Герой моих снов
Михаил Акопов
Как часто вам снились слишком реалистичные сны? Или герои одного сна переходили в другой? Роман – обычный "офисный планктон", которому стали сниться невероятно правдоподобные сны, в которых он получает невероятные возможности.Вот только они его не радуют – потому что во снах его преследует один и тот же человек. Маньяк? Монстр? Герою предстоит поневоле стать участником жесткого отбора, проигрыш в котором означает смерть, а победа не приносит радости, а превращает тебя самого в монстра.
Михаил Акопов
Герой моих снов
Двигатели, еще секунду назад работавшие вразнобой, вдруг стали синхронно петь – с низких рычащих оборотов, постепенно поднимаясь все выше и когда, казалось, до визга гоночного режима оставалась секунда, начинали все сначала.
Роман сидел за рулем на стартовой прямой, крепко стиснув руль. Слишком поздно он понял, что гоночные перчатки из коричневой плотной кожи ему малы – грубые нитки шва впивались ему в основания больших пальцев. Но Роман лишь крепче сжимал тонкий коричневый – почти в тон перчаток! – обод руля. С раздражением понял, что еще и гоночные очки давят на глазницы.
«Или я просто чересчур нервничаю». Чтобы отвлечься, он оторвал взгляд от стиснутых рук. Выше – между спицами руля увидел циферблаты приборов. Стрелка тахометра на холостых оборотах поднималась и падала. Еще выше – короткий обрез стекла, больше для аэродинамики, чем для защиты от ошметков резины. Выше – массивная громада капота его «Лежуа». Бледно-голубого цвета, с прорезанными «жабрами» для охлаждения двигателя. Сейчас Роман не мог видеть, но знал, что сбоку на капоте белыми цифрами выведен его номер – 22. Еще выше – первые три линии стартового поля, заполненные соперниками (да, квалификация не задалась), а за ними уходящая вперед и вверх стена первого поворота.
Но что-то не давало покоя. Внезапно Роман понял, что на него уже долго кто-то пристально смотрит. Повернув голову направо, он увидел в паре метров от себя другую машину. И ее пилота. Почти целиком черный «Дракан», лишь обрез кокпита выделен темно-красными линиями и белый номер прямо под сидящим пилотом. Который смотрел не вперед, в ожидании старта, а на Романа. Из-за шлема, гоночных очков и натянутого до носа шейного платка – защита от копоти и масла, такой же был и у Романа, только не черного цвета – лица соперника было не разглядеть. И все же Роман был уверен, что когда-то его встречал.
«Кто это? Новичок из местных? «Драканы» уже несколько лет как устарели».
***
Гонка шла уже полчаса. Роман отчаянно сражался, но «Лежуа» никогда не были хороши для овалов. Удержаться в десятке до финиша уже было бы неплохим результатом. Внезапно к звуку двигателя его собственной машины примешался еще один. Точнее, этот звук парадоксальнее был громче и пронзительней и движка «Лежуа» и моторов прочих соперников. Слева, по внутреннему радиусу к нему приближался черный «Дракан». «Не может быть! Он не может быть настолько быстрее меня, чтобы обогнать по внутреннему!». Но «Дракан», казалось и не собирался обгонять. Поравнявшись в начале бэнкинга с Романом он стал сближаться. Роман мог поклясться, что «Дракан» движется только вбок. «Если он еще сблизится, я сброшу газ. Черт с ним, пусть проходит, еще полтора часа гоняться». И в этот момент машины столкнулись. Роман совсем не ощутил смертельного удара о стену, а вспыхнувшее пламя увидел как бы со стороны.
***
Роман резко проснулся. Он лежал на спине, часто дыша и уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Судя по всему, было еще раннее утро – в комнате царили серые сумерки.
«Что за дичь мне снилась?! Черт, руки!» Роман понял, что его кулаки стиснуты, будто до сих пор сжимают руль. А основания больших пальцев болели. «Ну да, швы от перчаток». Не меняя позы, он поднес ладони к глазам, будучи уверенным, что увидит следы от швов. Серый свет не позволил сделать однозначный вывод. «Ну ладно, перчатки. Я же до сих пор ощущаю запах масла и бензина!».
