сидел пулеметчик. Уничтожить фашистов надо было, не обнаруживая себя, поскольку наверняка где-то рядом находились их основные силы.

В ножи взять не получиться. Дорога просматривается во все стороны. Стрелять все же придется. Немцы не обратили внимания на наши мотоциклы, приняв за своих, за что и поплатились. Мои снайперы расстреляли фашистов с расстояния в сто метров.

Пленные красноармейцы оказались из роты охраны авиаполка. Я спросил, кто из них умеет управлять автомашинами и мотоциклами. Выяснилось, что трое могут ездить на авто, четверо – на мотоциклах, а еще четверо умеют обращаться с трофейным немецким пулеметом. Я усадил их на отбитые у фашистов мотоциклы и приказал ехать за нами, держась на расстоянии примерно километр от нашей последней машины.

Часам к десяти мы были на месте. В бинокль я увидел, что километрах в трех от нас стоят три немецких автомашины, три мотоцикла и большая группа пленных красноармейцев. Мы накинули на себя немецкие форму и каски. Поехали к ним по прямой, не таясь. При приближении стало понятно, что человек семьдесят наших красноармейцев окружены неплотным кольцом немцев. Главные силы фашистов – около шестидесяти солдат – находятся чуть в стороне и фотографируются.

Немецкие автоматы прицельно бьют на расстояние не более ста метров. Принимаю решение атаковать врага на этой дистанции. Приблизившись к врагу, открываем огонь на поражение. Снайперы снимают охрану пленных красноармейцев. Подъезжаем вплотную и пулеметным и автоматным огнем добиваем врага.

Наши все целы, есть только несколько легко раненых. Я послал Жору собрать фотоаппаратуру, чтобы сделать несколько снимков поверженного врага. У немцев обнаружилось два хороших фотоаппарата и кинокамера. Кроме того, мои бойцы обнаружили два ранца с химикатами и инструментами к фото- и киноаппаратуре.

Я построил освобожденных нами красноармейцев в шеренгу. Почти все они были с ремнями и в форме. У некоторых было оружие. Немцы даже не удосужились всех разоружить. Видимо, они считали, что такой «сильной» армии никто не осмелится оказать сопротивление.

Выяснилось, что мы освободили из плена семьдесят пять бойцов и командиров и двенадцать гражданских лиц, в числе которых одиннадцать женщин и ребенок. Каким же было мое удивление, когда среди гражданских я увидел Лизу с дочерью Катей – моих попутчиц по брестскому поезду. Среди освобожденных командиров оказался ее муж – майор-интендант. Я предложил ему стать моим заместителем по тыловому обеспечению. Он согласился.

Позднее, когда нашлось время, я поговорил с Лизой о Капитолине. Она рассказала, что в последний раз видела ее 20 июня в Бресте. Она ехала на экскурсию в Минск. Больше они не встречались.

Десять девушек, девятнадцатилетних комсомолок, студенток третьего курса Московского областного педагогического института попросили зачислить их в отряд. Семь из них окончили школу снайперов при ОСОАВИАХИМе, а три – курсы радисток. Это были ценные военные специальности, и я не стал возражать. Лизе я предложил должность старшей поварихи, она рассмеялась и согласилась.

Среди освобожденных красноармейцев оказалось 19 артиллеристов – один капитан, один лейтенант, два старшины и семь сержантов. Капитану Игнатию Валерьевичу Сарычеву, подтянутому, с виду угрюмому человеку лет 30-ти, я поручил проверить территорию полка на предмет наличия исправных орудий и автомашин. В нашем отряде он стал начальником артиллерии.

Нашлись в строю и летчики: четыре лейтенанта и капитан, начальник штаба авиационного полка капитан Левин. Семерым авиационным техникам-механикам я поручил наладить две автомашины ЗИС, которые мы обнаружили за развалинами казарм, и две полуторки, стоявшие в кювете за штабом.

