Товарищ Андрей "Записки сибирского бандита. Книга первая. Черный ферзь"

В отечественной литературе и кинематографе есть от силы две-три книги и такое же количество фильмов о том, какова была реальная жизнь в лагерях и тюрьмах в эпоху 90-х. Все остальное, снятое и написанное, не имеет к происходившему в те годы никакого отношения. Ситуация, сложившаяся на тот момент в криминальном мире описана без цензуры и прикрас в серии книг: «Записки Сибирского бандита». Представленная ниже на суд читателя работа, показывает на примере отдельно взятого города реальное положение дел по обе стороны забора. Описываемые события в полной мере отображают атмосферу той эпохи, со всеми ее минусами и плюсами. Все повествование составлено из рассказов очевидцев тех событий и личного опыта автора. Предлагаю вашему вниманию первую книгу цикла, под названием: «Черный Ферзь». Важно! Автор не ставит своей целью очернить какое-либо режимное учреждение или, наоборот, пропагандировать различные субкультуры и движения, заполонившие нашу страну в определенный отрезок времени.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 10.06.2024

– Кубарев Александр……– начал я.

– Громче! Не слышу! – заорал режимник.

– Кубарев Александр. – чуть громче зашевелил я губами.

– Еще громче, осужденный! Ты у меня сейчас так петь будешь, чтоб вся зона слышала!

– А ты его на растяжку поставь. – услужливо посоветовал со своего места Алдабергенов.

Остальные «Блюстители» смотрели на меня с неприкрытой ненавистью. В эту минуту подумалось – откуда в них эта врожденная злоба ко мне и таким как я? Несколько часов назад я никого из них не знал, ни капитана Борю, ни старлея, ни казаха–Шлемку. Так откуда?! И за что? За то, что я не такой как они? Откуда эта звериная жестокость, эти налитые кровью глаза, это нескрываемое удовольствие от унижения других, более слабых, не способных сейчас дать достойный отпор. Куда делся человеческий облик? Ведь у вас, наверное, дети, семьи есть… Вы после работы отмываете свои руки от зековской крови и идете к своим женам, матерям, дочерям? Даже я, преступник в глазах общества, не смог бы так. Так кто же тогда вы?

– Ну, с чего начнем процесс перевоспитания? – старлей хлопал дубиной по своей ладони, обходя вокруг. – С ведра? Осужденный Кубарев!

– Я.

– Взять тряпку в руки!

– Да пошел ты. – Я знал, чем все это закончится. Так к чему тянуть резину. Пусть уж быстрее начинают.

– Выполнять! – удар дубины обрушился на мою спину. Я согнулся от боли, но через секунду выпрямился. Мои глаза встретились с глазами режимника.

– Глаза в пол! – рявкнул он, но я не отвел взгляда.

– Борзый, ссука!? Ну ничего, у меня и не такие ломались! – Литвинов, – обратился старлей к одному из наблюдавших безопасников. – Дай-ка наручники.

Меня развернули спиной и сковали руки. Наручники с металлическим скрипом стянули так сильно, что кисти сразу начали неметь. Подоспевший Алдабергенов ударом дубины по ногам сбил меня на пол. Потом были еще удары. Много. Сознание стало мутиться. Краем глаза успел выхватить стоявших в стакане зеков – их испуганные напряженные лица. Меня подняли и поставили на ноги.

– Ну что, не передумал в блоть играть? – голос старлея казался немного приглушенным, видимо один или несколько ударов, нанесенных по моей голове, привели-таки к сотрясению. – Возьмешь тряпку? Или продолжить?

– Возьму, – разбитыми губами с трудом промямлил я, и, не дав удивлению задержаться на ментовских лицах, добавил, – Если покажешь в каком законе написано, что ты имеешь право издеваться над осужденными.

Старлей поднял рукой мой подбородок и впился взглядом в мои глаза

– Давно я таких не видел! Ну что ж, ты сам это выбрал.

Снова начали бить с удвоенной силой, голова моталась из стороны в сторону, я кричал от боли. Втроем поставив меня на колени, с закованными за спиной руками перед ведром, наполненным уже грязной водой, капитан кричал в ухо.