Роман еще полчаса лежал в кровати, вспоминая подробности сна. «Что за «Лежуа»? Судя по названию и цвету – французский автомобиль. И гонялись мы где-то в тридцатых в Штатах. А «Дракан» этот? Почти «драккар», еще и черный…». Роман прервал размышления, вспомнив водителя «Дракана». Поняв, что именно таинственный гонщик за рулем зловещего, почти по опереточному зловещего автомобиля, запомнился ему больше всего. Больше маленьких перчаток, запаха масла и ощущения в ногах, которое бывает, когда в тонких парусиновых туфлях давишь узкую металлическую педаль.
«22!», – вспомнил Роман. «На этом проклятом «драккаре» был номер 22, как у меня!». «Ну значит это точно сон, участников с одинаковыми номерами в одной гонке никогда не было. Молодец, Роман Евгеньевич, других доказательств, что это сон, а ты не гонщик-неудачник почти вековой давности у тебя, конечно, нет».
***
– Ром, ну это любой психолог тебе быстро объяснит, – коллега и бывший однокурсник Сергей, не переставая говорить, пробирался с подносом к свободному столику. Друзья выбрались на обед в столовую и Роман рассказал про свой необычный сон.
– У твоего Зорро в черном авто номер как у тебя. Значит, это ты сам. То есть ты пугаешь сам себя и представляешь для себя наибольшую опасность. Будь я психологом, а не программером, сказал бы, что все идет из детства, комплексы, помноженные на неудовлетворенность от того, что ты обычный офисный планктон, а не крутой гонщик.
– Ну да, ты еще вспомни Эдипа и скажи, что у меня есть мысли о своей матери.
– Ну это тебе виднее. Тетя Нина женщина, конечно, видная, но я не стал бы… Все, молчу-молчу.
***
Роман медленно поднимался по ступеням винтовой лестницы. Плиты ступеней были большие и старые – в патине лишайников и мхов. Спираль лестницы имела большой радиус, что неудивительно – башня была огромна. Роман «помнил», что громада башни огромным каменным пальцем устремлялась в небо на вершине холма. Откуда-то шел теплый оранжевый свет, хотя бойниц или окон, равно как и факелов, на лестнице не было. Но Роман сейчас не думал об этом. Он был сосредоточен на том, чтобы двигаться очень осторожно, не производя лишнего шума. На лестнице башни царила гробовая тишина, хотя снаружи, это он тоже откуда-то знал, выл холодный ветер поздней осени.
Роман смотрел не себе под ноги, чтобы не споткнуться, а на руку, сжимающую меч, следя, чтобы лезвие не звякнуло о камень. Пальцы были крепко, до боли, стиснуты на «каролинге». Где-то недавно было такое же ощущение, так же он сжимал пальцы… «Не важно, потом вспомню, сейчас главное не нашуметь».
Вдруг Роман обнаружил, что уже несколько минут тишина башни сменилась каким-то рокотом. Точнее, не рокотом, а шумом воды, который становился все громче – вода поднималась снизу башни, заполняя спирали винтовой лестницы. Вода была еще далеко, однако следовало торопиться, Роман ускорил шаг.
Наверху башни была закрытая площадка, также непонятно откуда сочился теплый свет. У одной стены – здесь в единственном месте стена была не закругленная, а прямая – стоял массивный стол. За столом сидел Генрих – высокий, с костистым лицом и в темно-серых доспехах. Роман запоздало понял, что на нем только простая холщовая рубаха и штаны. Второй Генрих смотрел на Романа с портрета в натуральную величину сбоку от стола. Два Генриха смотрели спокойно-высокомерно на Романа. Тот Генрих, что сидел за столом, поднялся, в его руках не было оружия, но Роман знал, что это временно.
– Ты настойчив, – холодным голосом негромко произнес Генрих. – И глуп. Ты думаешь, что я желаю тебе зла, но ты не прав. Не я, а вода, что поднимается следом за тобой, убьют тебя. Башня стоит уже века, и будет стоять, но тебя в ней не будет.
Генрих сделал шаг – Роман не понял, когда он вышел из-за стола.
– Ничего не стоит вечно, – осипшим голосом произнес Роман. – Ты тоже ошибаешься, – и нанес удар.
С таким же успехом можно было бить по наковальне. Меч звякнул о доспехи, высекая искры. В руке Генриха появился меч. «Все-таки не вода убьет меня», – мелькнула мысль. Он знал, что слишком много ударов парировать не сможет. Генрих медленно, как бы нехотя, шагнул к нему, занося меч.
Внезапное озарение пришло за секунду до удара. Вместо того, чтобы парировать удар, Роман шагнул влево и ткнул мечом в портрет. Изумление пробежало по лицу Генриха на портрете, оригинал дрогнул и не сделал второй удар. Его доспехи замерцали и исчезли, оставив противника в таких же холщовых одеждах, что и у Романа. Изображение на портрете пропало же вовсе. Теперь Роман заметил, что на портрете с самого начала ничего не было, кроме хозяина башни– даже фона. Картина теперь напоминала тусклое зеркало.
В этот момент вода с шумом ворвалась в комнату, разом поднявшись до уровня колен. Роман понял, что у него есть всего лишь несколько мгновений – и шагнул к картине-зеркалу.
Он ничего не почувствовал во время перехода, однако теперь стоял у подножия холма. На вершине холма все так же высилась башня, отсюда не было видно, что с ней произошли какие-то изменения. Ветер гнал по небу рванные облака, но и сквозь гул ветра Роман услышал за спиной сухой щелчок.
Быстро обернувшись, он увидел его – человека в длинном плаще и шляпе, с закутанным в шарф до носа лицом. Черные злые глаза впились в Романа. Глаза, которые смотрели поверх взведенного арбалета. Роман не успел ни крикнуть, не закрыться рукой – куда-то пропал меч – как раздался еще один щелчок и арбалетный болт сорвался с ложа.
***
– Коллеги, нам осталось, что обсудить? – шеф окинул собравшихся со своего места во главе стола.
– Генрих Викторович, – подала голос Юлия, – нужно окончательно решить, что делать с акциями «ТрансОйла». Я помню, у коллег были мысли на этот счет.
– Ну не у коллег, а только у Романа, верно? – хмыкнул шеф. – Что скажешь, Ром, по-прежнему стоишь на своем и советуешь их продать.
– Да, Генрих Викторович, советую, – твердо сказал Роман, не обращая внимания на осторожные и предупреждающие взгляды коллег. – Я, как Ваш аналитик, вижу, что показатели «ТрансОйла» снижаются третий квартал подряд и уже не так привлекательны в долгосрочной перспективе. А инцидент на нефтепроводе в Сибири, скорее всего, не выдумка журналистов. Когда о нем станет широко известно, акции упадут в цене минимум вдвое.
– Жить в России и ставить против нефти – необычно, – медленно произнес Генрих Викторович. – А ставить против такого игрока как «ТрансОйл» – это как чайной ложкой бороться с наводнением.
Генрих Викторович замолчал и перевел взгляд на стену – там в рамке висела обложка «Форбс» с самим ГэВэ. Обложка не настоящая – коллаж подобострастных коллег на день рождения, но шефу она нравилась, кто-то за глаза называл коллаж иконой.
– Ничего не бывает вечно, – решился Роман прервать молчание. – Времена бурного роста «ТрансОйла» давно в прошлом, а сейчас мы рискуем обесценить свои вложения в них.
Генрих кивнул: – Да, ты уже это говорил. Я много думал на днях о твоей позиции, считаю, что ты прав, – по кабинету пронесся тихий изумленный шепот, – да, коллеги, берите пример с Романа. Он высказывал непопулярное мнение, но настойчивость, основанная на фактах – это то, чего я жду от всех вас. Мы слишком крупные, чтобы бездумно рисковать. Надо втихую сбросить акции «ТрансОйла» и отказаться от участия в их очередном облигационном размещении. Отказаться вежливо, но твердо. Только не переусердствуйте, быстрый сброс акций поднимет панику раньше времени. Роман, у нас есть время, как считаешь?
– Думаю, что есть, – задумчиво кивнул Роман, видя перед мысленным взором воду, которая только стала подниматься по спиралям винтовой лестницы.
– Ну и славно. Иди сегодня домой пораньше, что-то у тебя вид сонный. Вижу, ты тоже ночами напролет думал о «ТрансОйле», – хохотнул Генрих Викторович.
***
– Ну ты, старик, даешь, – Сергей никак