Сарычев нашел целый арсенал: три орудия калибром 76 мм со снарядами по тридцать штук на каждую, две пушки калибром 45 мм и 200 снарядов к ним. Целой оказалась также зенитная пушка калибром 110 мм, которая стояла здесь же, впереди немецких автомашин, с пятьюдесятью разбросанными рядом снарядами.

Три пушки калибром 76 мм подцепили к немецким автомашинам «Опель». Техник-механик Тихонович, мужик лет пятидесяти, весь седой и, как выяснилось, с золотыми руками и огромным сердцем, починил две брошенные автомашины ЗИС-5 и одну «полуторку». Вторая машина ремонту уже не подлежала.

Он же нашел полную бочку бензина, которым заправили всю нашу подходящую технику. Подцепили к ЗИСам зенитную пушку и одну сорокапятку, а вторую сорокапятку – к «полуторке». Среди освобожденных из плена оказалось два политработника: старший политрук Иван Николаевич Грачев и младший политрук Федор Дергач. Последнему я приказал Жоре передать фотоаппаратуру. Грачев стал моим заместителем по политической части.

Начальником особого отдела я назначил капитана Александра Николаевича Королева. Этого пограничника с эмблемой следователя я заметил сразу. Ему было около сорока лет. Он имел рост выше среднего и спортивное телосложение. Такого трудно не заметить.

Я поручил ему проверку всего личного состава. Потом приватно поговорил с замполитом и попросил, чтобы он повнимательнее присмотрелся к капитану. Что поделать, его тоже не мешало проверить – время военное.

Ко мне подошел майор-интендант Николай Иванович Широков, симпатичный мужчина лет 35-ти, высокий и статный. Он сообщил, что в семнадцати километрах от места, где мы сейчас находимся, есть гарнизонный склад НЗ. С 15 июня склад стал пополняться. На него начали завозить обмундирование, оружие и боеприпасы.

Я решил проверить эту информацию. Совершать марш пришлось по открытой местности. Примерно через семь километров наткнулись на «полуторку», стоявшую под одиноким деревом. Тихонович проверил ее техническое состояние. Машина оказалась исправной, вот только топливный бак был пуст. «Полуторку» заправили бензином из наших запасов.

Вдруг откуда-то появились двенадцать пограничников и водитель. Это оказались ребята с соседней заставы № 42. Командовал группой рядовой Мазаев. Выяснилось, бойцы ходили на поиски бензина. Решили взять их с собой. Я назначил рядового Мазаева командиром взвода, выделив под его команду еще пять человек.

К машине Мазаева мы прицепили пушку 45-го калибра. По моему приказу начальник артиллерии Сарычев так распределил своих людей, что в кузове каждой машины с пушкой находились командир орудия, наводчик и запас снарядов. Наш отряд превратился в роту, усиленную артиллерией и мотоциклами.

Подъехав к лесочку, за которым находился нужный нам склад, я увидел, что совсем неподалеку гуляют кони. Красноармейцы окружили лес и выловили 18 лошадей, часть из них под седлом. На складе возникла проблема. Старшина, начальник караула, не хотел нас пускать. В качестве аргумента он выставил дюжину своих красноармейцев с примкнутыми штыками. Мне и интенданту пришлось разговаривать с ним, стоя у забора из колючей проволоки, которым был окружен склад.

Я старался объяснить ему, что идет война, и самое время воспользоваться содержимым складов, чтобы бить врага. Все было бесполезно, он уперся, как баран. Пришлось пригрозить старшине трибуналом, а его бойцам – расстрелом на месте за саботаж в военное время. Лишь после этого он, подумав пару минут, пошел открывать склады.

На первом складе обнаружилась форма на пятьсот красноармейцев и пятьдесят комплектов командирского обмундирования. Нашлись даже валенки и тулупы. Все это, а также триста бурок, сто седел и сто кавалерийских шашек мы погрузили на автомашину ЗИС-5. Оружие – пулемет Максима в смазке, пять ящиков автоматических винтовок СВТ-38 с оптическим прицелом, в каждом ящике по 12 штук, уместилось в «Опеле».

В соседнем ангаре стоял груженый продуктами еще один ЗИС-5 с прицепленной к нему полевой кухней. Третий ЗИС-5 был нагружен снарядами к пушке 76-го калибра. Само орудие было прицеплено сзади. В последний ЗИС были загружены ГСМ в бочках и запасные канистры. Две оставшиеся бочки я приказал водителям разлить по бакам и канистрам.

Пополнив свои запасы, наш отряд двинулся дальше. На пути снова встретился небольшой лесок. В нем опять встретили лошадок, поймали еще семь. Выделил двадцать пять бойцов и посадил их в седло. Командиром эскадрона назначил старшину Николая Горелова из пограничников. Ехать по открытой местности нужно было еще около 15 километров. Я опасался, что наша внушительная колонна привлечет внимание немецкой авиации, поэтому конницу, дав Горелову карту и обговорив с ним место будущей встречи, я отправил вперед. За конницей последовали двенадцать мотоциклистов. Последними в путь отправились десять автомашин, восемь из них – с пушками и полевой кухней. Часы показывали 16.00. Шел второй день войны, и никому не дано было знать, сколько еще смертей и слез ждет впереди.

Вернулся связной из разведки и доложил, что впереди находится немецкая колонна в составе 12-ти танков, двух бронетранспортеров, десяти автомашин с пехотой. Колонну сопровождают три мотоцикла. Мост через реку взорван, и немцы ищут переправу. Наши разведчики знали, что приблизительно в километре находится брод, а это значит, что рано или поздно найдут его и немцы. Я решил опередить их и устроить засаду за рекой.

Подходящее место для этой цели нашлось недалеко от переправы. Справа – небольшая насыпь высотой метра полтора-два, слева – молодой, довольно густой смешанный лес. Разместил в нем нашу артиллерию. Орудийные расчеты были только-только сформированы и рассчитывать на их слаженную работу было сложно. Тем не менее, я надеялся на лучшее, ведь все артиллеристы были из одного полка, да и опыт капитана Сарычева и его командиров был соответствующий.

Собрав всех, я предупредил, что у них по одному снаряду на один танк. Сарычев получил приказ одновременно вести огонь по головным и замыкающим колонну танкам, чтобы лишить немцев возможности для маневра. После поражения задних танков два орудия должны будут перенести огонь на автомашины.

Дав задание артиллеристам, я вызвал к себе остальных командиров, чтобы составить план боя. Одну снайперскую группу, в составе шести человек, я расположил на косогоре. Остальные снайперы и ворошиловские стрелки под руководством старшины Сергея Кольцова распределились вдоль лесочка. В их задачу входило уничтожение водителей и офицеров в кабинах автомашин. Пулеметчики на мотоциклах должны были поражать огнем выпрыгивающих из кузовов пехотинцев. Я взял на себя мотоциклистов, которые по данным разведки должны двигаться впереди колонны.

Ждать немцев пришлось недолго, но нам хватило этого времени, чтобы как следует подготовиться к встрече. В ожидании противника я стоял за деревом у дороги, сжимая в каждой руке по пистолету. Как только возглавляющие фашистскую колонну мотоциклисты оказались в пяти метрах от меня, я вышел из-за дерева и открыл огонь с двух рук. Все шесть выстрелов оказались точными. Мотоциклы остановились. Жора с девушками перестреляли немцев в двух бронетранспортерах. Тут же прозвучали два залпа артиллерии. Заработали пулеметы. Бой закончился быстро. Немцы просто не успели оказать серьезного сопротивления. Живым не ушел никто.

Я приказал собрать оружие и личные вещи. На ходу остались оба бронетранспортера и семь автомашин. Поврежденный транспорт механики быстро разобрали на запчасти. Колеса, карбюраторы, системы охлаждения, аккумуляторы, свечи, распределительный вал с вкладышами, генераторы – все это нам еще пригодится.

Пока шел бой, караул, охранявший наши автомашины, задержал двух воров, укравших из грузовика с продовольствием два ящика тушенки. Их привели ко мне. Я принял решение собрать полевой военный трибунал, в который кроме меня вошли начальник особого отдела, начальник политотдела, начальник артиллерии. Жуликов приговорили к расстрелу. Провинившиеся красноармейцы были полураздеты, у одного из них не было обуви. Свой поступок они объяснили заблуждением и незнанием обстановки. Мол, думали, что воруют у немцев. Просили о смягчении приговора.

Мне их стало жалко. По моей просьбе члены трибунала решили отложить исполнение приговора на десять дней с возможностью его пересмотра. Воришек передали на поруки начальнику разведки. Забегая вперед, скажу: впоследствии эти бойцы зарекомендовали себя с лучшей стороны, и я оставил их в разведке до первого замечания.

Пока шел бой, на нас вышла группа окруженцев – больше сотни бойцов и командиров. Я зачислил их в свой отряд, и мы двинулись дальше. В двух немецких автомашинах я обнаружил четыре миномета калибром 120 мм и запас боеприпасов к ним.

Часть 2

Охотничья база, куда лежал наш путь, находилась на территории заповедного лесничества. Добравшись до заповедника, мы пересекли мост через небольшую речушку. У моста я оставил секрет, в составе мотоцикла с двумя красноармейцами и орудийного расчета с пушкой калибром 45 мм. На самом кордоне стояла подозрительная тишина. Она показалась мне нехорошим знаком. Я остановил колонну и отправился на разведку.

Обойдя забор, я незаметно подобрался к двери. За ней послышался шум шагов. Я рванул дверь на себя и увидел человека в гражданской одежде, но с наганом в руке. «Бандит», – сразу промелькнуло в голове, и я без колебаний ударил его ножом в сердце. Распахнув следующую дверь, увидел шагнувшего на меня человека и снова пустил в ход нож. Третий противник подобрался ко мне слева. Поднять наган он не успел – я оказался быстрее. Размышлять было некогда, еще один бандит целился в меня из пистолета. Между нами был массивный обеденный стол. Я метнул в него нож и попал прямо в глаз.

Теперь можно было и оглядеться. На полу в луже крови лежал человек в милицейской форме, по-видимому, местный участковый. Рядом с ним женщина корчилась от боли. У женщины из живота торчал большой охотничий нож. Раненый в плечо лесничий и двое сотрудников ВОХР были связаны и избитые лежали на полу избы. Надо было срочно помочь раненым. Я вызвал по рации фельдшера. Он обещал прибыть в течение 20-ти минут.

Еще до прибытия фельдшера на кордон заехала телега, запряженная парой гнедых лошадей. С нее спрыгнул и подошел ко мне мужчина лет сорока. Про таких говорят: косая сажень в плечах. Ростом метр восемьдесят, весом, наверное, килограммов 140, он не казался толстым, скорее кряжистым. Им оказался местный кузнец Иван Васильевич Никонов. За свою недолгую службу на западной границе я все же успел узнать, что здесь все называют его «Белорусский Левша».

В разговоре с ним я попросил оценить техническое состояние всех пяти пароконных повозок, которые были в распоряжении нашего отряда, и рассмотреть возможность переделать тарантас, на котором бандиты приехали на кордон, в тачанку, причем мне хотелось использовать ее и зимой. Для этого колесная повозка должна быть легко переоборудована в сани. Кузнец обещал подумать над этим вопросом.

Наконец, появился фельдшер. Несколько часов он колдовал над ранеными и умудрился спасти всех, даже женщину, бухгалтера. Участковый рассказал мне, что он вместе с ней и двумя бойцами ВОХР вез ценный груз из банка – драгоценности на 12 миллионов рублей и четыре с половиной миллиона бумажных денег. В лесничестве на них напали бандиты и едва не убили. Он под расписку сдал все ценности моему заместителю по тылу.

После совещания со своими командирами я принял решение остаться на какое-то время на кордоне, чтобы подлечить раненых. У нас их оказалось около сорока человек. Здесь на кордоне «бил» лечебный источник, рядом с ним имелись лечебные грязи. Все это очень должно помочь заживлению ран.

Из своего разношерстного отряда мне предстояло сделать боеспособное подразделение, способное к успешным действиям в тылу врага. Нужно научить бойцов сражаться, довести их боевое мастерство до совершенства, научить управляться с вражеской техникой и оружием. В лесничестве находилось тридцать пять верховых лошадей. Здесь располагался небольшой конезавод для нужд лесхозов. Лошадей мы забрали для своей кавалерии, а лесничему написал соответствующую расписку.

Пока я находился на кордоне и воевал с бандитами, отличились мои кавалеристы. Конная группа, оставленная прикрывать раненых, получила информацию, что впереди, километрах в пятнадцати, немцы гонят колонну наших военнопленных, человек около 60-ти. Пятнадцать моих пограничников скрытно обогнали ее и устроили засаду. Перебив охрану, они освободили военнопленных, которые тут же влились в наш отряд.

Еще раньше к нам примкнул старший сержант, грузин, с семью кавказцами. Он пришел не с пустыми руками, а привел десять лошадей, впряженных в три пушки калибром 76 мм. Орудием такого же калибра пополнил нашу артиллерию старший лейтенант, командир группы из пяти бойцов, чей ЗИС-5, груженый снарядами, вместе с пушкой провалился в воронку от авиабомбы.

Теперь в моем распоряжении имелось семь орудий калибром 76 мм, пять пушек калибром 75 мм, две «сорокапятки» и зенитная пушка калибром 110 мм. Кроме того, были еще четыре миномета калибром 120 мм. Теперь надо скомплектовать орудийные расчеты и потренироваться, чтобы добиться слаженности и меткости в стрельбе.

Мне также предстояло научить разведчиков рукопашному бою и метанию ножей. Чтобы бесшумно уничтожать часовых, Кузнец Иван Васильевич предложил сделать арбалеты и луки. Мне идея понравилась. Дополнительно я попросил его попытаться выковать сюрикены по имевшемуся у меня образцу и сделать из автомобильных рессор настоящие финские ножи.

Наш кавалерийский эскадрон насчитывал почти сто сабель. Кузнец уже сделал две тачанки с пулеметами «Максим». Я разделил кавалеристов на два отряда, дав каждому из них пулеметную тачанку. Они отправились в разведку. Простых граждан я обижать запретил, а вот у полицаев приказал отбирать лошадей, телеги, велосипеды и другую технику. Убивать их я пока не торопился, поскольку кто-то из них вполне мог быть оставлен нашими органами для работы в подполье. Это еще предстояло выяснить.

У меня образовался отряд из двадцати велосипедистов. Технику для него мы реквизировали у немецких связистов и посыльных. Все велосипедисты – отличные стрелки. Я позанимался с ними два дня. Кузнец снабдил этот отряд арбалетами и научил ими пользоваться. Эту группу я тоже отправил в разведку. Возглавил разведчиков лейтенант-пограничник, примкнувший к нам по пути.

Отряд из четырнадцати мотоциклов с колясками отправился в разведывательный рейд на дальние подступы к нашей базе. В составе каждого экипажа, кроме водителя мотоцикла, были еще пулеметчик и снайпер. Выходить всем разведчикам на радиосвязь я приказал раз в сутки в определенное время.

По данным вернувшейся с задания пешей разведки, в 70-ти километрах от лесхоза, у деревни Большая Сосновка, немцы расположили временный лагерь советских военнопленных. В нем содержалось около двухсот командиров и красноармейцев. Ходили слухи, что через пять дней лагерь ликвидируют, а всех пленных расстреляют. На совещании мы составили план операции.

На следующий день в четыре часа утра в сторону деревни Большая Сосновка выдвинулась колонна из пяти грузовиков. Недалеко от лагеря с военнопленными из машин вышли пятнадцать снайперов и незаметно заняли позиции в соседнем лесу.

Лагерь охраняли двенадцать немецких солдат: на каждой из четырех вышек два бойца с пулеметом, два охранника у ворот, еще один – в мотоцикле и один – под «грибком». Мои снайперы одним залпом сняли охрану. В это время наши разведчики бесшумно уничтожили всех дежурных на двух блокпостах, расположенных на въездах в деревню. Немецкая комендатура располагалась в здании бывшего сельсовета. Мои бойцы закидали ее гранатами. Это стало сигналом для общей атаки. Деревню очень быстро очистили от фашистов. Среди трофеев – три грузовых автомашины.

На грузовиках мы подъехали к лагерю. С помощью тросов снесли часть ограждения из колючей проволоки. Я построил всех бывших пленных солдат и командиров в шеренги по восемь рядов, и обратился к ним с вопросом:

– Кто готов вернуться в Красную армию и искупить свою вину перед Родиной?

Отказников не нашлось. Все хотели и дальше бить фашистов. Освобожденных пленных мы привезли в деревню, где после бани всем выдали новую форму и распределили по подразделениям. Я был уверен, что сведения об освобождении советских военнопленных дошли до немецкой комендатуры в городе Мценске. Поэтому в скором времени ожидал гостей. Их следовало встретить подобающим образом. В сторону Мценска я отправил велоразведку. Рядом с городом они должны были встретиться с нашими кавалеристами, и, объединившись, атаковать немецкие объекты в Ценске.

В скором времени разведчики сообщили, что в сторону Большой Сосновки движется колонна вражеской техники в составе трех мотоциклов, двух бронетранспортеров, восемнадцати танков и двадцати автомашин с пехотой. Я решил действовать по уже проверенной схеме. Немцы еще к ней еще не привыкли, а у нас первый раз все прошло хорошо.

Нашли подходящее место для засады: справа от дороги – лесистая возвышенность, слева – небольшой овраг, глубиной три-четыре метра, а за ним низкорослый густой лес. В нем я разместили артиллерию и пулеметы. Пятьдесят стрелков с «оптикой» разместились вдоль дороги. Снайперскому искусству приходилось учиться прямо во время боя. Не у всех был опыт стрельбы по живым мишеням, а это очень важный фактор. Для подстраховки прошу пулеметчиков стрелять короткими, по два-три патрона, меткими очередями.

Жора с тремя девочками-снайперами заняли позиции на возвышенности. Там же расположились три пулеметных расчета. Все повторилось как под копирку. Я застрелил шесть мотоциклистов, возглавлявших колонну. Жора с девочками-снайперами вывел из строя водителей и пассажиров бронетранспортеров. Артиллерия двумя залпами поразила все восемнадцать танков противника и две последние автомашины. Бой закончился полной победой. После него уцелело двенадцать немецких грузовых автомашин, остальные механик Тихонович разобрал на запчасти.

Кавалерийская атака на Мценск также оказалась успешной. Удалось захватить богатые трофеи: четыре грузовые автомашины, шесть мотоциклов с коляской и пулеметами. Кроме того, комсомольцы города сообщили, что на складах с остатками советского обмундирования немцы спрятали семь ящиков с художественными ценностями. Их тоже удалось отбить.

Я вызвал интенданта, и он принял все захваченные у немцев ценности, а заодно двести комплектов летнего обмундирования, двести шинелей, сто бурок, сто шашек и пятьдесят седел. Под шинелями находился пулемет «Максим» и два ящика с винтовками, оснащенными оптическими прицелами, двенадцать трехлинеек в каждом ящике.