– Последний раз спрашиваю, возьмешь тряпку!?

– Да пошел ты!

Через секунду моя голова погрузилась в грязную муть ведра. Я успел глотнуть воздуха перед погружением, но его все равно не хватило надолго. Режимники знали свое дело. Когда уже казалось, что сейчас захлебнусь, меня выдернули из ведра и дали немного отдышаться.

– Передумал? – удар кованым ботинком в грудь откинул меня к стене. Двое безопасников тут же подволокли мое непослушное тело обратно к ведру, и экзекуция продолжилась.

После пятого или шестого захода я уже не понимал, где нахожусь и что от меня хотят. Рвота вперемежку с кровью и грязной водой из ведра текла с моего рта на пол. Голова невыносимо болела, и казалось, что вместо глаз у меня два пузыря, которые вот-вот лопнут.

Наконец, блюстители утомились. Они поставили меня на ноги, но ноги уже не держали, так и бросили валяться на полу.

– Подожди, пусть немного одыбается. – сквозь туман слышал я разговор режимников, – Давай пока следующего. – и отрубился.

7.

Кто-то бил меня по щекам. Сознание с трудом возвращалось, и вместе с настойчивым запахом нашатыря прояснялось зрение. Вот уже вырисовался чей-то крупный нос с напяленными на него очками, рыжие усы и тощая шея, торчавшая из белого халата.

– Врач. – догадался я. – Лепила. Здорово походу меня отделали.

– Ну вот! Живой! – медик удовлетворенно потер руки и стал собирать разбросанные второпях медикаменты обратно в чемоданчик. Сразу же после этого возникла любопытная плоская морда Шлемки, только верх ногами.

– Живой, что с ним станется!

Я слабо повертел головой, пытаясь понять, где нахожусь. Мы были в помещении карантина, и я лежал на своем месте. Вокруг застыли обеспокоенно-сочувствующие лица зеков. Казах-прапор выпрямился и рявкнул на сидельцев.

– Чего собрались!? А ну-ка разошлись по шконкам! – арестанты нехотя выполнили команду. – А ты, – Серик с ненавистью и каким-то сожалением смотрел на меня, – Не расслабляйся, с тобой еще не закончили. Завтра Журавель на сутках, вот тогда точно ни один врач не откачает. Лепила попытался что-то возразить, мол рано ему вставать, но прапор быстро и грубо вытолкнул его в дверь. На пороге еще раз оглянулся, погрозил мне пальцем и вышел вслед за медиком.

Меня тут же облепили зеки. Кто-то совал кружку со свежезаваренным чаем, кто-то сигареты, а кто-то просто подошел посочувствовать. Равнодушных не было, все пытались помочь, облегчить, подбодрить человека, осмелившегося бросить вызов репрессивной машине, и страдавшего за свои убеждения. А может просто каждый видел во мне себя. Себя, не струсившего, не сломавшегося, с истерзанным телом, но так и не уронившем своего человеческого достоинства, ни в глазах зеков, ни в глазах мусоров. Каждый видел во мне себя, почти такого же, только чуть-чуть смелее, чем они. Такого, каким и должен быть человек.

Я подтянулся, уцепившись за верхний ярус, и с трудом сел на шконке, голова немного кружилась. Запустили кругаль с чифиром по кругу, сделав несколько глотков, мне показалось, что кого-то не хватает. Внимательно оглядев компанию, я понял кого именно. Подельника Кости Китайца.

– Братва, а где Демид?

– Демид в изоляторе. – за всех ответил Утюг. – Комар, расскажи еще раз для Сани, – обратился он к зеку. – Мы, брат, тоже не сразу поверили. Кроме вас с Демидом отказников-то и не нашлось. Я стар уже здоровьем разбрасываться, да и силы уже не те. Остальные тоже как-то… А вообще, жесткая приемка конечно, давно не видел, чтобы так этапы ломали. Лютуют мусора. Не боятся.

– Как Демид! – не удержался я. – Он же завхоз!

– То-то и… Рассказывай, Комар, видишь человек интересуется.

