Татьяна Ретивова "Похвалы из-за грани (цы)"

Пока белуга замечталась на палубе
под бенгальскими огнями, тень
оборотня зависла над межами
вопросительным знаком на устах

заколдованной твари Божьей.
Как лучше ускользнуть навсегда
в межбрежном пространстве
разлитом как то самое, молоко

над которым нет смысла ронять
слезу. Поспела конопля, подсолнухи
в трауре нагнулись над надгробием
безъяблочной межи. Три Спаса впереди!

Ковыль с полынью, Каин и Авель,
воюют над степями, ошеломев.
Земля гудит родноплеменной
междоусобицей. А в сгустках крови

проступают ростки бабьего лета.
Поспевшая лахудра рута червона
своим дурманом оцепенела сон
замечтавшихся соломенных вдов.

И снятся белуге реки текущие артериально
и хладнокровно, замутилось воображение ея.
«Riviere des regards au songe, riviere qui rouille le fer
Ou let etoiles ont cette ombre qu’elles refusent a la mer».
(Rene Char)

А метафора все злилась как некая
Марфа на Марию восторженную
своими ручьями слез омывая плоть
до оскорбительного блеска.

    Киев, 1–5 августа 1999 г.

Каламбуры

– Un —

В огороде падали плоды
Plopping earthward in my thrall
Entre les ailes de mon ange-guardien.

Вздыхая, они нежились в траве
Like the sound of one hand clapping,
Dйrangeant mon sommeil irregulier.

На фоне картавящей реки.
At the edge of the stuttering river,
Ou gemissant parfois, on jumelait,

Балдея от строптивости своей,
Erratically tripping from A to Z
Je cherchai le sense йquivoque de tes mots.

Зловещие слова порхали надо мной
With the frigid weight of their incumbency.
Quand je frйmis, mon ami, je ne suis que triste.

Абажуры! Вы не в своей тарелке!
The larkspur sings over St. John the Wort’s head.

Tu me rends folle avec ton insouciance.

L’amour n’est qu’un calambour!
L’amour n’est qu’un calambour!
L’amour n’est qu’un calambour!

– Deux —

В разгаре лягушиного трезвона
Луна косилась на Десну свекровью,
Тебя нырнувшего в межбрежье
Не забывала брошенная жена.

Ах ты примак несчастный, уходи!
И уходя запри меня на ключ,
Чтоб об стены я выбивала рифму
И месячными метила углы.

На струге, по реке, ты поплыви
В свои неугомонные Бровары,
Где город возникает как из пепла
Под куполом сияющих разложений.

И в стремени твоем я развернусь
(как в душегубке) собственной рукой
Тетиву запряженную стрелой
Пущу я свистом, опрометью на Русь

Сие тритьевошние строфы
Отмежавшись от дикого Триполья.
Пускай до Беловодья долетят,
И зимородком спустятся ко дну.

    Киев, 29 августа – 11 сентября 1999

Под боком у бермудского треугольника

«Не идёт место к голове, но голова к месту»

    Из Ипатьевской летописи, 1151 г.

I. ИЗ ЮЛИАНСКОГО…

Попробуйте лишить меня словес
Заброшенных и пустодворных.
Дни знойные, бок о бок – облаками
Плывут. А слог мой кроток, тяжеловес.
Пересказав одно и то же трижды,
Я самогоном стих перегнала,
Пускай настаивается самдруг
Мой с ботвою поздней,
Пока я зарево опознаю.

Небосклон! Промой мне веки
Скипидаром. За бугром
Стоит времянка заржавевшая.
Все пути сообщения перекрыты.
Вздох. Сено/солома, стрижено/
Брито, мы с тобой два копыта
Не в пару. Из разных грядок.
Давеча не о-с-о-з-н-а-в-а-л-и.

Берег распоясался натюрмортом,
Заиндевевшись до минусов
Семи, десяти. А ты мне, вопреки
Тому, кому-чему… Исчерпано.
Посмотри! Аист непарного
Выбросил летом, а тот кубарем,
Да перед нами. С тех пор
Ходит за мной, неугомонный.

А ты всё прямолинейной меркой
Измеряешь. Сравниваешь свою мзду
С моей грядкой, что меня вырыгнула
Как корова своё млеко парное.
Ночь. Печь расстелилась под нами
Каменисто-раскаленная в 7х7 раз.
По крыше бродит сыч. Стрелец прицелился
В звёзды, разбросанные вдребезги.
И пауза разлилась по небесам.

Четверг. Как оприходованная рухлядь,
Я отсчиталась по частям. Речи.
Твой след простыл. Да ну тебя.
На фоне утвари лесной,
Колодец, вёдра, таз – у нас
Настал священный, чистый час.
С непарным на плече своём
Я нынче собралась в поход…

Ах ты поле, мое Триполье, биополе,
Это я, ваша белогвардейка, перекати-поле,
Отрыжка белая на фоне сгустков крови.
Пограничники строгие задрав
Рукава отбирают у сорок-белобок
Припрятанное: розовые лепестки,
Обкатанные маком. Конопляное масло,
Боеприпасы, стронций, ледокол.

II. …В ГРИГОРИАНСКИЙ

В дали порхает парус мой родной.
И вот она, пурпуровая земля,
Извивающаяся медянками, гремучками.
Но где же эти волны янтарного зерна?
Амбары лопаются от изобилия.
(Нам с тобой по пути?
Как молнии с громоотводом…)

Утро. Спотыкаясь о гарбузы,
Я бегом чрез межи багрянца
Под крайним углом Бермудского
Треугольника… Какого? Северного.
Я вся – в душераздирающихся репейниках.
Стремглав, по-сеттерски, я узнаю следы.
Тут срезали косу мою.
Здесь похоронены утята после мора.

Там луг, где затаив дыхание
Я ухмылялась с каннабис сативой.
Под этим двухсотлетним дубом
Наш дед, удя, навеки задремал.
Рыб отпустил аж до Босфора,
Сообщение из ниоткуда.
Вести, вести нежеланные