Группа авторов "Средневековые видения от VI по XII век"

Чтобы объяснить необыкновенную живучесть видений, недостаточно рассматривать их только как литературный жанр: необходимо взглянуть на них как на психофизиологическое явление[2 - Психофизиология сна, коматозных состояний стала предметом интенсивных исследований как в СССР, так и за рубежом; см.: Невский В. А. Клиническая смерть как обратимый процесс умирания. М., 1951; Он же. Некоторые методологические проблемы современной реаниматологии // Вопросы философии. 1978. № 8. С. 64–73, а также Hamlin H. Life after Death // Journal of American Medical Association. Vol. 190. 1964. Р. 112 and passim; Wolff U. Aspecte einer moderner Thanatologie // Die Berliner Artzekammer. 1967. Hf. 114.], в основе которого лежат три фактора: летаргическое состояние, галлюцинации (в экстазе или бреду) и сновидение. Всякое видение содержит один из этих трех мотивов <…> если только обстановка его не обойдена молчанием.

Причудливые сочетания образов, которым и наша наука еще не нашла удовлетворительного объяснения, поражали античных и средневековых людей таинственностью своего возникновения, вызывали искания и домыслы относительно их источника. Естественнее всего было определить этот источник как трансцендентный, а сами видения – как продукт сверхъестественной силы, то божественной, то дьявольской. Дальнейшая ступень – это искание смысла и цели в действиях указанной высшей силы, т. е. желание извлечь из видения общеполезное познание. С этого момента предполагается уже объект поучения, т. е. публика, и создается твердая почва для возникновения литературного произведения.

В самом деле, поучительная цель накладывает на рассказ о видении известные обязанности: не всё в содержании видения отвечает указанной цели; а это приводит к отбору материала. Естественно, например, что видение, явившееся в религиозном экстазе, когда воля и мысль ясновидца направлены на предметы культа, будет заключать в себе больше возвышающего душу материала, чем рядовое сновидение. Потому среди снов и происходит известная дифференциация. На одной стороне – обычные, обманчивые сны, из которых не надо делать никаких выводов; так поступает клирик в О. 5 <…> «сочтя видение за обманчивый сон». На другой стороне – истинные видения, заключающие в себе долю божественной истины, для всех обязательной и для всех интересной: недаром схоластик Анселл <…> молится о том, чтобы сон его имел значение видения. Но и внутри каждого видения должна была происходить сортировка полезного и бесполезного материала. При этом единственным критерием было сравнение с уже установившимися представлениями: если видение заключало в себе что-либо похожее на традиционные верования, оно почиталось достойным обнародования. Так, Беда в предисловии к Др. считает это видение годным для «просвещения душ», так как оно «похоже на древние чудеса». Такова обстановка момента, с которого видение попадает под влияние традиции и начинает жить жизнью всякого произведения словесности.

Влияние внешнего мира на создание видения осуществляется, конечно, через автора, и тут нам приходится считаться с одной специфической особенностью нашего материала. Дело в том, что большинство сохранившихся видений обладают двойным (или тройным) авторством. В самом деле, из первых рук мы получаем видение лишь в редких случаях. Во всем материале, относящемся к нашей эпохе, сам ясновидец является рассказчиком только в Эд., Аудр. и О. 1–4. Во всех остальных случаях рассказ ясновидца прошел через обработку одного или двух (Гр. В. 1, Др., Берн.), а то и более (Гр. В. III) лиц. Таким образом, большинство видений являются как бы плодами коллективного творчества. Этим обстоятельством и обусловливается дальнейшее развитие видений. Традиционные и злободневные элементы проникают в рассказ двумя путями: через ясновидца и через редактора (или редакторов).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70762405&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

1

См.: Гаспаров М. Л. Работы Б. И. Ярхо по теории литературы // Труды по знаковым системам, IV. Тарту, 1969. С. 504–514; Гаспаров М. Л. Каролингские тетраметры и теоретическая модель латинского ритмического стиха // Античная культура и современная наука. М., 1985. С. 193–200.

2

См. английский перевод публикации М. Л. Гаспарова: Yarkho B. A Methodology for a Precise Science of Literature (outline) // Russian Poetics in Translation. Vol. IV. Formalist Theory. University of Essex. 1977. Р. 52–70.

3

Гаспаров М. Л. Неизданные работы Б. И. Ярхо по средневековой латинской литературе // Тезисы конференции «Западноевропейская средневековая словесность». М., 1985. С. 16–18.

4

См.: РГАЛИ. Ф. 2186. Оп. 1. Ед. хр. 60 и 75.

5

См. нашу публикацию в альманахе «Восток—Запад», выпуск четвертый (М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1989. С. 18–77). Более позднее и частичное использование переводов Ярхо – см. Книга загробных видений / Сост. П. Берснева, А. Галата. СПб.: Амфора, 2006. С. 245–278.

6

Звездочками отмечены те тексты, которые были переведены Б. И. Ярхо для сборника.

7

Самые ранние рукописи этого текста датируются XI веком, предположительный оригинал памятника был написан на греческом. Ср. более подробное описание в Тантлевский И. Р. Книги Еноха. М.: Мосты культуры, 2002.

8

См. его слова: «…для некоторых видений у нас или вовсе не было под рукой текста… или был весьма плохой… по той простой причине, что книга эта написана в Москве летом 1918 г.» (л. 222).

9

Веселовский А. Н. Данте и символическая поэзия католичества. – 1866, декабрь // Веселовский А. Н. Собрание сочинений. Т. III; Пономарев А. Собеседования Григория Великого о загробной жизни в их церковном и историко-литературном значении. СПб., 1886; Шепелевич Л. Ю. Этюды о Данте. Апокрифическое видение св. Павла, т. 1–2. Харьков, 1891–1892.

10

Ancona D. I precursori di Dante. Firenze, 1874; Delepierre O. L’ Enfer. Londres, 1876; Dietrich A. Nekyia. Lpz, 1893; Ebert A. Allgemeine Geschichte der Literatur des Mittelaters. Vol. II, 1889; Frietzsche C. Die lateinischen Visionen des Mittelalters bis zur Mitte des XII-Jahrhunderts // Romanische Forschungen. Bd. 2–3. Erlangen, 1886; Graf A. Miti, leggende e superstizione del Medio Evo. Vol. 1, Torino, 1892; Labitte Ch. La Divine Comedie avant Dante // Revue des deux Mondes. T. 31, 4 serie. P. 1842; Ozanam A. F. Les sources poetiques de la Divine Comedie // Oeuvres. Vol. V. Paris, 1845; Villari P. Antiche leggende e tradizioni che illustrano la Divina Commedia. Pisa, 1865; Wright Th. S. Patrick’s Purgatory. L., 1844; Zingarelli N. Dante // Storia litteraria d’Italia, scritta de una societa di professori. Milano, [s. a.]. Р. 457–474.

1

As?n Palacios M. La escatolog?a musulmana en «La Divina Comedia» de Dante. Madrid: Impr. de E. Maestre, 1919.

2

См.: Cerulli E. Dante e l’Islam // Al-Andalus. XXI. 1956. Р. 229–293; Levi Della Vida G. Nuova luce sulle fonti iclamiche della Divina Commedia // Al-Andalus. XIV. 1949. Р. 377–407; Rougemont D. L’ Amour et l’Occident. P. 1970. Р. 151–154; Corbin H. Creative Imagination in the Sufism of Ibn Arabi / Transl. by R. Manheim. Princeton, 1969. Р. 100–101.

3

Гуревич А. Я. Западноевропейские видения потустороннего мира и «реализм» Средних веков // Труды по знаковым системам. VIII. Тарту, 1977. С. 3–27; Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. С. 176–239.

4

Совершенно очевидно, что самое существование этого жанра связано с явлением клинической смерти. Для Б. И. Ярхо и его современников этот фактор еще не известен, но с тех пор научная литература по клинической смерти насчитывает тысячи работ. См. библиографические указания в работе: Samuel Southard, Death and Dying: A bibliographical survey (New York, 1991); а также The Sociology of death: theory, culture, practice / Edited by David Clark (Oxford, UK; Cambridge, MA, 1993).

5

Содержание передается следующим образом: «Ферондо, отведав некоего порошка, похоронен за мертвого; извлеченный из могилы аббатом, который забавляется с его женой, он посажен в тюрьму и его уверяют, что он в чистилище; воскреснув, он воспитывает сына, рожденного от аббата его женой» (см. Боккаччо. Декамерон / Пер. А. Н. Веселовского. М., 1955. С. 218).

6

Опосредованные следы этого жанра существенны для Кальдерона в таких пьесах, как «Маг-чудодей», сюжет которой заимствован из «Графа Луканора» (1335, Хуан Мануэль), чьим источником была арабская легенда.

7

Ср. размышления аргентинского писателя и поэта Х. Л. Борхеса об этом фрагменте в специальном эссе «Сон Кольриджа» (Борхес Х. Л. Проза разных лет. М., 1984. С. 202–205). Уже в наши дни «Кубла-Хан» рассматривается в контексте визионерской литературы М. Б. Ямпольским в статье «Литературный подтекст в структуре фильма» (Литературный процесс и развитие русской культуры XVIII–XX вв. Таллин, 1985. С. 110–112), где автор заодно обращает внимание на вставные видения в романе Диккенса «Тайна Эдвина Друда».

8

Для Б. И. Ярхо эта тема у Кальдерона не прошла незамеченной: ср. его реферат «Традиционный сюжет в драме Кальдерона „Жизнь есть сон“» (не позднее 1912 г. – РГАЛИ. Ф. 2186. Оп. 1. Ед. хр. 91).

9

Точная датировка приводится во вступительной заметке к Указателю образов и мотивов: РГАЛИ. Ф. 2186. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 222. Обратим внимание на близость в подходах Б. И. Ярхо и Т. Манна к своему предмету, что засвидетельствовано автором романа в позднейшем автометаописании: «…идея, с которой я давно уже прочно сжился – построить ораторию на дюреровских иллюстрациях к апокалипсису… внутренняя сфера этого произведения будет по возможности расширена общими эсхатологическими мотивами и, вобрав в себя всю „апокалиптическую культуру“, явится своего рода квинтэссенцией всех предвещаний конца. … Мне казалось соблазнительным подчеркнуть то психологически любопытное обстоятельство, что в данной сфере издавна существует преемственность, традиция, наделяющая одержимых уже сложившимися образами и эмоциями, что, как сказано в тексте, „налицо известная повторяемость наитий прошлого, несамостоятельность, заимствованность, шаблонность исступлений“» (Манн Т. История «Доктора Фаустуса»: Роман одного романа // Манн Т. Собр. соч. Т. 9. С. 307–308; курсив мой. – А. Г.). См. также: Frankfurter D. Early Christian Apocalypsism: Literature and Social World. New York; London, 1998.

10

См. газетный отчет: Студия. М., 1912. № 23. С. 7–8; а также: Старк Э. Старинный театр. II, 1920. С. 33; Хидекаль Р. Театральные работы В. А. Щуко // Искусство. 1975. № 1. С. 41–42.

11

Краткость фрагмента позволяет привести его целиком: «И тогда расплываются мертвые их тела, омыляясь будто туманной пеной… голубиное дитятко, восторгом рожденное и восставшее из четырех мертвых тел, как душ вяжущее единство – кротко ластится… И уже стен нет: голубое рассветное с четырех сторон небо: внизу – темная бездна и там плывут облака; на облаках, простирая к дитяти руки в белоснежных одеждах, спасшиеся голуби, а там – вдали, в глубине, в темноте большой, красный, объятый пламенем шар и от него валит дым: то земля; праведники летят от земли, и новая раздается песнь:

Светел, ох, светел воздух холубой!
В воздухе том светел дух дорогой!
Но все истаивает, как легколетный чей-то сон, как видение мимолетное…» (Белый А. Серебряный голубь. М., 1910. С. 264–265).