– Ну в общем так. – начал Кумаринов, – Как ты отрубился, менты от тебя отвязались, только этот казах толстый, ссука, подходил изредка и пинал, очухался али нет. Остальных вызвали, но никто больше в отказ пойти не решился, после такой-то обработки. Все тряслись, стояли. А грузину как вдоль седла дали, так он готов был всю дежурку перемыть. – арестанты весело загоготали, а Горгадзе встрепенулся.

– Ээээ, ты зачем Биджо обидно говоришь! Больно били, струхнул малость, с кем не бывает. А мне Куба сам сказал, если не уверен, не лезь, будешь мужиком катить, не стремно это, да брат? – глаза грузина заискивающе смотрели на меня.

– Правда генацвале, правда. Не переживай. В зоне девяносто процентов такие как ты. На мужике, по сути, и лагерь держится.

– Ну вот! – дитя гор импульсивно взмахнул руками. – Видишь, что человек говорит!

– Да не дергайся ты, Биджо! Давай дальше шебурши, уважаемый. – вернул разговор в нужное русло Утюг.

– Ну короче, все за тряпку взялись. А завхоз этот, значит, последним в списке был. Менты, видно, долго с ним возиться не намеревались, в деле-то тачковано, что он на должностях состоял, ну и смысл ему с режимом бодаться. Ну а Демид возьми да скажи, не буду мол полы ваши мыть и заявление писать не буду, у безопасников аж бельма чуть не повылазили! Дак ты ж, говорят, красный по жизни! А он – «Ну и что? Если я красный что ж у меня уважения к себе нет что ли!» Ну, говорят, сам напросился. И давай его всей кодлой месить. Казах этот Шлемка особо старался падла! Но так и не заставили они его. Говорят, можешь не мыть, просто возьмись за тряпку, а он зубы сжал и головой мотает. Сколь не пинали все ни в какую. Потом старший ихний капитан говорит – «В изолятор его, пусть Журавель завтра разбирается.» Закоцали в наручники и увели. Потом про тебя вспомнили, подошли, а ты еле живой. Сразу засуетились, велели лепилу позвать. Нам приказали тебя в карантин оттащить, чтоб если что не в дежурке кони двинул, а шныри штабные стали кровь с полов замывать. Дальше и без меня знаешь, сам видел.

– Молодец Демид! Не ошибся я в тебе! – вслух подумал я. – А ты, Биджо, не хотел с ним общаться. Видишь, какого великого духа человек! Тебе на будущее скажу, а ты послушай. Один мой близкий первым сроком на двенашке сидел, на общем режиме, так вот там за лагерем бывший завхоз смотрел – Дима Марадонна. И ничего, никто харю не воротил, а наоборот, все с уважением. А знаешь почему? Потому что на тот момент никого более достойного в зоне не было, чтобы за лагерь в ответе быть. Да еще режим общий! Мусора что хотят. то и наворачивают, хули с первоходов веревки не вить, они жизни лагерной еще не видели, не знают, как быть должно. А у человека три ходки за плечами к тому времени уже было. Да и то ведь отсидеться мог, не лезть! Ему-то что, он же красный. Ан нет! Видит, что мусора лютуют, а встать за мужика некому, не побоялся за шкуру свою. Стал братве объяснять, как должно быть на самом деле. Против режимников в открытую пошел, половину здоровья там оставил, но положение в лагере выровнял! За что и уважение от братвы ему. Вот так-то, генацвале.

Снова немного закружилась голова, походу сотрясение как минимум. Но чифир уже начал свое лечебное действие, зрение улучшилось, появилась ясность в мышлении и слабенькая бодрость в избитом теле. Арестанты вокруг гудели, перебирая в разговоре перипетии прошедшего дня. Кругаль с крепким чаем расслаблял и одновременно располагал к разговору. Под шумок Утюг наклонился ко мне и негромко спросил:

– Как думаешь, долго мурыжить будут тебя?

– Не знаю. Как карта ляжет. Думаю, после сегодняшнего удивить меня они уже ничем не смогут.

– Завтра Журавель на сутках, Владимир Василич. – дед сощурился. – Его вся Обская управа знает. Слыхал?

– Слыхал. Но так, краем уха, на Централе говорили, что на шестерке он начальником режима.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70767229&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом