– Смекаю что?
– Ну, давай, пораскинь мозгами: что делать, если тебе самому никто что-нибудь не продаёт?
– Попросить кого-то купить за меня?
– В яблочко! Незадолго до начала войны в Картенон прибыли десятки карминских купцов, и все они поголовно интересовались железом. Платили хорошие деньги, скажу я тебе. Сразу откуда-то появились продавцы: свободные купцы-валаруны, совершенно не связанные тайной службой со своей страной. Ребят надо было кому-то сводить, да так, чтобы всё выглядело как частные коммерческие сделки. Примерно этим и занимались мы с несколькими старшими товарищами.
– Что ж ты теперь-то гоняешься за сапогом пленного карминца?
– Что-что… – Баб выглянул в окно. – Где большие деньги, там большие споры. Переругались мы. Всё, вылезай, приехали.
Едва путешественники покинули карету, как к ним приблизился один из привратников. Несмотря на субботний день, через эти ворота народу в город въезжало немного, поэтому Бабу и Ланге не пришлось вставать в очередь к стражникам.
– Стршсржнт Бьрт, вши дкменты, – с кирпичным лицом пробормотал блюститель закона.
– Берт, прекращай, – ответил Дариб. – Мы с тобой два дня назад виделись.
– Такой порядок, – пожал плечами Берт и принял от ромулинянина какие-то бумаги. – Так, господин Бабье? Дариб из Пор-де-Нуа?. А кто ваш товарищ?
Не сговариваясь, путешественники ответили одновременно:
– Ланга каХаму.
– Это мой раб.
– Чё? – поморщился старший сержант Берт. – Лангмрхаб? Пусть скажет кто-нибудь один.
– Это мой раб, я купил его в Трелама?ре, – медленно проговорил Баб.
– А имя-то у него есть?
Ромулинянин и карминец снова выбрали один момент для ответа:
– Ланга каХаму.
– Новый раб (1).
Дариб грозно посмотрел на своего спутника, после чего повернулся к стражнику.
– Новый раб (1), я его так назвал.
– Не буду же я это в документах писать! – Берт взглянул на карминца. – Говори, парень, какое имя тебе родители дали.
– Ланга каХаму.
– А? – едва не взвизгнул стражник.
– Ланга каХаму, – терпеливо повторил невольник.
Стражник некоторое время подумал, а потом, как ни в чём не бывало, повернулся к Дарибу.
– Так как, говоришь, ты его назвал?
– Новый раб (1), – Баб одарил стражника нервным взглядом, но тот лишь углубился в бумаги.
– А «Новый» это имя или фамилия?
– Ни то, ни другое. Новый раб (1) – это… большое имя.
– Должна быть фамилия, – упёрся Берт. – Документы мне как прикажешь заполнять?
– А как ты их заполняешь для безродных из Хассии или Валарии?
– Город указываю. Вот есть, скажем, какой-нибудь Демьян, который родился в О?вруче. Ну, я и пишу: Демьян Овручский. Или Овручевский. Какое настроение будет. Давай запишем его: Холоп Трелама?рский?
– Я Ланга каХаму, – карминец решил поучаствовать в этом весёлом споре.
– По ромульским законам он вообще вещь, – придумал новый аргумент Дариб.
– Тогда накладная должна быть!
– Давай зайдём с другой стороны: вот если кто-нибудь привёз с собой своего любимого пёсика, ты у кобеля тоже фамилию уточнять будешь?
Старший сержант Берт гордо поднял голову:
– Порядок есть порядок. Я тебе скажу больше: у нас все голуби носят имена и фамилии. А некоторые даже и титулы.
Ланга всхохотнул, представив, как встретит на улице какого-нибудь сэра Курлыка Полбатонного, воркующего около старушки, бросающей этому господину кусочки его фамильных регалий.
В это время Берт и ромулинянин продолжали спорить, причём, как ни странно, победителем в противостоянии выглядел отнюдь не Баб. То ли время стало поджимать, то ли он просто устал, но, в конце концов, уроженец Пор-де-Нуа сдался и с недовольной миной принялся отвечать на вопросы из анкеты.
– Так как мы его запишем-то?
– Фамилию пиши «Новый», а имя «Раб».
– А «(1)»?
Дариб задумался.
– «(1)» вообще не пиши. Это типа прозвище.
– Хорошо, – стражник поднял глаза. – Господин Бабье Дариб и господин Раб Новый, я приветствую вас в вольном городе Картеноне. Можете пройти за ворота.
Только путешественники проследовали в указанном им направлении, как сзади послышались тихие усмешки старшего сержанта: «Раб и Баб, ы-гы-гы-гы». Но они уже не имели никакого значения, потому что перед глазами каХаму и Дариба наконец открылся величественный город, в народе нередко называемый «Колыбелью человечества».
Картенон был городом культур и контрастов, негласной столицей мира и настоящим примером равенства и дружбы народов. Только здесь карминец и даэрун могут объединиться, чтобы отпинать за углом наглого, зажравшегося скаарва, а ромулинянин и хасс весело петь похабные песни про валарских баб. Мультикультурализм Картенона прямо-таки выплёскивался через края и проявлялся во всём, что находилось за городскими стенами. Даже в домах, причём в каждом отдельном доме по-своему: так, фасад здания мог быть выполнен в классическом ромульском стиле – с колоннами, вытянутыми окнами и иногда резными грифонами у дверей. Но стоило завернуть за угол, как постройка превращалась в огромный хасский шатёр. Или, например, типичная наакрунская пирамида могла спокойно стать деревянным домом с резными наличниками. То же самое касалось и внутреннего убранства. Приезжие обычно наивно полагали, что представитель каждого народа мира как бы пытался воссоздать в собственном жилище свой национальный колорит, однако это было не вполне так. Просто в сумасбродном и сверхбогатом Картеноне невозможно жить по-другому.
Баб Дариб уверенно шёл по широкой мощёной улице, а Ланга едва поспевал за ним, то и дело отвлекаясь на развешенные по фонарным столбам разноцветные ленты. Лоточники продавали вяленую рыбу, платки с узорами и разномастные игрушки. На одной из них взгляд карминца задержался особенно долго: судя по надписи на прикреплённой к лотку бумажке, она называлась «Ба?бри» и представляла собой привлекательную блондинку с двумя огромными передними зубами и хвостом, похожим на весло. Как ни странно, эту страхолюдину как раз покупала молодая мама для бегавшей вокруг неё девочки. И игрушка им, вроде бы, даже нравилась. Дарибу пришлось окликнуть Лангу, чтобы тот оторвался от шокирующего зрелища.
В самом конце улицы находилась небольшая площадь с довольно крупным фонтаном. Вернее, полуфонтаном. Дело в том, что когда-то два архитектора, решившие поставить на площади хоть что-нибудь, заспорили о том, что именно должно там располагаться. Один, приехавший из Артео?поля, считал, что надо непременно строить фонтан, ведь у него на родине кругом были фонтаны и каналы. Другой, коренной картенонец, вознамерился поставить на том месте памятник. Неважно даже, кому, лишь бы он (или она) был голый и с фиговым листочком между ног. Городской совет решил, что Картенону нужно и то, и другое. С тех самых пор на площади стоял памятник огромному голому мужчине без рук и ног
, зато с фиговым листочком, свисавшим с постамента. Из спины упомянутой скульптуры выходили многочисленные струи воды, по дуге устремляясь в небольшой бассейн
. Рядом с монументом находилась уютная таверна «У Венерыча». Именно туда и направлялся Баб.
Внутри оказалось темновато, но приятно пахло приготовленной индейкой, отчего, как минимум, дорогу до кухни можно было без труда найти на ощупь. За одним из столов сидел ромулинянин лет тридцати с военной стрижкой, но слегка небритый, что как бы намекало – он здесь не при исполнении. Легионер кивком поприветствовал Дариба и хитро прищурился, глядя на Лангу. Баб присел напротив него, показав карминцу, чтобы расположился рядом.
– Вижу, ты решил не терять время, – военный отхлебнул из одной из стоявших рядом кружек.
– Да, Публий, – усмехнулся Дариб. – А ты решил не тратиться на эль для нашего карминского друга?
– Раб – это вещь, зачем на неё тратиться?
– У тебя отсталые взгляды, Публий, – Баб глотнул эля и слегка кашлянул. – Рабство крайне неэффективно экономически. Крепостные – вот кто двигатель прогресса. Ну, и наёмники, конечно.
– Кто знает, – ухмыльнулся воин и повернул голову к Ланге. – Нравится заведение?
– Оно… уютное, – выбирая слова, ответил карминец.
– Раньше здесь было лучше. В соседнем здании располагался бордель, и девочки иногда захаживали сюда за клиентами. Увы, название таверны сыграло дурную шутку с этим бизнесом. Клиенты, знаешь, стали шептаться, что это всё неспроста.
– Девочки – это прекрасно, но давай поговорим о деле, – вмешался Дариб.
– Валяй, – Публий снова отхлебнул из кружки.
– Как я и подозревал, мне нужны вещи, которые ваш патруль конфисковал у карминцев.
– Что за вещи? Никаких вещей я не видел, – наигранно ответил воин.
– А если я заплачу за наш визит? – Баб заглянул в глаза соотечественнику.
– Тогда… Официант! Подай индюшатину с овощами! Три порции! И ещё один эль!
– Публий, не наглей!
– Ладно-ладно! Больше ничего просить не буду, – усмехнулся он. – Какие именно вещи тебя интересуют?
– Одежда, обувь, – уклончиво ответил Баб.
– Наш десятник, Ка?ссий Максимилиа?н, позавчера сплавил все шмотки одной торговке, И?де Кунла?о-Берште?йн.
– Где её найти?
– У Иды прилавок на Бронзовом рынке, первый в крайнем правом ряду. Не заблудишься.
– Иметь с тобой дело – одно удовольствие.
– Пока не могу сказать про тебя то же, – ответил воин, принявшись за только что поданную индейку.
На некоторое время за столом воцарилось молчание. Вернее, чавканье. Ланге тоже досталась порция птицы и бокал выпивки. А ещё официантка оказалась его землячкой и украдкой подмигнула парню, отчего день заиграл новыми красками. Может, карминец даже подмигнул бы в ответ, будь у мадам чуть больше зубов. Увлёкшись ужином, Ланга не заметил, когда Дариб успел расплатиться за яства и, вообще, расплатился ли. Так или иначе, едва тарелка опустела, как уже пора было уходить. Публий отправился по своим делам, а Баб и Ланга – по своим.
Бронзовый рынок назывался так отнюдь не из-за того, что занимал третье место по размеру среди Картенонских торговых площадок. И лишь отчасти из-за ассортимента продаваемых товаров. Вопреки надеждам бродячих музыкантов, никаких тромбонов или труб там отродясь не бывало. Зато были памятники, украденные из других городов во время военных действий. Постепенно Бронзовый стал одним из основных мест сбыта краденного, конфискованного и честно найденного у соседа в кармане. Площадь рынка никак не огораживалась, а условные границы обозначали всё те же висевшие на столбах цветастые ленты.
Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, а торговля и не думала сбавлять обороты – напротив, с приходом темноты ассортимент заметно расширился. Пока путешественники продвигались к первому прилавку в крайнем правом ряду, им четыре раза предложили баранки с беленой, «выращенной лично «гадюками» в эльфийской топи», три раза – сушёные куриные экскременты в форме таблетки, «покупай родное», и два раза – натуральный отвар из сомнительных трав. Помимо этого, повсюду продавались и вполне нормальные товары: масла и специи, оружие и доспехи, вазы и столешницы. Всё почти наверняка было краденым, а некоторое – краденым дважды или даже трижды.
Под тусклым светом круглых бумажных фонариков Баб Дариб и Ланга каХаму пропускали прилавок за прилавком, не реагировали на торгашей, буквально подбегавших к ним с предложениями купить чудесное мыло ручной работы, честно свистнутое из дома мастера, и вообще, старались не отвлекаться от цели. Наконец они добрались до довольно большого прилавка, у которого хозяйничала средних лет женщина с вьющимися волосами, странно отсвечивавшими медью. При виде мужчин дама тотчас схватила какие-то брюки и затараторила, не дав им даже поздороваться.
– Какие люди! Какие люди, мать моя, посмотрите на эти замечательные штаны. Я уверена, просто уверена, они Вам к лицу, молодой человек. Очень подходят, и не надо будет носить эти тряпки, я знаю, Вы стесняетесь, а, gharama, просто примерьте.
– Мадам, мы хотели бы, – начал Баб, как тут же был перебит.
– Я знаю, знаю, что Вам нужно, вот этот гамбезон, роскошный, всего за полцены отдам. У него тут, правда, стёрлось немножко, но зато не худой. А что стёрлось, так оно даже лучше. Mama mia, он прекрасно гармонирует с цветом Ваших глаз. Скаарвская работа, натуральная кожа. Да, esattamento, наверняка телячья. К телу очень приятная, у меня брат мужа такую…
– Мы хотели бы, – настойчиво проговорил Дариб, – приобрести сапоги. Карминские.
– Карминские? Gharama, у нас карминских много, разные есть, я все покажу, какие хотите. Есть на ремешках, есть со шнурками, есть простые. Бывают унты ещё, они, конечно, не карминские, но, wa'ema atkalam alhaiga, это чудесная работа, вы такой нигде не найдёте, разве что в соседней лавке, но там дороже на ве?рику и восемь катр
, а я ещё и скидку сделаю…
– Нам нужны вполне определённые сапоги, – вмешался Ланга. – Высокие, сафьяновые, с медными пряжками. Их вчера Вам передали ромулиняне.
– Сафьяновые с медными пряжками… – на мгновение задумалась Ида, после чего быстро побежала куда-то за прилавок. – Конечно, помню-помню. Kamat minwa 'amtieatahumn wasalama. Massain kutal! Wu b?tamena fei makaan.
Пока мадам Кунлао-Берштейн рыскала по ящикам и сумкам за прилавком, Баб тихо обратился к Ланге:
– На каком языке она говорит?
Ланга пожал плечами.
– Ни слова не понимаю, – продолжил ромулинянин.
– А я, разве что, пару слов. И то, с трудом.
Речь Иды действительно представляла собой ночной кошмар переводчика: в силу того, что её отец был наполовину хассом и наполовину ромулинянином, а мать – чистой карминкой, жившей на острове Пранше, в речи торговки смешались все языки её родственников, причём обязательно с чудовищным акцентом. Одно время сама Ида работала на переехавших в Картенон тёмных эльфов, потом на скаарвов из Свенскара, потом ещё на кого-то, кто ж теперь вспомнит. В общем, не только наследственность, но и факты биографии превратили речь этой женщины в неистовый коктейль, перед которым даже сам город Картенон иногда приподнимал крыши домов.
Наконец, торговка вылезла из-под прилавка и пожала плечами:
– Точно видела, господин, но не могу найти, suenzhu, знаете ли.
Путешественники не знали, потому некоторое время молчали. Ида быстро заполнила паузу и предложила Ланге сразу восемь различных сорочек и шляпу с полями. Растерявшегося на мгновение карминца вмиг поддержал Баб и отвлёк внимание мадам Кунлао-Берштейн на себя.
– Нам очень нужны эти сапоги, поэтому давайте договоримся. Я дам Вам четыре арморики, а Вы вспомните, куда их дели.
Ида снова ненадолго замолчала.
